Война привела к радикальному переосмыслению наших отношений со временем, к новому восприятию прошлого, настоящего и будущего. Как писал философ Анри Бергсон, время жизни человека несводимо к "часовому" времени, оно не исчисляется часами, минутами и секундами. Оно имеет разную протяженность и по мере переживаемых событий может ускоряться, замедляться и даже останавливаться. В зависимости от того, что происходит сейчас, изменяется и наше прошлое. Если, как говорит Бергсон, к музыке добавить новые ноты, то меняется всё предшествующее произведение. Катастрофические события полностью переопределяют нашу жизнь, сдвигая все временные координаты.
Сдвиги в восприятии биографического и исторического времени находятся в центре осмысления того, что произошло в результате развязанной Россией войны в Украине. В публичных выступлениях, в фейсбучных постах, в личных разговорах люди говорят о том, что их жизнь как будто подменили, что все планы, которые они строили для себя и своих детей, рухнули. Время или остановилось, или уже принадлежит не им. Горизонт открыт для тех, кто в своих мечтах устремляется на Варшаву, на Берлин, на Вашингтон, это они в безумном угаре национализма и милитаризма видят себя творцами истории. Остальные замерли в бесконечном настоящем.
Снова, как это было после большевистской революции, молодые российские европейцы чувствуют себя "неудачливым поколением", как их обозначил Михаил Булгаков в статье 1919 года "Грядущие перспективы". Он говорит о событии революции, исключившем людей из исторического времени. Лишь следующие поколения увидят лучшую жизнь, вернутся в европейскую историю: "Теперь, когда наша несчастная родина находится на самом дне ямы позора и бедствия, в которую ее загнала "великая социальная революция", у многих из нас всё чаще и чаще начинает являться одна и та же мысль. Эта мысль настойчивая. Она – тёмная, мрачная, встает в сознании и властно требует ответа. Она проста: а что же будет с нами дальше?.. Настоящее перед нашими глазами. Оно таково, что глаза эти хочется закрыть... Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни. Платить в переносном и в буквальном смысле слова (...) И мы выплатим. И только тогда, когда будет уже очень поздно, мы вновь начнём кое-что созидать, чтобы стать полноправными, чтобы нас впустили опять в версальские залы. Кто увидит эти светлые дни? Мы! О нет! Наши дети, быть может, а быть может, и внуки, ибо размах истории широк и десятилетия она так же легко "считает", как мы отдельные годы".
Это ощущение воспроизводится и в наши дни. Мы погружены в бесконечное настоящее, будущее не просматривается, но и настоящее как будто лишено реальности. Горизонт повседневности застелен черной пеленой. При этом Россия живёт как будто в прошлом. Экономика отброшена на 30 или 40 лет назад. Социально же страна погружается в архаику войны, убийства, разграбления чужой земли, опрокидывания цивилизации вспять.
Переосмысливается и само прошлое. Оно, как теперь кажется, вело к неизбежной катастрофе. История теряет вариативность, всё, что в ней происходило, как нам кажется теперь, привело к тому, что началось 24 февраля и продолжает происходить сейчас. Личные компромиссы последних лет кажутся теперь преступными, это они проложили путь к окончательному торжеству зла. Российская культура переоценивается, она наполнилась смыслами, поддерживающими национальную исключительность, презрение к инородцам, пропитана самоупоением и восхищением от духовности и нравственности русского человека. От Ивана Грозного и Петра Первого до советских дней – везде мы видим проявления имманентных пороков российской цивилизации, всевластия правителей и рабской покорности подданных.
Прошлое в очередной раз мёртвой рукой хватает будущее
Прежние, относительно недавние представления короткой медведевской эпохи о том, что Россия становится "нормальной" европейской страной, кажутся наивной утопией. Европейское будущее задушено Путиным и его стареющими придворными, при безразличии остальной России. Прошлое в очередной раз мёртвой рукой хватает будущее. В отличие от западного эдиповского архетипа, по которому сын должен убить отца, Патриарха, чтобы найти своё место в мире, в российском архетипе отец убивает сына. Здесь одна из ключевых тем российской истории и литературы. Иван Грозный убил сына в приступе безумной ярости. Петр Первый тоже убил своего сына, который, по его мнению, плел заговор по свержению царя совместно с врагами-католиками. У Николая Гоголя (упомянем и его как украинца, ставшего частью российской культуры) в "Тарасе Бульбе" отец убивает сына, предавшего свое казацкое наследство ради польской панночки. В рассказе Михаила Шолохова "Родинка" отец во время Гражданской войны убивает сына, не узнав его, – и затем, приметив знакомую родинку, кончает с собой, переворачивая тем самым историю Эдипа.
И всё же мы должны помнить, что ничто не предопределено. В развитии событий нет единой логики, которую подсказывает наше рациональное, линейное воображение. Мир хаотичен, порядок, который нам кажется неизбежным, непрочен и нестабилен. Власть хочет представить его безальтернативным, основанным на тысячелетних устоях. Но отсылки к некоему монолитному прошлому России, к её особому пути, используемые властью и подхватываемые разочарованной и пока что деморализованной либеральной интеллигенцией – это тоже социальный конструкт, который исключает всё, что не вписывается в единую картину. А это глубокая включенность России в глобальный мир, представления о будущем, связанным с развитием, образованием, многообразием выбора, как потребительского, так и жизненного, которые разделяют, судя по опросам "довоенного" времени, весьма широкие слои населения, особенно его молодая часть.
Эти ожидания будут тоже определять будущее, их невозможно перечеркнуть группе старцев, цепляющихся за власть и готовых ради неё и ради исторических химер отменить будущее своей и соседней страны. Но будущее наступит, оно уже здесь, просто его пока трудно разглядеть за ширмой, выстроенной пропагандистами и нашим апокалиптическим воображением. Как не было неизбежности в произошедшем, наступившем в результате решений конкретных, руководствовавшихся собственными интересами и фантазиями людей, так нет неизбежности и в будущем. И точно так же, как планы тех, кто развязал эту войну, разбились о представления украинцев о своем прошлом, настоящем и будущем, так и в России будущее очень скоро окажется другим, чем это видится в кремлевских кабинетах.
Светлана Стивенсон – профессор социологии университета Лондон Метрополитан
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
