Плавильный цех здесь начали строить еще в 30-х, когда эта территория принадлежала Финляндии и поселок назывался Колосйоки. В конце Второй мировой, когда территория отошла Советскому Союзу, разрушенный завод восстановили, а поселок назвали Никель.
23 декабря 2020 года цех провел последнюю плавку и был остановлен навсегда.
Никель расположен к западу от Мурманска, в нескольких километрах от границы с Норвегией. В 80-х годах завод выбрасывал в воздух около 400 тысяч тонн диоксида серы в год, и в 1990 году в Норвегии даже была начата экологическая кампания “Остановить советские облака смерти”.
Компания “Норильский никель”, которой в 90-х перешел горно-металлургический комбинат в Никеле, поначалу договорилась с Норвегией о модернизации предприятий на Кольском полуострове, однако затем отказалась от программы. В конце концов "Норникель", крупнейший поставщик цветных металлов на мировой рынок, декларирующий в этом качестве заботу об экологии, решил закрыть плавильный цех на границе с Норвегией, пообещав рабочим социальные гарантии – переход на другие предприятия компании, переобучение, пенсии, а поселку – программу развития малого бизнеса и, например, промышленного туризма.
Бывшие рабочие закрывшегося цеха – в фильме Андрея Киселева "Последняя плавка".
Монологи бывших рабочих
Алексей Обадин, потомственный металлург, родился в Никеле в 1971 году. В 1991-м устроился в цех, был стропальщиком, то есть к моменту закрытия проработал в цеху 30 лет.
Теперь Обадин рассказывает, что кто-то из его коллег устроился на другом предприятии “Норникеля” в Мончегорске, кто-то собирается уехать домой в Анапу, кто-то уже на пенсии в Нижнем Новгороде.
Многие рабочие собираются покинуть Никель после закрытия цеха. Обадин с сомнением отзывается о планах властей по развитию в бывшем моногороде туризма и бизнеса. Сам он отказался остаться на работе еще на год – разбирать остановившийся завод:
– Как на утопающем корабле, каждый выбирает для себя, что ему делать дальше. У кого-то безвыходная ситуация, у кого-то дети, у кого-то родители, кто-то, может, год хотел протянуть для того, чтобы потом на Большую землю уехать. Для меня вопрос тоже стоял, я сначала записан был на разборку. Летом, в отпуске, меня все время эта мысль одолевала, правильно ли я делаю или нет. Потому что тогда через год я опять встану перед этим вопросом, что делать дальше. Мой дед – почетный металлург Советского Союза (бабушка в школе работала). Дед ушел на пенсию в 51 год, то есть чуть старше меня теперешнего, хотел выработать максимальную пенсию 140 рублей. 140 рублей в советское время – деньги, которые [не все] зарабатывали даже в Москве. Там могли работать и за 100 рублей, и за 90, и за 120 в месяц, а у деда пенсия была 140, у бабушки пенсия была 131. Когда я служил в армии, в ВДВ в Туле, они мне по 20 рублей ежемесячно высылали. Меня все время в вопросе разборки моральная сторона беспокоила. Я думаю, если бы согласился (я не пытаюсь никого обвинить – это выбор каждого), то мне дед бы в страшных снах снился. Сказал бы: ты что делаешь, обалдел совсем? Так нельзя делать.
Рассуждают, что наша технология несовершенна, наше оборудование проще порезать на металлолом, поскольку оно морально устарело. Это возможно. Но кто его должен был модернизировать? Вы пришли сюда в 1998 году, но компания, кроме замены каких-то металлоконструкций, ничем больше не занимались. Максимум – замена подкрановых путей и какие-то худо-бедные ремонты на печах. Мне, как бывшему работнику, от Кольской компании (Кольская ГМК, подразделение "Норникеля". – Прим.) нужно было не определять туристические направления, мне нужен был доступный терапевт, доступный стоматолог, доступный хирург. Я когда первый раз в Норвегию попал, у меня депрессняк был, когда вернулся назад. Франция, Германия где-то там далеко, а Норвегия – вот, за сопкой. Наши солдаты их освободили, и там все в порядке, самая социально ориентированная страна.
Илье Сердцеву – 48. Он родился в Никеле и проработал в цеху конвертерщиком 25 лет:
– Больница старая, новый корпус начали строить, так и не достроили, денег не хватило. Все замерзло в нашем Заполярье. Тут не только стройки замерзли, у начальства мозги замерзли, начиная с депутатов. В начале 90-х приезжала делегация. Потом "норги" предлагали: давайте мы дадим денег, 50 на 50. Наше руководство не стало вкладываться, хотя могли вложиться в очистные сооружения, выбросы серы упали бы до самых минимальных. Заерепенились, сказали: нам не надо вашей помощи, мы сами с усами, – и добились закрытия комбината. Им лучше сверху видно. В кабинете всей информацией владеешь. Мы-то здесь так, сбоку припека, отработали и ладно. Хоть дали до пенсии доработать, чего обижаться. С голода не помираем.
Отпуск сейчас, пока зима, шабашим, официально нельзя работать три месяца, чтобы пенсию пересчитали. Дебильное государство – на пенсию не прожить, а если работаешь, пенсию не пересчитывают. Мне в Пскове подогнали работу на трехтонничке, грузовичок небольшой, буду на нем по области кататься, всякие грузы развозить. Какая еще работа в Пскове?
