Президент России Владимир Путин и его окружение в последние несколько лет обратили пристальное внимание на Африку. Очевидно, она интересна им как регион с богатейшими ресурсами, где рост влияния Москвы мог бы хоть частично компенсировать ей проблемы, связанные с нарастающим противостоянием с Западом. Но Африка все быстрее становится важной для России в этом контексте и как идеологическое поле этого "соревнования". На что Кремль может рассчитывать в Африке сегодня, как собирается действовать – и чем все это может закончиться?
С 2014 года Кремль заключил соглашения о военном сотрудничестве более чем с 20 государствами континента. В большинстве случаев речь идет об обучении и подготовке местных военнослужащих (с 2014 года в России военные вузы окончили более 3,5 тысячи африканских офицеров), поставках вооружений, обслуживании уже имеющейся там боевой техники. Также в африканских странах время от времени открываются новые официальные представительства Минобороны России.
Российские военные, чиновники и политтехнологи вовсю работают уже как минимум в 25 африканских странах, в первую очередь в ЦАР, Ливии, Северном и Южном Судане, на Мадагаскаре, в Анголе, Чаде, Камеруне, Гвинее, Зимбабве и Демократической Республике Конго. Например, последние новости об эскалации гражданской войны незадолго и сразу после президентских выборов в Центральноафриканской Республике вряд ли бы привлекли к себе столько мирового внимания, если бы в этой стране уже давно не находились военные из России, работающие там как официально, так и нет.
Накануне Нового года в ЦАР прибыли сотни российских военнослужащих и много единиц боевой техники, от вертолетов до систем залпового огня, и этот поток, хоть пока и не большой, не останавливается.
В конце 2019 года в Сочи с помпой прошел первый саммит "Россия – Африка", с участием лидеров примерно 50 африканских стран. Это континент, где западным странам, в первую очередь США, Кремль надеется регулярно демонстрировать успехи в деле возвращения "утраченного с распадом СССР геополитического величия". Российские эмиссары в Африке уже несколько лет довольно умело разжигают старые территориальные и межнациональные конфликты и подогревают антизападные, "антиколониальные" настроения в тамошних обществах. Пригожинские политтехнологи помогают местными лидерам, изъявившим готовность поддерживать интересы России и деловые интересы самого Евгения Пригожина, побеждать на выборах.
Российский "Газпром" все активнее работает в Алжире, несмотря на недавнюю смену власти в этой стране, а также в Ливии, хотя российская деятельность там заметно застопорилась после 2011 года и начала гражданской войны, где на стороне мятежного фельдмаршала Халифы Хафтара активно, хотя и негласно, воюют российские "военные специалисты". Крупнейший в мире производитель алмазов, российская группа "Алроса", продолжает свои разработки в Анголе. В 2019 году "Алроса" заявила, что также начнет добычу алмазов и полезных ископаемых в Зимбабве. Алюминиевый гигант, объединенная компания "РУСАЛ", ранее ставшая объектом международных санкций, вовсю добывает бокситы в Гвинее. Такие российские компании и холдинги, как "Норникель", "Северсталь" или золотодобывающая Nordgold, активно действуют в ЮАР, на Мадагаскаре, в Гвинее и Буркина-Фасо.
По крайней мере, так все выглядит в официальных отчетах и публикациях. Насколько реальны эти планы и статистика? Об интересах Кремля в Африке и их перспективах в интервью Радио Свобода рассуждает живущий в западноафриканском государстве Сенегал российский бизнес-консультант, африканист, офицер в отставке Сергей Елединов:
– Насколько за последние десятилетия сменился менталитет и политических элит, и вообще общества в странах континента, особенно "Черной Африки", когда речь заходит о вмешательстве иностранцев в их политические и военные дела, когда они начинают играть ключевую роль в экономике и так далее?
– Естественно, за последние годы произошли серьезные изменения, впрочем, как и во всем мире. Независимость поднялась в цене, термин "суверенитет" стал трендом. И политические элиты большинства африканских стран уже не могут себе позволить принимать спорные решения без опасений социального взрыва – то есть совсем вольно удовлетворить свои аппетиты за счет "продажи родины" им никто не даст. А излишнее лоббирование правительством чьих-то внешних интересов сразу даст повод для серьезной консолидации оппозиционных сил. На том самом саммите "Россия – Африка" президент Ганы Нана Акуфо-Аддо, парируя высказывание президента России, двусмысленно назвавшего Африку "континентом возможностей", охарактеризовал Африку как "континент развития".
Сейчас вмешательство какой-то внешней силы во внутренние дела почти любого африканского государства, которое однозначно ведет к развитию страны, экономики, созданию рабочих мест, прозрачности государственных институтов и процедур, сглаживанию межэтнических и межконфессиональных противоречий, в целом к созданию благоприятной среды для жизни, в общем скорее обществом будет воспринято положительно. Естественно, если это все будет происходить без кавычек и выйдет за рамки формальных деклараций. Например, присутствие иностранных военных, если на их штыках держится непопулярный правитель, – это сразу толчок к возникновению конфликта. Но присутствие иностранных военных, создающих современную армию для защиты национальных интересов и, что сейчас важно, для борьбы с экстремизмом и сепаратизмом, будет скорее воспринято на ура.
– А сохранилась ли еще некая память о Советском Союзе – России как о таком альтернативном США, Франции, Великобритании, Португалии и другим странам Запада "Большом брате", неважно, плохом или хорошем?
Историческая память в Африке очень короткая
– Историческая память в Африке очень короткая. Достаточно тяжелая текущая экономическая и социальная ситуация всегда заставляет африканцев жить сегодняшним днем, не увлекаясь какой-то мемуаристикой. Мало кто из простых африканцев сейчас знает и вспомнит о роли СССР в деколонизации Африки. Но в современной России, да, многие политики тут видят единственного в мире игрока, который не боится "коллективного Запада" и готов бросить ему вызов. Да, португальцев из Гвинеи-Бисау выгоняли советские, то есть для местных "русские", да, СССР боролся за независимость Анголы, и сейчас для африканского общества обобщенный "русский Путин" – это тот, кто может сказать "нет" Франции, США или Великобритании. Об этом тут говорят.
– А Китай сегодня не пытается претендовать на такую же роль в Африке, которую играл ранее бывший Советский Союз?
– Претендует, естественно, и у него это получается, но только в экономической сфере. Потому что политически он все равно до такой роли недотягивает. СССР казался этаким добрым и сильным дядей, который готов был помогать всем на относительно безвозмездных, "братских" условиях. Но это ведь все касалось областей, которые выходят за рамки сухих коммерческих отношений. Китай же, скорее, ведет себя как богатый ростовщик, даже барыга, скупающий ресурсы и контракты, пользуясь отсутствием у Африки денег. Китайские товары и сервис уже напрямую ассоциируются здесь с какой-то дешевкой. Ну, и потом не нужно забывать, что очень многие из имеющих власть и влияние африканцев учились в России, женаты на русских, и это создает определенную близость. Китай этого уровня пока еще не достиг.
Китай ведет себя как богатый ростовщик, даже барыга
– Так что нужно сегодня Российской Федерации в Африке? Какова основная цель всех ее смелых инициатив, я бы даже сказал, иногда авантюрных эскапад, которые мы наблюдаем в последние годы?
– Здесь бы я ответил перефразированной цитатой из Остапа Бендера – "только любовь". В данном случае речь идет в первую очередь о поиске уважения и признания в качестве геополитического игрока. А вопросы какой-то материальной конвертации, или монетизации, этой "любви", они для Кремля второстепенны. Опять вспоминается речь Путина на упомянутом саммите, что "Африка – это континент возможностей". Для Москвы – это возможность утвердиться на международной арене на равных правах с ведущими мировыми лидерами.
– Но есть же, кроме государственных, еще и инициативы российского частного бизнеса в Африке. Можно ли вообще тогда говорить, что эти инициативы никак с Кремлем не связаны и россияне эти действуют сами по себе?
– Отчасти да. Но, исходя из известной ориентированности российского бизнеса на власть, говорить, что какие-то серьезные российские частные инициативы тут независимы, я бы не стал. Какого рода вообще эти проекты? Я не хочу поголовно всех обвинять в отмывании денег, так что назову это "диверсификацией деятельности". Условно говоря, у кого есть какой-то успешный бизнес в России – соответственно, возникают свободные средства, и человек будет куда-то пытаться их вкладывать. В Европе это сделать сегодня уже крайне сложно. Остается, в числе возможных направлений, Африка.
– Если вы полагаете, что вопросы материальной, и тем более частной, выгоды в Африке для Москвы занимают не первое место, то каков генеральный политический план Кремля или программа, если ее так можно называть, в отношении Африки?
– Здесь приходится только догадываться и домысливать, потому что такого документа не существует. Во всяком случае, я его нигде не нашел. Но общую концепцию можно проследить, исходя из нарративов прошедшего саммита. Основной акцент был сделан на теме партнерства (читай – российской помощи) в борьбе с терроризмом, экстремизмом, сепаратизмом, в борьбе за сохранение суверенитета, целостности в рамках признанных национальных границ. И, естественно, на военно-техническом сотрудничестве. И прозвучало практически открытое предложение: российская сторона упирала на то, что бремя военных расходов, особенно направленных на борьбу с терроризмом, крайне тяжело для африканских стран. То есть Россия явно намерена выступить в роли внешнего гаранта безопасности и суверенитета стран Африки, используя свой военный потенциал. Исходя из общей слабости российской экономики и видимого нежелания Москвы пока участвовать здесь в каких-то долгосрочных и объемных финансово-инвестиционных проектах, это, пожалуй, единственная версия.
– Когда любая иностранная держава, претендующая на геополитическую роль и на стратегическое видение целого континента, пытается на этом континенте действовать, как правило, задействуются специфические местные "решения". То есть то, что применимо, грубо говоря, для Ближнего Востока, неприменимо для Юго-Восточной Азии, а то, что применимо для Юго-Восточной Азии, неприменимо для Африки. Вообще существуют ли какие-то универсальные "африканские решения", когда речь идет о сценарном планировании? Я так спрашиваю, потому что это словосочетание встречалось и в речах российских дипломатов на саммите, и кое-где в российских специализированных изданиях.
– Африка – это огромное количество абсолютно разных стран, и географически, и по этническому составу, и конфессионально. Если что-то планировать, то нужен комплекс мероприятий, индивидуальных для каждой из этих стран. Это значит, что для Сенегала, условно, нужны "сенегальские решения", а для, допустим, Намибии – "намибийские". С точки зрения глубокого изучения исторических корней, этнических, и много еще чего. Какого-то универсального решения, я думаю, нет и не может быть.
– У Москвы тогда могут скоро возникнуть проблемы на континенте, в связи с тем, что для нее настоящая современная Африка – это в некотором роде "терра инкогнита"?
Основная проблема Москвы в этой связи – это ее поверхностный подход, небрежное отношение к африканским странам
– Основная проблема Москвы в этой связи – это ее поверхностный подход, небрежное отношение к африканским странам, в том числе к их новейшей истории и к их сегодняшним реалиям. Один из серьезных промахов в оценке Африки делается, когда на нее начинают смотреть лишь глазами ее формальных лидеров. Например, есть государство Гвинея, и ее в очередной раз недавно переизбранный президент Альфа Конде, приезжавший на саммит в Россию – и его взгляды радикально отличаются от взглядов непримиримого лидера оппозиции Мамаду Силла. Хотя они оба гвинейцы и оба хотят для своей страны лучшего. Что, если власть сменится? Кто-то в России собирался говорить с Силла? Понять весь спектр взглядов, встать над ситуацией, найти оптимальное решение? Этого не делается.
И вообще в Москве, видимо, не желают понимать, что многие страны Африки уже обладают гораздо более развитыми демократическими институтами, свободой слова и независимой судебной властью, чем сама Россия. Судят по привычке, что все в Африке можно купить и продать.
– То есть это, по сути, высокомерно-колонизаторский подход у большинства, как получается, российских дипломатов и чиновников, и бизнесменов, которые Африкой занимаются? Но давайте поговорим "о цифрах". На саммите, о котором мы все говорим, они назывались?
– Да, видеть в Африке российские реалии – это попытка идти по понятному, отработанному шаблону. Если говорить о цифрах – взаимного товарооборота, например – то они отражают реальность лишь отчасти. Там на самом деле все сводится к пресловутому "военно-техническому сотрудничеству", то есть поставкам российских вооружений, причем лишь в несколько конкретных стран, – подчеркивает Сергей Елединов.
В 2018 году (это последние данные. – РС) взаимный товарооборот африканских государств с Россией составил 20 миллиардов 400 миллионов долларов, из которых более 17 миллиардов пришлись на разный российский экспорт оружия. Больше всего его получили Египет (более чем на 7 миллиардов долларов) и Алжир (на 4 миллиарда 800 миллионов). Это очень маленькие цифры: к примеру, товарооборот России со странами Азии в том же 2018 году превысил 200 миллиардов долларов, то есть он был в 10 больше, продолжает Сергей Елединов:
– Я не знаю ни одного успешного российского проекта в Африке. А те, которые действуют, это амортизация существующего советского наследия. Как "РУСАЛ" в Гвинее, или, например, то, чем занимается там же и в Буркина-Фасо Nordgold, "дочка" "Северстали": просто скупка давно существующих иностранных активов, в основном британских и американских, причем даже с сохранением старого менеджмента.
– А есть ли примеры откровенных провалов?
– Более чем предостаточно. Об этом мы с вами можем сделать отдельное интервью. Достаточно упомянуть "Лукойл" с его какой-то постоянной чередой провальных инициатив, от Ганы до Египта. Для любителей цифр я приведу данные о стране, в которой живу: в Республике Сенегал за последние пять с небольшим лет российским частным бизнесом было инвестировано более 50 миллионов евро – с нулевым результатом, я бы даже сказал, с отрицательным. И естественно, эти отчеты и итоги не афишируются.
– Давайте перейдем к самым злободневным событиям, в первую очередь к военному вмешательству России в события в Центральноафриканской Республике. Как вы оцениваете ситуацию там? Какие возможные прогнозы?
– Я позволю себе начать ответ издалека и напомнить об участии России в ливийской войне, это началось еще раньше. Формально Москва поддерживает отношения с обеими сторонами конфликта, но неформально, конечно, она на стороне Халифы Хафтара. Если эта поддержка началась с внешне гуманитарных акций, вроде помощи в разминировании, то уже на пике вооруженного противостояния Россия негласно, с помощью всяких "бойцов ЧВК", стала обеспечивать боевую поддержку наиболее профессиональных и технически оснащенных, более боеспособных подразделений хафтаровской армии. И оценку этому можно дать двойственную. С одной стороны, это фактор, подтверждающий, что ливийский конфликт не имеет военного решения, а с другой стороны, этим Кремль и подогревает войну, на определенном градусе. И самое главное, что мир уже хорошо знает о прямом участии российских граждан в кровопролитии вдали от России.
А ситуация в ЦАР, к сожалению, вышла уже на еще более накаленный уровень. Там официально присутствуют действующие российские военнослужащие и военная техника, и не просто присутствуют, а участвуют в военных операциях. Мне, к моему глубокому сожалению, как офицеру в отставке, все это очень напоминает афганскую кампанию СССР. Те же самые шаги и этапы: сначала военные инструкторы, потом какая-то безоговорочная ставка на не самого популярного политического деятеля, ввод ограниченного контингента (как ответ на просьбу о помощи), а потом использование его в реальности не как миротворческой силы, а как силового рычага в руках ставшего нелюбимым правительства. Это вмешательство в чужой внутренний конфликт, который плавно перетекает в полноценную войну, с большим и неизбежным кровопролитием. И все это происходит на фоне абсолютного нежелания кремлевского руководства разобраться в истинных причинах происходящего и искать какое-то политическое решение в этой чужой войне. Увы, все очень похоже.
Все это очень напоминает Афганскую кампанию СССР
Если мы соберемся делать прогнозы, то афганский сценарий пока, к сожалению, наиболее близкий к реальности. А ведь можно было бы, например, просто уйти и оставить африканцев искать свои решения. Даже мы можем вообразить и положительный сценарий, когда этот российский военный контингент будет использоваться исключительно в миротворческих целях, и при активном параллельном поиске политических договоренностей и национального примирения. Я уверен, что в ЦАР существует возможность этого поиска компромиссов. Но здесь уже выбор за Россией – там будет или ее победа, или оглушительный проигрыш.
– То есть вы считаете, что ситуация в Центральноафриканской Республике зависит в первую очередь от выбора Кремля, что, так сказать, мяч на российской стороне?
– Отчасти. Все там происходит не в вакууме, скажем так, в разных вариантах развития ситуации в ЦАР есть и другие заинтересованные стороны. Та же Франция, бывшая метрополия, которая наверняка проделала работу над ошибками. США, которые незаметно, но поступательно и уверенно вновь стали усиливать свое влияние и присутствие. И, конечно, важны позиции соседних стран, у которых появились амбиции региональных лидеров, вроде Руанды и Чада. И разные международные организации, которые свои шаги точно никак не согласовывают с Москвой, никуда не делись. Результаты их активности могут минимизировать начинания России или даже противодействовать ее намерениям.
Делая ставку только на выбранных Москвой африканских лидеров, нельзя забывать: многие из них в своем роде капризные дети, местные царьки
В целом, подытоживая наш разговор, отмечу: вне сомнения, сами африканцы, которые очень реалистичны и прагматичны, у которых условный "холодильник" всегда побеждает условный "телевизор", не только не поддержат, а наоборот, будут противиться всему, что ухудшает их жизнь. Делая ставку только на выбранных в Москве для партнерства африканских лидеров, нельзя забывать: многие из них в своем роде капризные дети, местные царьки, которые привыкли к подаркам в виде различных форм помощи. И реакция у них будет как у детей: есть подарки – иностранный политик хороший, а подарки закончились – он сразу плохой. Сейчас втягивание в любой конфликт на континенте, и, к сожалению, каждая пролитая капля крови, которая так или иначе будет связана с "русскими", и без четкой "дорожной карты" политического решения, только усиливает необратимость эскалации каждого конфликта. Трагического для любой африканской страны, для той же ЦАР, и очень негативного для международного имиджа России.
