18 декабря в Театре.Doc состоялась премьера спектакля под названием "Вива, Вита!". Пьесу молодого драматурга Элины Мнацян поставила режиссер Варвара Фаэр. Как сказано в афише, это "подлинная история о жизни сутенерши и ее работниц".
"Каждый из нас имеет о них представление, даже если никогда не сталкивался с ними в реальности. Их образы всплывают в кино, литературе и живописи на протяжении веков. О них рассказывают анекдоты, травят байки, и как только не называют: представительницы древнейшей профессии, жрицы любви, ночные бабочки, девушки с пониженной социальной ответственностью… Кто же они на самом деле и как устроен их мир изнутри?" – так анонсирует этот спектакль Театр.Doc.
В жизни грязь и горняя высь, дерьмо и рай могут случаться одновременно
Вита – имя главной героини пьесы. Вслед за ней на сцене появляются и другие секс-работницы: Аня, Гуля, Катя – каждая со своей историей. Режиссер Варвара Фаэр обозначает жанр спектакля так: "документальная черная комедия".
– Для меня это история о том, что жизнь бывает разная, и никакая жизнь не заслуживает клейма и осуждения, – говорит Варвара. – Когда мы смотрим на этих женщин, на их истории, мы понимаем, что в жизни грязь и горняя высь, дерьмо и рай могут случаться одновременно. Мы находим благородство там, где не ждали, доброту – там, где ее быть не должно (один из персонажей, например, – благородный бандит). И это весело, и в этом драйв. Что интересно, все это – реальные факты: пьеса ведь написана на документальном материале.
С этим спектаклем все было очень непросто. Планировалось, что он пойдет на нашей площадке на улице Казакова, в прекрасном большом зале, мы там репетировали, и я уже представляла себе сценическое решение в том пространстве. И вдруг пришла весть, что театр выгоняют из этого помещения, причем до моей премьеры, которая уже была назначена. Пришлось переходить на вторую нашу площадку – "Doc на острове", где совершенно другая архитектура, которая представлялась мне просто непригодной для сценического решения этого многоуровневого спектакля. Но потом я стала с этим работать, и в итоге у меня и зал расположен нетипично, и пространство, которое не является сценическим, здесь стало таковым: я использовала закоулки, изъяны этой площадки для разведения мизансцен и сценического решения, и недостатки превратились в достоинства. Я очень переживала за техническую часть. Спектакль в этом плане сложный: там и видео, и довольно непростое музыкальное оформление, и мерцающие разноцветные огни дискотек, и много чего еще. У нас в "Доке" все очень экономично, так что всем этим рулил один-единственный сотрудник – просто восемью руками, как человек-паук. К счастью, все прошло хорошо, с совсем небольшими накладками.
– А были ли сложности у актрис при трактовке образов секс-работниц? Ведь, наверное, мало кому доводилось тесно общаться с ними в жизни.
Эти девушки примерно в таком же положении, как и все мы
– Сложностей практически не было. Автор пьесы предоставила фотографии реальных персонажей, аудио- и видеозаписи, мы работали с этими материалами. Чем хорош жанр вербатим? Тем, что персонажи – живые: за ними можно наблюдать, их можно срисовать, сделать актерский этюд наблюдения. Кроме того, это же актеры Театра.Doc: они все это подробно изучали. У хорошего актера нет такого, что он сидит в какой-то колбе, в розовом пузыре, и поплевывает на все остальное население. Нет, он идет, смотрит, общается, приобретает этот опыт, иногда тяжелый и ужасный, использует собственные переживания от столкновения с реальностью, для того чтобы потом работать на сцене.
В спектакле нет интонации "Ямы" Куприна: трагедии, драмы или ненависти к мужчинам. Документальный срез говорит о том, что проститутки часто употребляют разные наркотики и, соответственно, находятся либо в приподнятом настроении, либо в отходняке. Видимо, без допинга выдержать эту жизнь трудно, а так она видится в ином свете, и это занятие представляется вполне забавным: девушки довольно весело обо всем этом рассказывают. У меня даже сложилось впечатление, что многие занимаются этой работой по призванию.
– Что было самое интересное в работе над спектаклем?
– Парадоксальность происходящего и бесконечный живой жизненный юмор. Главная героиня, Вита, самая веселая и отвязная проститутка из всех. У нее отвратительная, ужасная жизнь, на которую она смотрит с очень большим юмором. Она – такая клоунесса, ее и клиенты чаще других заказывают, потому что с ней еще и весело, они в нее влюбляются, бегают за ней. Она такая немножко загадочная, у нее интересная речь (Виту играет в спектакле Яна Иртеньева, а во втором составе – Юлия Советникова, но поскольку Яна заболела ковидом и поправилась совсем недавно, в премьере участвовала Юля).
Вокруг – тотальный законодательный и правоохранительный кошмар
"Ну, вот такая жизнь, – говорит Вита в какой-то момент. – И такой живут". Все мы, участники спектакля, получаем огромный драйв от этого черного юмора и от этой парадоксальности, и дело тут не в отдельных фразах, а в общей картине. Ведь наша собственная жизнь сейчас настолько печальна, и столько людей (в том числе и актеров) просто не видят ближайшей перспективы, не понимают, что будет дальше, а тут вот такое переключение сознания на что-то веселое и забавное, а кроме того, возможность вкусить запретного плода.
– В России проституция является административным правонарушением, если речь идет о самих девушках, а вот организация такого бизнеса – уже уголовное преступление, и за это можно получить от трех до восьми лет лишения свободы. Как вы полагаете, это справедливо?
– Я не законодатель, я исследую другие аспекты реальности. В спектакле рассказывается о том, как девушек против их воли вовлекали в это занятие, применяли к ним насилие, наносили телесные повреждения. Такие вещи во всех странах караются законом, и у нас, конечно, должны караться. Но в России сейчас очень тяжело говорить о законе. Здесь же просто ничего не работает! О чем тут говорить, если полиция, вместо того чтобы расследовать преступления, ловит и штрафует бабушек без медицинских масок?! Полиция почти ни от чего нас не защищает. Вокруг – тотальный законодательный и правоохранительный кошмар. И в такой ситуации решать, легализовать проституцию или нет, – это все равно что есть пирожные, когда тебе не на что купить черного хлеба. По разным причинам (не хватает опыта, образования, знаний, сил) они не могут защитить себя от тех, кто вершит над ними насилие.
– В жизни и в литературе бытует множество мифов и стереотипов о проститутках. По-моему, спектакль опровергает многие из них.
– Тут еще вопрос в том, насколько эти девушки сами хотят соответствовать этим мифам, тому, что в них желают видеть другие. По ходу действия они произносят монологи, рассказывают о своей жизни. У них это уже отработанный коронный номер. Их задача – удовлетворить клиента во всех смыслах слова. Они просчитывают, что ему может понравиться, и начинают играть определенную роль. Обычная женщина никогда не будет так вести себя с мужчиной. Они легко считывают человека – просто на уровне почти животных инстинктов. Им приходится этому учиться, ведь они имеют дело с огромным количеством людей, причем с достаточно сложным контингентом, – отмечает режиссер Варвара Фаэр.
Сценическое пространство необычно. В зале есть довольно широкая лестница, ведущая на второй этаж. Стулья зрителей развернуты к ней, а не к сцене. Девушки, произнося свои монологи, появляются сначала на самом верху, а затем постепенно спускаются к зрителям. Большая часть действа происходит на верхнем этаже, за стеклом.
– Работать было интересно, – вспоминает исполнительница главной роли Юлия Советникова. – Запретный плод сладок. Все мы знаем, что это есть. Во всех нас это сидит, просто кто-то переходит грань, как эти девушки, а кто-то не переходит. И мне как актрисе было очень интересно там, внутри. Это же все реальные истории. Автор пьесы Элина Мацаян около года ездила, записывала персонажей. На репетициях мы очень глубоко все это копали, разбирали. Нас, актеров, даже подбирали так, чтобы мы были чисто визуально похожи на живых персонажей и близки им по темпераменту. Мы слушали аудиозаписи, сделанные Элиной, изучали тембр голоса героинь, запоминали, как они разговаривают.
Нам еще предстоит очень большая работа. Наверное, через год это будет уже совсем другой спектакль
Сейчас это только премьера, то есть самое начало спектакля. Нам еще предстоит очень большая работа. Мы показали, грубо говоря, скелет, то, что мы сделали в условиях пандемии, ну, просто в адских условиях. А теперь он начнет обрастать "мясом", мы потихонечку будем разрабатывать какие-то новые ходы. Наверное, через год это будет уже совсем другой спектакль. Я очень рада, что мы это сделали!
Мария Степанова играет проститутку по имени Аня, которую обманом и силой вовлекли в это занятие.
– Эту девушку мне по-человечески жалко. Жизнь с ней обошлась очень жестоко. Она выросла в небольшом поселке, мать у нее алкоголичка, на работе ее "кинули", а потом еще и подружка обманула: заманила в город, обещала работу, а оказалось, что это проституция. Аня сначала не хотела в этом участвовать, но потом все-таки пришлось. Единственный человек, который смог передать ей материнское чувство, любовь, заботу и ответственность, – это Зоя, "мамочка". Я довольно быстро создала образ. У меня была фотография этой девушки, аудиозаписи, текст. Если не с первого раза, то ближе ко второму, третьему у меня уже появилось четкое ощущение того, что она может испытывать, как реагировать на разные вещи, – рассказывает актриса Мария Степанова.
Яркий персонаж пьесы "Viva, Вита!" – Зоя, так называемая "мамочка", то есть сутенерша. С ней связана отдельная сюжетная линия. У Зои двое детей от разных мужчин: один сын взрослый, другой совсем маленький. Слово исполнительнице этой роли Марии Чупринской.
– Работа над образом шла в экстремальных условиях, потому что я сама недавно родила ребенка. В этом смысле у меня такая же ситуация, как у моей героини: у нее тоже маленький ребенок. Я приезжала на репетиции со своим новорожденным сыном, он лежал вот в этой кроватке на сцене. И у меня тоже есть старший ребенок, правда, дочь, а не сын, так что образ Зои мне близок. Даже автор пьесы сказала, что в роли Зои представляет только меня, потому что видит близость с прототипом. Я репетировала, репетировала, а потом увидела у Элины в телефоне настоящую Зою и просто обалдела! Я даже костюм подобрала почти в точности такой, как у нее на фотографии. Это просто удивительно: абсолютный двойник!
Зоя – моя первая большая роль во взрослом спектакле. Я же не профессиональная актриса, начала этим заниматься совсем недавно. В "Доке" я играю в детском спектакле "Нылка и Вылка в детском саду": там большая роль, но это все-таки совсем другая аудитория. Конечно, я очень волновалась. И до сих пор волнуюсь.
– Про что для вас этот образ: Зоя – какая она?
Зоя жестко рулит своим бизнесом, но она совсем не железная, она добрая, всех жалеет
– Это, конечно, про любовь. Она со своим мужем, вот с этим бандитом по прозвищу Дубак, которого в конце посадили, прожила жизнь, наладила большой бизнес. Он ей изменял, и в конце концов они развелись, потому что она не могла это терпеть. Но они остались друзьями, продолжают делать вместе дела, дружить и быть порядочными друг перед другом, как нормальные люди в нормальной супружеской паре. Мне было очень интересно, как у этих людей продолжаются трогательные отношения, взаимное благородство, правильная семейная иерархия. Это крутая история реальных людей. Зоя довольно жестко рулит своим бизнесом, но она совсем не железная, она добрая, всех жалеет, искренне хочет помочь. Для нее это девочки в беде, и она радуется, когда они могут вырваться в другую жизнь.
Молодой артист Михаил Гурай исполняет в спектакле "Viva, Вита!" роль Феди, сына сутенерши Зои.
Спектакль не про проституток, чернуху или криминал. Это о заботе и любви
– Это было непросто. Я играл ребенка, который вырос в полукриминальной среде. Правда, меня это никогда не касалось. Я с уважением отношусь к бизнесу матери, мне неважно, что это за бизнес: это ее работа. А мама для меня – большой ребенок, который нуждается во внимании и заботе с моей стороны, потому что с мужем она в разводе, и я единственный мужчина в семье. Мама может забыть поесть, например, за ней надо приглядывать, а еще ухаживать за младшим братом. Иногда я прошу Зою сделать что-то такое материнское, но она и с этим не очень справляется, потому что глубоко погружена в бизнес.
Материал неоднозначный, конечно. Для меня было открытием узнать, что такое существует, что есть люди, которые ведут подобную жизнь, и что она не совсем такая, как принято считать. Меня это не пугает, просто интересно. И вообще, спектакль не про проституток, чернуху или криминал. Нет. Это спектакль о заботе и любви. Я забочусь о маме, а мама заботится о девочках. Вот это меня очень сильно трогает, даже на слезу пробивает, когда я понимаю, что Зоя – сутенерша, которая спасает своих девочек, защищает их. И они же, в принципе, свободны, могут от нее уйти, но сами не хотят.
Премьеру в Театре.Doc посетил кинорежиссер Виталий Манский. Вот его впечатления.
– Я рад, что Театр.Doc продолжает удивлять, продолжает волновать, продолжает существовать в той документальной реальности, которой все меньше в каком-то ином пространстве, более привычном и раскрученном. Очень хорошие характеры, очень хорошие истории, очень хорошие актеры, что тоже радует, тем более что я почти всех видел в первый раз. В целом позитивное ощущение: замечательная премьера!
Драматургу Элине Мнацян 29 лет. В Москву она приехала из Йошкар-Олы. Училась в педагогическом институте, затем во ВГИКе, на курсе Юрия Арабова. Лидер рок-группы "Тито Арто". "Viva, Вита!" – первая вещь автора, поставленная на сцене. Элина рассказала Радио Свобода, как родилась у нее идея этой пьесы.
– Я на протяжении нескольких лет наблюдала за девушками из этой профессии, за проститутками. У меня была такая возможность из-за довольно близких контактов в криминальной среде. Но идея написать пьесу пришла не сразу. Сначала появилась мысль, что можно как-то использовать свои наблюдения, ведь я нахожусь к этим девушкам в непосредственной близости, которая недоступна многим другим. Но поначалу мне не хватало ощущения, что я вправе это делать. И только когда я села с ними в машину и поехала на заказы в качестве наблюдателя (я просто попросила, чтобы меня взяли с собой), смогла не только соприкоснуться с этой жизнью через их рассказы, но и увидеть ее изнутри, у меня появилось это ощущение, и я поняла, что буду об этом писать.
– Чем вам был так интересен этот мир?
– Это тема, которую очень многие "окучивают": от Достоевского, с его Сонечкой Мармеладовой, до фильма "Интердевочка". Но когда общаешься непосредственно с этими людьми, то каждое последующее столкновение с художественным образом сначала веселит, а потом раздражает, потому что начинаешь видеть в нем неподлинность, неестественность, недостоверность. Мне хотелось посмотреть на все это с другой стороны.
– А что не так с теми стереотипами, которые существуют в обществе?
– Это же волнообразная история: тема проституции то неожиданно поднимается в общественных дискуссиях, то вдруг про нее забывают, а вот сейчас, в связи с феминистским дискурсом она опять как-то так поднялась. И стереотипы тоже претерпевают разные трансформации. В последнее время я, например, много слышу про секс-работниц, которые, бедные и несчастные, дают исповедальные интервью, и их обязательно надо спасти, освободить от рабовладельческого режима сутенеров, и так далее, и тому подобное. Общаясь внутри этой среды, начинаешь понимать, что этот стереотип довлеет и над самими девочками, и они, когда приходят и дают эти интервью, в общем-то, тоже играют какую-то роль и говорят то, что от них хотят услышать. Я бы не считала такие рассказы достоверными. Не могу, конечно, говорить за всех, но те, кого я знаю, относятся к своему занятию гораздо спокойнее. Их образ очень ярок со стороны, а внутри этого мира они себя так не позиционируют и не чувствуют, для них это обыденность.
Важен ракурс иронии, самоиронии, комедийности, который присутствует в жизни этих женщин
Один из самых важных моментов. В этих общественных дискуссиях и даже в бытовых разговорах о проститутках часто задается вопрос: как они оказались в этой профессии? Предполагается, что есть какая-то черта, через которую женщина переступает – и все, теперь она проститутка. Но для этих девушек такой черты нет, и они говорят об этом прямо. Они не осознают это как какой-то момент трансформации, какой-то линии, которую они перешли раз и навсегда.
Истории, конечно, разные, и нет такого, что всегда сутенер предлагает им войти в дело. В каких-то случаях – да, но иногда они и сами выходят на сутенера. И он даже может отказать девушке, выгнать ее: "Все, дорогая, хватит, ты уже свое отпахала". Проститутки даже могут периодически уходить от сутенеров: "Все, я теперь больше не проститутка, я свои деньги заработала и пойду жить нормальной жизнью". Но спустя какое-то время они все равно возвращаются и просятся обратно. Они не могут жить этой "нормальной жизнью", работать, условно говоря, кассиром в "Пятерочке" в маленьком городке за ту сумму, которую могут поднять за два часа.
– Дело в деньгах?
– Похоже, что да.
– Это был небольшой город – тот, где вы общались с такими девушками?
– Это миллионник, но в глубинке.
– Ваша пьеса и спектакль Варвары Фаэр работают с общественными стереотипами по поводу "жриц любви", каким-то образом меняют их?
– Я надеюсь на это. Для меня очень важен ракурс иронии, самоиронии, комедийности, который присутствует в жизни этих женщин. Все это не просто сопли, намотанные на кулак, не бесконечные исповеди а-ля Сонечка Мармеладова, не какое-то дно, на котором умирают женщины, перешедшие черту, а просто такая жизнь, которой они живут, и в ней есть свои радости, там очень много энергии, витальности.
– Но ведь там случаются и трагические истории.
– Да, конечно. Прежде всего, это тема наркомании, которая всегда идет где-то рядом. Такие девушки нередко становятся наркоманками, и иногда это приводит их к летальному исходу.
– А СПИД, убийства девушек – такое было на вашей памяти?
– Не было. Бывали, правда, разные дикие случаи. Одну девушку вызвал клиент, она поехала на заказ, а в машине ее ждал человек, водитель и охранник. Он засек время, а когда через час девушка не вышла, позвонил клиенту, чтобы узнать, продлевает он время или нет, а тот трубку не берет. Водитель поднимается к нему, начинает ломиться в дверь и слышит оттуда ужасные крики проститутки и наглый голос клиента: "Вали отсюда! Я сам с ней разберусь". Ну, тут подтягиваются дополнительные силы, и на протяжении двух часов они пытаются попасть в квартиру, понимая, что там происходит насилие и девушку надо спасать. Охранник звонит в полицию, чтобы узнать, что это за адрес (все такие дела кризисного характера решаются в смычке с полицией). В итоге они вместе с ментами выламывают дверь, а там, в квартире, лежит проститутка с зашитой вагиной и сидит голый мужик, абсолютно довольный собой, никуда не убегает. Тут менты говорят ребятам из криминального мира: "С этим дерьмом разбирайтесь сами: мы закроем на это глаза, делайте с ним что хотите, потому что это такая тварь…" И выясняется, что этот клиент, который зашил проститутке вагину, сам в детстве стал жертвой насилия со стороны своего отчима, и эту историю многие в городе знают: у него на этой почве поехала крыша, и вот он теперь делает такие вещи с проститутками.
– Насколько вас устраивает сценическое воплощение пьесы?
– Очень устраивает! Для меня это просто поразительный опыт, я вообще находилась в каком-то экстатическом состоянии счастья все время, что шли репетиции и все это росло у меня на глазах. Я не испытываю никаких внутренних конфликтов от сценических решений, от того, как выстраивается картинка, все это мне очень близко и понятно.
– Есть ли какие-то черты, которые объединяют этих девушек?
– Да. Наверное, у них разное отношение к этому, но исток один. Я не знаю, осознают ли они это сами, но у всех это присутствует: как будто бы кто-то когда-то обесценил их тело, и оно не несет для них той сакральной ценности, какую имеет для большинства людей. Но вот этот момент обесценивания для них является как будто каким-то слепым пятном, они это не очень осознают.
– А кто обычно обесценивал: родители, мужчины, еще кто-то?
Они патологические фантазерки, то есть иногда врут там, где это вообще не требуется
– Мне все это стало понятно уже в процессе работы над текстом, когда я вспоминала, о чем мы говорили, заново просматривала, прослушивала какие-то документальные материалы, рефлексировала на эту тему и поняла, что на самом деле никто из них не называет эту точку отсчета, рубеж невозврата. Его можно вычислить своими силами, но сами они об этом не говорят. Вот почему я и говорю, что это слепое пятно.
А еще они все непрерывно врут. Точнее, это даже и ложью-то не назовешь, просто они патологические фантазерки, то есть иногда врут там, где это вообще не требуется. Наверное, тут накладывается специфика профессии: общество порицает секс-работниц и то, чем они занимаются, и им все равно приходится это от кого-нибудь да скрывать. Например, у главной героини, Виты, есть парень, которого она убедила в том, что занимается сексом только с ним. А другая девушка – прототип героини, которая есть в пьесе, скрывает это от своей семьи, не говорит, где работает, она же не может прийти и сказать маме и папе: "А я вот уехала и работаю проституткой". Ей приходится все время что-то сочинять. И все это накладывает отпечаток, происходит какая-то профессиональная деформация. Они выдумывают себе легенды, потому что им необходимо как-то видеть себя со стороны и так подавать себя миру, они живут в этих образах. И те стереотипы, которые существуют по поводу этих женщин в обществе, влияют и на них самих, то есть это такая цикличная история. Насмотревшись "Красотки" и "Интердевочки", они тоже начинают перетягивать что-то оттуда и рассказывать истории с позиции этих образов, иногда заигрываясь.
– Как вы оцениваете тот факт, что проституция в России криминализирована?
Легализация проституции обезопасила бы самих секс-работниц, чего мы не наблюдаем сейчас
– Я за легализацию проституции и за ту европейскую модель, по которой штрафы и ответственность налагаются на клиента. Прежде всего, легализация проституции обезопасила бы самих секс-работниц, чего мы не наблюдаем сейчас. Это странная история, связанная еще с тем, как у нас работают правоохранительные органы в связке с криминалом: одни других покрывают, там коррупция и так далее. Не может быть никаких адекватных отношений в такой среде и в таких условиях, которые никак не обозначены законом. Для самих женщин это просто опасно. Если девочка идет на заказ и с ней происходит какая-то нехорошая история, по сути дела сутенер – это единственный, кто может ее защитить, потому что никакая полиция этим заниматься не будет. В случае чего девчонки отсидят в "обезьяннике", потом их отпустят за денежку, они пойдут дальше, и неизвестно, чем у них закончится следующая ночь.
– Работая над пьесой, вы имели в виду некий месседж?
– Для меня было важно пробудить в читателе, слушателе, зрителе безоценочное отношение к этой сфере и к людям, которые находятся в этой профессии. Ведь бытуют представления, что сутенер – это такой злой мужик, чудовище, которое держит девочек в рабстве, а проститутки – бедные, несчастные, это такой маргинальный мир… Мы говорим "проститутки" – и у нас в голове сразу возникает определенное представление, а не конкретные люди. Мне очень хотелось напомнить своей пьесой, что у каждой из этих женщин существует человеческое лицо, она живет какой-то жизнью, у нее есть свои переживания, где-то она врет, где-то говорит правду, что-то ее волнует, она о чем-то говорит в тот момент, когда едет на эти заказы…
– Судя по спектаклю, эти женщины – по большей части яркие характеры. Или среди них тоже бывают "серые мышки"?
– По крайней мере, все те, с кем мне приходилось видеться, очень яркие личности.
