"Наша страна, наша Конституция", а чье решение?

Есть ряд существенных недостатков, которые позволяют сомневаться в легитимности самого процесса. Это противоречит действующему российскому законодательству. Сама Конституция определяет порядок внесения поправок, и есть федеральный закон о внесении и вступлении в законную силу поправок, который устанавливает очень точный и четкий порядок. В нем, например, ничего не сказано о проведении общероссийского голосования.

Марьяна Торочешникова: "Эксклюзивного" голосования, как назвала его Элла Памфилова.

Виталий Аверин: В том-то и дело, что нет прецедентов, это носит исключительный характер и делается сугубо из соображений политической целесообразности. И от этого процедура, по сути, является незаконной. Она очень плохо вписывается в существующее законодательство. Допустим, можно было бы заранее внести эти поправки – то, о чем говорит Клишас. Но даже это не было сделано, то есть не было проведено необходимых подготовительных действий, которые могли бы хоть как-то адаптировать и ввести в наше законодательство процедуру всероссийского голосования.

Марьяна Торочешникова: На днях пришла информация о том, что Верховный суд России отказался рассматривать иск члена одной из Московских избирательных комиссий Александра Артемьева (члена избирательной комиссии с правом решающего голоса), и он пошел в суд с требованием признать незаконным распоряжение Владимира Путина об объявлении такого голосования. Он сказал, что закон не предусматривает никакой деятельности избирательных комиссий, кроме как по обеспечению выборов в Госдуму, президентских выборов и референдума. И получается, говорит Артемьев, что членов избирательных комиссий просто заставляют заниматься тем, чего не предусматривает закон. Но Верховный суд сказал: "Ваши конкретные права не нарушаются. Значит, и нечего тут рассматривать". Понятно, что он еще будет это обжаловать. Но есть ли логика в таких действиях? Может быть, если будет не один Артемьев, а десятки членов избиркомов, то действующие судьи их услышат?

Виталий Аверин: Тут есть два момента. Он действительно оспаривает законность распоряжений в той части, где президент дает поручения. И хочу особо подчеркнуть, что президент действительно не может давать таких поручений избирательным комиссиям.

Марьяна Торочешникова: Ведь избирательная комиссия – независимый орган, и в первую очередь – от президента, потому что именно она считает голоса и проверяет чистоту выборов.

Виталий Аверин: Собственно, это подсистема государственных общественных органов, у них есть определенные властные полномочия, и они занимаются организацией выборного процесса, в том числе, выборами президента. И президент не может давать поручения, например, судам, прокурорам – это тоже независимые органы. Он не может давать поручения представительным и законодательным органам. Это особая ветвь власти.

Марьяна Торочешникова: Не может, но дает.

Виталий Аверин: В том-то и дело! А в чем суть отказного определения? Судья исходит из того, что были даны поручения коллегиальным органам. И полагаю, что в России сложно найти участковую комиссию, которая могла бы проявить вольнодумство и обратиться в суд. Такого прецедента нет. В любом случае член комиссии вынужден выполнять эти поручения, в законности которых он сомневается. Соответственно, у него есть право на судебную защиту, гарантированное ему Конституцией. Более того, он имеет право именно как член комиссии, как лицо, в чем-то приравненное к должностному лицу, оспорить и обжаловать это.

Марьяна Торочешникова: Он имеет такое право, но судья Верховного суда рассмотрит...

Виталий Аверин: Есть процедура обжалования. Уже вчера была подана частная жалоба, а сегодня появилась запись на сайте Верховного суда, то есть Артемьев в данном случае обжалует это отказное определение. Я знаю, что есть другие члены комиссий, которые собираются обратиться в суд. Какое-то движение уже началось. Но я сомневаюсь, что это как-то повлияет на судебное решение.

Марьяна Торочешникова: То есть они уже решили, что нужно непременно изменить Конституцию, и будут действовать напролом?

Виталий Аверин: Именно так.

Марьяна Торочешникова: Начинаешь сомневаться в адекватности тех людей, которые руководят страной и вносят эти предложения! Вот эти комментарии Эллы Памфиловой про комплексный обед... Ведь люди же выбирают не комплексный обед для себя, а Конституцию для всей страны! И что значит, как она сказала: "Ну, вам не понравился винегрет – вы его и не ешьте"? А в Конституции: за все проголосовали, но то, что не нравится, можно будет не исполнять? Или как?

Виталий Аверин: Мы начали нашу беседу с того, что это носит характер спецоперации.

Марьяна Торочешникова: Спецоперация в "психушке".

Виталий Аверин: Это было задумано властью, поэтому наломано очень много дров. Даже Клишас сомневался в определенных вещах и публично это высказывал, и президент делал ему порицание. Люди, у которых есть какое-то юридическое образование, понимают, что происходит что-то ненормальное.

И по поводу заявлений председателя Центризбиркома. Уже который день они вызывают сожаление. Более того, днем раньше Центральная избирательная комиссия заключила соглашение с довольно ангажированной организацией – Общероссийским народным фронтом. А эта организация не скрывает, что она поддерживает действующего президента и создана для контроля над его распоряжениями и указами, то есть тут очевиднейший конфликт интересов. А уж сегодняшнее заявление ставит ЦИК в один ряд с агитаторами. И важна даже не сама метафора, а то, что председатель Центризбиркома агитирует за поправки: избирательная комиссия должна исполнять роль арбитра!

Марьяна Торочешникова: А это нормально, что людям предлагается голосовать за все поправки скопом?

Виталий Аверин: Это ненормально. В законе "О поправке", который определяет порядок их внесения, четко оговорено, что поправки не могут вноситься пакетом: каждая поправка должна вноситься и голосоваться отдельно. И это должно быть оформлено в виде отдельного законопроекта. Соответственно, даже если решили проводить такое сомнительное мероприятие, как общероссийское голосование, если были бы озадачены приданием ему большей легитимности, ценностями народовластия и выявлением реальной воли граждан, то надо было бы каждую поправку выносить отдельно. Можно было даже провести это в виде одного мероприятия, но в бюллетене должны быть соответствующие графы, то есть должна быть создана техническая возможность для голосования.

Марьяна Торочешникова: Но Памфилова сказала: "Вы что, с ума сошли! Это был бы не бюллетень, а целая книга!"

Виталий Аверин: В практике российских выборов мы имели такие примеры из 90-х годов, когда был длинный бюллетень, выдвигалось большое количество кандидатов.

Марьяна Торочешникова: Теперь уже не те времена! А что делать людям? Как они могут выразить свое отношение к происходящему? На 22 апреля назначили это голосование, достаточно странное, с моей точки зрения и с точки зрения многих юристов. При этом отменили порог явки, то есть даже если туда придут голосовать Путин, Клишас и Песков, то поправки в Конституцию все равно примут?

Виталий Аверин: Да, потому они и не называют это референдумом, то есть специально ушли от такой гораздо более сложной процедуры.

Марьяна Торочешникова: Соответственно, если ты пойдешь, скажем, голосовать "против", то повысишь явку, и тогда будет уже не три человека проголосовавших, а большее количество людей. С другой стороны, если ты не пойдешь, то они и "нарисуют" явку, и проголосуют, потому что, когда при пустых избирательных участках проще накидать заполненных бюллетеней и сотворить все, что угодно. Я понимаю, что вы не можете давать прямые рекомендации, но какие еще есть шансы у людей выразить свое отношение к происходящему?

Виталий Аверин: Есть три основные рекомендации. Стоит ли вообще идти? Человек должен выработать четкое отношение к данной процедуре. Если он руководствуется тем, что это изначально незаконная процедура и его участие не нужно, оно придает ей видимость легитимности, то, возможно, он примет решение не идти. В таком случае мы настоятельно советовали бы гражданину все-таки быть наблюдателем на этом мероприятии.

Второй момент: человек может пойти и выразить свою волю "кривым" способом, который предлагается.

Марьяна Торочешникова: Либо принять весь этот пакет, либо...

Виталий Аверин: Это будет его личное дело. Но очень важно наблюдать за процессом. Для чего? Специально создана такая процедура, чтобы провести массовую мобилизацию. Ведь даже проводились сравнения с президентской кампанией, которая носила беспрецедентный характер в плане информационного освещения и мобилизации. Поэтому вводится, например, беспрецедентное трехдневное досрочное голосование, трехдневное надомное голосование, то есть людей будут максимальным образом охватывать и принуждать. К нам уже поступает информация, что по всем учреждениям идет соответствующая работа.

И третий момент: идти в наблюдатели. Хотя надо констатировать, что порядок, который принят ЦИКом, а не установлен законом (еще один сомнительный момент), не создает даже тех "кривых" условий для наблюдения, которые у нас сейчас существуют в избирательном законодательстве. То есть нас вынуждают идти к таким организациям, как Общественная палата, которая, по большому счету, занимается не общественным контролем, а государственным наблюдением в интересах действующей власти. Но есть некая возможность наблюдать качество представителей СМИ. У нас есть свои дружественные издания, которые могут нам помочь в проникновении в помещения для голосования.

Марьяна Торочешникова: К нам присоединился глава международной практики Правозащитной группы "Агора" Кирилл Коротеев.

Кирилл Коротеев: Конституция не предусматривает голосования для того, чтобы изменить главы с третьей по восьмую, поэтому вся эта история – просто излишняя. Поправки вступят в силу после того, как будут утверждены двумя третями парламентов субъектов Федерации. И президент не может отказаться подписать закон о поправках – Конституция этого не предусматривает. Тут много каких-то абсолютно излишних действий, которые не предусмотрены Конституцией.

При этом в главы три-восемь вносятся поправки, которые, по сути, изменяют основные положения Конституции и прав человека – главы первую и вторую, и очень серьезный вопрос: может ли Конституция существовать на таких двух скоростях? Мой ответ – нет. И то, что происходит, – это изменение глав первой и второй в процедуре, которая для этого не предусмотрена. А это значит, что мы имеем дело с конституционным переворотом в формальном смысле этого слова.

Марьяна Торочешникова: Правильно ли я не понимаю, что если бы напрямую вносились изменения в первую и вторую главы Конституции, для этого обязательно нужно было бы собирать референдум? И это означало бы, что это уже новая Конституция, а никакие не поправки. Но чтобы этого избежать, устраивают такую "кракозябру" – все эти положения про бога, преемственность и некоторые мракобесные, с моей точки зрения, инициативы запихивают в те главы, которые никак этого не касаются.

Кирилл Коротеев: Если государственные органы хотят изменить первую или вторую главы Конституции, для этого тоже есть процедура, требующая Конституционного собрания, о котором до сих пор, с 1993 года, не был принят закон. Мы не знаем, как это могло бы происходить, потому что такой закон не принят. При поправках к первой и второй главам возможен референдум, но часть процедуры нам по-прежнему неизвестна. Ничто не мешало принять закон о Конституционном собрании и следовать процедуре, предусмотренной Конституцией. Не следование ей означает, что у нас будет Конституция, которая недействительна, по сравнению с предыдущей.

Марьяна Торочешникова: Виталий, вы согласны с тем, что это очень похоже на конституционный переворот?

Виталий Аверин: В целом можно с этим согласиться. Почему не был принят закон о Конституционном собрании? Вроде бы Владимир Владимирович располагает полным конституционным большинством, и это всего лишь вопрос техники. Но тогда был бы потерян элемент неожиданности. Ему важно держать элиту в состоянии оцепенения. Это ведь во многом жест в сторону элиты, в том числе. Общество апатично, в чем-то протестно настроено, есть большие тенденции... Мы это просто видим по выборам: идет рост протестного голосования. Поэтому был очень важен эффект неожиданности.

И второй момент. Путину нужно зацементировать свое место в истории. Поэтому во многом это будет путинское издание Конституции, фактически это будет другая Конституция. Поэтому и была придумана такая "кривая" процедура – она должна была выполнить эти взаимоисключающие задачи.

Марьяна Торочешникова: Как сказал один из комментаторов в интернете: уж напечатали бы один персональный экземпляр Конституции для Путина – пусть бы он с ней жил и успокоился.

Виталий Аверин: Нет, ему явно нужна эта история! Это фаза транзита, то есть в данном случае мы можем только предсказывать, как будут развиваться события в дальнейшем.

Марьяна Торочешникова: Ничего не остается, кроме как наблюдать и разводить руками.

НАТЯНУТЬ МОЖЕТ КАЖДЫЙ

На этой неделе в Москве объявят лауреатов антипремии Рунета "Сексист года 2019". Десять лет назад ее учредила инициативная группа "За феминизм", чтобы привлечь внимание к проблеме сексизма в России. Голосование за кандидатов еще продолжается, и в ближайшем выпуске программы "Человек имеет право" мы расскажем обо всех, кого номинировали в этом году. А я предлагаю посмотреть небольшое интервью с участницей оргкомитета премии "Сексист года" Лидией Китаевой. Этот фрагмент не вошел в программу, а Лидия отбирала кандидатов в номинации "Сексизм в рекламе".

ПЯТЬ ТЫСЯЧ ЕВРО ЗА НЕРАЗРЕШЕННЫЙ ЗВОНОК

Недавно стало известно, что Европейский суд по правам человека, рассмотрев жалобу из России, постановил: суд не должен самовольно отказывать заключенным в свиданиях и телефонных разговорах. Иван Воронин изучал это решение ЕСПЧ и историю вопроса.

Марьяна Торочешникова: Это решение ЕСПЧ прокомментирует юрист фонда "Общественный вердикт" Эрнест Мезак.

Эрнест, чем это решение Европейского суда по правам человека поможет остальным людям, которые находятся в следственном изоляторе и никак не могут добиться свиданий и разговоров со своими близкими родственниками?

Эрнест Мезак: Примерно 12 лет назад суд в Страсбурге рассмотрел первые две жалобы, посвященные отказам в свиданиях лицам, лишенным свободы, на стадии расследования их уголовных дел. Правда, как в тех случаях, так и во всех последующих до недавнего времени суд занимался исключительно отказами со стороны органов следствия. Суд сформулировал позицию, что норма федерального закона о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых дает слишком широкие усмотрения следователям, и закон никоим образом это не ограничивает. Соответственно, суд уже тогда сказал, что права на уважение семейной жизни не могут быть ограничены таким законом.

Отличием данного дела является то, что в данном случае в свидании Кунгурову отказал не следователь, а суд. При этом, если решение следователя теоретически, по правилам УПК РФ, можно обжаловать в суде, то решение судьи Ирины Керро никоим образом нельзя было обжаловать нигде: закон в принципе не предусматривает такой возможности. В постановлении Европейского суда это указано.

Марьяна Торочешникова: Россия – это Россия, от сумы и тюрьмы в этой стране никто не зарекается, арестованным может стать кто угодно. Так что давайте поясним: какой сейчас порядок назначения свиданий?

Эрнест Мезак: Согласно федеральному закону о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых, лицо, в отношении которого расследуется уголовное дело, может ходатайствовать либо перед следователем, расследующим его дело, либо перед судом, его рассматривающим, о предоставлении свиданий, не более двух в месяц. При этом следователь и суд вправе отказать, а по каким основаниям – этого закон не указывает: абсолютно по своему произволу.

В случае с Кунгуровым в свидании с женой было отказано со ссылкой на то, что она была свидетелем по уголовному делу. Насколько я помню, никаких показаний по существу рассматриваемого уголовного дела она не давала, а воспользовалась статьей 51-й Конституции – правом не свидетельствовать против своего близкого родственника. Более того, все время, пока расследовалось и рассматривалось в суде уголовное дело, они совместно проживали, и никто не видел в этом ничего страшного. Кунгуров был взят под стражу при вынесении обвинительного приговора в зале суда.

Марьяна Торочешникова: Ждали, пока этот приговор вступит в силу, и вот в это время он хотел добиться свидания.

Эрнест Мезак: Прежде всего, с девятилетней дочерью.

Марьяна Торочешникова: Которая страшно перепугалась, что папа пропал, придумала себе, что он уже умер. А как обстоят дела с детьми? Я помню, еще в те времена, когда Михаил Ходорковский бесконечно долго сидел в разных следственных изоляторах, он говорил, что не видит своих детей, а хотел бы их увидеть. Но ему говорили: "Вы же не заключенный, вы же не в колонии, а как бы под следствием, и вам не положено". Вот про это что-то сказал Европейский суд? Сейчас жена с ребенком может прийти на свидание к мужу или отец с ребенком – на свидание к жене, которая находится в следственном изоляторе?

Эрнест Мезак: Восьмая статья Европейской конвенции по правам человека, которая устанавливает право на уважение семейной жизни, говорит, что это право может быть ограничено только законом. Соответственно, если в России отсутствует закон, запрещающий свидание с несовершеннолетним ребенком подозреваемого или обвиняемого, который содержится в ИВС или в СИЗО (а такой закон действительно отсутствует), то власти не имеют никаких полномочий препятствовать свиданию с ребенком, даже если речь идет о новорожденном. Любой такой отказ будет произвольным, соответственно, его можно обжаловать в ЕСПЧ, не проходя инстанции в России, если суд отказывает, например. И в течение шести месяцев после такого отказа можно подать жалобу в Европейский суд и получить, как господин Кунгуров, пять тысяч евро.

Марьяна Торочешникова: А почему для этого не нужно проходить никакие внутренние инстанции?

Эрнест Мезак: Потому что они неэффективны. Вся проблема в дефекте самого закона. Но в отношении следователей – это еще вопрос дискуссионный, потому что возможность обжаловать постановление следователя в теории есть, другое дело, насколько это практически реализуемо.

Марьяна Торочешникова: Судьи, как правило, рассматривая такие жалобы, говорят: "Следователь – фигура процессуально самостоятельная, и мы не можем заставить его назначить вам свидание".

Эрнест Мезак: А что касается отказов со стороны суда, как в случае с господином Кунгуровым, то тут никаких инстанций проходить не надо, пока процессуальная возможность не появится в российском законодательстве. Получил отказ судьи в свидании с любым близким родственником или в телефонном разговоре – в течение шести месяцев после такого решения пишешь жалобу в Европейский суд и ждешь свои пять тысяч. С момента вынесения данного постановления глупость судей будет караться вполне веской суммой.

Мой доверитель доволен. Правительство, кстати, само признавало нарушение и предлагало нам почти ту же сумму, единственное, они, конечно, не хотели постановления. При наличии постановления со стороны Комитета министров Совета Европы теперь будет контроль, требование изменить Уголовно-процессуальный кодекс. А пока изменений нет, можно писать жалобы в Страсбург, и они, видимо, будут рассматриваться в рамках упрощенной процедуры.

Марьяна Торочешникова: Решения ЕСПЧ, помимо части о компенсации, еще предписывают властям РФ совершить какие-то действия. Вот в этом постановлении по делу Кунгурова страсбургские судьи сказали, что должны предпринять чиновники?

Эрнест Мезак: Суд обычно не указывает мер общего характера, но в данном случае он указал на то, что с 2008 года, когда вышли первые постановления, посвященные этой проблеме, никакие изменения в Уголовно-процессуальный кодекс, ограничивающие произвол следствия и судов, так и не были приняты.

Марьяна Торочешникова: А почему? Я нашла сообщение в СМИ за конец 2017 года о том, что сенатор (на тот момент) Андрей Кутепов внес на рассмотрение Госдумы поправки в закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", как раз связанные с телефонными разговорами и свиданиями, чтобы как-то ограничить произвол следствия и суда. И что-то ничего не слышно об этих поправках.

Эрнест Мезак: Одна из причин крайне затяжного исполнения российскими властями требований ЕСПЧ заключается в том, что люди не жаловались на эту ситуацию в ЕСПЧ. В целом количество жалоб на отказы в свидании очень мало.

Марьяна Торочешникова: Но ведь еще в 1998 году сам Конституционный суд России говорил: "Это неправильно, незаконно: внесите что-то, измените".

Эрнест Мезак: Ну, с Конституционным судом Российской Федерации суды общей юрисдикции тоже не особо считаются, как и с ЕСПЧ.

Марьяна Торочешникова: Так должны считаться не суды, а депутаты!

Эрнест Мезак: Депутат, похоже, заняты какими-то другими, очень странными проблемами.

Марьяна Торочешникова: Поправками к Конституции.

А касается ли это каким-то образом тех людей, которые находятся не в следственных изоляторах, а уже отбывают наказание в колониях?

Эрнест Мезак: Там другой порядок. Проблемы, связанные с реализацией права на свидание, у осужденных, конечно, тоже есть, но, наверное, они не такие системные, как не разрешающиеся уже 12 лет проблемы со свиданиями не осужденных.

Но есть еще одна проблема, которой, безусловно, стоит заняться нашим законодателям. В отличие от заключенных, в отношении которых приговор по уголовному делу уже вступил в силу, лица, содержащиеся под стражей в СИЗО, не имеют права на длительные, так называемые "семейные свидания". Все, что им положено, – это не больше двух свиданий в месяц продолжительностью, по-моему, не больше четырех часов каждое.

Марьяна Торочешникова: Через стекло по телефону?

Эрнест Мезак: Бывает по-разному, но, конечно, ни о каком тактильном контакте обычно речи не идет. А длительные свидания им не положены, хотя в СИЗО люди зачастую содержатся годами.

Марьяна Торочешникова: Именно так было с Ходорковским и Лебедевым.