Центральноафриканская Республика получила в России известность в последние годы благодаря присутствию на территории этой страны инструкторов из пресловутой "ЧВК Вагнера", предположительно связанной с бизнесменом Евгением Пригожиным, и в связи с убийством троих московских журналистов, отправившихся в Банги проводить трудное расследование. До этого богом забытая даже по африканским меркам страна мелькала в новостях исключительно в связи с военными переворотами, приводившими к власти каких-то незаметных политиков, так же незаметно потом исчезавших. Единственное исключение – эксцентричный пожизненный президент и император Жан Бедель Бокасса.
Чем вообще примечательна эта хромая утка "Франсафрик", и раньше считавшаяся Золушкой французской колониальной империи? Дело в том, что в ЦАР все принципы французской колониальной, а впоследствии неоколониальной политики применялись в их чистом виде, без фиговых листков имитационной демократии и священных принципов невмешательства. Не углубляясь в идейные дебри французского колониализма, отмечу главную черту. Первоначальные идеи о невозможности использования туземного населения в управлении колониями в силу его отсталости сменились курсом на частичную африканизацию административного аппарата. В основе лежал социальный дарвинизм: "недоразвитость" африканцев перевешивается тем, что они всё же лучше переносят малярию и тропические болезни, а платить за любую работу им можно кратно меньше.
На практике это означало предпочтение определенной этносоциальной группе – либо более лояльной к колонизаторам, либо более продвинувшейся в опыте самостоятельного государственного строительства. Выхваченных из неё счастливчиков, подчас выходцев из традиционной знати, обучали в элитных заведениях, в том числе в кузницах кадров французской администрации, после чего они гарантированно замещали консультативные и второстепенные должности в государственных институтах колоний.
Отмечу здесь прилагательные "консультативные" и "второстепенные" – выполняя всю черновую (а по сути основную) работу, национальные кадры находились всё же вне сферы принятия решений. В случае малозаселенной и небогатой на кадры ЦАР это была буквально пара сотен человек, окончивших университеты за считаные годы до обретения в 1960 году национальной независимости. Все эти люди отлично знали друг друга и за долгие годы успели близко сойтись и даже породниться.
Апгрейд этого курса совершил в 1960-е годы французский дипломат и разведчик Жак Фоккар, перед которым стояла весьма непростая задача – сохранить доступ к дешёвым природным ресурсам уже бывших, "отцепленных" генералом Шарлем Де Голлем колоний. Ставка на титульные этносы и элитарный круг национальных управленцев и администраторов никуда не делась. Действительным новшеством стал антинациональный коррупционный сговор, избранные элиты получали карт-бланш на внутреннюю политику при условии сохранения дешёвого доступа бывшей метрополии к ресурсам. Гарантом этой зловещей экосистемы стала связка спецслужб, наёмников и бизнесменов, а нарушение договора, будь то социалистические эксперименты или просто излишняя самостоятельность, влекло за собой немедленную замену на более лояльного кандидата силовыми методами.
"Лебединой песней" эпохи Жака Фоккара стала операция "Барракуда" по свержению уже упомянутого Бокассы. При всей одиозности этого диктатора, многие центральноафриканцы вспоминают его с некоторой ностальгией: то было время больших строек, экономического подъема и здорового оптимизма, а каннибализм императора и маршала – не более чем плод популярной в стране мифологии народа банда, осевшей в умах падких на сенсации журналистов. И это была последняя значимая фигура центральноафриканской политики, все его наследники мельчали как с точки зрения полноты власти, так и авторитета в обществе.
Не существует реальной силы, даже пресловутого "русского следа", способного переломить энтропию "Франсафрик", обрекающую ЦАР на выживание в условиях бесконечного конфликта
Даже много лет спустя французский политический класс не удосужился даже попытаться адаптировать архаичный стиль внешнего управления сообразно меняющемуся миру – бурному развитию мобильной связи, интернета и, как следствие, изменению положения и самоощущения этносоциальных групп. Хлынувшее в регион после распада СССР простое и дешевое советское оружие постоянно вызывает соблазны нетитульных групп и слоёв испытать на прочность дырявые границы и подвинуть ленивых сырьевых рантье. Системный сбой не заставил себя ждать: ставка на мусульманский север для смещения ставшего неугодным президента Франсуа Бозизе привела в 2013 году к необратимым процессам, ситуация вышла из-под контроля.
А мусульмане в ЦАР жили всегда. В силу не только религиозных, но и устойчивых социокультурных связей они всегда больше тяготели к исламским Чаду и Судану, откуда возили товары и контрабанду, куда перегоняли скот и отправляли учиться детей. Благодаря вековому опыту дальней караванной торговли мусульманские общины, космополитичные по духу, были основой коммерции, розничной и оптовой торговли, насыщавшие аграрную экономику импортными товарами. Но мусульмане в ЦАР – это люди второго сорта. Южные христианские этносы, более деспотичные и малоподвижные в силу своей "титульности", всячески мешали созданию внутреннего экономического пространства. Их противостояние с инициативными и подвижными мусульманами стало глубинным содержанием вялотекущих гражданских конфликтов, охвативших с начала 2000-х годов северо-восток страны.
Высвободилась огромная социальная энергия, и это привело к стремительному маршу мусульманского движения "Селека" на Банги. Французская миротворческая операция "Сангари" вроде бы как должна была "принудить" страну к прекращению конфликта. Однако развитие событий породило чудовище, анимистско-христианские силы самообороны "антибалака", дикие и кровожадные даже по меркам африканских гражданских войн, не чуравшиеся геноцида, конфессиональных и этнических чисток. Эта группировка в силу своей примитивности даже не выросла до уровня политического движения. Выводом из неудачи "Сангари" стал раскол в "Селеке", приведший к появлению новых полюсов власти, дележу территории и возникновению новых очагов напряженности. Желание договориться на равных или даже просто договариваться никогда не возникало у политиков-посредников из Парижа.
Российские наёмники и инструкторы не свалились в ЦАР с небес. Российский бизнес, вернее, связанные с Россией бизнесмены, действовали в стране всегда и при разных правительствах. Не стали они единственным внешним игроком в 2010-е годы, на этом поле успешно играли и Руанда, и Конго-Браззавиль, и Камерун, и Чад. Но если российскую политику можно и нужно осуждать за непубличность и непрозрачность, то в этой стране ей всё же удалось нащупать альтернативные пути, притом самые очевидные и рабочие – переговоры, простой здравый смысл. Появилась шаткая надежда: вооруженных мусульманских париев удалось усадить за стол с "далёкими от народа" чиновниками из Банги, а в Нуреддине Адаме, лидере самой организованной повстанческой группировки, разглядели не кровавого сепаратиста и бандита, а перспективного политика.
Прошло больше года с момента достижения (восьмого по счёту) мирного соглашения, якобы положившего конец затяжному гражданскому конфликту. Но новостная лента говорит об обратном: ситуация только ухудшается, страна уже привыкла жить в отсутствие центрального правительства. Настало время признаться: не существует реальной силы, даже пресловутого "русского следа", способного переломить энтропию "Франсафрик", обрекающую ЦАР на выживание в условиях бесконечного конфликта, принимающего всё более и более сложные формы. Уродливые перекосы архаичного французского внешнего администрирования до сих пор стоят крови, жизней и страданий обычным африканцам.
Алексей Целунов – московский журналист
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
