В Дагестане очень популярны разнообразные единоборства, но это не касается девушек – традиционно считается, что их дело, скорее, "хранить очаг и воспитывать детей".
София Герейханова родилась в Махачкале, и ее мать надеялась, что дочь вырастет и пойдет в мединститут. Но в 18 лет Герейханова сказала отцу, что ничто не интересует ее так, как спортивная борьба. Тот в юности сам мечтал стать каратистом и в конце концов разрешил дочери ходить на тренировки и выступать.
В Махачкале не очень просто найти клуб, где позволяют заниматься девушкам, но там, где позволяют, относятся к ним с большой заботой. На тренировках Герейханова не жалеет ни себя, ни парней, с которыми дерется – "это девочек бывает жалко бить".
Несколько дней из ее жизни – в фильме Юлии Вишневецкой и Константина Саломатина.
Мать
– [Считается,] не для девочек этот вид спорта, [лучше], чтобы девочки дома сидели, домохозяйки чтобы были. Видите, наш ребенок выбрал этот путь. Они от меня скрывают, после боя мне звонят, говорят, что закончилось, выиграла, проиграла. Я не могу смотреть, мне больно, конечно, смотреть на эти бои с моим ребенком. Я всю жизнь мечтала, чтобы она закончила мединститут. Но ее выборов таков.
Моя детская мечта была за руль сесть. В моей семье это не одобряли, не разрешали. Когда вышла замуж, родилась старшая дочь, тогда муж разрешил ездить на машине, научил меня сам.
Софа
– Когда приезжаю после боев с опухшим лицом, с разбитым носом, я вижу мамино состояние. Переживает, не хочет постоянно видеть меня в синяках, из-за этого не хочет, чтобы я по спорту шла.
Мне нос сломали раз шесть. Два-три раза вправляли, дважды оперировали. У некоторых нос маленький, миниатюрный, не ломается. У меня выделяется, по нему не попасть сложно.
С детства я смотрела бои по телевизору, отец, брат, сидели, вместе смотрели. И у меня желание выступать загорелось с самого раннего детства и по сей день не проходит. Мама мне не разрешала, не женский вид спорта, постоянно об этом твердят: девушкам нужно сидеть дома, рожать детей, за кухонной плитой и не больше. Я с детства просила, чтобы пустили. В итоге, мне 18 исполнилось, с отцом поговорила, что у меня нет желания ни учиться, ни поступать в мед, куда-то еще, у меня есть желание одно – драться, выступать. Отец дал разрешение, сказал: выступи, а дальше мы посмотрим. Если у тебя получится, то можешь дальше идти, а проигрывать, позорить нас и себя не нужно.
В первом же бою нос сломали. Кровь течет, тренер говорит: если ты хочешь дальше продолжать, вату засунем, чтобы бой не остановили, потому что могут увидеть перелом и остановить бой. Мы засунули вату, кровь остановилась, и дальше продолжила драться.
Когда маме начали поздравления приходить от родственников, она, наверное, не знала, что мне сказать, поругать, поздравить. Я домой прилетела, у нее все вместе было, и поздравила, и поругала. В итоге, так как отец дал разрешение, мама перестала что-то говорить. Я за это, конечно, очень благодарна ему, потому что не каждый бы согласился.
Я знаю много девушек, которые хотели бы так же, как я, выступать, драться, у которых есть желание, но которым просто не разрешают. У меня есть соцсети, они постоянно пишут: как повезло, как хорошо. Нас, девочек, даже не во всех залах тренируют, можно по пальцам посчитать залы, в которые нас возьмут, тренеров, которые согласятся. Говорят: не женское дело. Получается, на наши интересы не смотрят, не поддерживают, только дом, семья, и все.
