Аршак Макичян, один из российских активистов международного движения Fridays for Future, уже 92 недели каждую пятницу выходит на акцию за климат. Активистов Fridays for Future задерживает полиция, несмотря на то что они во время климатических пикетов не призывают отпустить политзаключенных, не предлагают Путину покинуть свой пост и не возмущаются отравлением Навального. В прошлом году Аршака арестовали на несколько суток. В этом году его дважды задерживали, еще одной российской участнице Fridays for Future угрожали силовики, а другим активистам климатического движения, по словам Аршака, они настойчиво предлагали "прийти на разговор". После пандемии Аршаку и другим последователям вдохновительницы школьной забастовки за климат из Швеции Греты Тунберг пришлось начать агитировать онлайн. В интервью Радио Свобода Аршак Макичян рассказал, как агитировать во время пандемии, почему ему страшно быть свободным и что все вопросы сейчас – политические.
– Движение Fridays for Future в числе первых перешло в онлайн. Ученые еще до официальных запретов и введения самоизоляции рекомендовали уменьшить офлайн-общение, и активисты за климат к ним прислушались. Мы начали придумывать новые форматы вместо уличных пикетов. Стали проводить тематические пятницы в формате онлайн-пикетов. Люди выкладывали свои фотографии с плакатами в собственных аккаунтах, а мы потом делились ими в "итогах" пятницы в социальных сетях Fridays for Future России. Мы проводили международные просветительские вебинары с экспертами, и все могли в них принять участие. Плюсы онлайн-пикетов в том, что в них может участвовать человек любого возраста. Но через какое-то время активисты стали уставать от онлайна. Онлайн-активизм не дает возможности влиять на широкую аудиторию – соцсети активистов Fridays for Future читают, как правило, лишь их друзья и знакомые. Мы не видели обратной связи от незнакомых людей и не понимали, как наши действия влияют на общество. Оказалось, что онлайн-активизм – это не так просто, несмотря на то что вроде бы наше поколение привыкло жить в интернете. Летом я снова начал выходить на одиночные пикеты, меня два раза задержали. Один раз оштрафовали за нарушение режима самоизоляции, хотя город уже был открыт. В конце сентября мы снова ушли в онлайн. Наверное, хорошо, что нам пришлось некоторое время агитировать онлайн – мы научились лучше работать с соцсетями. Тем более что сейчас трудно предсказать, как дальше будут обстоять дела с уличным активизмом. В Москве хотят запретить очередь на одиночные пикеты, а это был наш формат. В Европе таких проблем нет, уличные акции Fridays for Future там проходят весело. Нашим соратникам из Европы легко будет вернуться на улицы после окончания пандемии.
– Сколько сейчас человек в российском движении Fridays for Future?
– Сложно сказать. Относительно активных 10–50 (иногда меньше, иногда больше). К глобальным забастовкам во время пандемии присоединялись больше 100 человек. До пандемии в сентябре прошлого года по всему миру в забастовке за климат приняли участие около 7 миллионов. В России тогда вышли около 700 людей в 25 городах. Нас не так мало в России, в стране, где немного людей в целом выходит на уличные акции. В некоторые пятницы до пандемии в России на улицы выходило больше активистов нашего движения, чем каких-либо других.
– Ваши соратники в других странах тоже стали агитировать онлайн?
– Грета осенью перешла в интернет, потому что случаев заражения стало больше. Но в некоторых странах активисты Fridays for Future выходят на улицы. Они стараются придумывать красивые акции, которые исключают скопления большого количества народа. Например, в Германии на прошлой неделе активисты показывали с помощью проектора кадры обращений жителей разных стран мира, которых волнует проблема климата. Возможно, для активистов из Европы трудности с проведением уличных акций из-за пандемии не так критичны, как для нас. На Западе экологическое сообщество уже давно сформировано, в России этот процесс только идет. Именно офлайн-акции способствуют формированию среды экоактивистов. Мы и активисты европейских стран находимся в совершенно разных условиях.
Грета и активисты в Европе занимаются чем-то конкретным, встречаются с политиками, например с Ангелой Меркель, и добиваются изменений. Мы тоже хотим влиять на политиков и проводить конкретные кампании с конкретными требованиями, но в России нет никакой климатической политики, поэтому сложно что-либо требовать. В прошлом году на конференции ООН по климату в Мадриде мы встречались со специальным представителем президента по вопросам климата и договорились, что передадим ему наши требования. Мы стараемся говорить с чиновниками на том уровне, который они способны понять. Но не могу сказать, что чиновники нас слышат.
– Что вы думаете об ответах Путина на вопросы об экологии, которые ему задали на последней пресс-конференции?
– Я перестал воспринимать серьезно официальные заявления чиновников на экологические темы. По моему мнению, Путин говорит одно, а делает другое. Мне интереснее, что о климате думает Навальный и другие оппозиционные политические лидеры. На фоне политических репрессий климатический кризис многим кажется чем-то вторичным. Нам трудно продвигать экологическую тематику, пока в России нет демократических институтов.
Нам трудно продвигать экологическую тематику, пока в России нет демократических институтов
– В одном из ваших постов в социальной сети вы сказали, что вы не сторонник Навального, потому что он почти ничего не пишет об экологии. Почему вам интересно, что Навальный думает о климатическом кризисе?
– Я поддерживаю Навального. После того как Навального отравили, я стал поддерживать его еще больше. Коррупция, с которой борется Навальный, делает всю систему сохранения экологии неэффективной. Возможно, оппозиционные политики считают, что сейчас в России есть проблемы важнее изменения климата. Люди видят экономический кризис, политические репрессии, смотрят и читают расследования о коррупции, самые активные жители России пытаются как-то противостоять преследованиям оппозиционеров, воровству и дискриминационным законам. Но все это происходит на фоне не в полной мере ощутимых изменений климата. И если не заняться этой темой, то вся борьба за права человека и за прекрасную Россию будущего окажется бессмысленной. Потому что из-за климатических изменений этого будущего у нас просто нет.
Если бы Навальный хоть что-то написал о климате, это было бы полезно для России. Он публично критиковал тех, кто ненавидит Грету, когда на нее активно нападали. Но в целом Навальный мало говорит на экологические темы. Кроме того, тема климата неудобна для политиков. Во-первых, она сложна для понимания. Во-вторых, большая часть капитала в Россию приходит от компаний, занимающихся добычей ископаемого топлива. Россия главным образом живет за счет экспорта нефти и газа, поэтому выступать за климат для любого политика – значит подвергать себя риску. Недавно я был в Сколкове на российско-европейской конференции по климату в качестве активиста. То, что говорила российская сторона на этой конференции, мне казалось просто смешным, это больше было похоже на рекламу "Росатома", а не на обсуждение серьезной экологической темы. Но Европа объявила в прошлом году новый зеленый курс, США после выборов нового президента тоже приняли решение о переходе на зеленую экономику. Россия в такой реальности может через какое-то время стать аутсайдером, когда в ее ресурсах больше не будут нуждаться.
– На одном из ваших плакатов во время онлайн-пикета было написано “Мне страшно быть свободным”. О чем вы написали?
– Я могу повлиять на ситуацию, и я это делаю, но с каждым днем мне приходится преодолевать все больше страхов. Любой более или менее известный активист становится объектом внимания силовиков. Когда люди из "Нового величия" получили реальные сроки, многие активисты в России почувствовали себя очень уязвимо. Мы тоже переписываемся в телеграме, и страшно осознавать, что людей отправили в тюрьму лишь за переписку в чате. С другой стороны, я понимаю, что у меня нет иного пути. Если активисты перестанут действовать, то ничего не изменится. Дело "Нового величия" показало, что нам, разным активистам, надо объединяться, чтобы защищать друг друга от этой машины, которая хочет всех задавить.
– Но Fridays for Future вроде бы неполитическое движение. Вы почти никогда не выходите на пикеты за климат с требованием отправить президента в отставку, отпустить политзаключенных и осуждением отравления оппозиционного политика.
Приходили из ФСБ, угрожали заведением дела за экстремизм
– Я бы не сказал, что мы не политическое движение. Мы говорим, что правительство в ущерб экологии зарабатывает деньги за счет продажи нефти, а эти деньги даже не доходят до населения. Мы говорим, что нам надо переходить на возобновляемые источники энергии, – это политические вопросы. Я думаю, нас еще не закрыли из-за того, что у активистов Fridays for Future большая международная поддержка, а не потому, что мы не поднимаем политические вопросы. Все вопросы сейчас – политические. К одной из активисток Fridays for Future Марине Сорокиной в этом году приходили из ФСБ, угрожали заведением дела за экстремизм. Рядом с нами во время общих одиночных пикетов иногда стоят люди в гражданской форме, и мы понимаем, что это сотрудники ФСБ. Ко мне, когда я стоял в одиночном пикете, подходили странные люди в гражданке и спрашивали о моем отношении к Навальному. Активистам Fridays for Future звонят из силовых структур, приглашают на встречи, но мы от этого отказываемся.
– Вас шведский телеканал SVT называл самым одиноким активистом. В ваших постах в социальных сетях мне тоже в последнее время видится грусть. Вы не разочаровались в активизме за климат?
– Я вижу, что у людей в России в целом низкий уровень экологического образования: о климате в школах и университетах ничего не говорят. Большинство качественных материалов об изменении климата написаны на английском, хотя и на русском в последнее время появляются качественные тексты. Но все же людям, не владеющим английским, сложно понять масштабы экологических проблем. Кроме того, в экологических проблемах не так легко разобраться: на это нужны ресурсы, которых у многих людей нет – все силы уходят на выживание. Даже наиболее информированной и активной части общества изменение климата нередко кажется чем-то абстрактным, не тем, ради чего надо выходить на улицы и рисковать своей свободой. Но разочарования в активизме у меня нет. Я не оптимист и не пессимист, а реалист. Сейчас в России у меня есть только одна возможность: говорить правду максимально громко, и я буду продолжать это делать, – рассказал РС Аршак Макичян.
