"Нет, это была не коммуналка. Нормальная московская квартира. У дедушки (а он был фармацевтом) даже свой кабинет имелся. Правда, и семья там жила большая. Точный адрес я знаю, ведь он был указан в мамином архивном деле. Я его видела, когда занималась реабилитацией. Мама хорошо знала два иностранных языка. После того, как всю семью выслали, мама работала на лесозаготовках в Кировской области", – говорит Алиса Мейсснер. Она – одна из 23 заявителей, которые сейчас подали в Верховный суд России коллективный иск к Государственной думе.
Уже много лет с помощью Международного Мемориала (внесенного в России в реестр "иноагентов") и юристов другой некоммерческой организации – Института права и публичной политики – группа российских граждан пытается отстоять в судах свои права на получение жилья в тех городах, из которых когда-то были выселены их родственники. Согласно закону "О реабилитации жертв политических репрессий", такое право имеют не только сами высланные, но и их дети. Пусть даже родившиеся уже в других местах. Таких людей принято называть "детьми ГУЛАГа". По сути, они до сих пор не вернулись из ссылки, хотя имеют точно такой же статус реабилитированных, как и их родители. Почти два года назад казалось, что мытарства закончились: Конституционный суд принял решение в их пользу. Однако Государственная дума это решение не исполнила. Депутаты не приняли изменения, благодаря которым люди могли бы получать жилье незамедлительно. Алиса Мейсснер, к примеру, добилась через суд признания права на получение в Москве социального жилья, ее поставили на очередь. Только номер этой очереди на сегодняшний день – 44 922. Нынешний административный иск 23 человек – это требование признать незаконным бездействие парламента. В случае победы будут автоматически защищены права всех, кто столкнулся с аналогичной проблемой.
Алисе Мейсснер сейчас 71 год. Последние 30 лет она пытается получить полагающуюся ей по закону компенсацию, то есть квартиру. Сначала занималась этим самостоятельно. Потом добрые люди подсказали, что можно обратиться за помощью в общественные организации. Ее родных выселили и отправили по далекому от Москвы адресу только потому, что все члены семьи Мейсснеров были по национальности немцами. Дело было в 1941 году. Она родилась в 1950 году в поселке Ожмегово Кировской области и прожила там большую часть жизни. Брак родителей не был зарегистрирован:
– Как теперь говорят, они сожительствовали. Потому что у папы в том месте, откуда его забрали, осталась его семья. Поэтому у меня мамина фамилия. Я там и в детский сад ходила, и в школе училась. Большая была школа, двухэтажная.
– Вы были ребенком двух репрессированных. Не обижали из-за этого в школе?
Это поселок спецпоселенцев. Там все дети такими же были
– Нет, ведь Ожмегово – поселок спецпоселенцев. Там все дети такими же были. Поселок был большой, все работали на лесозаготовках. Потом производство зачахло, люди разъехались. Там сейчас не больше ста человек живет. Мы в 1989 году перебрались в поселок Рудничный Верхнекамского района. Раньше я часто бывала в Москве, это не чужой для меня город. Обязательно посещала Введенское кладбище, на котором много родственников похоронено. Это немецкое кладбище. Но два с половиной года там уже не была. Стало трудно выбираться. Раньше из Рудничного в Киров ходил автобус, но его отменили. Теперь доехать можно только на такси.
– В случае если вам предоставят квартиру в Москве, вы готовы туда переехать?
– В этот же день, – не задумываясь, отвечает Алиса Мейсснер.
В прежние годы для участия в судах истцы приезжали в Москву. На этот раз из-за пандемии коронавируса они остались дома. Иск за всех подал юрист Международного Мемориала Григорий Вайпан:
– Я сам сходил в Верховный суд, чтобы сдать в приемную этот иск. Он направлен на то, чтобы "разморозить" законопроект в Госдуме, попутно исправив его. Иными словами, чтобы люди реально получили компенсации в виде квартир за счет федерального бюджета. Это не что иное, как возмещение вреда реабилитированным лицам.
– Есть ли у вас понимание, почему до сих пор не было исполнено решение такой серьезной инстанции, как Конституционный суд?
Парламент может годами ничего не предпринимать, и ему за это ничего не будет
– В нашем законодательстве, к сожалению, у Конституционного суда нет полномочий контролировать исполнение принятых им решений. Вроде решения КС обязательны, но парламент может годами ничего не предпринимать, и ему за это ничего не будет. По сути, единственная опция, которая в такой ситуации доступна людям, это иск к Думе о бездействии. Мы – первые в истории России, кто обратился с таким иском. Это беспрецедентный случай. Раньше так поступить никому не приходило в голову.
– Сколько лет длится вся эта история?
– Четыре с половиной года. Но это только та судебная часть, в которой я участвую. Так получилось, что начинал я работу над этим делом, когда еще сотрудничал с Институтом права и публичной политики. Ну а нынешний конкретный иск сопровождает Международный Мемориал. Сами же наши истцы этим вопросом занимаются гораздо дольше. Собирают документы, обращаются в разные инстанции. Кое-кто из них судился раньше в региональных судах. Некоторые с начала 90-х годов этим занимаются.
– Не исключено, что найдутся люди, которые усомнятся в том, что дети репрессированных имеют законные и моральные права претендовать на квартиры в городах, где сами они не жили. Ну, или жили только в раннем детстве. Что бы вы могли на это ответить?
Если они родились в лагерях, в ссылке, высылке или на спецпоселении, то они приравнены к жертвам массовых репрессий
– Это достаточно праздный вопрос, потому что закон отвечает на него. Закон прямо говорит, что право на возвращение и на получение жилья есть у "детей ГУЛАГа". Они прошли через те же тяготы, что их родители. Если они родились в лагерях, в ссылке, высылке или на спецпоселении, то они приравнены к жертвам массовых репрессий. Никто на официальном уровне их права не оспаривает.
– Но и решения никто не исполняет?
– Да, не оспаривает, но ждет, когда все умрут. К слову, один из наших истцов, 74-летний человек, умер незадолго до подачи документов в Верховный суд. Поймите, ведь все это немолодые люди. В нашей группе самому младшему из истцов – 64 года. А самому старшему скоро исполнится 90 лет. Это Виктор Борисович Василенко, который вместе с родителями и сестрой жил в Москве на Новослободской улице. Ему было шесть лет, когда родителей арестовали и осудили по политическим мотивам. Отца расстреляли, мать как члена семьи изменника Родины на восемь лет отправили в лагерь, а мальчика – в детский дом в Пензе.
Вообще, я подсчитал, что родители 13 наших заявителей подверглись депортации по национальному признаку. Папы и мамы 9 заявителей были необоснованно осуждены по политическим мотивам. Как члены семей "врагов народа" оказались сосланы родители двух человек. При этом один наш истец был депортирован вместе с родителями, а четверо в момент репрессий попали в детский дом или на попечение других родственников. Наконец, двенадцать истцов родились на спецпоселении, а шестеро в ссылке или высылке.
– Правильно ли я поняла, что все люди, о которых мы говорим, пытаются вернуться в Москву?
– Совсем нет. Еще – в Петербург, Краснодарский край, Ставропольский край, Орловскую область, Ростовскую область и аннексированный Крым, – говорит Григорий Вайпан.
Председатель правления внесенного в список иностранных агентов Международного общества "Мемориал" Ян Рачинский вспоминает, что поначалу некоторым "детям ГУЛАГа" квартиры предоставляли, но потом такая практика сошла на нет:
Потом был принят другой закон, и эти люди утратили право на внеочередное получение жилья
– И в Москве очень немного, всего несколько квартир, обычно предоставлялось в порядке реализации этого права. Покойная заммэра Людмила Швецова этой теме сочувствовала, поэтому как-то это двигалось. Потихонечку, очень медленно, но все-таки. А потом был принят другой закон, и эти люди утратили право на внеочередное получение жилья. Они должны были, как все, сначала прожить десять лет в Москве перед тем, как встать хоть в какую-нибудь очередь. Это совершенно бредовое требование было внесено в московский закон, поскольку все права и обязанности в этом деле перешли на регионы. Раньше это регулировалось федеральным законом, от которого было труднее отвертеться, а потом все было передано на уровень регионов. Ну а регионы уже делали, что хотели. А квартиры давать они не хотели вовсе.
– Если теперь Верховный суд примет решение в пользу заявителей, не окажется ли так, что возникнет целый вал исков и для государства это будет непосильным бременем?
– На этот вопрос есть два ответа. С одной стороны, государство когда-то захватило их собственность и куда-то эту собственность дело. Впрочем, собственность не только их, а многих. По существу, миллионов, если вспомнить про раскулаченных. И тут вопрос – хватит или не хватит – становится немножко неактуальным.
С другой стороны, к сожалению, прошло столько времени, что людей, которые будут иметь такое право, очень немного, поскольку это распространяется только на самих пострадавших и на детей, родившихся в местах ссылки, а на внуков это уже не распространяется. Кроме того, из тех, кто еще жив, очень большая часть в таком возрасте, что люди уже не захотят менять место жительства, к которому привыкли за прошедшие с момента репрессий годы. Если, предположим, ограничиваться сталинским периодом, сами понимаете, с его окончания прошло почти 70 лет. Так что, по моим оценкам, все это будет ограничено одной-двумя тысячами заявлений.
– Как были найдены вот эти конкретные 23 человека, которые с помощью вашей организации подали иск? Они сами к вам обратились или вы их нашли?
– Проект "Право вернуться домой" начался с того, что отдельные люди обратились сами. Мы долго, много лет пытались им помочь, но пока не присоединился Институт права и публичной политики, в обычных судах ничего добиться не удавалось. Последние успехи были до монетизации льгот, то есть до 2005 года. Тогда изредка кое-что и кое-где удавалось, с переменным успехом. После же 2005 года это прекратилось просто совсем. Мы проигрывали суды, поскольку трактовка закона была в пользу государства, а не в пользу людей. Потом нашли другой путь юристы, спасибо им. Был найден другой подход, и Конституционной суд внес некоторую определенность в трактовку закона. Понимаете, многие даже не хотели обращаться, поскольку у них было много самостоятельных безуспешных попыток. Но после того, как появилась надежда, некоторое количество людей откликнулось. Кроме того, мы попросили коллег в регионах поднять свои архивы. Таким путем еще кого-то удалось найти. Но это именно результат поисков. Это не то что нас завалили просьбами желающие, – говорит Ян Рачинский.
