Когда-то Цицерон сказал: «Дом, в котором нет книг, подобен телу, лишенному души». Об этой душе и ее хранилище, библиотеке, пойдет речь в этой передаче. У каждого читателя свой образ библиотеки. О библиотеках в Африке, нагорном Карабахе, на Лубянке рассказывают британский разведчик Олег Гордиевский, кинорежиссер Дон Аскарян, французский эссеист Луи Мартинес, швейцарская писательница Ирена Брежна.
Начнем с воспоминаний петербургского филолога Михаила Безродного:
Домашняя библиотека была типичной для средне-интеллигентской ленинградской семьи без корней. Состояла, главным образом, из подписных собраний сочинений классиков. Мать, заметив, что пытливый отрок давно глотает книги для взрослых, упрятала сладострастную «Тысячу и одну ночь» в ящик письменного стола. Пришлось подбирать ключи. Арабские сказки будили, однако, чувственность иного рода и доводили до головокружения не столько эротическими сценами, столько тем, что выразить тогда не удалось бы, а теперь ни к чему. О бесконечности этого лабиринта архетипов, сновидения, возведенного в степень, и текста, заключенного в текст, о магии чтения и демоне библиотеки уже написал Великий читатель и библиотекарь Борхес. Туристический темперамент, когда-то немалый, с годами угас. Память не удерживает фасады и закаты, но дома, в которых приходилось бывать, помнятся четко. По тому, где у них отведено место книгам и как эти книги расставлены. Что же до Ленинградской публичной библиотеки, то она выучена на зубок и помнится наизусть. И не от того, что треть жизни был ее сотрудником: ее читателем я был и дольше и в большей мере. Может быть, правильнее было сказать – ее жителем.
Уроженец Алжира, французский писатель и переводчик Луи Мартинес:
Я редко бывал в городской библиотеке. Мне хватало своего домашнего добра – огромного шкафа, где стояли великаны XIX века – Гюго, Дюма, Жюль Верн. А когда натыкался на арабские книги отца, возникало странное чувство непонятности. Буквы скрывались с кудрями, хвостики последних букв щекотали пузо следующих слов, мелькали точки и звездочки. Все шло справа налево. И в конце книги золотом блестели начальные слова: «Во имя Бога всепрощающего милосердного…»
— А это что, папа?
— Это Коран.
А если не Коран, то комментарии к нему. Как будто не было других книг. Как буквы сливались с буквами, Азбука сливалась с Богословием. Не то с магией. С чем-то неприкосновенным. Книгой называли простые люди непонятные каракули, которые они носили на себе в кожаных или серебряных ладанках. Смутно чувствовалось, что, когда наша книга подойдет к концу, начнется их книга золотых божественных букв с обратным текучем змеиным ходом и проглотит наши квадратные буквы, отдельно бегущие. И даже память о нас. Что и произошло…
Разведчик Олег Гордиевский (о библиотеке на Лубянке, КГБ СССР) :
Я подошёл к полкам и раскрыл от удивления рот. Прошёл вдоль стеллажей и понял, что я попал в мечту, я был в раю московского интеллигента. Деникин, «Очерки русской смуты», мемуары Врангеля и Краснова, труды Бердяева и Шестова…У меня участилось дыхание…Воспоминания личного секретаря Сталина Бажанова, Троцкий о Сталине. Невероятно, книги предателей и перебежчиков из КГБ…Боже, какие имена: Гиппиус и Мережковский, Набоков и Бунин, Пильняк и Замятин…А там зарубежная литература, специально сделанные для аппарата ЦК переводы тиражом 200 экземпляров, роскошно изданные художественные альбомы: Пикассо, Шагал, Кандинский…Я в этой сказочной библиотеке совершил огромный скачок в своём образовании.
Швейцарская писательница Ирена Брежна родилась в Словакии, живет в Базеле, пишет по-немецки, часто бывает в Африке:
«Книги в девственный лес? Ты действительно хочешь испортить африканских туземцев?»,– Насмехались надо мной друзья, когда я грузила первый контейнер с тысячами книг: французской грамматикой, учебниками географии, математики, Шекспиром и Достоевским. Началось все после того, как в Гвинее кончилась марксистская диктатура, и мой гвинейский друг решил вернуться из Парижа в Конакри. «Хочу там основать библиотеку», - сказал мне перед отъездом.
Я представила себе в красном горячем песке просторное помещение, холодный оазис тишины и духовной свободы. В Швейцарии я говорила на радио о необходимости книг для Гвинеи, о книге, как о лучшем средстве предохранения от диктатуры. Наверное, страсть пробивалась сквозь мои слова. Ее улавливали. Мне отвечали посылками. Первыми пришли Жюль Верн, Бальзак и Мольер. Весной 1989 года мы стояли в жару в Конакри. Студенты нам помогли выгрузить контейнер. Более 100 000 учебников мы распределили по школам во всей Гвинее, а 4000 томов мировой литературы повезли на грузовике в город Маму. Префект на подарил большое пустое здание, зарезал поросенка и пригласил всех важных представителей города, включая недоверчивого имама.
Два года спустя я вернулась в Маму. Вошла утром в бюро префекта:
— Где библиотека?
Префект мне говорил о бремени власти, о ненависти к нему и коррупции.
— Где книги?
Я замолчала, когда увидела их. Их единственными гостями за два года были пыль и влага.
— Почему?
— Это здание было построено французами 50 лет назад. Еще в колониальные времена, – объяснял префект, – оно стоит выше, чем дом наших старейшин. Поэтому старейшины его заколдовали. Никто никогда не мог в нем поселиться.
Я отдала деньги старейшинам, они принесли жертву – закололи и съели животное, чтобы освободить здание от нечистой силы. Но библиотека до сих пор не действует…
В Конакри я посетила школу, где учатся по нашим учебникам. В знак благодарности ученицы мне спели по-французски: «Мы вместе изменим мир».
Далее в программе:
В разделе «Наши современники» монологи самарских геев Виталия и Максима
Киевский дирижёр Татьяна Калиничено ( камерный оркестр New Era Orchestra)
