Должен ли человек быть счастливым? А какое точное определение у этого "быть счастливым"? А быть нормальным – это как? Что и в каких пропорциях считается нормой – общественной, психологической, какой угодно?
Отношение к норме жизни, норме счастья и психическому здоровью в России меняется, но очень медленно. По-прежнему считается: чтобы быть счастливым, не заболеть депрессией и не думать о суициде, нужно просто каждый день делать как можно больше, тогда времени думать о "ерунде" не останется. Психическое состояние здоровья всё ещё приравнивается к "ерунде", потому что "есть проблемы и посерьезнее".
Проблемы посерьёзнее – это, конечно, голодающие дети не в России (в России судьба голодающих или болеющих детей трогает преимущественно НКО, журналистов и врачей). Справедливости ради ещё укажем, например, на войны, коррупцию, проблемы с качеством медицины, известный беспредел силовиков. На этом фоне в России у человека, даже изредка наблюдающего за жизнью вокруг, практически нет повода быть нормальным – без каких-либо проявлений тревожности, неврозов, панических атак, депрессии.
Говорить о своих чувствах и о том, что ты почему-то несчастлив, в открытую всё ещё считается признаком слабости. Любое психическое отклонение, даже временное, вызванное стрессом, расшифровывается двумя способами: либо ты болен и тебя надо избегать или прятать в больнице, либо ты симулируешь. В фильмах и программах по федеральным каналам показывают именно такое разделение. Психические отклонения могут быть оправданы только единовременным страшным событием, остальное – блажь от безделья. Так до сих пор и не стало ясным, что же является нормой, что болезнью, а что этой самой блажью. Это в том числе дает почву для гражданского самосуда, который обрушивается в ответ на любое действие, отличающееся от привычного хоть немного, действие, в основе которого часто отчаяние.
2 октября главный редактор издания КоzaPress Ирина Славина совершила самосожжение около отдела УВД в Нижнем Новгороде. Случайный прохожий пытался сбить с нее пламя, но журналистка его оттолкнула. За несколько часов до этого Ирина написала на своей странице в фейсбуке: "В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию". За день до случившегося к Ирине пришли с обыском – бензопила, маски, все по обычному сценарию – и изъяли всю оргтехнику. Ирина проходила свидетелем по делу о "нежелательной организации" – "Открытой России". После гибели Ирины нижегородский Следственный комитет объявил о начале доследственной проверки и назначении посмертной психолого-психиатрической экспертизы. В том же пресс-релизе ведомство подчеркнуло, что смерть Ирины никак не связана с прошедшими у нее накануне обысками.
В России каждый, кто профессионально делает свою работу, имеет свое мнение и отказывается идти на компромисс, потому что "сверху" попросили, находится в зоне риска и часто об этом риске знает
Любые слова ведомства о причинах смерти Ирины будут смешны и нелепы, кроме правдивых слов. А правдивых слов официально не будет – ни в пресс-релизах, ни в телевизионных программах. В социальных сетях начали позвякивать комментарии о том, что Ирина была невменяема, нездорова, что здоровый человек не смог бы совершить такой поступок. Но разве вменяемы те, кто приходит с обыском к человеку, заранее зная, что искать у него нечего и он ни в чем не виноват? А те, кто сажает в тюрьму детей за недоказанные преступления? А те, кто молотит людей на митинге дубинками, – они вменяемы? Силовики, которые придумывают "преступное сообщество" и сами заманивают в него молодых людей, – вот они, наверное, вменяемы.
Те, кто сегодня в России занимается общественной деятельностью, журналистикой, а зачастую и режиссурой, юриспруденцией, медициной, политикой – в сущности, чем угодно, в нестандартной ситуации рискуют прослыть в глазах общества невменяемыми или истеричными. Наверное, потому что это просто – оставаться спокойным, когда с обыском могут прийти к любому и в любой момент, независимо от того, имеет ли человек отношение к преступлениям или политике; когда за честную оценку происходящего в стране в отношении тебя могут возбудить дело по статье о терроризме; когда никакой профессионализм и высшая категория не защитят тебя от "дела врачей", если кто-то захочет тебя "наказать".
В России каждый, кто профессионально делает свою работу, имеет свое мнение и отказывается идти на компромисс, потому что "сверху" попросили, находится в зоне риска и часто об этом риске знает. Тем, кто живёт в Москве или Петербурге, защищаться и отстаивать себя в случае уголовного преследования и любого другого давления со стороны чиновников или силовых структур в разы проще, чем тем, кто находится в регионах. За московских, например, журналистов, на улицы выходят тысячи людей и в столице, и в других городах. В случае арестов региональных журналистов такая картина скорее исключение из правил. При этом работа, которую делают люди разных профессий в Москве и в регионах, одинаково трудная, может быть, опасная, ответственная, требующая больших, в том числе эмоциональных, ресурсов.
Насколько тяжело делать свою работу по совести и не поступаться принципами, живя в небольшом городе и зная, как трудно будет себя защитить, зная, что увидит и оценит эту работу, скорее всего, совсем немного людей? Сотни журналистов в регионах говорят о коррупции и преступлениях силовиков, но "плохие" герои их материалов редко бывают наказаны, в то время как на самих журналистов оказывается колоссальное давление. Об этом едва ли расскажут эксперты, делающие психолого-психиатрические заключения по запросам СК. Сколько раз в неделю тогда человек любой профессии может говорить: "Зачем я все это делаю? Это же бесполезно". А потом – где-то находить силы, убеждать себя в обратном, вставать и продолжать работать. Об этом тоже ничего не будет в психолого-психиатрической экспертизе.
Должен ли человек быть счастливым? Наверное. Одна из составляющих счастья – заниматься делом, которое любишь, которое приносит пользу. Где та грань отчаянья, до которой нужно дойти журналисту, работа которого – слово, чтобы не найти слов и поставить такую точку? Об этом тоже ничего не будет ни в одной экспертизе, сделанной по заказу СК. Как не будет ничего о том, сколько ещё таких журналистов, правозащитников, юристов, актеров, режиссеров, медиков, учителей и так далее год за годом говорят о важном тем, кому это не нужно, бьются в закрытые двери и молчат о своём отчаянии и о том, как близко подступило бессилие. И они все нормальные и вменяемые. Дело не в них, дело в Российской Федерации.
Светлана Осипова – московский журналист
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
