Ссылки для упрощенного доступа

Полицейский эксперимент. Елизавета Александрова-Зорина – о насилии


Стэнфордский тюремный эксперимент Филипа Зимбардо за неполную неделю превратил обычных людей в садистов и мазохистов. Добровольных участников случайным образом разделили на группы “тюремщиков” и “заключённых” и поместили в экспериментальную “тюрьму”. Уже через несколько дней у “тюремщиков” развились садистские наклонности, а у “заключённых”, подвергнутых издевательствам, начались нервные срывы.
В “тюремном эксперименте” участвовали 24 человека. В полицейском эксперименте, который проводится в России, участвуют сто сорок миллионов.

Государству, как известно, принадлежит монополия на насилие. И ни для кого не стало неожиданностью, что в Кремле, по всей вероятности, отдали приказ жёстко подавлять протесты, не скупясь на избиения, пытки и аресты. При этом многих удивила жестокость полицейских и росгвардейцев. Вроде как обычные ребята, “такие, как мы”, что с ними не так? На митингах некоторые даже кричали: “Полиция с народом!”, что звучало, прямо скажем, неуместно в тот момент, когда эта полиция лупила граждан дубинками.

“Как они смотрят в зеркало?”, “Как они после этого спят?”, “Как возвращаются домой, к женам и детям?”, “Туда что, отобрали одних садистов?” На самом деле спокойно они смотрят в зеркало и в глаза своим детям, и спят они прекрасно. И самое удивительное: нет, они не садисты. Они действительно обычные ребята, такие, как мы. Это-то и страшнее всего.

Как-то в ОВД "Северное Измайлово" мы спорили с полицейскими о политике, войне в Донбассе и рассказывали друг другу политические анекдоты. Было очень душевно. Вот только буквально за час до этого те же самые полицейские долго держали нас в закрытом автозаке с включённым мотором, и мы надышались выхлопными газами так, что у всех разболелись головы. Когда полицейские наконец-то открыли дверь и выпустили нас, то смеялись: “Ну, как самочувствие?” А потом – да, шутки, анекдоты, политические дискуссии.

В ОВД "Сокольники" нам разрешили заказать пиццу, выпускали покурить и размяться во дворе. Не стали держать в дежурной части или запирать в тесной комнате, так что мы разбрелись по всему этажу. Эти же милые люди сочиняли нам протоколы:

– И что писать? Кричал что-нибудь про Путина?

– А что? “Путин – вор"?

– Тссссс! Ты что!

– А что? “Путина нет?” Ну, как “Бога нет”. Богохульство типа.

– А может, его и правда нет?

И всё это – под громкий дружный хохот. А потом в протоколах появилось, что мы скандировали “Путин – вор!”, и добрые полицейские пошли на суд и подтвердили сочинённые ими же свидетельства. Я видела такое не раз. Полицейские, которые волокут тебя в автозак, оскорбляют, угрожают, запугивают, запирают в тесной комнате без воды, не пускают адвоката или волонтёра с продуктами, спустя время наливают тебе чай, болтают с тобой о политике, рассказывают о своей семье. Один полицейский начальник, угрожавший закрыть меня на 48 часов, потом угостил сигаретой и рассказал по секрету, кто из задержанных был из ФСБ. Два омоновца, забравших меня с Манежной за жёлтое пальто и голубой свитер (национальные цвета Украины), на другом митинге, стоя в оцеплении, махали мне и кричали: “Девушка в жёлтом пальто, привет, помните нас?”

А участковый, который несколько лет раз в три месяца приходил ко мне домой, потому что за участие в митингах меня поставили на полицейский учёт, вообще был отличный мужик. Я заполняла анкеты с вопросами "Есть ли родственники за границей?”, “Получаете ли деньги из-за рубежа?”, “В каких политических акциях принимали участие за последние месяцы?”, а он жаловался, что приходится заниматься такой ерундой вместо того, чтобы решать настоящие проблемы в районе.. "Такая работа, сама понимаешь, начальство позвонило, сказало заняться”, – разводил он каждый раз руками, извиняясь. А потом подшивал все эти анкеты в моё дело и отправлял “куда следует”. У нас были прекрасные отношения, но, если начальство сказало бы ему надеть мне мешок на голову, он бы это сделал. “Такая работа, сама понимаешь”.

Ханна Арендт в книге “Эйхман в Иерусалиме. Банальность зла” приводит слова, сказанные человеком, ответственным за “окончательное решение еврейского вопроса”: “Я просто делал свою работу”. Арендт утверждает: чтобы уничтожить миллионы людей, не обязательно быть маньяком или психически больным. Достаточно просто “делать свою работу”.

Нам всем хотелось бы верить, что полицейских и росгвардейцев натравливают на нас, как-то изощрённо промывая им мозги. Безусловно, с ними проводят инструктаж, рассказывают про организацию протестов Западом или плату за участие в митингах. Вот только, похоже, они повторяют заученные фразы, чтобы оправдать свою жестокость, перед собой и другими, но сами не очень-то во всё это верят. Меня несколько раз спрашивали в полиции: "Сколько вам платят?" Но делали это без особого любопытства и запала. Это ничем не отличалось от того, как, оцепив на недавних акциях протеста город, омоновцы и росгвардейцы заученно отвечали возмущённым людям: "Провокаторы хотят крови, мы тут, чтобы этого не допустить", "Это проплаченные агенты Запада, им ЦРУ платит за то, чтобы они провоцировали беспорядки в России". И нагло улыбались. Нет, похоже, дело не в том, что их убедили, будто родина в опасности, а они аж озверели от возмущения.

Страшно именно то, что в их жестокости нет никакого смысла. Психологи свидетельствуют: силовые структуры так устроены, что, оказавшись в них, получив законное право владеть и обращаться с разными видами оружия, человек рискует обнаружить в себе самые низменные качества натуры, склонность к жестокости и насилию. Ведь власть над другими опьяняет. Собственно, полицейские во всём мире в том числе именно поэтому рано выходят на пенсию – их работа подразумевает своеобразную психическую нагрузку. Это верно и для России, страны, в которой полиция пользуется безнаказанностью, неподконтрольна обществу, а пытки и избиения разрешены и даже, похоже, неформально приветствуются.

Принадлежать к влиятельной структуре – это не стыдно, а выгодно и престижно

Власть культивирует их жестокость, снимая с них любую ответственность. Она даёт понять: “Надевая форму, ты становишься безликим исполнителем приказов, и что бы ты ни сделал, об этом никто не узнает, а если и узнает, вся ответственность будет на нас”. Маски, заклеенные жетоны, обезличенность – всё это подталкивает человека к тому, чтобы он дал волю низменным, жестоким порывам. Они есть практически в каждом из нас, но не каждый одет в маску, форму, имеет оружие и легитимное право на насилие.

Омоновец, стоявший в оцеплении на Невском, когда я спросила, не стыдно ли ему за свою работу, расхохотался:

– Ой, не начинайте, меня тут каждый второй об этом спрашивает! А мне не стыдно.

– Вы просто думаете, что это навсегда. Но когда-нибудь люди, которых вы защищаете, сбегут из страны с детьми и деньгами, а вы останетесь. И вам со всем этим жить. Вам же в лицо плевать будут.

– А кто на гражданке знает моё лицо? Я форму снял – и никто никогда не узнает, кто я.

Анонимность снимает все моральные дилеммы и рефлексии. Вячеслав Синица получил свои пять лет не просто так. Каким бы глупым ни был его твит, но он покусился на святая святых – анонимность силовиков. Этого ему и не простили.

По подсчетам “Проекта”, в России около 2,6 млн людей, занятых в силовых ведомствах. Каждый 57-й из нас. Получить влияние, уважение и доступ к благам, если ты не принадлежишь к элите, можно только через силовые структуры. И не нужно спрашивать: "Какие садисты туда идут служить?" Самые обычные люди, у которых нет других перспектив, особенно в провинции. На фоне всеобщего обнищания власть постоянно расширяет соцпакет для силовиков. Зарплаты, пенсии, квартиры, низкие проценты по ипотеке, теперь вот очередной законопроект – льготное поступление в вузы для их детей. Ничего удивительного, что так много желающих пополнить эти ряды, и не стоит ожидать, что “служить будет стыдно”. Принадлежать к влиятельной структуре – это не стыдно, а выгодно и престижно. Когда мы говорим им: “Оставьте службу, не марайтесь, будьте людьми”, что мы можем предложить взамен? Вахтовые подработки в Москве, нищету, нижние ступени социальной лестницы? К сожалению, это слишком большая цена за чистую совесть, и мы не знаем, заплатили бы мы её сами, если бы судьба поставила нас перед таким выбором.

Настоящих садистов немного, людей, которые оставят службу, не вынеся происходящего, ещё меньше. Все остальные – обычные ребята, такие, как мы. С ними можно пошутить, подискутировать, поговорить “за жизнь”. И окажется, что они славные и совсем не злые. Что не помешает им отбить нам почки или подвесить в позе “ласточки”, чтобы получить показания. Ничего личного, просто работа такая. Просто всю страну разделили на “тюремщиков” и “заключённых” и заставили участвовать в жестоком эксперименте.

Елизавета Александрова-Зорина – московский писатель и публицист

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG