Недавно мы со старинным приятелем, в ходе редкой по нынешним временам очной встречи, оба отметили, что жизнь в какой-то момент стала настолько интересной, что аж зашкаливает. Я хотел было добавить, ввиду нашего обоюдного возраста, что хотелось бы досмотреть, чем кончится, но осекся. Слишком уж многозначное слово – "интересный". Во всяком случае фиктивная китайская поговорка "чтоб ты жил в интересные времена" никакого счастливого подтекста не имеет.
История, вопреки Карлу Марксу, никогда не повторяется, но она часто рифмуется и нередко довольно зловеще. Как мне кажется, лучшая рифма к сегодняшним временам – французская революция 1789 года. В ту пору события развивались несколько быстрее, но тут стоит сделать скидку на то, что и сцена была не в пример более узкой по сравнению с нынешними временами мгновенных коммуникаций, хотя очень скоро она стала общеевропейской. И очень скоро первоначальная эйфория сменилась разочарованием, а затем и ужасом. Несмотря на всю историческую арифметику Маркса, главной движущей силой преобразований была вовсе не буржуазия, к тому времени во многом слившаяся с аристократией, а крестьянство и городская беднота, побуждаемые голодом и экономическим кризисом: именно этот фактор очень скоро столкнул революцию влево, на тропу нетерпимости, агрессии и всевластия гильотины.
Крах коммунистической утопии был встречен триумфально, если не всеми, то очевидным большинством даже внутри бывшего утопического лагеря, а за его пределами либерализм был провозглашен окончательным победителем. В те времена, 30 лет назад, казалось, что иного пути кроме конвергенции с Западом просто не может быть. В конце концов, даже если забыть о свободе, именно там добились подъема личного благосостояния, а люди не враги сами себе. Некоторое время реальность удавалось ретушировать обсуждением предполагаемых несовершенств российской демократии, но зато можно было с гордостью обсуждать успехи Польши и Чехии, Венгрии и Словакии. Сегодня бесполезность таких уловок очевидна для всех.
Прежде чем прокладывать курс, имеет смысл определить координаты: где, собственно, мы сейчас находимся? В недавно опубликованной книге известный канадско-американский публичный интеллектуал Стивен Пинкер отмечает резкое падение насилия (даже с учетом всех войн и вспышек геноцида) и неуклонный рост благосостояния на протяжении примерно последних трех столетий, то есть со времен эпохи Просвещения, которую связывают, с одной стороны, с формулированием доктрины либерализма, а с другой – с развитием капитализма и последующей промышленной революцией. Всячески открещиваясь от подозрений в историческом оптимизме, Пинкер тем не менее выражает надежду на то, что мы справимся с трудностями и продолжим проект Спинозы и Монтескье, Локка и Канта.
Беда либерализма в том, что он не придумывает себе конечной цели, "светлого будущего", к которому мы обязаны стремиться
Но у истории нет заранее заготовленной дорожной карты – или же мы бессильны ее прочитать. Если вернуться к вышеупомянутой рифме: чем завершилась французская революция? Поначалу она полагала себя именно реализацией проекта Просвещения, держа за образец благополучный исход английской "славной революции" или американской войны за независимость, но очень скоро случился перехлест, и все рухнуло в кровавую баню, а затем в кладбищенское спокойствие Реставрации. Сегодня, после всех революций и войн, очень трудно понять, где мы все оказались. Беда либерализма, в отличие от подробных утопических доктрин справедливого мироустройства, в том, что он не придумывает себе конечной цели, "светлого будущего", к которому мы обязаны стремиться. А если нет светлого будущего, как ориентироваться дальше?
Если поставить рядом временную линию распада коммунистического лагеря, то главный пункт сравнения примерно понятен: тоже хотели, как у других, но перескочили место назначения. По крайней мере, так можно попытаться трактовать эволюцию посткоммунистических Венгрии и Польши, где сегодня демонтируются демократические нормы и укрепляется популистский деспотизм.
Но проблема на этот раз глубже ввиду эрозии практически всех ориентиров: популизм, правый и левый, становится постепенно доминирующим фактором в мировой политике. Любой сегодняшний революционер вынужден ориентироваться на идеал, который значительная часть электората в либеральных цитаделях отвергла, хотя составлять протокол ещё рановато. Мы, похоже, пока живем внутри проекта Просвещения, но ближе к его внешнему краю, за которым привычные путевые вехи. И это приходится держать в уме, когда мы заводим разговор о "прекрасной России будущего", хотя произнести эту формулу без горькой иронии уже невозможно. Но больно было иронизировать по поводу безнадежной борьбы за свободу уже раздавленного Гонконга, одной из последних вспышек света на периметре тьмы. И как быть с Беларусью, чьи бесстрашные граждане вышли на борьбу с диктатурой, будучи стиснутыми между авторитарной Россией и становящейся всё более авторитарной Польшей, намного ли эта география лучше гонконгской?
Политология занимается тем, что гипертрофирует замеченные рифмы, часто игнорируя их суть. Уже давно бытует слово "термидор", означающее победу контрреволюции и её расправу над энтузиастами. Проще всего объявить сгустившиеся сумерки термидором. Но на самом деле тогдашний переворот имел целью как раз возвращение к какому-то подобию либеральных норм, даже Иммануила Канта попросили написать конституцию для новой французской республики, от чего он, впрочем, отказался. Такой термидор, конечно, без последующего Наполеона, был бы сегодня скорее подарком.
Сегодня эксперты, не умеющие предсказать настоящего, рисуют нам подробные картины будущего, многие даже сильно пополняют этим свой банковский счет. Но реальные исторические рифмы на самом деле дают некоторые основания для прогнозов. На рубеже XVI и XVII столетий попытка предсказать будущее России, которая тогда, впрочем, только формировалась, была бы совершенно безнадежной. Что-то различимое стало вырисовываться лишь по истечении века. Это канун формирования остался в нашей памяти как "смутное время" – так переводится на русский язык фиктивная китайская формула.
Алексей Цветков – публицист и политический комментатор
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
