У русского языка в разные времена были свои взлеты и победы. В российской империи и в СССР он был своего рода лингва франка. Долгие десятилетия, уже в XX веке, он был "коммунистическим" лингва франка – универсальным языком среди тех, кто исповедовал коммунистические взгляды. Развал империй по-разному сказывается на судьбе языка Империй.

После распада Британской империи английский язык только упрочил своё положение в мире. Начало XXI века трудно назвать "звездным часом" русского языка. Понемногу он отступает к границам России. Хотя есть и исключение – Израиль. Что происходит с русским языком за границами России? Об этом и пойдет речь.

Начнем с Востока. Более миллиона граждан Монголии утверждают, что они владеют русским языком. Я попросил прокомментировать эту статистику монгольского скульптора Дэна Барсболдта.

– Я был бы счастлив, если бы действительно 1 300 000 монголов, включая лошадей и баранов, говорили бы по-русски. Но, к сожалению, это не так.

– Лошадей Пржевальского или вообще всех лошадей?

– Конечно, всех.

– Но русский язык или, по крайней мере, русские слова вошли в состав монгольского языка?

– Конечно. Так же, как и в составе русского языка много монгольских слов. Русское "масло", советское масло, было что-то новое для монголов. Поэтому этот продукт так и называют маслом. Еще пример: почти все части в автомобиле называются русскими словами.

– В современной Монголии какую реакцию вызывает русская речь?

– Ностальгически-удивленную. Потому что русских стало очень мало. В основном у нас южные корейцы, китайцы и японцы. Большая орда американцев, вообще, англосаксов, германцев и французов. К русским до сих пор относятся очень тепло.

–​ Что сейчас происходит с учителями русского языка? С русскими кафедрами?

– Русский язык уже не имеет того влияния, и этой страны, той Империи, уже нет. Мало кто говорил по-русски хорошо. Потому что в школах его насильно заставляли учить. Сейчас и дети, и родители бегают и ищут школы, где был бы приличный английский.

Смотри также

По национальности – кочевник

– Дэн, вы много путешествуете, бываете в разных странах. Вы пользуетесь русским как лингва франка?

– Да, я был в Северной Корее, и к своему удивлению, я встретил там много северокорейских переводчиков в штатском, которые говорили очень прилично на русском языке. Там было мало акцента, и можно было понять, о чем они говорят. Но это проблема Северной Кореи, конечно, они обрадовались общению, но я заметил, что и эти переводчики, и кгб-стукачи, которые плотно окружали нас, они говорят на каком-то странном русском языке. Вроде бы слова русские, но язык не русский. Я пытался понять, в чем дело. Оказывается, те педагоги русского языка, которые окончили русские институты в Советском Союзе, потом уже никуда не выезжали. Страна была закрыта. Поэтому они передавали свои знания студентам, те потом своим студентам. И так учились и учили 3–4 поколения учителей. А так как у них не было постоянной связи с носителями языка, то русский язык стал новоязом. Они мне дали очень много всяких газет и журналов на русском языке, изданных в Корее. Но это язык чудовищный. Ведь в диктатурах не бывает чувства юмора и второго плана. А так, конечно, русским языком пользуюсь и в Америке, особенно на Брайтон-Бич.

– Я по телефону познакомился с вашими детьми. Оказалось, что они хорошо говорят по-русски. Почему?

– У них первый язык – английский. На нем они между собой говорят. Второй – чешский. А третий – русский. Так получилось, что мы с женой, она у меня чешка, говорим на смеси русско-монгольско-венгерского языков. А с детьми так получилось, что с детства я с ними говорил по-русски. А жена говорила с ними по-чешски. Поэтому они знают все три языка.

Мой следующий собеседник – грузинский журналист Бидзина Рамишвили. В каком возрасте он услышал русскую речь?

– Русскую речь я наверняка услышал одновременно с грузинской речью. Я могу вспомнить те времена, когда я осознал, что это другой язык. Мне было года 2. Русский язык был связан для меня в то время с няней моей кузины. Юлия Сергеевна была символом разных вещей, в том числе и русского языка.

– Грузинский философ Мамардашвили, писавший по-русски, утверждал, что грузины приобщаются к европейской культуре через русскую культуру, через русский язык. Насколько это мнение актуально сегодня? Мне попалась такая статистика: 5% грузин говорят по-английски и 80% говорят по-русски.

– Я не считаю Мамардашвили грузинским философом. Но он был прав, и мои родители, и мое поколение приобщались к европейской культуре с помощью русского языка. Мы изучали и немецкий, и английский, но на этих языках мы читали какую-то чужую литературу. Через русскую культуру, через русский язык мы близко подходили к Европе. Молодое поколение не знает языка. Это не значит, что они не изучают русский язык, как в Прибалтике. Мне там говорили, что они принципиально не хотят знать и говорить на русском языке. Нет, такого отношения в Грузии нет.

– Вы хотели бы, чтобы ваши дети, ваши внуки, говорили по-русски?

– Я бы очень хотел этого. Я бы очень хотел, чтобы они говорили на многих языках. Может быть, тут сказывается мое филологическое прошлое. Но что касается русского, я бы хотел, чтобы они меня понимали через этот язык. Это моя часть, моя культура.

– Случаются ли такие ситуации, когда вам хочется выразить свои чувства или мысли по-русски?

– Да, если речь идет о тех временах, когда русский язык имел роль и значение в нашей жизни. Иногда, когда я совсем один, я разговариваю или декламирую по-русски. Например, недавно, когда я был сильно болен, я повторял Пастернака:

– Стояли как перед витриной,

Почти запрудив тротуар…

– "О господи, как совершенны
Дела твои, – думал больной.

– Милиция, улица, лица

Мелькали в свету фонаря.

Покачивалась фельдшерица

Со склянкою нашатыря…

В советские времена литовских поэтов охотно переводили и издавали в русских журналах и издательствах. Благодаря этому у них были миллионы читателей. Как относились к русскому языку литераторы и нелитераторы. Литовский журналист Валентинас Митте:

– Это правда, что литовская литература больше издавалась на русском языке в советские времена, чем сейчас. Правда, что литовских актеров Баниониса, Адамайтиса и других знали во всем Советском Союзе. Но в то же время литовские авторы переводились и на западные языки. В СССР была цензура, не всякое произведение переводилось на русский язык, и не всякий автор мог печататься в Литве на литовском языке.

В Литве можно разделить отношение к советской культуре, к русскому языку, который пришел с советской оккупацией, и с русскими и русской культурой, которая была в Литве до 1940-го года. Это и Сеземан, и Карсавин, которые убежали от большевиков и жили в Литве. Карсавин – это русский философ. Он написал историю культуры Западной Европы в Средние века на литовском языке. Он писал и на русском языке. Он трагически закончил свою жизнь. Когда пришли большевики, его отправили в Сибирь, где он и умер. Но его вклад в литовскую культуру очень большой. Сеземан тоже потерпел от советской власти. Это русская культура, которая была в Литве.

После войны в Литву пришла советская культура. В Литве почти не было интеллигенции, был только рабочий класс.

У меня не было отторжения к русскому языку, у меня было и есть отторжение советской культуры, к советскому пониманию жизни, который, к сожалению, возвращается в Литву через песни.

– Как влиял русский язык на литовский язык в советское время?

– Влиял на лексику. Русский мат остался. И даже новое поколение, которое не знает русского языка, усвоило русский мат.

– Если верить опросам социологов, русскоговорящие в Литве часто выбирают в школах литовский язык, на втором месте – английский и только на третьем месте – русский язык. Почему?

– Литва стала членом Евросоюза. В ЕС нужен английский язык. А в Литве, чтобы делать карьеру, нужен литовский язык. С другой стороны, мой сын, который учится в Англии, литовец, взял вторым иностранным языком русский. Он мне объяснил такое решение тем, что Россия рядом, что там интересная культура, и он читает книги на русском.

Когда-то советские руководители приводили Болгарию как образцового партнера СССР в Восточной Европе. Пример этот давно поблек, но кое-что сохранилось. Мой собеседник – софийский журналист Асен Гешаков.

– В XIX веке Болгария была одинаково ориентирована и на Россию, и на Европу. В XX веке, если говорить о временах социализма, русский язык повлиял на болгарский в плохом смысле слова. Вся экономика, культура страны в те времена были замкнуты на Советский Союз. Например, технологии, которые присылались из СССР, технические переводы, военные учились в русских военных академиях, болгары учились в советских университетах. Все это оставляло след, по моему мнению, очень неприятный в силу того, что русский язык как более сильный, более могучий, подменял исконные болгарские слова. Приходили термины, которые заменяли чисто болгарские. С другой стороны, присутствие русского языка в Болгарии в ХХ веке принесло и много положительных вещей. Появилось много переводной литературы.

– Как относятся к русскому языку в современной Болгарии?

– Как к любому другому иностранному языку. Да, русский сейчас в Болгарии – иностранный язык. Болгария – член НАТО. На смену старому поколению пришло другое поколение, которое занимается исключительно интернетом, а интернет – это английский язык.

– Вы бы хотели, чтобы ваши дети говорили на русском языке?

– Конечно. У меня сын учится в международной школе. Среди его друзей есть русский и украинцы. В школе между собой они говорят по-английски. Но когда его друзья приходят к нему в гости, я с ними говорю по-русски. И вижу удивленные глаза моего сына, он тоже хотел бы нас понимать, но, думаю, что без чужой помощи он не будет изучать русский язык, потому что он, как и многие, ориентирован на то, чтобы где-то преуспеть, но не в России.

В Австрии русский язык в последнее время возвращает утраченные позиции. Только в Вене его преподают в 25 школах. С кем и с чем ассоциируется русский язык в Австрии? Это вопрос я задал венскому писателю Курту Лойтгебу.

– Еще со времен оккупации с 1945 до 1955 года, в том числе и советскими войсками, остались у большинства населения, конечно, это уже пожилые люди, остались отрицательные воспоминания: людей заставили учить русский язык. Даже с пулеметом в руках – рассказывают и такие истории. С другой стороны, депортированные, прошедшие плен, попавшие в Сибирь, в лагеря и шахты, у них совсем другая коллективная память. Они многое поняли, что произошло в России, в Советском Союзе, сталинизм – что это режим, а не люди. И у них более положительное отношение к русскому языку.

Потом, Вена – это город музыки, оперы, и русскоязычные музыканты играют довольно важную роль. И, конечно, русская классическая литература является частью европейского литературного канона.

– Какие русские слова вошли в состав немецкого языка в Австрии?

– "Гласность" и "перестройка". Слово "нет". Интересно, что это слово используют не только в контексте России, но и как категорическое отрицание чего-либо. Потом "калашников". Имеется в виду автомат Калашникова. В Австрии могут сказать Die Kalaschnikow, потому что в немецком языке то, из чего стреляют, – женского рода. Ну, и "матрешка", конечно. Есть еще слово "олигарх", но это слово греческого происхождения.

– В ваших романах есть русская тема? Русские имена, русские слова?

– Есть. В моём романе Mensch ("Люди") есть русская тема. Роман опирается на инверсию людей и денег. У денег есть сознание, а люди – это средства, которыми пользуются деньги. Там есть персонаж – деньга Немирный, который делает фальшивых людей. У него есть русские контакты. Сюжет – детектив, тематика – 90-х годов ХХ века в России, инфляция, обменные пункты. Он вспоминает советские песни, такие как "Смело товарищи в ногу" и "Калинка".

– Курт, получатся, что в Австрии у русского языка есть серьезный агент. И агент этот – вы.

– Не знаю, насколько серьезный, но я стараюсь.

Британский русист и журналист Фрэнк Уильямс изучил русский язык благодаря родителям.

– Я стал изучать русский язык назло своим родителям. Язык русской революции, язык советского большевизма – это было страшно для моей бабушки. Она думала, что я человек абсолютно потерянный.​

В университете в группе нас было 9 человек. Один был сыном белого эмигранта, был секретарь местного Комитета коммунистической молодежи, был сын ливерпульского рабочего, была девушка, чей папа сбежал после Пражской весны от советского вторжения в Чехословакию.

– Как вы уживались друг с другом?

– Нормально, мы же все были молодые. Сын белого эмигранта очень много выпивал, он приходил на курсы с бутылкой скотча в кармане. Рабочие были достаточно колоритные и яростные. Не так, как яростные левые, эту роль сыграл секретарь местного комитета комсомола. Он был сталинист, курил трубку.

– Филологи-русисты в Англии – это привилегированная каста или изгои?

– Скорее исключительные изгои. Кто ещё будет заниматься русским языком?

– Когда вы впервые приехали в Россию и услышали русский язык как стихию, вы узнали его?

– Нет. Москва 1969 года – это достаточно серый и бедный город. Я помню, как мы видели язык в лозунгах. "Коммунизм победит!", "Выполним пятилетний план..." и т. д.

– Фрэнк, русский язык присутствует в английской литературе?

– Есть только одна попытка – роман "Механический апельсин" Энтони Бёрджесса, в котором его молодые персонажи, вот эти хулиганы, говорят на смеси английского с русским. Бёрджесс был из поколения тех, кто учился в армии. Было целое поколение разведчиков, которые хорошо владели русским языком. И писатель действительно нашел что-то общее между английской плебейской речью и русским языком.

– Вы говорите, что у Бёрджесса русский язык выступает в качестве персонажа. Это отрицательный персонаж?

– Не совсем отрицательный. Это язык изгоев, место действия – в странном будущем, когда социальные стандарты уже начали разрушаться. И в этом смысле для него русский язык – это язык разрухи.