Сергей Медведев: В российской экономике будущее все никак не наступит, наоборот, ее накрывает прошлое, накрывают призраки застоя. Экономика уже более 10 лет находится в состоянии стагнации, среднегодовые темпы роста не превышают 1%. Сами понятия, такие как "рост", "модернизация", "реформы", вообще сняты с повестки дня. Как долго может продолжаться застой, чем он чреват и как избежать грядущей катастрофы? Об этом доклад фонда "Либеральная миссия" "Застой-2. Последствия, риски, альтернативы для российской экономики".
Корреспондент: Российская экономика второе десятилетие находится в стагнации. Стабильность, достигнутая ценой отказа от развития, оказалась неустойчивой. Среднегодовые темпы роста российской экономики с 2009 по 2019 год составили 1%, а за последние 5 лет – всего 0,8%. По уровню ВВП на душу населения впереди Латвия, Литва, Малайзия, Румыния, Сейшелы, Панама и Польша. Об этом говорят авторы доклада "Застой-2", предрекающие России в 2030-х годах полномасштабный кризис.
Несмотря на то что российская экономика находится в стагнации, публичная дискуссия о возможных путях ее преодоления не ведется, вместо этого – национальные проекты. Путинскую эпоху застоя можно сравнить с брежневской по средним темпам роста экономики: 1% против 1,6%.
Российская экономика второе десятилетие находится в стагнации
Основными факторами дестабилизации являются: падение доходов от нефтегазового экспорта на 25%, которое станет долгосрочным в силу сдвига мирового энергобаланса, сокращение рабочей силы из-за демографического фактора и "черные лебеди", включая последствия от санкций, политические риски новых и кризисы. В случае отказа развивать новые отрасли, которые смогут заменить нефть, Россия, вслед за Венесуэлой, будет страной, пережившей второй структурный кризис, связанный с волатильностью цен на нефть", – говорится в докладе.
Сергей Медведев: Мы пригласили обсудить этот доклад двух его авторов: в студии Борис Грозовский, экономический обозреватель и автор телеграм-канала EventsAndTexts, на связи из Парижа экономист Сергей Гуриев, профессор университета Sciences Po.
С точки зрения власти, это не застой, а стабильность. Стабильность была выбрана вместо роста и модернизации, и это некая сознательная стратегия власти, лишь бы ничего не трогать?
Сергей Гуриев: Согласен. Я уверен, что власть хорошо понимает последствия тех действий, которые она предпринимает. Этот доклад написан десятью экономистами, а также редакторами Кириллом Роговым и Борисом Грозовским. Мы все в своих кусках доклада написали примерно одно и то же. Мой кусок называется "Ловушка среднего дохода". Я говорю о том, как страны, похожие на Россию, доходят до некоторого уровня развития и предпочитают отказываться от серьезных изменений, тем самым предпочитая стабильность, ту политико-экономическую систему, которую они построили, дальнейшему росту и развитию. Надо сказать, что российские власти хорошо понимали, что они попадают в эту ловушку. Я даже ссылаюсь на выступления Медведева и Шувалова 2012–2014 годов, которые еще до всякого Крыма говорят о том, что если мы не будем проводить реформы, то нас ждет стагнация, ловушка среднего дохода. Тем не менее, они вполне сознательно пошли на это. Российская власть понимала, что роста и развития не будет, зато можно искать источники легитимности где-то еще. И мы знаем, что в течение нескольких лет популярность и легитимность режима была высокой за счет не экономических, а геополитических источников.
В то же время экономического роста нет и не предвидится. Все авторы доклада пишут про одно и то же: риски нарастают, а ответов на эти риски нет, и они даже не обсуждаются. Чем удивителен этот доклад – это редкая сегодня, к сожалению, в России попытка публично обсуждать экономические проблемы. Дискуссии об экономических вызовах, стагнации, деградации, отставании российской экономики в публичном доступе нет. Есть слухи, что такие обсуждения ведутся в подвале бункера через реку от Белого дома, но публичных дискуссий нет. А это означает, что нет и обратной связи, нет качественного принятия экономических решений.
Борис Грозовский: Я бы добавил: основные причины застоя – это закрытость, это то, что мы и во внешней политике, и в экономике выбрали линию, связанную с тем, чтобы доказывать, что мы самые крутые в политике, а соответственно, сворачивать экономическую кооперацию. Это монополизация всех секторов экономики и на федеральном, и на региональном уровне, и избирательное правосудие, то есть отсутствие верховенства права. Но при этом для власти такая стратегия в целом выгодна: она не рискует тем, что избиратели, как в демократических странах, накажут ее за отсутствие экономического роста и падение доходов. Между тем продолжать извлечение ренты, и нефтегазовой, и из бюджетных расходов, и так далее – это в моменте для них наиболее выгодная стратегия, они ее и придерживаются вполне рациональным образом.
Сергей Медведев: С точки зрения экономической истории как долго возможен нулевой рост? Есть ли какие-то ограничители? Или при наличии достаточно большой сырьевой подушки это может продолжаться десятилетиями?
Сергей Гуриев: Это действительно может продолжаться десятилетиями. Всегда приводят в пример Аргентину, где рост сменялся спадом, иногда продолжалась стагнация. Аргентина, которая раньше была одним из лидеров экономического развития, примерно сто лет назад – конкурентом США, сегодня ушла на периферию, потому что она как раз не росла, а Соединенные Штаты росли быстро. Я думаю, что исторические прецеденты не так уж показательны, ведь сегодня мир устроен совсем по-другому, он гораздо более глобализован. Люди, живущие в России, хорошо представляют себе, что происходит в Европе, да и в той же Аргентине. В этом смысле требовательность, наверное, будет расти быстрее.
Есть одна важная работающая политическая сила – это Алексей Навальный, его штабы, его фонд, его YouTube-канал
Мы видели, что несколько лет после 2014 года российские граждане не предъявляли претензии российскому руководству за отсутствие роста доходов, но сейчас эти претензии растут, а рейтинги власти падают. В прошлом году рейтинги Владимира Путина достигли исторических минимумов. Безусловно, людей заботят в первую очередь экономические проблемы, то, что респонденты социологических опросов называют ростом цен. Людям также не понравилась так называемая пенсионная реформа. Но в целом мы видим, что цены обгоняют рост доходов. Сегодня, если поправить доходы на рост цен, то доходы даже по официальным данным на 10 процентных пунктов ниже, чем в 2013 году.
Конечно, люди будут предъявлять чем дальше, тем больше претензий российской власти. Как она будет на это реагировать, не вполне понятно. Пока мы видим отсутствие экономического плана и попыток решить те проблемы, о которых мы говорим в нашем докладе, и, напротив, закручивание гаек в политической и информационной сферах. Есть одна важная работающая политическая сила – это Алексей Навальный, его штабы, его фонд, его ютьюб-канал. Эта сила выступает за реформы, за смену политико-экономической модели мирным путем. Российские власти не терпят этого, объявляют такого рода предложения экстремизмом, а самого Алексея Навального убивают в тюрьме.
Сергей Медведев: Если говорить об ограничителях этой модели нулевого роста, экстрактивной ресурсной модели, насколько силен запас инфраструктуры? Как я понимаю, не происходит никаких инвестиций в инфраструктуру. Это тоже, видимо, один из серьезных ограничителей на длинном плече планирования?
Борис Грозовский: У нас практически остановились иностранные инвестиции в инфраструктуру. Но инвестиции, которые делает бюджет и государственные компании, достаточно велики. У одной только "Роснефти" гигантские планы по освоению арктического шельфа и восточных районов. Как раз к этим большим инвестиционным планам вопрос немножко другой, он не в том, что слишком мало инвестируется, а в том, насколько будут оправданны эти инвестиции. Ведь сейчас никто не прогнозирует, что цена нефти вернется на уровень 80–90 долларов за баррель, среднюю цену экономисты прогнозируют где-то в районе 50–50+ долларов. Спрос на нефть с большой вероятностью уже очень близок к максимуму, то есть он достигнет максимума в конце 2020-х или начале 2030-х годов.
Спрос на бензин, возможно, перевалил через свой пик в 2019-м доковидном году, поскольку страны очень активно переходят на электромобили. Сейчас отдельные страны вводят запреты с 2030–40 года, будет вообще запрещена продажа автомобилей, работающих на бензине. Даже Калифорния присоединяется к этому запрету с 2035 года, о чем раньше невозможно было и подумать, зная привычки американцев. Спрос на нефть будет снижаться. А в сценарии, когда люди все больше и больше начинают озабочиваться экологией, глобальным потеплением, спрос на нефть и уголь будет резко снижаться. Как на это мы среагируем, бог его знает.
Сергей Медведев: Сергей, в этом докладе вы пишете о ловушке средних доходов – что это такое?
Нужно перейти к новой модели роста, основанной на инвестициях, новой технологии, инновациях, открытости
Сергей Гуриев: Когда бедные страны пытаются догнать богатые, они проходят через несколько стадий экономического роста и развития. Сначала быстрый рост от низких доходов до средних (низкие доходы – это, грубо говоря, тысяча долларов в год на душу населения, то есть это очень низкие доходы, очень бедные страны). По мере того как страны достигают среднего уровня доходов (сегодня Россия – это страна со средним уровнем доходов), они базируются на преимуществе дешевого труда, как это раньше делал Китай, как сейчас делают многие африканские страны или, например, Вьетнам. Это страны, которые конкурируют на глобальном рынке за счет того, что им дешево обходится рабочая сила. Сегодня Россия не является страной с дешевой рабочей силой, в том числе из-за демографических факторов. Она не может полагаться на преимущество дешевой рабочей силы, ей нужны новые источники роста. Это, собственно, и есть ловушка средних доходов.
Нужно перейти к новой модели роста, основанной на инвестициях, новой технологии, инновациях, открытости. Эта модель, безусловно, несовместима с сегодняшней политической системой в России. Но система, которая привела страну к среднему доходу, повысила доходы до сегодняшнего уровня, окостеневает и говорит: я больше не хочу меняться. Элиты, получающие ренту в сегодняшней модели (в России это особенно заметно, потому что там есть просто нефтяная рента, которую легко присваивать элитам), говорят: у нас все хорошо, мы будем защищать свою ренту любой ценой. А это как раз вступает в противоречие с потребностью перехода от среднего дохода к высокому.
Россия могла бы стать богатой страной, она ненамного беднее, чем многие ее развитые соседи, но она отказывается от этих изменений, от защиты конкуренции, прав собственности, открытости, преодоления изоляции. И это приводит к тому, что Россия, как и многие другие страны, остается в ловушке средних доходов. В докладе мы говорим о странах, которым удалось вырваться из этой ловушки: это и Корея, которая после кризиса 1998 года провела реформы, разрушившие власть чеболи над экономикой, это и страны Центральной и Восточной Европы, которые смогли вырваться из сферы притяжения старых институтов, стали фактически европейскими странами с высоким уровнем дохода. В этом смысле нет ничего невозможного, но для этого необходимо преодолеть это самое притяжение окостенелых политических институтов, которые стоят на пути дальнейшего развития, превращения России в процветающую страну.
Сергей Медведев: Я думаю, главный вывод из всего доклада: основными ограничителями являются внеэконмоические. Это не истощение ресурсно-сырьевой базы, не демографическое истощение, не износ основного капитала – это политические ограничения, невозможность вырваться из этой ловушки среднего дохода и перейти к новым источникам роста.
Рассуждает один из соавторов доклада, экономист Олег Буклемишев.
Олег Буклемишев: В нынешней ситуации глобальный кризис совершенно не обязателен, он обычно является условием для появления российского кризиса, но российский кризис может появиться и сам собой. Мы пока не можем предположить, как это может случиться, но это возможно, например, в силу ряда техногенных событий, в силу каких-то сбоев (а именно масштабные сбои кажутся с каждым годом все более и более реальными).
Осознание, что так жить нельзя, все больше овладевает активной частью общества
Что касается ситуации на рынке энергоносителей, то это обычно самый мощный фактор, который предопределяет происходящее в российской экономике, но я бы сказал, что нельзя все залить деньгами и нефтью. Проблемы становятся более и более тяжелыми, вязкими, структурными. Просто количество нефти, отправленное на экспорт, или просто количество денег, поступивших в бюджет, с какого-то момента не смогут нам помочь решать эти проблемы.
Что такое эпоха застоя? Это даже более быстрый экономический рост, чем сейчас, это отторжение на международной арене, напряженные отношения в связи с холодной войной и с войной горячей, которая происходила недалеко от российских границ, в Афганистане, это утрата конкурентоспособности по целому ряду направлений, это провалы, связанные с сельским хозяйством. Это многое из того, что выразилось в названии одного из прогремевших фильмов той эпохи "Так жить нельзя". Осознание, что так жить нельзя, все больше овладевает активной частью общества, и это, на мой взгляд, самое главное.
Сергей Медведев: Как я понимаю, один из главных рисков – это декарбонизация мировой экономики. Условно говоря, российское государство – это огромный нарост на нефтяной трубе. Если нефтяная рента начинает падать, то начинаются проблемы российского государства, и как все это ударит по экономике?
Борис Грозовский: Каменный век закончился не потому, что закончились камни. Угля еще много, но мы видим, как сейчас задыхается Китай. Наибольшая доля энергии, получаемой в мире из угля, это Китай. Но это гигантский смог, страна буквально задыхается, вкладывает миллиарды долларов в то, чтобы перейти на возобновляемые источники. Собственно, с нефтью произойдет точно так же, нефтяная эра закончится не потому, что закончились нефтяные ресурсы, а просто потому, что это слишком дорого обходится не для экономики, а для экологии. Глобальное потепление перестало быть страшилкой, а его существование – предметом споров, по крайней мере, в научном мире. Дебатируется то, на какие жертвы мы должны пойти, чтобы приостановить глобальное потепление, замедлить его, сколько это будет стоить экономике, кто и как должен взять это бремя на себя, с тем чтобы избежать больших бед, очень сильной нестабильности климата.
Сергей Медведев: Истощение этих источников неизбежно ведет к кризису?
Борис Грозовский: Россия тут оказывается под двойным воздействием. С одной стороны, потеря нефтяных доходов, с другой, глобальное потепление. Россия может потерять больше, чем другие страны. Правда, в средней полосе климат станет потеплее, и жить там будет приятнее.
Сергей Медведев: В Африке поплывет инфраструктура, а в Волгограде будет круглый год плюс 50. Я слышал и такие сценарии, что к концу века юг России, Калмыкия, нижнее Поволжье будут по климату напоминать африканские пустыни.
Борис Грозовский: Да, расширение пустынь. Как сейчас смотрят экономисты на прогнозирование спроса на нефть? Базовый сценарий, если будут действовать те меры, которые уже приняли европейские правительства и правительства других стран, – это снижение спроса на нефть к 2050 году примерно на 10% по отношению к тому, что есть сейчас.
Сергей Медведев: Это допандемийный сценарий? Я читал, что пандемия очень сильно скорректировала сценарии спроса.
Борис Грозовский: Это уже после. В прошлом году в итоге спрос на нефть упал где-то на 7–8%. Вполне возможны сценарии, при которых люди начинают все больше и больше беспокоиться о глобальном потеплении, соответственно, быстрее переходить с бензиновых автомобилей на электромобили, менять свои потребительские модели, модели поведения. Тогда спрос на нефть может упасть на 30–40 и даже на 50%. Этот сценарий British Petroleum рассматривает как вполне реальный.
Советская система осознала необходимость перемен тогда, когда стало слишком поздно
Сергей Медведев: Для российской экономики, для социоэкономической системы это будет близко к катастрофе?
Борис Грозовский: У нас около половины бюджетных доходов от нефти и газа. Можно прикинуть: если они сокращаются, допустим, в два раза, то мы теряем примерно четверть бюджетного дохода и довольно большую занятость.
Сергей Медведев: Какие сценарии намечены у вас? Я вижу, что "застой-2" на 2020-е с неизбежностью ведет к кризису где-то в районе 2030-х годов.
Борис Грозовский: Четкого прогноза в докладе нет.
Сергей Медведев: Очерчены риски и наибольше возможности. Учитывая то, что говорил Сергей Гуриев, учитывая отсутствие политической воли, можно ожидать такого медленного затухания, режима застоя в течение следующего десятилетия.
Борис Грозовский: Все согласны с тем, что большого роста мы не получим. Средние прогнозы экономического роста, которые дают сейчас России МВФ, Всемирный банк и другие институты, это никак не больше 2% в год, а скорее 1,5. Это очень мало для развивающейся экономики, но нормально для развитых европейских стран, которым сложнее расти, потому что необходимый уровень жизни уже набран.
Понятно, что это не трагедия, в мире много стран даже за последнее десятилетие, которые тоже росли очень медленно, с трудом: это и Бразилия, и ЮАР, и Турция, сопоставимые с нами по уровню развития. Может быть, мы даже не очень сильно отстанем за это время. Но проблема в том, что из-за монополизации экономики, из-за того, что мы все больше и больше закрываемся, нет обмена технологиями, практически любые инвестиции в Россию становятся токсичными. Связи с российскими компаниями, особенно государственными, избирательное применение права – это вещи, которые не только сейчас, но и в длинном горизонте будут очень сильно мешать нам расти.
Сергей Медведев: Поэтому, как я понимаю, одна из вероятных вещей – это кризис 2030-х годов, когда те структурные изменения, о которых мы говорили, сойдутся в одной точке. Это хорошее предупреждение. Если сейчас застой 2.0, как говорят авторы этого доклада "Либеральной миссии", то можно вспомнить, как кончился застой 1.0. Система осознала необходимость перемен тогда, когда стало слишком поздно, а затем она рухнула под собственными обломками. Точно так же, если система не найдет политической воли к изменениям в течение ближайших пяти-десяти лет, то ее может ждать тот же сценарий, который ждал и предыдущий, брежневский застой.
