- Верховный суд России признал движение АУЕ ("арестантский уклад един") экстремистской организацией и запретил его в стране.
- Субкультура АУЕ – скорее символический или эстетический феномен, в большинстве случаев не связанный с уголовным миром и не несущий реальной угрозы безопасности.
- Признание АУЕ экстремистской организацией дает силовикам еще один инструмент для избирательного преследования неугодных.
Сергей Медведев: АУЕ – "Арестантский уклад един" или "Арестантско-уркаганское единство" – эта аббревиатура знакома жителям России уже несколько лет, но сейчас она стала запрещенной, подобно аббревиатуре "ИГИЛ". Почему Верховный суд признал эту организацию экстремисткой? Является ли это движение вообще организацией? И почему криминальная субкультура так быстро набирает популярность среди молодежи?
Видеоверсия программы
Корреспондент: В последние несколько лет зародившееся в местах лишения свободы в 90-е годы движение АУЕ вновь набрало популярность в России. Его представители пропагандируют, в основном среди подростков, воровские и тюремные порядки, так называемую "жизнь по понятиям" со всеми взрослыми атрибутами: соблюдением воровского кодекса, сборов на общак, борьбой с правоохранительными и всеми властными структурами. Сообщества АУЕ в социальных сетях насчитывают сотни тысяч участников.
Одних в движение привлекает криминальная романтика, другими движет страх и принуждение. Многие участники рассчитывают на поддержку криминалитета, обкладывая данью сверстников или людей помладше. Обычно сбор "грева" происходит в школах, институтах, других учреждениях или просто среди местных в пределах района. Движение децентрализовано и имеет по городам смотрящих, вычислить которых достаточно проблематично. Так называемый "грев" якобы предназначен для воровского хода на зоне: заставляют сдавать на "общее", однако доходит ли это "общее" до колоний – тоже вопрос.
17 августа 2020 года Верховный суд России приравнял эту международную криминальную субкультуру к экстремистским организациям, то есть теперь сторонники этой субкультуры подпадают под 282 статью: по сути, "ауешников" в России приравняли к исламским радикалам, фашистам и экстремистам.
Сергей Медведев: У нас в гостях Дмитрий Громов, антрополог, руководитель Группы городской антропологии Института этнологии и антропологии РАН, и Сергей Охотин, правозащитник, директор Центра практических консультаций.
По сути, "ауешников" в России приравняли к исламским радикалам, фашистам и экстремистам
Нет опасности, что сами эти слова – "общее", "грев", "смотрящие", "воровской ход" – станут запрещенными, нельзя будет пользоваться всей этой блатной лексикой?
Сергей Охотин: Мы этого не знаем: решение-то Верховного суда никто не видел. Заседание было закрытое. Признано, по сути дела, некое движение, но на самом деле несуществующее, у которого нет ни цели, ни устава, ни задач. И, соответственно, правоприменитель будет уже сам, исключительно на свое усмотрение определять, относится то, что делается, к движению АУЕ или не относится. Может быть, передачи теперь нельзя заключенным передавать, если ты не родственник.
Сергей Медведев: Да, скажут, "на общее", а это – "экстремизм".
Дмитрий, АУЕ – что это: организация, движение, субкультура, менталитет?
Дмитрий Громов: Для того чтобы это понять, нужно рассмотреть историю возникновения нынешней ситуации. Это прекрасно укладывается в механизмы развития моральной паники, которые много раз описаны в мировой антропологии: это очень распространенное явление. Я бы сказал, что АУЕ – это бренд. Мы видим определенную историю его развития: слово и понятие "АУЕ" появились лет 10-15 назад. В старых словарях уголовного жаргона нет этого слова. Есть определенная история употребления этого слова, оно стало появляться в новостных сообщениях сначала как восклицание, потом появился всплеск информации по Забайкалью… И первоначально многие люди, которые использовали его еще лет десять назад, не знали, как это расшифровывается, оно просто использовалось как обращение: например, в воровских "малявах", при переписке, как крик для установления связи. Все-таки первое упоминание – это крик на зоне, то есть крик уголовный.
Сергей Медведев: Сергей, вы подтверждаете, что это родилось в местах заключения?
Сергей Охотин: Это совершенно точно, причем это в меньшей степени колония, а в большей степени следственный изолятор. Ни одна из общеизвестных расшифровок данной аббревиатуры не является правильной, в том числе и те, которые указаны в официальных пресс-релизах Генпрокуратуры.
Сергей Медведев: "Арестантский уклад един"?
Сергей Охотин: Ну, там и "Арестантское уголовное единство". Эта расшифровка – глупость. Что такое уклад? Это ненормативные правила поведения, которые дополнительно применяются к тем регламентам, которые регулируют законодательство.
Сергей Медведев: Мы много десятилетий знаем слово "понятия" – это некий неформальный кодекс, воровские понятия, которые уже практически сто лет существуют в России. АУЕ – это как бы еще одно название "понятий"?
Сергей Охотин: В принципе, да: то, что связывает между собой арестантов в плане взаимовыручки, взаимного уважения, неприменения насилия, разрешения конфликтов. И в самой арестантской среде это не несет никакого отрицательного элемента.
Дмитрий Громов: Изначально слово "АУЕ" появляется в новостях, связанных с регионом вокруг Байкала и большей частью Забайкалья.
Сергей Медведев: Иркутская область, Бурятия.
Дмитрий Громов: Да, это проходит незамеченным, но в 2016 году происходит заявление представителя прокуратуры Забайкалья о том, что в крае тяжелая криминальная обстановка. Это регулярно случается в разных регионах: фиксируют большое количество преступлений, с этим начинают работать. И вот это понятие переходит на уровень общественного сознания.
Сергей Медведев: А там же вообще очень большой процент населения, который имеет криминальное прошлое или криминальные связи. Многие остаются на поселение в этих регионах, где много зон.
Дмитрий Громов: Есть такая точка зрения, что АУЕ развивается там, где много зон и сидельцев. Но по удельному количеству сидельцев первые места занимает Магаданская область, Коми, Мордовия, то есть регионы, которые сейчас никак не фигурируют в повестке, связанной с АУЕ. Закономерность имеет исключение, и очень серьезное. Надо сразу поставить определенную смысловую рамку, чтобы понимать, о чем мы говорим. Ни один человек, ни один автор, который писал бы про АУЕ и рассказывал бы про опасности АУЕ, не упоминал интересного факта. Мы сейчас находимся в ситуации очень мощного снижения преступности. За последние десять лет подростковая преступность в РФ снизилась примерно в два раза, причем по всем регионам. И в реальности нет такого ощущения страха, который нагнетается людьми, рассуждающими об АУЕ: этот страх не подтверждается статистически.
Сергей Медведев: В 2016 году это вышло на высший уровень, была встреча с Путиным, где говорилось, что группы подростков нападают на людей.
Дмитрий Громов: Я количественно исследовал интерес к слову "АУЕ" в интернете: видно, что интерес к слову связан не с самой АУЕ, а с музыкой, с АУЕ-цитатами. Новостная повестка два раза очень мощно врывалась в плане интереса к этому слову – это инцидент 27 мая 2016 года в Екатеринбурге и 24 августа 2018-го в Санкт-Петербурге. Это два очень мелких и незначительных инцидента, но если в одном случае обиженные подростки немножко пошумели и покричали, несколько раз крикнули "АУЕ", то в другомконкретная группа подростков устроила хулиганку. Такая хулиганка случается в большом городе, наверное, каждый день, но там это привязали к теме АУЕ. И, что интересно, когда события, связанные с АУЕ, происходили в Забайкалье, это не вызывало общественного интереса. А вот когда это перешло в европейскую часть, где живет большая часть населения, в культурных центрах, в Екатеринбурге и в Петербурге, когда это сопровождалось красивой картинкой, где подростки кричат "АУЕ" и раскачивают машину, уже начался страх.
Сергей Медведев: Да, мы видим социальное конструирование опасности, угрозы – берутся изолированные факты, к ним привязывается некая идеология, и это поднимается на федеральный уровень.
Сергей Охотин: Здесь просто какая-то хулиганская выходка, к которой прикрепили терминологию. Они могли так же прокричать "Слава КПСС!". Я в эти периоды был в Петербурге, и там ездили машины для доставления, очевидно, гуманитарной помощи в места лишения свободы, где эта аббревиатура была написана полуметровыми буквами: "АУЕ".
Дмитрий Громов: Это была правозащитная фирма, занимающаяся поддержкой сидящих.
Сергей Охотин: Это нигде не запрещено: кто-то обозначает, что он имеет отношение к спонсированию этих колоний или к собиранию гуманитарной помощи для них. Но само по себе это изначально касалось только людей, находящихся в местах лишения свободы. А если вырвать это оттуда, переместив в свободные отношения, в городскую жизнь… Причем люди это делают с извращением, с точностью до наоборот. Почему там, где большое количество колоний, нет особо проблемы с АУЕ? Потому что освободившиеся сидельцы, вот эта криминальная среда не позволяет этому особо развиваться: они понимают, что это очень далеко, и не надо лишний раз кричать эти глупости.
Сергей Медведев: Это очень символическое движение, которое романтизирует криминальную субкультуру, люди, достаточно далекие от криминального мира, но увлеченные блатной романтикой.
Сергей Охотин: Да, они ее романтизировали, приспособили под свои бытовые повседневные отношения, вложили свое понимание. А где-то это действительно вымогательство, вовлечение несовершеннолетних в криминальную деятельность. Но и правоохранительные-то органы тоже вложили в это свое понимание. Они будут наказывать не тех, с кем могут бороться обычным путем. Ведь если вымогают, пожалуйста, вот есть статья в Уголовном кодексе, если вовлекают несовершеннолетних – тоже есть статья, организовалось преступное сообщество – пожалуйста, раскрывайте.
Сергей Медведев: А здесь это просто приравняли к экстремизму.
Сергей Охотин: И это уже третье искажение – изначально это было в арестантской культуре, что близко к своему первоначальному смыслу, дальше то, что спроецировала молодежь, а дальше то, что правоохранительные органы в лице Генпрокурора принесли в Верховный суд. И теперь мы имеем решение: угадайте, что мы тут запрещаем, а что нет…
Сергей Медведев: А вот что думает по этому поводу юрист Алексей Федяров.
Алексей Федяров: Этот свод блатных понятий появился как-то очень быстро по историческим меркам, и он очень прочен. Это прямая реакция социума на неопределенность и несправедливость правил, устанавливаемых государством. Блатные понятия – это максимально простой, прозрачный и емкий свод правил и максим. Там нет ничего лишнего. Это все должно удерживаться в головах и передаваться от одного к другому, ведь нигде нет письменно закрепленного понятийного аппарата АУЕ. Чем проще, чем не интеллектуальнее эти правила, тем больше они привлекают людей и шире распространяются. Ты взял пачку сигарет из рук "опущенного" – и сам становишься таким же. Нельзя "крысить" у своих. Все элементарно и просто. Запретить это невозможно!
Посмотрите, как разговаривают депутаты или люди в МИДе: "наехал", "накат", "беспредел"… Терминология АУЕ активно используется в высших слоях власти! Побывайте на какой-нибудь вечеринке прокуроров и следователей, послушайте, как они говорят! Если уж и наказывать за терминологию, которая используется в АУЕ, тогда надо с них и начинать! Нужно просто делать законодательство, которое будет привлекательней, чем жизнь по воровским понятиям.
Дмитрий Громов: Есть такой довольно стандартный клишированный подход, рассматривающий российское общество как единую большую тюрьму. Это совершенно не так. В данном случае воровские понятия – это вполне конкретный круг идей, который действует в воровской среде. Но главное, произнося "АУЕ", мы предполагаем, что АУЕ где-то есть. Вот я предлагают всем желающим разобраться в этой теме зайти в интернет и посмотреть, что же, собственно, пишут в этих сообщества "ВКонтакте".
Сергей Медведев: В этих группах десятки тысяч человек.
Сергей Охотин: Но сейчас они закрыты.
Криминал как таковой, в принципе, не заинтересован в том, чтобы подключать такие мощные сети
Дмитрий Громов: Тот, кто попытается освоить принципы АУЕ через "ВКонтакте", будет удивлен, потому что там в нет вообще ничего про тюрьму. Среди ста постов встречается, может быть, один-два, хоть как-то связанные с тюрьмой. А остальные про суровую мужскую романтику, про любовь, про дружбу, про одиночество, то есть такой образ романтического героя. Желающие могут набрать в поисковике выражение "пацанские цитаты", и выскочит много сайтов, которые как раз показывают, что содержат сайты, посвященные АУЕ. Чиновники и люди, которые борются с АУЕ, по всей видимости, мало заходят в интернет. И когда пошла волна закрытия такого рода сайтов, которые якобы как-то на что-то влияют… Но дело в том, что такого рода сообщества "ВКонтакте" создаются не поодиночке. Я знаю случаи, когда были созданы примерно 19 одинаковых сообществ такого рода, и 18 имели разные названия: например, "криминал" или "пацанские понятия", а одно имело название "АУЕ". И вот "АУЕ" заблокировали, а остальные вообще не тронули, то есть никто этого не заметил. Связь с криминалом в данном случае – дело десятое.
Если говорить о слове "АУЕ", то это вообще совершенно другой набор смыслов. Криминал как таковой, в принципе, не заинтересован в том, чтобы подключать такие мощные сети. И вот эти сообщества – на самом деле коммерческие. В них приходят для того, чтобы почитать, посмотреть, насладиться каким-то визуальным рядом. Каких-либо инструкций о поведении в тюрьме, призывов к криминальной деятельности и вообще какой-либо агитации, насколько я понимаю, там, как правило, нет. Иногда можно найти какие-то сообщества, где действительно встречаются сиделые люди. Там можно встретить объявление типа "где можно почалиться" (человек приезжает в другой город и ищет, где ему остановиться). Но это не то, о чем идет речь в данном случае.
Сергей Охотин: Получается, что мы разделили все это на три части.
Сергей Медведев: То есть интернет – это хайп на блатной культуре.
Сергей Охотин: Да, просто слово, аббревиатура, за этим не стоит ничего ни плохого, ни хорошего, и к криминалу это не имеет отношения. Другая сторона – чисто арестантский, внутритюремный уклад. И третье – это те молодежные группировки, состоящие из ранее не судимых, которые взяли какие-то моменты этого и используют их для какой-то самоидентификации.
Сергей Медведев: И между ними нет связи?
Сергей Охотин: Разумеется, нет!
Сергей Медведев: Это не доставляется ни в какие зоны.
Дмитрий Громов: Конечно, бывают отдельные случаи. Россия – огромная страна. Есть случаи, когда в разных местах возникает какая-то криминальная обстановка, есть случаи "грева". Например, в городе Чите, который в СМИ называют столицей АУЕ, насколько я смог разобраться, такого уже нет. Лет 15 назад, когда в Забайкалье действительно был всплеск криминальности, там было больше сбора.
Сергей Медведев: Теоретически могло быть возможно, что у семиклассника отжали мобильник, и он в итоге оказался в исправительной колонии?
Дмитрий Громов: Теоретически все может быть, но для современной России это все-таки не типично. Всегда были и, видимо, будут молодые люди, которые по каким-то причинам выбирают себе криминальную траекторию развития, но это не организации, не движения, а итог самостоятельных решений.
Сергей Медведев: Блатная романтика всегда была довольно привлекательна для молодежи. Это некий бунт против общества, против институции, некая инициация в степени мужественности. Мы в далеком детстве слушали блатные песни, шансон, и такая блатная повадочка считалась очень крутой. Думаю, что так или иначе большинство молодых людей в России проходят через такую приблатненную инициацию.
Сергей Охотин: В возрасте 12-14 лет человек проходит стадию отрицания общепринятых моментов. Прежде чем начать что-то строить, и себя в том числе, ему нужно что-то разрушить, то есть противопоставить себя устоявшимся ценностям. Это просто этап взросления.
Дмитрий Громов: Дети и молодежь всегда интересовалась деструктивными вещами: это вещи, связанные с насилием, суицидом, матерной речью. Потом это проходит. Это фактически является контркультурным действием. Криминальность – это лишь частный случай такого интереса к деструктиву.
В фильмах Тарантино деструктивность намного выше, чем в сообществах, посвященных АУЕ, но это как бы общественно осознанный уровень деструктивности для взрослых. Тарантино сверхпопулярен. Люди с восхищением смотрят на то, как люди убивают друг друга в фильмах, но в тоже время приходят в ужас при мысли о том, что дети смотрят нечто подобное в интернете.
Сергей Медведев: Это какие-то символические каналы – канализация насилия в культуре.
Дмитрий Громов: Это эстетика. Слово "АУЕ" набирают в интернете, как правило, для того чтобы посмотреть клипы каких-либо групп, которые разрабатывают эту тему, или пацанские цитаты. Для того, чтобы узнать, как совершить преступление или как стать крутым вором, это набирают минимально. Это сродни интересу к вампирам: неприятные существа, но они вызывают интерес. Есть масса людей, которые интересуются этим как эстетикой.
Сергей Медведев: Речь идет о каком-то эстетическом и символическом феномене, который, тем не менее, власть воспринимает как вполне реальный, создающий угрозу общественной безопасности.
Почему АУЕ так популярно в последние годы? Об этом рассуждает антрополог Александра Архипова.
Александра Архипова: Сначала в "Новой газете" появилась статья, написанная с паникерских позиций: "А! Криминальные школьники нас всех сейчас убьют и порежут!". А потом в докладе по правам человека, который был представлен Путину, говорилось о том, что наши подростки попадают в такую криминализованную субкультуру, где их учат пить, курить и воровать, где младшие собирают со старших деньги на поддержку воровского общака. Кроме того, детей подвергают сексуальному насилию, "опускают". В школах возникает формальная иерархия, при которой те, кто входит в АУЕ, стоят на вершине, а те, кто не хотят попадать в эту группу, оказываются "опущенными". И, как подчеркивалось в докладе, представленном Путину Ланткратовой, они попадают в эту субкультуру через специальные квартиры, куда их приглашают как бы на вечеринки и накачивают наркотиками. Ты проснулся и – бац! – ты уже АУЕ.
Это какая-то очень знакомая картина, где любые изменения внутри человека списываются на то, что "нашего ребенка оболванили, зазомбировали некоторые злые силы", и не важно, это западные либералы, наши оппозиционеры или криминальная структура. Это современный тренд, который объясняет любые возникающие негативные явления в современной культуре тем, что сами дети не виноваты, они не субъекты, а объекты, на которые воздействуют некоторые злые силы. В данном случае эта злая сила получила название – "субкультура АУЕ". Из этого делается вывод – надо бороться не с самой субкультурой, не с проблемами в школах, а с мифической или полумифической культурой АУЕ.
Сергей Медведев: Итак, здесь очень условная, практически не существующая связь между реальным криминалом и всей этой пеной под названием "АУЕ". Тем не менее, если силовики что-то конструируют как реально существующее, то оно, видимо, таким и окажется в правоприменительной практике. Сергей, каких вы ожидаете последствий? Ярлык экстремизма наклеят на еще более широкий круг явлений?
Сергей Охотин: Сама проблема с решением Верховного суда и состоит в том, что невозможно предсказать, как это будет применяться. У правоохранительных органов появился еще один инструмент в дополнение к множеству других инструментов, которые позволяют выбрать конкретного, по каким-то причинам неугодного человека и привлечь его за экстремизм, даже если он не совершал других преступлений. Если человек где-то неосторожно высказался, поддержал криминальные понятия или употребил эту аббревиатуру, будет считаться, что он поддерживает экстремизм либо является частью экстремистского сообщества. Поэтому самое простое для силовиков – это, конечно, работа через интернет: очень удобно, никуда не нужно выходить.
Еще беспокоит возможность применения дополнительных репрессий в местах лишения свободы. Есть правила внутреннего распорядка, есть УИК (Уголовно-исполнительный кодекс), есть закон о содержании под стражей. Но есть ненормативные правила поведения, от которых никуда не денешься. Зачастую человека задержали, как у нас любят правоохранительные органы, в самый неудобный момент, и доставили в неуместной одежде, чтобы дополнительно морально воздействовать, либо просто при задержании испачкать. Привезли его в камеру: разумеется, ему дадут чистую одежду, поделятся чем-то, если одежда разорвана, испачкана или ее нет. Но при этом ему скажут: "Вы что?! У нас по правилам это запрещено. Мало того, что мы по правилам вас можем наказать, вы же еще поддерживаете АУЕ, арестантское единство".
Сергей Медведев: Криминализация воровских понятий, которые неформально работали все эти годы.
Сергей Охотин: Даже не воровских, а человеческих, чтобы убить все это на корню. Но очень важно, чтобы у заключенных была возможность выстроить какие-то отношения. Это позволяет им потом адаптироваться на воле.
Сергей Медведев: Условно говоря, это еще один рычаг, еще один инструмент…
Сергей Охотин: …который будет применяться избирательно, либо не будет применяться, потому что кому-то будет позволено все, а в отношении кого-то это можно применить и сказать: "Ты теперь будешь экстремистом".
Сергей Медведев: Можно говорить о расширительном понятии экстремизма: мы видим, как с каждым годом буквально все вокруг становится экстремизмом.
Дмитрий Громов: Да, и, к сожалению, есть очень тревожные сигналы именно в плане отношения к этой теме АУЕ. Недавно представитель МВД Сергей Кравчук говорил, что АУЕ – это потенциальные участники протестных акций.
Сергей Медведев: Прямо на глазах возникает оппозиция!
Дмитрий Громов: Да, это вполне понятная логика в умах МВД: есть установка на борьбу со страшными массовыми протестными мероприятиями…
Сергей Медведев: В голове не укладывается! Ведь еще в сталинские времена блатные боролись с политическими, если почитать Шаламова.
Дмитрий Громов: При желании уложится в голове.
Еще беспокоит возможность применения дополнительных репрессий в местах лишения свободы
Сергей Охотин: Особенно если под это требуется бюджет.
Сергей Медведев: Как Лукашенко сейчас говорит, что это преступники, в Беларуси протестует криминал. Вот смычка преступников и оппозиции!
Дмитрий Громов: Но простейшее правоприменение, которого я лично ожидаю, – это даже не в связи с тем, что человек что-то сказал, а просто потому, что он находится в какой-то группе "ВКонтакте". И уже, насколько я понимаю, учет сторонников АУЕ на местах проводится как раз этой схеме: берется список участников какой-нибудь из групп с названием "АУЕ", через фильтр выбирается житель этого региона… Вот у меня, например, есть цифры – 570 жителей нашего региона находятся в этих группах.
Сергей Медведев: И вот уже организация!
Дмитрий Громов: И молодой человек, который попал за какую-то мелкую хулиганку… Как было в случае с молодыми людьми в Санкт-Петербурге: там, насколько я смог разобраться, эту типовую хулиганку привязали к АУЕ только потому, что главный хулиган состоял в группе АУЕ и, возможно, что-то еще публиковал у себя "ВКонтакте". Сейчас заканчивается дело в Екатеринбурге по поводу создателей одного из пабликов, посвященных АУЕ. Те паблики, которые сейчас висят, как я понимаю, большей частью сделаны за пределами России. Несколько пабликов закрыли тихо, без уголовных дел, но в Екатеринбурге трем людям не повезло. Это совершенно безумная история! Молодой человек, его друг и впоследствии жена создали такого рода паблик, через который они что-то продавали, получая буквально копейки. И вот теперь выяснилось, что они – преступная группа. А поскольку женщина в их семейном бизнесе вела бухгалтерию, это представлено как финансирование экстремистской организации.
Сергей Медведев: Спонсор терроризма!
Дмитрий Громов: Это показательный суд. На местах правоохранительные органы должны отчитываться по поводу борьбы с экстремизмом. И вот люди, которые не спрятали вовремя свой интерес к таким сообществам в интернете, по большей части игровой, могут очень серьезно попасть.
Сергей Медведев: Немножко в другую сторону, но похожее дело в Красноярске, где девочку отправили в психиатрическую лечебницу (сейчас ее отпустили), потому что она была подписана не на тот паблик о "Колумбайне". И буквально пару дней между строк мы слышим сообщение, что ФСБ, по-моему, в Красноярске раскрыло подростковую преступную организацию: там дают признательные показания 14 человек, которые готовили нападения на школы и взрывы.
Дмитрий Громов: Может быть, это и было – надо разбираться. Но ловля "экстремистов" через интернет – это действительно очень удобная форма для отчетности, чтобы не выходить из кабинета, а преступников ловить.
Сергей Охотин: Охота на ведьм.
Дмитрий Громов: Это поиск не тех, кто реально опасен, а тех…
Сергей Охотин: Кого проще поймать.
Сергей Медведев: Сергей, вы же подали апелляцию на это решение Верховного суда – именно в том разрезе, что это как бы новая охота на ведьм?
Сергей Охотин: Да, мы подходим здесь с критериями, используемыми Европейским судом, поскольку решение само по себе непредсказуемое, и оно непонятно для применения. Человек, имеющий отношение к этой субкультуре или к местам лишения свободы, не может с достаточной долей вероятности предвидеть последствия своего поведения. Может быть, он поддерживает своих друзей, отправляет им посылки, и он не в состоянии предсказать – экстремист он уже или еще нет.
Сергей Медведев: Действительно, пространство экстремизма на глазах стремительно расширяется. Все больше наших действий, которые еще буквально пару лет или месяцев назад считались вполне нормальными, и групп объявляются экстремистскими. Так что, когда вы просыпаетесь утром и включаете интернет, первым делом проверьте, не являетесь ли вы запрещенной в России организацией или, упаси боже, экстремистом.