До конца октября проходит в белорусской столице независимый театральный фестиваль ТЕАРТ. Его участники дают спектакли, проводят лекции и семинары, а также продолжают выходить на протесты. Директор фестиваля Анжелика Крашевская была задержана в сентябре на женском протестном марше.
Фестиваль показывает программу Belarus open, спектакли России, стран Балтии, Германии, Франции и Польши. Среди крупных событий фестиваля – постановка Кшиштофа Варликовского "Мы уезжаем".
Театральный режиссер и продюсер Александр Марченко – один из руководителей ТЕАРТ. Мы начинаем разговор с обсуждения онлайн-спектаклей солидарности, сделанных коллегами разных стран в поддержку белорусских протестов и белорусских театральных деятелей.
– Как вы полагаете, ваши коллеги, люди культуры из других стран, действительно могут помочь протестующим в Беларуси? Не является ли это некоторым прекраснодушием? Какие инструменты взаимной поддержки доступны?
– У деятелей культуры и искусства разная ситуация внутри и снаружи . Но любые акции вне Беларуси – это, в первую очередь, поддержка. Энергия, которой делятся люди, чтобы поддерживать тех, кто на протяжении двух с лишним месяцев внутри страны нуждается в этой энергии, чтобы восстанавливать силы и продолжать жить. Во-вторых, подобного рода проекты имеют еще и практический смысл, потому что привлекают внимание к сбору средств, а это совсем не лишнее в сложившихся обстоятельствах. Можно говорить, что это прекраснодушие, хотя это лучше называть объединением, солидарностью. У меня есть ощущение, что все, что сейчас происходит в Беларуси, это некий старт, некое движение. Эти процессы, наверное, соединятся, не знаю, с Хабаровском, потом это появится еще где-нибудь на территории России.
– Что сейчас происходит в Минске?
– Вчерашний день был замечательным. Пенсионерки вышли на улицу поддержать молодежь, придали бодрости всему происходящему. Происходят и очень печальные события, связанные с тем, что идут суды, заводят дела на людей, пострадавших в результате насилия, а не на тех, кто его применял. Примерно то же самое, что началось с 9 августа. Динамика немного другая, но все те же качели – то радость, то печаль.
– Как выглядит сейчас ваша работа?
– Я работаю в "АРТ Корпорейшн", это некоммерческая организация, которая является дирекцией, организовывающей два фестиваля, один театральный – ТЕАРТ, а второй – "Лiстапад", это международный кинофестиваль. Я веду платформу "Talk-театр", мы работаем в проектном ключе, то есть ищем средства, продюсируем какие-то альтернативные постановки наших соотечественников, моих коллег, режиссеров. Пьесы и белорусские, и из мировой драматургии.
– Это проекты, которые поддерживал Виктор Бабарико?
– Да. Виктор Бабарико и Белгазпромбанк поддерживали структуру в целом. И оказывали точечную поддержку в виде небольших грантов. Они, например, поддержали две лаборатории – одну в прошлом году, мы ее реализовали на фестивале ТЕАРТ, одну в этом. Она началась уже тоже почти год назад, но в связи со всякими событиями, на которые 2020-й был богат, мы вынуждены были ее откладывать. Она была посвящена "реди-мейду" в театре.
– Чем вы и ваши коллеги практически заняты с 9 августа 2020 года? Как выглядит сейчас ваша профессиональная деятельность?
– Если мы говорим про "АРТ Корпорейшн", то с 9 августа наша профессиональная деятельность выглядела как подготовка к фестивалю, он будет продолжаться на протяжении всего октября, Театральный форум. Потом наступит ноябрь, начнется кинофестиваль. К этому мы готовились, не понимая до конца, переносить ли. Приходилось менять формат. Часть международной программы, которая была заявлена офлайн, к сожалению, не состоялась. Сейчас международная программа – это видеопоказы, сотрудничество, например, с "Золотой Маской" или с Гете-Институтом. Белорусская часть программы Театрального форума будет в офлайне. Не до конца понятно, что принесет следующий день. Ну, и образовательная часть программы, смешанная: лекция художника из Германии, который работает с виртуальной реальностью, это онлайн-программа. К концу октября ждем Аллу Шендерову, которая проведет трехдневный семинар, связанный с осмыслением того, как в условиях таких потрясений, как пандемия или революция, трансформируется театр и профессии в нем.
– Вот это интересует – как вы там работаете во времена пандемии и революции? Пять дней отработали, прослушали лекции, отыграли спектакли, а в субботу и воскресенье пошли на демонстрацию? Это реалистичный сценарий для вас и коллег?
– В общих чертах, да.
– К вопросу о дисциплинированности белорусов: как можно так долго и регулярно все это проделывать? Это очень удивляет.
– За последние месяцы все, что происходит, удивляет и нас по отношению к самим себе. Еще в июле невозможно было предположить, что все это будет принимать такие формы, никто не прогнозировал такого быстрого взросления.
– Революционные события повлияли на выбор спектаклей для фестивалей, на вашу репертуарную политику?
– Организация – это все-таки дело, которое начинается заранее, поэтому напрямую это никак не повлияло. Но школа ТЕАРТа, а я ее курирую, немного трансформировала свое название, свою тему. Сначала мы оказались все вместе, и мы, и вы, и все человечество, в условиях локдауна, который связан с пандемией, и тогда возникла идея поговорить именно об этом: о театре в условиях пандемии. А потом, когда в августе стали происходить все события, которые происходят и сейчас в Беларуси, мы расширили тему до "Театр в условиях потрясений". Вот таким образом мы на это реагируем. Программу быстро изменить довольно сложно. Хотя надо сказать опять-таки про солидарность: многие коллеги откликаются и предлагают свою помощь и участие. Мы на днях в рамках такой помощи посмотрели спектакль "Брак" Семена Александровского из Питера с обсуждением увиденного. Это подарок – возможность присоединиться к этому просмотру и к обсуждению. Спектакль создан в сети, он называется "Первый киберспектакль", и просмотр, и обсуждение проходили там.
Фестиваль начался с показа лабораторного процесса, который посвящен технике "реди-мейд" и назывался "Уже готовый мир". Мы продолжили лекцией в онлайне от Марселя Карнапке. Будет просмотр спектакля Тимофея Кулябина "Онегин". Мы его тут и вживую видели, но посмотрим трансляцию.
– Как вы чувствуете вашего зрителя в нынешней белорусской ситуации? Он изменился, чего он от вас требует?
– Во-первых, мы все-таки не государственный театр, наш зритель всегда был немного другой, и запросы у него были немного другие. Это, скорее, люди, настроенные на диалог, а не восприятие по правилам, на развлечение. Второе, они были все-таки людьми гораздо более мотивированными и подготовленными. Как правило, они изучали, куда идут, это всегда чувствовалось. За эти показы, которые произошли в последние дни, публика не поменялась, а поменялось только то, что предугадать сложно: интерес. То есть спонтанно, за последние минуты народ регистрируется и набегает, но совершенно непонятно за несколько дней, будет зал заполнен или нет. А что касается публики, которая является привычной для репертуального театра, насколько я слышу по отзывам коллег: в театры публика приходит, так скажем, за чем-то сутевым, а не просто отвлечься, или посмеяться, или что-то легкого жанра получить. Национальный театр, например, целиком и полностью уволился. Республиканский театр белорусской драматургии, где довольно интересный коллектив, постарался так сформировать свой репертуар, чтобы в нем не было каких-то отвлеченных спектаклей. Русский драматический театр ушел в связи с карантином, отказался от показов спектаклей.
– Когда вы говорите об искусстве сути, можно примеры? Существует классика, и можно прочесть Онегина или Печорина так, что станет понятно, что это все абсолютно современные герои, современная история. А какую современную драматургию вы показываете?
– Могу про тот же Республиканский театр белорусской драматургии сказать, у них в прошлом сезоне появился спектакль, построенный на белорусском фольклоре, там сделано все исключительно на песнях и пластике. История про национальную ментальность, колорит и какие-то травмы в этом спектакле сейчас очень по сути звучит, очень правильно. Он есть на фестивале. "Шлюб з ветром" называется, "Свадьба с ветром".
И это один из примеров. Что касается современной драматургии. Все спектакли, которые идут на нашей площадке "АРТ Корпорейшн", сделаны по современной драматургии и во многом отвечают событиям, которые сейчас происходят. Конечно, они рассказывают о том, что было до того, как случилось то, что случилось, но они осмысляли современность, реальность, то, что мы видели за окном на протяжении последних десятилетий.
– Можете назвать несколько имен? Мы в России в основном знаем Павла Пряжко из-за его сотрудничества с Театром.doc и современными театральными институциями. Какие еще современные драматурги?
– На нашей площадке идут пьесы Андрея Иванова. Его хорошо знают в России по пьесе "Сучилище", которую поставил Семен Сердин. Константин Райкин назвал ее лучшей пьесой года, кода она появилась два года тому назад. На нашей площадке идет спектакль по пьесе Данилова "Сережа очень тупой", режиссер и драматург – митрий Богославский. Вот такие примеры.
– Что имеется в виду под "реди-мейдом" в вашем проекте? В изобразительном искусстве мы более-менее представляем что это, когда вспоминаем Марселя Дюшана, который выставлял писсуар в галерейном, музейном пространстве. А что такое "реди-мейд" в театральном пространстве?
– Примерно то же самое. Мы говорим об уже готовом предмете, который взят откуда-то и привнесен на сцену в качестве сценографии, например, или в качестве отправной точки для придумывания спектакля. Этот прием давно известен. Алвис Херманис его использовал в своих спектаклях про латвийскую деревню, когда его актеры обыгрывали элементы быта. Смысл тот же: существующий предметный мир является частью драматургического действия на сцене. У нас было пять команд, и каждая из этих пяти команд придумывала какую-то свою историю, отправлялась в небольшую экспедицию за предметами. Или же, как в одном случае, использовала мастерскую художника, чтобы реализовать свой проект. В другом случае режиссер совершенно случайно нашел чемодан со старыми фотографиями, выброшенными в мусорку, и это послужило источником для спектакля.
– Как себя чувствует ваш фестиваль, ваши проекты? Имеется в виду: между Россией и Европой? Между Востоком и Западом? Между Европой и Азией? Между Литвой и Польшей? Когда я вас слушаю, такое впечатление, что белорусы – это суперсвободные люди: когда хотят, обращаются к русской классике, когда хотят, к западной или к собственному фольклору.
– Если говорить о программе предыдущих лет, в общих чертах вы правы. Естественно, в программе были спектакли и из Европы, и из России, причем довольно разные. Так и есть, да, между Литвой и Польшей, и с тем же Кулябиным…
– Я имею в виду даже не столько программную наполненность фестиваля, сколько ваше собственное ощущение, как белорусского творца, деятеля культурного мира.
– Фестиваль разделен на две части. Есть международная программа, о которой я сказал, и есть белорусский кейс, называется "Belarus оpen", где собраны спектакли за год. Здесь тенденция приближения к современности, к современной драматургии, к театру, который начинает использовать разные постановочные способы. Но в принципе театральные процессы в Беларуси довольно ригидные, развиваются медленно, особенно с формальной точки зрения. Доступно многое, и фестиваль делает большую работу по доставке продуктов для насмотренности местных творцов. Но, наверное, только за последнюю пятилетку, скажем так, появились спектакли, которые по форме начинают отличаться от привычных, классических, от какого-то нарративного существования, повествования из пункта А в пункт Б.
– Когда речь идет о больших политических катаклизмах, мы обычно склонны смотреть несколько ретроспективно: а что же было интересного в обществе до начала таких больших процессов? Поэтому любопытно узнать, что в Беларуси происходило по части белорусского самосознания, самостояния, новых форм. Даже немножко странно, что только пять лет, как вы говорите…
– Я не зря сказал, что в июле еще никто не ожидал того, что происходит, это очень большое удивление. Все, о чем вы говорите, существовало в Беларуси в абсолютно маргинальном поле. И это было удобно культурным властям: ни в коем случае не давать возможности выхода из маргинального поля, из поля эксперимента. Потому что пока это эксперимент, пока "наши маргиналы под забором барахтаются", ну, барахтаются и барахтаются, а высокое искусство – это какие-нибудь хореографические ансамбли. И это все, действительно, случилось вдруг.
– Вы хотите сказать, что даже Свободный театр считался маргинальным?
– Безусловно, это самый маргинальный театр в Беларуси, маргинальнее некуда.
– Театр, который знает вся Европа, внутри страны оказывается на маргинальных позициях?
– Именно так. И точно так же с феноменом белорусской драматургии. В принципе, и в России, и в Европе известен не только Пряжко. Пряжко, наверное, самое яркое имя, но белорусские драматурги были востребованы по географии довольно широко. При этом они очень медленно продвигались на сцены отечественных театров. В том числе и наш фестиваль эту ситуацию меняет. По большому счету, ситуация за последние пять лет переломилась. Хотя все равно не в том масштабе, в котором бы хотелось.
– А в каком хотелось бы?
– В Беларуси недостаточно процессов и площадок, которые бы появляющуюся драматургию сразу брали и начинали с ней работать. Есть вполне оправданные формы – читки, какие-то эскизы, таких процессов в той же России много, и не только в Москве, но и в Перми, и еще где-нибудь. В Беларуси этих условий нет, даже драматургического конкурса внятного нет. Все шлют свои произведения на Любимовку, на "Евразию", на остальные драматургические конкурсы в Россию, благо в этом случае, что белорусские драматурги пишут на русском языке. В последние несколько лет стало появляться гораздо больше белорусскоязычной драматургии, написанной молодыми людьми, и это очень интересно.
