Повтор программы от 21.12.19
Леонид Велехов: В ноябре 2019 года исполнилось бы 90 лет Олегу Борисову, выдающемуся русскому актеру. Мой гость сегодня – автор книги о нем, известный журналист Александр Горбунов.
(Видеосюжет об Олеге Борисове. Закадровый текст:
В 70–80-е годы прошедшего уже столетия он был не просто звездой нашего театра и кино. Звезд, как известно, на небе много, а он был кумиром, или еще лучше употребить в отношении его старомодное выражение "властитель дум". Олег Борисов был актером именно такого рода – выразителем наших настроений, сомнений, рефлексий, независимо от того, играл ли он Шекспира, Достоевского, Шолохова или в фильмах о современной жизни, будь то "Остановился поезд", "Парад планет" или "Слуга"… Такого рода актеры чрезвычайно редки – в борисовском поколении можно упомянуть еще только, пожалуй, Сергея Юрского и Иннокентия Смоктуновского…
Впрочем, слава, причем оглушительная, всесоюзная, настигла Борисова еще раньше, в самом начале 60-х, когда он, тридцатилетний актер киевского Театра русской драмы имени Леси Украинки, сыграл главную роль в кинокомедии "За двумя зайцами", снятой по забытой старинной украинской пьесе. Фильм стал абсолютным, выражаясь современным языком, хитом, бил рекорды сборов, а борисовский герой, Свирид Петрович Голохвастый, этакий прообраз Остапа Бендера, превратился в персонаж нарицательный, его реплики стали репризами и афоризмами в устах миллионов советских зрителей. Все эти "жилётка", "метэля"; "не тот парад на лице"… Да что там, давайте послушаем и увидим это в оригинале…
И это ведь, кажется, совсем другой Олег Борисов, чем тот, с описания которого я начал. Тут-то его надо ставить в ряд с Андреем Мироновым и Георгием Вициным…
Но вот такой он и был – необычайно разный на разных этапах своей жизни. Он много сыграл, а еще больше не сыграл. Две лишь роли в Достоевском, для которого, конечно, он был рожден как актер, одна – в Шекспире, одна – в Чехове, одна – в Гоголе...
Впрочем, не будем пенять, жизнь в искусстве была прожита большая, хотя и короткая. Все эти противоречия судьбы Олега Борисова глубоко и убедительно раскрыты в книге моего сегодняшнего собеседника Александра Горбунова, вышедшей в свет в дни 90-летия со дня рождения этого, бесспорно, уникального актера).
Студия
Леонид Велехов: Я начну именно с книги, она мне очень нравится, во-первых, любовью к предмету, но это как бы такое необходимое условие, без которого такого рода книги вообще нет. Но еще больше она мне нравится своей добросовестностью: в ней нет "театроведчины", говорю как театровед, то есть нет красивостей описания борисовской игры в той или иной роли, чем часто грешат труды нашего брата. Я вас знаю как замечательного спортивного журналиста. Откуда такое вгрызание, погружение и не просто в актерскую биографию, но в суть профессии, в суть театральных процессов? Вы такой завзятый театрал или все-таки исключительно борисововед?
Александр Горбунов: Я бы сказал, что я скрытый театрал. Но ведь все идет, как вы правильно заметили, от любви к Борисову, с которым, так сложилось в жизни, я познакомился в августе 1978 года. Познакомил нас не кто иной, как выдающийся футбольный тренер Валерий Васильевич Лобановский, с которым Борисов дружил со времен киевского "Динамо", точнее, со времен первой победы киевского "Динамо" в чемпионате СССР в 1961 году. Вот с той поры Борисов, работавший тогда в киевском Театре Леси Украинки, дружил с Лобановским. Потом так сложилось в жизни, что мы подружились с Лобановским, и он меня познакомил с Борисовым во Львове. Во Львове тогда киевское "Динамо" проводило два или три матча чемпионата СССР, потому что олимпийский киевский стадион готовился к Спартакиаде народов СССР 1979 года и Олимпиаде-80, и Киев проводил выездные матчи во Львове, а потом и в Харькове. И во Львов приехал Олег Иванович со своим сыном Юрой. Они приехали на машине, была отпускная пора. Олег приехал навестить своего друга, посмотреть игру. Вот мы там и познакомились. Так получилось в жизни, что мы подружились. И вот от любви именно к этому человеку возникла идея, после того как я написал две книжки в серии "Жизнь замечательных людей" об Анатолии Владимировиче Тарасове и о Валерии Васильевиче Лобановском: почему бы не написать книгу об Олеге Борисове, которого в этой серии не было? Спасибо издательству, что оно пошло мне навстречу.
Леонид Велехов: Замечательно, что издательство пошло навстречу, что получилась такая книга, достойная портретируемого. Олег Борисов был, конечно, актер очень необычный и для того времени, и для нашего времени. Я думаю, что, родись он как актер сегодня, он бы и сегодня приковал к себе внимание: столько в нем было загадки, какого-то драматизма, рефлексии.
Александр Горбунов: А что касается театроведческих и киноведческих дел, то, конечно, я не мог без них обойтись. И время от времени, конечно же, в этой книге я ссылаюсь на мнения многих замечательных людей, связанных с театром, с искусством театра, с искусством кино, мнения людей, с которыми работал Олег Иванович, например, с Вадимом Абдрашитовым, с которым были сняты три, на мой взгляд, очень сильных фильма – "Остановился поезд", "Парад планет" и "Слуга", и со многими другими людьми. И, конечно, огромную помощь мне оказала Алла Романовна Борисова, вдова Олега Ивановича.
Леонид Велехов: Вдова и его единственная жена, подруга всей его жизни.
Александр Горбунов: Да, единственная жена, с которой они прожили всю жизнь вместе.
Леонид Велехов: И это очень хорошо, что и театроведческая литература привлечена, это все создает фон.
Александр Горбунов: Плюс дневники Олега Ивановича.
Леонид Велехов: О дневниках я не говорю – это совершенно замечательная вещь, достойная отдельного разговора…
Александр Горбунов: Без знаков препинания. Подготовлены его сыном Юрой.
Леонид Велехов: Актер известный, знаменитый, звезда по тем временам (тогда не так часто употребляли это слово) – со счастливой судьбой, как вы считаете?
Александр Горбунов: Это очень сложный вопрос. Он последний Новый год встречал в Ленинграде, где были репетиции у Додина. Была генеральная репетиция, в спектакле он не сыграл, потому что уже окончательно заболел и скончался. Но вот Новый год, они были вместе с Аллой Романовной, он ей сказал: "Я, наверное, счастливый человек, потому что я сделал все, что хотел".
Леонид Велехов: Ах, так все-таки…
Александр Горбунов: Вот так было сказано. Но если брать его путь, то, конечно, столько было…
Леонид Велехов: Причем не абстрактно даже несыгранных ролей, но ролей, которыми его обнесли, потому что ставились спектакли, в которых, казалось, роли были "его"…
Александр Горбунов: Вы говорите о ролях, а я говорю вообще о том, что происходило. Потому что, в общем-то, в его жизни было четыре этапа – это Школа-студия МХАТ, Театр Леси Украинки, БДТ и МХАТ. Школа-студия МХАТ. Выпускник, которому все прочили место во МХАТе… Просто говорили открытым текстом, что Борисов будет после выпуска играть во МХАТе. Нет!
Леонид Велехов: Но, с другой стороны, и слава богу. Ну, попал бы он в тот МХАТ, которым руководила коллегия, состоявшая из замечательных актеров и режиссеров, но только…
Александр Горбунов: Коллективный художественный руководитель.
Леонид Велехов: Да, как говорил Борис Иванович Равенских, втроем сподручно рояль двигать, но не театром руководить.
Александр Горбунов: Да. Но все, что не делается, все к лучшему. Почти все, я бы так сказал.
Леонид Велехов: Четыре этапа и три больших, великих города было в его жизни – Киев, Ленинград, Москва. В каком из них он был более всего счастлив и в творческом отношении, и в каком-то личном, жизненном, бытовом?
Александр Горбунов: Киев он помнил всю жизнь, потому что в Киеве он состоялся как актер после выпуска из Школы-студии МХАТ. Был приглашен туда, сыграл несколько крупных хороших ролей, о которых все говорили. Там он снялся в нескольких фильмах, один из которых, "За двумя зайцами", до сих пор люди смотрят и радуются. Но там же, в Киеве, произошла история, которая заставила его уехать, уйти из театра. Когда фильм "За двумя зайцами" был отправлен вместе с Борисовым на традиционный в ту пору кинофестиваль в Польшу, то в театре взбунтовались. Хотели отменить его поездку, но это невозможно было сделать, потому что Министерство культуры его отправляло. А когда он все же уехал, мало того что он был уволен из театра, еще было написано коллективное письмо в газету "Советская культура" – о зазнавшемся актере. И письмо подписали, надо сказать, тогда, к его удивлению, даже те молодые актеры, с которыми он дружил, проводил свободное время, "капустники" устраивал, ездил на рыбалку, в футбол играл. Подписали все актеры, кроме одной – Ады Роговцевой.
Леонид Велехов: Кроме замечательной Ады Роговцевой. Тоже тогда еще совсем молодой.
Александр Горбунов: Которую, собственно говоря, он привел в театр. Да, это вот киевская часть. Вот как к этому относиться? В Киеве он подружился с Лобановским, в Киеве он подружился с Виктором Платоновичем Некрасовым.
Леонид Велехов: Вот мне тоже кажется, что Киев, хотя это было самое начало, самый дебют, это что-то совершенно особенное в его жизни. И не столь многим персонажам, вернее, актерам в той или иной роли, поставлены памятники, а в Киеве стоит памятник ему…
Александр Горбунов: Голохвастову и…
Леонид Велехов: И Проне Прокопьевне.
Александр Горбунов: Да, к нему приезжают молодожены.
Леонид Велехов: Фильм имел грандиозный успех! Весь разошелся на цитаты.
Александр Горбунов: Да, "В небе канареечка летает".
Леонид Велехов: Мое любимое, конечно, это "Барышня уже легли и просят". Это, правда, не его реплика, а другой моей любимой актрисы, Таисии Литвиненко, которая служанку играла. Сколько там было всего! "Ваша папироска шкворчит". – "Это в груди моей шкворчит от любви!" Играл он грандиозно! Этот водевиль, причем с множеством каких-то планов. Он уже тогда показал, какой он разный актер – и трагик, и комик…
Александр Горбунов: Интересно, как он сам относился к этому фильму. Он просто стал национальным героем после этого фильма в Киеве. А он все-таки считал, что он там наигрывал. Когда в том МХАТе, где коллективное руководство, он был принят Кедровым и состоялась беседа по поводу роли Хлестакова, Олег Иванович предложил Кедрову посмотреть фильм "Укротитель велосипедов". Фильм не самый лучший, надо сказать, а Олегу Ивановичу почему-то казалось, что Кедров посмотрит и ему понравится. Алла Романовна в то время была в Киеве, и она потом рассказывала, что отговорила бы его, надо было показать "За двумя зайцами"". А он ей говорил потом, что не хотел, так как считал, что он там наигрывал.
Леонид Велехов: С другой стороны, и тоже – слава богу. Ну, сыграл бы он Хлестакова в том скучнейшем мхатовском спектакле.
Александр Горбунов: Нет, Леня, не об этом речь. А о том, что Хлестаков просто по жизни проходил мимо него.
Леонид Велехов: Проходил. Еще хотел спросить по поводу роли Голохвостова. А ему не наскучило, что его так долго ассоциировали прежде всего с этой ролью? Валентин Николаевич Плучек бесился от того, что в его театр публика валила валом не столько на его превосходные спектакли, сколько для того, чтобы увидеть живьем актеров из "Кабачка 13 стульев"…
Александр Горбунов: Нет, нет, нет. Однажды мы шли с ним по улице одного маленького городка, неспешно беседовали. И вдруг с балкона человек запел "В небе канареечка летает". Я-то был ошеломлен, а Олег говорит: "Ну, вот видишь, как…" (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Человек запел, увидев его, или нет?
Александр Горбунов: Увидев его!
Леонид Велехов: Грандиозно!
Александр Горбунов: Причем, это было в 1979 году, то есть фильму уже исполнилось почти двадцать лет.
Леонид Велехов: Да, фильм 1961-го или 1962 года.
Александр Горбунов: И он совершенно не так: "ой, опять" – нет! Он порадовался этому.
Леонид Велехов: А как он там танцует! Какая пластика совершенно грандиозная!
Звучат куплеты из фильма "За двумя зайцами"
Леонид Велехов: Касательно Русского театра, мы должны еще пояснить более молодой публике, что такое Русский театр в Киеве и в других республиках. Это была очень большая и очень особенная культура. В каждой столице был Русский театр – русскоязычный театр. И в Киеве был сильнейший Русский театр.
Александр Горбунов: Он был одним из сильнейших в стране в то время, даже если взять Москву и Ленинград.
Леонид Велехов: Да, конечно! Он соперничал, а часто и переигрывал Театр Ивана Франка, в котором тоже были замечательные актеры, традиции. Вспомним хотя бы несколько имен из Русского театра – Борисов, Луспекаев, Кирилл Лавров, Ада Роговцева, Валерия Заклунная…
Александр Горбунов: Романов.
Леонид Велехов: Романов, это уже более старшее поколение. На что я обратил внимание? В дневниках своих, не помню, где, он реплику отпустил, что будь он не Борисов, а Борисенко, у него дорога была более гладкой...
Александр Горбунов: Это он сказал в "Кинопанораме" Виктору Мережко. Да, он все время вспоминал фразу Виктора Платоновича Некрасова относительно флоры и фауны Киева: "Флора там замечательная, но вот фауна подкачала". Романов, кстати говоря, советовал Олегу уезжать еще до того, как все это произошло, вся эти история с письмом, с увольнением. Кстати, потом его восстановили, но он уже сам не смог там работать. Так что, что-то в этом есть, наверное.
Леонид Велехов: Наверное. Тем более, все, кого мы назвали, кроме Роговцевой и Заклунной, уехали. Все уехали, все стали большими актерами, но они такими большими актерами могли бы стать и в "Лесе Украинке", но все-таки что-то оттуда выталкивало.
Мы упомянули Виктора Платоновича Некрасова, и нельзя об этом не поговорить. Это была замечательная история дружбы, при том, что между ними было почти двадцать лет разницы.
Александр Горбунов: Виктор Платонович 1911 года, а Борисов – 1929-го.
Леонид Велехов: Совершенно разное социальное происхождение: Олег Иванович из простых, Некрасов из какого-то древнего дворянского рода Мотовиловых, в котором были шведские бароны, венецианские дворяне, даже какое-то дальнее родство с Анной Ахматовой. Совершенно разный жизненный опыт. А что их так сблизило?
Александр Горбунов: Однажды после спектакля Олег Иванович вышел на знаменитую лестницу служебного выхода Театра Леси Украинки со знаменитой лавочкой, которая уже в наше время…
Леонид Велехов: Простите, еще Давида Боровского мы забыли упомянуть среди выходцев из этого театра...
Александр Горбунов: Да, именно Давид Боровский сделал просто музейной редкостью эту лавочку, написав на спинке фамилии выдающихся актеров, кто там работал, играл. Выходит Олег на эту лестничку, его встречает человек, которого они никогда в жизни не видел, и представляется: "Я – Виктор Платонович Некрасов. Может быть, вы слышали"…
Леонид Велехов: Уже знаменитый писатель к тому времени, Лауреат Сталинской премии и все такое прочее. Мы напоминаем публике.
Александр Горбунов: Да. И он говорит: "По моему произведению будет сниматься в Ленинграде фильм. Я хочу вас порекомендовать на главную роль. Я вас видел в нескольких спектаклях. Мне показалось, что вы годитесь на эту роль". И как-то у них сложилось в жизни, что, первый раз встретившись на этой лестничке, подружились на всю жизнь. И когда Виктора Платоновича выдворяли, выдавливали из страны, он приезжал в Москву и в Ленинград прощаться с друзьями, в том числе и к Олегу. И он посоветовал ему заняться записями, вести дневнички, записывать какие-то вещи. Он говорит: "У тебя же есть к этому способность, страсть. Большое дело будет, если ты будешь это делать". Так оно и вышло. И с 1974 года, с того года, Борисов вел дневники, по 1994 год.
Леонид Велехов: А после его вынужденной эмиграции сохранились между ними отношения? Потому что тогда это было крайне сложно…
Александр Горбунов: Да, было крайне сложно, но я могу вам рассказать одну деталь. Первая половина 70-х годов. Я работал сначала корреспондентом ТАСС в Хельсинки, а потом заведующим отделением ТАСС в Хельсинки. Одна из первых книг, которую я прочитал в детстве, была книга "В окопах Сталинграда". И я был поражен этой книгой, и для меня имя Некрасова Виктора Платоновича была просто какой-то недосягаемой вершиной. У меня в Германии жил один приятель. И я попросил его выяснить номер телефона Виктора Платоновича в Париже.
Леонид Велехов: Поясним, что имя Некрасова было под запретом. Ничего не переиздавалось! Фильмы не шли! Отовсюду вычеркивалась его фамилия.
Александр Горбунов: Книги все были выброшены из библиотек. Он нашел номер телефона. Я позвонил Виктору Платоновичу. Конечно, голос дрожал от волнения, потому что на том конце провода ответил Некрасов. И было слово-пароль "Борисов". И мы сразу разговорились. И когда я поехал в отпуск, Виктор Платонович меня попросил, он послал мне весточку для Олега Ивановича. Я ее привез в Москву.
Леонид Велехов: Все делали на свой страх и риск.
Александр Горбунов: Олег в то время жил в общежитии мхатовском: еще не было квартиры, он только-только переехал в Москву. Он написал ответную весточку. И вот отделение ТАСС в Хельсинки стало почтовым ящиком между Некрасовым и Борисовым. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Дуплом таким.
Александр Горбунов: Да, дуплом. Для меня это потом закончилось увольнением. Но не из-за переписки Некрасова и Борисова, а из-за того, что, когда Виктор Платонович в сентябре 85-го года приехал с лекциями в Хельсинки, он со славистами финскими встречался, конечно, как я мог не принять этого человека у себя дома и не общаться с ним? А поскольку Хельсинки – маленькая деревня, а людей из конторы глубокого бурения довольно много было, вот этим все закончилось.
Леонид Велехов: Ух, какая история!
Александр Горбунов: Но все равно – это счастье для меня было. Это часть общения Борисова с Некрасовым после эмиграции Некрасова. А потом он уже был только на могиле Виктора Платоновича.
Леонид Велехов: Не только вы, но и Борисов был бесстрашным человеком. Еще вы описываете в книжке эпизод, когда Борисов, единственный из всех актеров БДТ, проходивших мимо Нуреева, когда они оказались в Лонодне на гастроля, с Нуреевым поздоровался.
Александр Горбунов: Да, и даже не оглядывался никуда. Люди исчезали через служебный выход, куда-то прятались, а он просто сказал: "А вы уехали, а я даже не знал!" (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Как вы думаете, как-то Некрасов Борисова "заразил" своим, если не диссидентством, то свободолюбием, свободомыслием?
Александр Горбунов: Борисов и до Некрасова был человеком, как вы говорите, свободолюбивым, который ничего не боялся. Видимо, детство сыграло свою такую роль, потому что он вырос в среде, в которой надо было биться, сражаться, работать. Он рано вынужден был работать много и зарабатывать для семьи. Он был бесстрашным человеком с детства. И поэтому, да, наверное, катализация какая-то произошла во время встреч, разговоров и бесед с Виктором Платоновичем.
Леонид Велехов: Я думаю, что он все-таки каким-то духовным наставником не мог не быть, Некрасов для него.
Александр Горбунов: Но Борисов никогда не был диссидентом. Все, что он мог, он делал своей работой. Он никогда не входил ни в какие коалиции театральные. А вы знаете, что происходит в театрах. Ни в какие группировки…
Леонид Велехов: В партию так и не вступил, что редко было для Народного артиста СССР.
Александр Горбунов: За ним гонялся человек в Ленинграде, секретарь партийной организации. Олег отговаривался: "Я уехал", "Меня нет", "Я болен". Каждый раз он приходил в гримерку, и лежал бланк заявления о приеме в партию.
Леонид Велехов: Такая же история: Папанов Анатолий Дмитриевич, ставили перед ним условие, что он "народного" не получит, если в партию не вступит...
Александр Горбунов: Он сказал этому секретарю: "Знаешь, что, у нас в семье есть один член партии – это моя жена. Достаточно одного!"
Леонид Велехов: Что-то, между прочим, аналогичное и Папанов сказал, потому что его жена тоже была партийная…
Александр Горбунов: Вот они не сговаривались…
Леонид Велехов: И еще одна фигура среди друзей Борисова, заслуживающая отдельного внимания, – уже упомянутый Валерий Васильевич Лобановский. Должен сказать, что в книжке их отношениям буквально десяток страниц посвящен, но очень рельефно, очень интересно фигура Лобановского выступает. И вы пишете, что Борисов считал его лучшим своим другом. Опять же, на первый взгляд, кажется, что их могло сблизить?
Александр Горбунов: Два совершенно закрытых человека. Оба закрыты для посторонних, для чужих, и совершенно открытые друг для друга. У них очень интересы были общие, помимо Киева и футбола, – это книги, театр. Это был октябрь 73-го года, если не ошибаюсь, они договорились, что в январе 74-го Лобановские Валерий и Ада непременно приезжают в Ленинград. Так и случилось. И с той поры каждый январь Лобановские приезжали к Борисовым в гости в Ленинград. Останавливались всегда в одном и том же месте, ходили в театр, ходили ужинать в знаменитый тогда ресторан "Садко в Ленинграде. Была история, когда в один из первых вечеров после приезда Лобановских в Ленинград, к "Садко" подошли три пары – Лобановские, Борисовы и Юрий Андреевич Морозов, тренер "Зенита", был с женой Галей… Огромная очередь в "Садко", стоят люди, стоит швейцар – мест нет! Морозов и Борисов, естественно, как местные жители и узнаваемые люди, но швейцаром неузнанные, попытались пройти, попасть – ничего подобного! И вдруг швейцар увидел Лобановского и громко сказал: "А вот товарищ Лобановский столик заказывал. Проходите, товарищ Лобановский!" И Валерий Васильевич, улыбнувшись, как он умел, сказал: "А они со мной". И вот это "они со мной" они ему вспоминали все время.
Леонид Велехов: Я был поражен, прочитав, что Лобановский, когда еще был футболистом, товарищи в "балду" играли, а он сидел Гегеля читал.
Александр Горбунов: Да, это истинная правда, так и было. У Лобановского была сумасшедшая библиотека. Он очень много читал. Сейчас его внук Богдан Лобановский пошел в дедушку, это точно, блестяще учится. Они же передавали друг другу книги поездом с проводниками.
Леонид Велехов: Причем какие книги! Грасиана! Испанского философа.
Александр Горбунов: По Грасиану такая история. Когда мы были как-то вместе на даче у Лобановского, спускались рано утром к речке Козынке от дачи, и вот идут два этих гиганта… Поверьте на слово, Леня, разговаривают об этой книге о "Карманном оракуле"! Цитируют, спорят, еще что-то, пока идем к речке рано утром!
Леонид Велехов: Какие были футболисты, какие были артисты! И, конечно, замечательная история со спектаклем "Три мешка сорной пшеницы", который Борисов попросил включить в репертуар так, чтобы на него попали киевляне, приехавшие играть с "Зенитом" в Ленинград…
Александр Горбунов: Лобановский посмотрел этот спектакль, когда они были в январские каникулы, и сказал Олегу Ивановичу: "Олег Иванович, вот сейчас будет календарь опубликован чемпионата СССР по футболу, сделай, пожалуйста, так, что, когда у нас будет игра с "Зенитом", чтобы накануне этого матча в театре был этот спектакль. Я хочу, чтобы посмотрела вся команда этот спектакль. Они должны это знать. Они должны это видеть".
Леонид Велехов: Спектакль, поясним, по повести Тендрякова, о годах сталинщины.
Александр Горбунов: Так и сделали. БДТ афишу совместил с календарем чемпионата СССР по футболу. И все киевское "Динамо", к тому времени обладатель Кубка Кубков, все футболисты пришли в театр. Зал аплодировал, увидев их. Конечно, это был шок.
Леонид Велехов: Но реакция на спектакль у футболистов была разнородная.
Александр Горбунов: Да. Были футболисты, которые говорили, что "зачем они это делают? Это им надо, тренерАм?" Но был один из самых интеллектуальных игроков советского футбола Владимир Веремеев…
Леонид Велехов: Замечательный игрок!
Александр Горбунов: Да, фантастический, полузащитник. Он был в таком состоянии после спектакля, что он отпросился у Лобановского. Он не стал садиться в автобус от театра до гостиницы. И надо сказать, что Лобановский, который никогда бы никому не позволил этого сделать, разрешил ему пройтись пешком. Володя сказал: "Мне надо осмыслить все, что происходило".
Об Олеге Борисове – Вадим Абдрашитов: Борисов был запрещен тогда, как известно. Его не давали никому снимать. Его наказывали за его Федора Михайловича Достоевского в руках у режиссера, с которым они разошлись в трактовке, мягко говоря. А Борисов ушел с картины, потому что не мог вынести фактического издевательства над образом Достоевского. Его пытались всячески вернуть, он не вернулся. За это он был наказан, отлучен от кинематографа на три года что ли. Генеральный директор Мосфильма Николай Трофимович Сизов просто сказал, что это надо выбросить из головы. Он всем отказывал, с чего это вдруг на эту картину… Я продолжал настаивать, продолжал ходить, продолжал ходить… И стал думать – может быть, как-то пробы сорганизовать было бы здорово! Но тогда кинопробы – это фактически киносъемки. Это надо было заказывать бригаду осветителей, заказывать аппаратуру, доставать пленку. Это сейчас можно сделать кинопробу у себя в кабинете – снять на телефон, перевести на компьютер, на экран, и все будет понятно. А тогда – это целая история. Но у меня работала замечательная женщина, с которой мы потом работали долго на других картинах – Людмила Викторовна Габелая, которая придумала, как это сделать и фактически тайно привезла Борисова на "Мосфильм" под какое-то другое название, другой картины, заказала полсмены для кинопроб. Павильона не было, мы снимали в каком-то коридоре. Минимальную мебель какую-то принесли. Одет был… Достали ему прокурорский мундир. Достаточно длинный кусок я взял посмотреть, чтобы походил, посмотрел, мизансцена была выстроена. Сняли одним куском. И я смотрю – ну, конечно, это только он. Абсолютно про то, о чем говорили, абсолютно про то, что хотелось потом увидеть на экране. И когда я увидел это в монтажном зале, просмотровом, я не мог выбрать, какой дубль лучше. Потому что было абсолютное совершенство, два дубля, с которыми я пришел опять к генеральному директору "Мосфильма" и сказал, что, давайте, может быть, все-таки посмотрим. "А что ты хочешь доказать? Что он хороший актер? Он замечательный актер, не надо это доказывать". – "Но вы все-таки посмотрите". – "А откуда они взялись?" – сообразил он. Я говорю: "Я не знаю, он тут как-то был". – "Как это?! Вы все-таки проскочили! Что же это такое!" Показываю. Он понимал, он был опытный человек, талантливый, по-своему, организатор производства и человек прекрасный. Смотрел, смотрел, смотрел… молчал. Ну, что делать? И вдруг он говорит: "А вот нельзя вот так же тайно, чтобы вы уехали отсюда к чертовой матери из Москвы? Никаких павильонов, никаких газетчиков, никакого телевидения. Вот уезжайте куда-то, снимайте и приезжайте с готовой картиной, чтобы никого ничего не знал". Конечно! Какие проблемы? Уедем. Когда уже картина была снята, мы вернулись в Москву. А потом история пошла быстрее, живее. Картина была названа антисоветской. Мы имели все по полной программе всяких неприятностей. И картина была уложена на полку. "И слава богу!" – думал я, потому что она не была покалечена. Картина в целости и сохранности, но лежит на полке. А потом подули новые времена, новые ветры, появился Андропов. И раз Борисов уже появился на экране, то ему пошли предложения. Он вернулся в кино. Мы с ним за это время познакомились поближе. И когда начался "Парад планет", а тем более потом "Слуга", было ясно, что это как раз то, что должен делать Борисов.
Студия
Леонид Велехов: С одной стороны, самый театральный и звездный период Борисова это, конечно, БДТ. И слава пришла театральная уже всесоюзная, и сыграны замечательно и "Генрих", и "Три мешка сорной пшеницы", и "Тихий Дон", и, конечно, "Кроткая", самое замечательное его и актерское создание, и спектакль сам по себе замечательный. С другой стороны, столько не то что несыгранных ролей, но ролей, которыми, что называется, обнесли, которые прошли мимо него, хотя спектакли ставились. Что для вас этот период БДТ в жизни Олега Борисова? Чего тут больше?
Александр Горбунов: Все-таки за такое количество лет (а лет-то много – 19!) ролей, которые вы перечислили, наверное, маловато для 19 лет. Хотя он играл: и вводы были, и замены, и еще что-то. Но вот таких ролей, даже несмотря на то, что после "Генриха" Георгий Александрович Товстоногов прекрасно, на мой взгляд, знавший, какой актер оказался у него в труппе, прекрасно знавший уровень Борисова… После "Генриха" он сказал, что теперь отныне он будет очень многое ставить на Борисова. Борисов, к сожалению, не стал там своим. Не стал он своим, как мне кажется, не потому, что он этого не хотел, а потому что этого не хотело а) самое близкое окружение Георгия Александровича и б) этого не хотели многие артисты, которые, может быть, и не входили в число людей, окружавших и влиявших на Георгия Александровича, но в то же время не желавших иметь в составе сборной такого артиста, как Борисов. Ведь известна история, когда Павел Луспекаев, который, собственно, и сосватал его Товстоногову в БДТ после того, что произошло в Киеве, говорил Олегу Ивановичу, что в БДТ есть лестница, которую надо вылизывать. Олег ему сказал: "Я этого делать никогда не буду". И не делал этого. Не потому, что хотел выделиться, а потому что он такой по натуре человек.
Леонид Велехов: Потому что он не мог быть другим.
Александр Горбунов: Он никогда в жизни бы этого не сделал ни при каких обстоятельствах, даже под угрозой расстрела, как говорят в таких случаях. И это, конечно, сказалось на довольно малом количестве серьезных ролей, мощных ролей таких как "Генрих", таких как Мелехов в "Тихом Доне", "Кроткая"… Но "Кроткая" – это не Товстоногов, это Лев Абрамович Додин делал.
Леонид Велехов: Но это уже во многом помимо Товстоногова и наперекор Товстоногову.
Александр Горбунов: Даже не столько наперекор. Товстоногов, мне кажется, видел свой вариант "Кроткой". Он бы сделал по-другому, не так как Додин. Но! При этом надо отдать должное Георгию Александровичу, что он не стал делать с "Кроткой" то, что он…
Леонид Велехов: …обычно делал со спектаклями.
Александр Горбунов: Да, со спектаклями, которые ставились на Малой сцене. И если он переносил на Большую, то он становился режиссером-постановщиком этого спектакля. Он не стал этого, по счастью для Додина, Борисова и всех, кто был занят в этом спектакле, делать. И надо отдать ему должное, потому что "Кроткая" прогремела тогда… и ленинградская версия, и потом московская версия, и первая, и вторая, с разными актерами, кроме Борисова. Борисов был один. А что еще в Ленинграде? Четыре крупных…
Леонид Велехов: Я еще должен сказать, что совершенно не актерский характер, глядя на лицо Борисова: полное отсутствие приспособленчества, полное отсутствие… в большинстве актеров есть такое, извините меня, проститутское. Многие даже не стесняются так это и называть.
Александр Горбунов: Открытым текстом говорят.
Леонид Велехов: В нем, насколько я понимаю, не было этого совершенно. И грандиозный интеллект. Когда я в этой книжке читаю его полемику на читке пьесы или на застольной репетиции с Товстоноговым по поводу "Дачников"… Извините меня, Товстоногов выглядит совершенно неинтересно, банально размышляющим человеком, а этот предлагает трактовку, которая и сегодня бы прозвучала необычно актуально, необычайно свежо. И, конечно, это удивительно! Конечно, в актере бывает, что господствует рациональное начало или нутро – это разные типы актеров. У Олега Борисова очень сильно было и рацио, и эмоцио.
Александр Горбунов: Да, и рацио, и эмоцио – совершенно верно.
Леонид Велехов: Вот что, наверное, самой сильной было его стороной. Конечно, я понимаю, что он мечтал сыграть Хлестакова, он его в результате не сыграл. Надо сказать, что Басилашвили его играл хорошо. И я Борисова себе в том спектакле не очень представляю.
Александр Горбунов: Но они совершенно разные.
Леонид Велехов: Борисов просто слишком глубокий для того спектакля. Борисову нужно было бы играть в каком-нибудь "Ревизоре" Мейерхольда, я так думаю.
Александр Горбунов: Там же интересная история произошла. Ведь Борисов собрался уходить из БДТ. Товстоногов об этом узнал, пригласил его к себе на разговор и сказал: "Олег, что вы делаете? Я буду ставить "Ревизора", вы – Хлестаков. Готовьтесь!" И вот он Хлестаковым его удержал. И Борисов бросил все дела летом, обложился книгами, а он всегда готовился…
Леонид Велехов: Да, это тоже потрясающая черта, что он просто библиотеку перелопачивал каждый раз.
Александр Горбунов: Он готовился не только к съемкам или к спектаклям, он готовился к каждой репетиции. И он обложился книгами, он готовился, читал, думал, анализировал, отказался от всех съемок, отказался от отпуска. Никаких отпусков, никаких съемок – ничего. Наступает сентябрь, сбор труппы, распределение ролей. "Басилашвили, Борисов". Он заболел на нервной почве после этого.
Леонид Велехов: Надо понимать, что такое актерская психика, какой это удар.
Александр Горбунов: Да, удар.
Леонид Велехов: Еще одна тема, которую я не могу не затронуть. Множество персонажей в вашей книге – актеры: киевские, ленинградские, московские. И нет одного, очень знаменитого и очень хорошего, к тому же приходящегося ему родным братом. Это Лев Борисов, чей пик славы, вообще известность, пришла к нему уже после смерти Олега Ивановича, благодаря "Бандитскому Петербургу". Что такое? У них были какие-то непростые отношения?
Александр Горбунов: Они ведь в одном фильме-то вместе снялись. Это фильм "Садовник". Снялись они вместе по инициативе Олега. Олег всегда старался помогать Льву Ивановичу. Когда у Льва Ивановича возникали проблемы, скажем так, известного характера, Олег его устраивал в самые разные театры. И не вина Олега в том, что у Льва Ивановича дело не пошло. Кстати, в книге есть фотография, где они на лавочке возле Театра Леси Украинки: Луспекаев, Олег Иванович и Лев Иванович. Лев Борисов приезжал советоваться – поступать ему в театральный вуз или не поступать. Оба отговаривали, надо сказать, и Луспекаев, и старший Борисов. Тем не менее, Лев поступил, учился и потом играл. Но, повторяю, не вина совершенно Олега Ивановича в том, что у Льва до "Бандитского Петербурга" дела, мягко говоря, не складывались.
Леонид Велехов: Но зато потом уже сложились. Его Антибиотик уже вошел в историю.
Александр Горбунов: В конце жизни Олега Ивановича они были очень близки. Лев Иванович же человеком церкви стал.
Леонид Велехов: По-моему, благодаря этому он и вышел из своего "известного" состояния.
Александр Горбунов: Да. И он часто приезжал к Олегу.
Леонид Велехов: Закольцовывая наш разговор, возвращаясь к вашей книге, хочу сказать, что она как-то заставляет полюбить Борисова по-новому. Честно скажу, что он не был среди моих кумиров. Я его очень ценил как прекрасного актера, но он не был героем моего романа. И видел я далеко не все его работы. А вот прочитал книжку, и замечательный его образ – и его работы, и его судьба – как-то вошли в душу. Судьба большого, замечательного русского артиста. Тут даже не нужно его с кем-то сравнивать… Вы немножко в книжке этим грешите, сравнениями – Михаил Чехов, Скофилд…
Александр Горбунов: Это не я сравнивал.
Леонид Велехов: Я знаю, что это Михаил Михайлович Казаков… Всякое сравнение, как говорил любимый Лобановским Гегель, хромает.
Это просто был очень оригинальный, очень самобытный, действительно, ни на кого не похожий, поэтому и не нужно никаких сравнений, русский артист, который в этой книжке воскрес. Спасибо, что вы его воскресили. На самом деле, это и есть задача такого рода книги.
Александр Горбунов: Спасибо!
Звучит песня из фильма "За двумя зайцами"
