27 августа – внушительный юбилей: 250 лет со дня рождения Георга Вильгельма Фридриха Гегеля – немецкого философа, вершины рационалистического философствования. Динамика становления этой философии была такая: Кант – Шеллинг – Гегель. Кант совершил в философии самый значительный поворот со времени ее возникновения. Он установил, что наше знание о мире не является собственно таковым, ибо оно ограничено и сформировано самим нашим мыслительным аппаратом, существующим априорно, то есть до всякого опыта. Категории мышления не выводятся из опыта, а предшествуют всякому опыту, сами формируют опыт. За пределами нашего мышления остается бытие как таковое, вещь в себе, как назвал это Кант. Философское сознание не могло с этим примириться, и Шеллинг попытался разрешить этот парадокс, провозгласив тождество бытия и мышления. Но это тождество он видел и выражал не в категориальных формах разума, а как некое живое единство, выходящее за пределы рационального знания. Это единство познается не разумом, а живой интуицией, и лучше всего воспринимается эстетическим сознанием, в художественной форме. И Гегель решил вернуть разуму и его формам, его категориям господствующую роль: сам мир, бытие, кантовская вещь в себе и есть ни что иное как разум, строящий мир. Мир существует как абсолютный разум, открывающийся человеку в форме философской рефлексии. То есть рациональное постижение мира есть в то же время его создание. И философ, осознающий этот процесс, выступает в роли некоего демиурга, творца бытия.

Вот это наделение философского разума миротворческой функцией было чревато самыми неожиданными и зловещими последствиями. Это становилось ясным, когда сами философы, отвергнув панлогизм Гегеля, творцом мира объявили самодвижение природы, действующее в том же логическом порядке, в котором он был увиден Гегелем. Он видел этот порядок как диалектический. Что такое диалектика у Гегеля? Диалектика не просто противоречия в развертывании мыслительного процесса, процесса познания, а диалектика – это процесс, в котором всеобщее отвергает формы конечного. Вот так считал и учил Гегель. Истина о мире может быть только истиной о его целостности, тотальности. Истина целостна, истина есть система. Все промежуточные формы знания частичны, то есть не истинны. Истина конкретна, учил Гегель, и это можно правильно понять, только усвоив именно гегелевское понятие конкретного. Конкретное у Гегеля – это всеобщее; буквальный смысл конкретного – это сращенное, существующее только в целостности. Или еще одна формула Гегеля: истина – это не факт, истина – это идеал. А идеал и есть полнота бытия в его целостности, тотальности. Все, что дают частичные науки, – это не открытие истины, а установление фактов. Приоритет всегда и только есть свойство и качество этой тотальности.

Но когда эта схема выводится за пределы чистой логистики и вносится в бытие, то получается, что истина такого – уже общественного – бытия лежит на полюсе не индивидуального существования, а в этой уже социальной всеобщности. Это и есть логический ход к тоталитаризму: примат целого над индивидуальным или, по-другому, государства над личностью, поскольку государство есть форма социального тоталитета. И как у Гегеля философский разум, то есть сам философ, был гегемоном этого процесса, так в пресловутом диалектическом материализме это место имплицитно занимает верховный правитель. Такой вывод поначалу кажется выдумкой, игрой ума, но вспомним, что именно так развернулась человеческая история, когда в одной отдельно взятой стране взялись строить жизнь по марксистским схемам того самого диалектического и исторического материализма. Можно сказать, что это был не всеобщий опыт, но для советских людей иной всеобщности, кроме той, что построил Сталин, не было. Философский разум как демиург бытия логически безупречно трансформировался в фигуру тоталитарного диктатора.

Вот урок, даваемый Гегелем: всякие отвлеченно логические, рациональные построения, налагаемые на жизнь, на ее стихийный процесс, дают в сухом остатке, как теперь говорят, форму тоталитарной тирании. Истина, доступная человеку, существует только в форме частичного знания, установления эмпирических фактов и связи между ними, постигаемой в опыте. Человек не должен мнить себя титаном, претендующим быть хозяином бытия. Человеку приличествует не титанизм, а скромность, сознание своей частичности. Мировое целое, конкретная тотальность, может быть, откроется ему, но только за пределами его эмпирического бытия, где ему – кто знает? – явится вещь в себе.