Иван Толстой: Имя Ивана Ильина, вероятно, самое известное философское имя в сегодняшней России. Владимира Соловьева или Николая Бердяева читают, я уверен, глубже и спокойнее, но в публичном цитировании у Ильина нет равных. Государственник, монархист, пассажир философского парохода, идеолог белого движения, пропагандист национал-социализма в первой половине 30-х и беглец от Гитлера в конце 30-х, противленец злу силою, умный человек, яркий публицист – он просится в статью нынешнего журналиста и пропагандиста, в лекцию историка и обществоведа. Своими четкими, определенными постулатами Иван Ильин влечет к себе многих – от старшеклассника до президента страны.
И как это часто бывает, наследие Ильина прочитано поверхностно, а биография полна белых пятен. И сегодня, благодаря архивным разысканиям историка Игоря Петрова, мы познакомимся с любопытными замолчанными страницами жизни Ивана Александровича.
Мой звонок в Мюнхен. Рассказывает Игорь Романович Петров.
Игорь Петров: Я хотел бы начать с того, что ни в коем случае не являюсь специалистом по творчеству Ивана Ильина, но, работая с некоторыми другими сюжетами, я немного занимался его биографией, той частью его жизни, которая проходила, прежде всего, в Германии. И именно об этой части мне бы хотелось сегодня рассказать, с опорой, в том числе, на документы, которые менее известны публике, чем некоторые другие. Потому что некоторые немецкие документы были уже опубликованы или о них рассказано в научных работах. Прежде всего, следует выделить публикации Юрия Лисицы и Даниила Цыганкова.
Он дважды использовал свою автобиографию, в двух совершенно различных контекстах
Я бы хотел дать общий обзор жизни Ивана Александровича в Германии с 1922 по 1938 год. Но чтобы не начинать с места в карьер, я для начала приведу его автобиографию. Она довольно примечательная, потому что он ее использовал дважды, в двух совершенно различных контекстах. В 1937 году в первый раз он подал ее в Палату писателей Рейха, а в 1938 году, когда он уехал в Швейцарию и просил о виде на жительство, там он тоже ее использовал. Она достаточно нейтрально написана, и ту ее часть, которая повествует о первом этапе его жизни, я сейчас прочитаю в собственном переводе.
"Родился в Москве 28 марта 1883 года. С 1891 по 1901 год – посещение гимназии в Москве. В 1901–1906 годах обучался на юридическом факультете Московского университета. В работах, соответствующих немецкой докторской степени, обсуждались "Идеальное государство Платона" (около 3 печатных листов) и "Учение Канта о "вещи в себе" в теории познания" (около 8 печатных листов). В 1906–1909 гг. подготовка к экзамену на степень магистра. К этому времени относятся работы "О "Наукоучении" Фихте Старшего издания 1794 г." (около 6 печатных листов), "Учение Шеллинга об Абсолютном " (около 6 печатных листов), "Идея конкретного и абсолютного в теории познания Гегеля" (около 6 печатных листов), "Идея общей воли у Жан-Жака Руссо" (около 6 печатных листов), "Метафизические основы учения Аристотеля о несвободном человеке" (около 3 печатных листов), "Проблема метода в современной юриспруденции" (около 3 печатных листов). В области юриспруденции я уделял особое внимание таким проблемам как "Понятие суверенитета", "Монархия и республика", "Существо международного права". В 1909 году я сдал экзамен на степень магистра по специальности "философия права". После двух пробных лекций я в декабре 1909 года получил место приват-доцента в Московском университете. В 1910 году – первый курс лекций об основах методологии права.
В 1910–1912 годах – дальнейшее обучение в университетах Германии и Франции. С 1912 по 1922 год – доцент и профессор в Московском университете и других московских высших учебных заведениях. В 1917 году выбран председателем общества молодых преподавателей Московского университета. В 1918 году защитил диссертацию, которая стала первым томом моей работы "Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека" с целью получения первой научной степени (магистра). После публичного диспута факультет единогласно присвоил мне сразу вторую научную степень (доктора). В 1921 году я был выбран в президиум общества правоведов Московского университета, в том же году выбран президентом Московского психологического общества и доцентом историко-филологического факультета. В ходе жестокой борьбы за академические свободы в 1922 году после нескольких арестов я был выслан Советским правительством из страны и лишен гражданства".
Ильин в оригинале использует понятие "Культуркампф", отсылающее к борьбе рейхсканцлера Отто Бисмарка с католической церковью.
Итак, действительно Ильин был выслан из советской России на знаменитом "философском пароходе" и оказался в Берлине. В Берлине ему помогли устроиться, его профессорское прошлое и его имя сыграли свою роль, он был не обычным эмигрантом, кроме того, высланные из России эмигранты решили продолжать свою научную деятельность именно в Берлине, это поддерживалось берлинскими властями, и открыть там Русский Университет. Для начала они решили, что это будет слишком сильный шаг и начали поэтому с Русского Научного Института, основание которого велось уже в конце 1922 года, то есть вскоре после высылки, а открыт он был в начале 1923-го. Устав его гласил первым параграфом, что "Русский Научный Институт в Берлине имеет целью изучение русской духовной и материальной культуры и распространение о ней знаний среди русских и иностранцев, а также содействие русской молодежи для получения высшего образования в Германии".
Среди основателей института множество громких имен, можно назвать Бердяева, Вышеславцева и Лосского. Параллельно Ильин начал свою политическую деятельность, в 1927 году он начал издавать журнал "Русский колокол", который выходил три года, начал читать лекции не только на абстрактные темы о религии и философии, но в том числе лекции о духовных причинах русской революции, а также начал сотрудничать с немецкими консервативными кругами, сначала католическими. В чекистском архиве, который был не так давно рассекречен украинской СБУ, сохранился один любопытный документ, который связан с главой "Лиги против большевизма" Вернером фон Альвенслебеном.
В этом документе говорится: "Альвенслебен часто бывает у гетмана Скоропадского (в 1918 году он был адъютантом, офицером связи при Скоропадском во время германской оккупации – прим. И.П.), кроме того, Альвенслебен связан с профессором Ильиным, с которым встречается как непосредственно, так и в различных эмигрантских домах, главным образом у Скоропадского, у графа Пален.
Об Ильине Алвенслебен очень высокого мнения, между прочим, он встречался с ним недавно в доме матери посла фон Дирксена (посла в Советском Союзе. – Прим. И.П.), с которой Ильин также поддерживает отношения".
В архиве Ильина даже сохранилось письмо Вернера фон Альвенслебена от начала 1931 года, в котором фон Альвенслебен пишет, что он отправил редактированную Ильиным книгу "Мир перед пропастью" об опасностях и угрозах большевизма пастору Каасу (это католический теолог и депутат Рейхстага от партии центра) с надеждой, что тот как лидер партии центра будет готов сделать внешнеполитические шаги "против московских убийц".
Этот случай испортил отношения Ильина с католическими кругами
Но летом 1931 года, вскоре после выхода этой книги и этой переписки, случился любопытный случай, который, насколько можно понять, испортил отношения Ильина с католическими кругами. Он оставил об этом воспоминания, я процитирую отрывок из них:
"Как-то летом 1931 года я возвращался из Женевы в Берлин. Я оказался в отделении III класса, в котором уже сидел почтенный католический прелат. Мы разговорились и как-то выяснилось, что он знал и мое имя, и мою антикоммунистическую работу в Германии. Между Базелем и Франкфуртом-на-Майне он обратился ко мне с такой речью: я-де должен позаботиться прежде всего о "спасении моей" души; для этого следует непременно перейти в католичество. Но не надо делать это открыто. Мне надо принять католичество тайно, открыто оставаясь в Православии. Тогда передо мной откроются великие возможности: я буду работать в Православии и с евангелическими центрами Берлина по указанию Рима, а католики обеспечат мне в Германии пожизненно академическую кафедру в одном из своих университетов".
Вот такая история. Насколько можно верить этому рассказу Ильина, я предоставляю читателю судить самому, но совершенно очевидно, что после этого Ильин отдаляется от католиков и, соответственно, за неимением другого выбора склоняется к сотрудничеству с немецкими протестантами.
И тут большую роль сыграл человек по имени Адольф Эрт, сын немецкого консула в Саратове. Он в конце ноября 1931-го защитил докторскую диссертацию, написал работу о меннонитах в России и возглавлял "Бюро по защите немецкой протестантской церкви от марксистско-большевистского безбожного движения".
И вот в соавторстве с Адольфом Эртом Ильин издал свою вторую большую немецкую книгу Entfesselung der Unterwelt, один из вариантов перевода – "Разнузданная преисподняя", опять о большевистской опасности.
Но вернемся к Русскому Научному Институту. 1920-е годы заканчивались, и существование института становилось все более проблематичным. Во-первых, падало число слушателей. Сначала их число на лекциях было трехзначным, потом оно уменьшалось, и в 1929 году на 180 лекциях побывало около 5 тысяч слушателей, то есть, меньше тридцати человек на одной лекции.
Дальше в деле Русского Научного Института, которое сохранилось в архиве немецкого МИДа, есть такая жалоба на политические высказывания именно Ильина. Якобы весной 1930 года он выступал в Берлине с речами, в которых говорил о преследовании религии в России и при этом давал такие политические оценки, которые, по мнению МИДа, были недопустимы для сотрудника института. И третий самый главный фактор – это финансовый кризис.
Ученым будет не на что жить, они разъедутся по другим европейским странам и могут оказаться на антинемецкой позиции
В конце концов у МИДа просто закончились деньги на содержание Русского Научного Института. Немецкий экономист Макс Зеринг, который принимал большое участие в делах Русского Научного Института, в течение всего 1931 года писал памятные записки, в которых предостерегал от прекращения финансирования, так как ученым будет не на что жить, они разъедутся по другим европейским странам, в первую очередь, в альтернативные Берлину центры русской эмиграции, в Париж и Прагу, и могут оказаться на антинемецкой позиции, что повредит немецкой политике, так как эти люди имеют вес в научном обществе. Но и эта аргументация не помогла, в 1932 году Русский Научный Институт фактически закрылся.
И тут в январе 1933 года к власти в Германии пришел Адольф Гитлер. О русских эмигрантах в Берлине, особенно о правой русской эмиграции в Берлине в 1933 году, мы с моим дорогим соавтором Олегом Бэйдой написали большую статью, которая опубликована на английском языке Университетом Джорджа Вашингтона. Мы попытались классифицировать правую русскую эмиграцию и выделили три основные категории: пайщики, попутчики и эпигоны.
Пайщики – это те, кто на ранних этапах помогал национал-социалистам. Например, общество Aufbau ("Возрождение"), в котором работал Василий Бискупский, и тогда действительно национал-социалисты получали поддержку от этого общества или, по крайней мере, работали в этом обществе. И хотя впоследствии пути Бискупского и национал-социалистов по многим вопросам разошлись, тем не менее, они надеялись, что сделанные ими когда-то вклады им вернут с процентами, скажем так.
Ильин возлагал надежды на яро антибольшевистскую позицию Гитлера и надеялся найти в его лице нового союзника
Попутчики – это те, которые симпатизировали национал-социалистским антибольшевистским тенденциям и надеялись таким образом, что они пригодятся и каким-то образом смогут сопровождать национал-социалистическое движение. Кроме того, они занимали достаточно высокие посты, находились во главе русской эмиграции в Германии. Тут можно назвать генерала Лампе, Сергея Боткина и Ивана Александровича Ильина. Ильин, кстати, симпатизировал последнему веймарскому рейхсканцлеру Шлейхеру уже хотя бы потому, что тот дал указания библиотекам закупить масштабный труд Ильина о большевизме Entfesselung der Unterwelt (1932). Ильин возлагал надежды на яро антибольшевистскую позицию Гитлера и надеялся найти в его лице нового союзника. В начале апреля 1933 года Ильин передал в министерство внутренних дел обширный труд "Директивы Коминтерна по большевизации Германии", рассчитывая продемонстрировать новым властям, что является экспертом по этой тематике.
Примерно тогда же он написал статью в парижском "Возрождении" с оправданием национал-социализма. Эта статья сейчас известна, все ее цитируют, пытаясь доказать, что Ильин все-таки был настоящим фашистом и нацистом.
На мой взгляд, это совсем не так. Он сочувствовал на тот момент многим деяниям национал-социалистов и в статье совершенно определенно пытался их защищать, и это наверняка была попытка реверанса перед властями, он надеялся на сотрудничество с ними, поэтому описывал национал-социализм как исторически неизбежный ответ на большевистскую угрозу, упрекал критиков, концентрировавшихся на эксцессах (например, антисемитских) и всячески восхвалял Гитлера, совершившего "легальное самоупразднение демократически-парламентского строя", что было встречено немецким народом совершенно лояльно. Ну и о том, что фашизм, национал-социализм и белое движение объединяет родственный дух. Эту идею он развивал еще задолго до прихода нацистов к власти – в 1928 году в статье в журнале "Русский колокол" – о том, что белое движение это великое рыцарственное движение, а фашизм является неким его подвидом, который каким-то образом его сопровождает.
Возможно, в мечтах Ильина Гитлер должен был пригласить его (в компании с Лампе и Боткиным) в рейхсканцелярию, провозгласить совместный курс на искоренение большевизма и вручить им для проведения этой линии бразды правления всей русской эмиграцией в Германии. Этого не произошло уже потому, что Гитлер вообще не считал русскую эмиграцию хоть сколь-либо значительным игроком в европейском масштабе, а кроме того, опасался националистической России не меньше, чем большевистской.
Русский национал-социализм представлял беспомощное внешнее подражание национал-социализму немецкому
Поэтому "русский национал-социализм" начал расти снизу, с "улицы", и возникла третья часть русской эмиграции. Это были эпигоны, потому что русский национал-социализм на самом деле представлял беспомощное внешнее подражание национал-социализму немецкому и поддерживался штурмовиками "среднего звена", членами берлинского СА, просто чаще всего на основании личных знакомств. Так возникло общество Р.О.Н.Д. и идеологом этого движения стал Александр Владимирович Меллер-Закомельский, который прибыл в Германию еще в сентябре 1930 года. В то время он еще примыкал к евразийцам, однако в общественное поле зрения впервые попал лишь весной 1933 года, когда решил создать "Клуб Русской Национальной Молодежи" и обратился за поддержкой к Ильину. Вот что он ему писал:
"Волею провидения мы поставлены в центр исторических свершений. Скоро наступит снова период вооруженной борьбы с силами диавола… В этот грозный час Вы не имеете права молчать… Беру на себя всю черную работу: сниму зал, сгоню публику… а Вы им скажете о святости подвига, о рыцарстве".
Одновременно он пишет П.Н. Савицкому в Прагу: "Я второй год уже в Берлине. Много писал для германской национал-социалистической прессы. Для меня сейчас ясно одно: Россия беременна идеей русского фашизма. Этим родам надо помочь. Надо строить русский национал-социализм".
К удивлению Меллера-Закомельского, на его прямую просьбу Ильин ответил более или менее ясным отказом. Впоследствии Меллер-Закомельский написал еще одно письмо Ильину, и в нем мы можем все эти перипетии проследить.
Вы заявили, что "молодежь – это растленная сволочь"
"На мою просьбу помочь мне в работе клуба и прочитать доклад или серию докладов о необходимости борьбы и подвига, Вы заявили о том, что "не намерены метать бисера перед свиньями" и что "молодежь – это растленная сволочь". Лишь после моей настойчивой просьбы и в ответ на мой письменный горячий призыв принести Ваш исключительный ум и Ваши блестящие способности на святое дело пробуждения в русской зарубежной молодежи национального самосознания и чувства необходимости активной и жертвенной борьбы с терзающим и разлагающим наш несчастный народ интернационалом, Вы в письме Вашем выразили согласие когда-нибудь прочитать в нашем клубе доклад.
Веря в Вашу пламенную любовь к родине и узнав о том, что Вы чрезвычайно резко отрицательно высказывались о Р.О.Н.Д., я позвонил Вам по телефону, доверчиво прося Вас поделиться со мной Вашими сведениями о Р.О.Н.Д. В разговоре со мной Вы заявили буквально следующее: "Р.О.Н.Д. есть отделение интернационала. Я имею все данные это утверждать". На мои слова: "Боюсь, что это утверждение Ваше легкомысленно", Вы повесили трубку, не желая продолжать разговор. Мне пришлось снова обратиться к Вам в письменной форме с вполне законным требованием поделиться со мной Вашими "данными" о Р.О.Н.Д. На письмо мое Вы предпочли не отвечать. От моего категорического требования перестать говорить туманными намеками, а сказать то, что Вы знаете, Вы отделывались фразой: "Я знаю то, что все знают" и прекратили разговор, заявив мне в чрезвычайно грубой форме, что не желаете быть знакомыми с людьми, имеющими отношение к Р.О.Н.Д.у".
Улицу Ильин очень не любил, для него это всегда было ругательное слово
Через месяц в передовице "Возрождения", озаглавленной "О провокации", Ильин выступил против Р.О.Н.Д.а фактически открыто, обвиняя партию, созданную в порядке "митинга, открытого для улицы", в реализации политических авантюр. Улицу Ильин очень не любил, для него это всегда было ругательное слово. Политикой должны руководить мудрые люди, а не люди, приходящие с улицы.
Разумеется, столь резкие заявления превратили Ильина в глазах Р.О.Н.Д.а и Меллера-Закомельского из представителя "культурной элиты", которому "Бог дал в руки острое и режущее орудие слова", во врага номер один, в "пустейшего самохвала, воображающего себя альфой и омегой Русского возрождения". До Ильина дошли слухи, что разгоряченные рондисты собираются при случае избить его до полусмерти. Кроме того, в полицию направлялись доносы. Ильин был уверен, что их писал именно Меллер-Закомельский, и, по всей видимости, его уверенность соответствует действительности, хотя тот всячески клятвенно отказывался от этой чести.
В итоге в начале августа в доме Ильина был произведен обыск, его самого заставили подписать объяснение, в котором было сказано, что если он продолжит "заниматься политикой", то отправится в концлагерь. Ильин был крайне оскорблен, он считал, что политикой его заставляют заниматься сами немецкие власти, вместе с которыми он ведет борьбу против большевизма. Как можно бороться против большевизма, не занимаясь политикой? Схожие объяснения пришлось подписать и другим лидерам эмиграции – в том числе генералам Лампе и Бискупскому. Оба к тому же были арестованы и провели некоторое время в тюрьме. Впрочем, и Р.О.Н.Д. был запрещен властями полтора месяца спустя.
Но параллельно со всей этой историей велась деятельность по оживлению (или, можно сказать, гальванизации) Русского Научного Института. Занимался этим в 1933 году балтийский немец, ранее служивший в царской армии Арним фон Рейер. После приезда в Германию он занимался коммерцией, с 1930 года получил немецкое гражданство, стал членом НСДАП. С точки зрения нацистов он был уже старым членом НСДАП.
Практически параллельно с обыском состоялось учредительное собрание нового президиума
Идея Рейера заключалась в том, что МИД, раз он больше не хочет содержать Русский Научный Институт, пусть передаст его Министерству пропаганды. Была составлена смета, сколько денег требуется институту, в том числе в этой смете была именная стипендия, 400 марок, лично для Ильина. И 8 августа, практически параллельно с обыском, состоялось учредительное собрание нового президиума (в старом президиуме состоял философ Семен Франк, он имел еврейские корни и был из президиума с приходом нацистов к власти удален). Было решено основать Русский Научный Институт заново. Рейер должен был стать его президентом, а Ильин – вице-президентом. И чтобы показать способности и умение сотрудников института, Ильин написал масштабную работу, 45 печатных страниц, "Голод в советской России", эпиграфом он взял цитату из Адольфа Гитлера "Марксизм на практике". Вместе с этой работой Рейер написал пространное письмо в министерство:
"Относительно профессора Ильина я хотел бы добавить, что господин штатс-секретарь Функ имеет полное представление о превосходных качествах этого исследователя и передового борца… Никто из моих сотрудников не замешан в политических скандалах и, что показательно, никто не входил в только что запрещенный Р.О.Н.Д. Я не сомневаюсь, что господин рейхсминистр Геббельс, в силу своего гениального и мгновенно оценивающего истинное положение вещей характера, не оставит неиспользованными возможности, которые дает институт".
Имеется в виду Вальтер Функ, тогда сотрудник Министерства пропаганды, впоследствии министр экономики и президент рейхсбанка. Его судили на Нюрнбергском процессе, он получил пожизненное заключение, освобожден по состоянию здоровья в 1957-м, умер в 1960-м.
Пока шли эти ведомственные распри, Ильин поспешил уехать в заграничный отпуск. Понятно, что он воспринял обыск и унизительное объяснение как личное оскорбление, которое, однако, помогло уяснить ему его истинное положение в иерархии поствеймарской Германии.
Между тем разрешение на работу института дано не было. Рейер был согласен на то, что институт подвергнется так называемому "гляйхшальтунгу", то есть будет функционировать в русле национал-социалистической идеологии и форм управления, но настаивал на том, что формально институт должен сохраняться как самостоятельное юридическое лицо. Министерство пропаганды выступало против этого. И произошел следующий финт: Рейер из всего этого сюжета полностью вылетает и исчезает, а его место занимает знакомый нам Адольф Эрт, молодой соратник Ильина и его соавтор. Ильин продолжает оставаться в институте, правда, теперь учреждение уже называется "Общество попечения (союз в поддержку) Русского Научного Института".
В начале января Ильин выступал на открытии новой формы Русского Научного Института, он читает достаточно большое число лекций, сохранились афиши, например, 26 января он читает лекцию о Коминтерне, 2 февраля – о методах господства коммунизма, и в архиве гестапо сохранился отчет 28 февраля 1934 года о прочитанной Ильиным лекции 16 февраля, на ней присутствовало 70 человек, и рассказывал он о военной доктрине Коминтерна.
Цитирую справку гестапо:
"Исходя из лозунга, закрепленного в Коммунистическом Манифесте 1847 года "У рабочих нет Отечества", Ильин осветил различные трактовки этого тезиса Коминтерном. По Карлу Марксу рабочие не должны были видеть в капиталистическом государстве Отечества и потому воспринимать защиту Отечества как пустые слова. Коминтерн же обязывает рабочих защищать социалистическое государство, единственное Отечество рабочего класса, от любых нападений со стороны капиталистических стран. По этой причине, согласно точке зрения Коминтерна, армия социалистического государства должна быть оснащена самыми современными вспомогательными средствами в том, что касается военной техники. Затем Ильин на основе аутентичных цитат из речей и публикаций коммунистических писателей и лидеров наглядно представил деятельность и цели Коминтерна, особенно каким образом коммунистические организации в капиталистических странах насаждены и инструктируются Коминтерном. (…)
Ильин подчеркнул, каким невиданным счастьем стало для Германии своевременное распознавание большевистской угрозы
Коминтерн также намерен перенести основную тяжесть действий в Китай и Японию, а на Западе ограничиться изоляцией Германии. Ильин подчеркнул, каким невиданным счастьем стало для Германии своевременное распознавание большевистской угрозы. Он закончил свою речь пожеланием государственным деятелям других стран также распознать всю полноту грозящей им опасности и в свою очередь осуществить мероприятия по защите от большевизма".
Это – одна сторона медали, но параллельно продолжается второй сюжет. Меллер-Закомельский после первых доносов на Ильина не остановился и продолжал их писать, но так как в этой триаде – пайщики, попутчики, эпигоны – была на самом деле борьба всех против всех, то в борьбу против Ильина активно включились и пайщики. И вот в архиве гестапо сохранился документ "Профессор Ильин", он был отправлен в дело под названием "Дело русских масонов", написан он в Мюнхене 23 марта 1934 года:
"В сотрудничестве между русскими и национал-социалистами в Берлине в настоящий момент существенную роль играет русский профессор Ильин. Совместно с партайгеноссе Эртом, написавшим известную книгу об ужасах большевизма, он выступает на всех собраниях с антибольшевистскими докладами. Совместно с Эртом он возглавляет также Русский Научный Институт. Говорят, что Ильин — масон и в 1930 году позволил себе в русско-еврейской эмигрантской газете "Сегодня" в Риге раскланяться перед евреями и сделать резкий выпад против национал-социализма. Чтобы подтвердить это референт дал задание своим агентам добыть искомый номер. Но в Русском Научном Институте в Берлине именно этот номер (по непонятным причинам) исчез из подшивки. На данный момент удалось лишь добыть копию берлинского "Руля" (Nr. 3125 от 17 марта 1930 года), в котором нападки на национал-социалистов, однако, остались за кадром. Возможно, в течение двух недель удастся добыть оригинал газеты "Сегодня" в Риге".
Если его спросить об отношении к евреям, то он относится к ним точно так же, как и к людям всякой другой национальности
И дальше в документе цитируются слова, якобы сказанные Ильиным в Риге интервьюеру, в том числе Ильин рассказывает, что его репутация гораздо правее его самого, что еврейского вопроса для него вообще не существует, что у него много друзей евреев, если его спросить об отношении к евреям, то он относится к ним точно так же, как и к людям всякой другой национальности. И надо сказать, то именно эти цитаты затем ходят из документа в документ. Еще в мае 1936 года в гестапо будет заправлен запрос о политической справке относительно Ильина, и в справке гестапо будут полностью фигурировать те же самые цитаты, что и в письме. Кто был автором этого письма? Надо сказать, что Василий Бискупский еще в 1932 году связывал генерала Лампе с масонами, именно в рамках борьбы пайщиков с попутчиками, и писал в том числе о дурном влиянии, которое Лампе оказывает на Ильина. И если подумать, кто еще из видных русских эмигрантов, имеющих агентов в других городах, жил в Мюнхене в начале 1934 года, то кроме Бискупского практически нет других кандидатов на роль автора этого письма.
Но письмо было не единственной нападкой на Ильина, также вышла целая брошюра под названием "Лжеучители", автор скрылся под псевдонимом Соборянин, где говорилось о связях Ильина с евреями, о том, что высылка философов в 1922 году была не просто решением советского правительства, а спецоперацией, давались те же самые цитаты из его интервью "Сегодня". Брошюра Соборянина активно цитируется затем в справке гестапо об Ильине. Насколько мне известно, псевдоним не раскрыт. Я бы искал автора где-то в кругах эпигонов, неподалеку от того же Меллера-Закомельского.
Что касается 1934 года, несмотря на доносы, которые продолжают поступать, Ильин как ни в чем ни бывало читает лекции в Русском Научном Институте.
Глянем в афишу – 13, 20, 22, 29 июня. В том числе лекция на немецком "Мировой кризис демократии" в нескольких частях, и лекции на русском о творчестве Ремизова и Мережковского. И вдруг, ни с того ни с сего, через несколько дней Ильина увольняют. В его архиве сохранилось чрезвычайно запутанное письмо Эрту на немецком, в котором он туманно говорит, что они разговаривали с Эртом, тот предоставил ему две возможности, и вот он выбирает возможность номер два, поскольку давно хотел уйти в тень, удалиться от общественности и посвятить себя науке. В ответ на это Эрт пишет ему письмо, оно опубликовано в многотомнике Ильина, кратко его процитирую:
"От души благодарю Вас за Ваше вчерашнее письмо, из которого я делаю вывод, что Вы, при оговоренных нами условиях, хотели бы посвятить себя на какой-то период исключительно научной работе. Форма нашего сотрудничества изменилась в том смысле, в каком мы это обсуждали в последний раз. В соответствии с этим Союз в поддержку Русского Научного Института в Берлине с 1 августа никакого содержания выплачивать Вам не будет, хотя о соответствующем гонораре за уже подготовленные Вами работы наверняка позаботятся. Я, конечно же, надеюсь, что вскоре будут поставлены новые особые задачи, для квалифицированного решения которых нам придется снова прибегнуть к вашим редкостным познаниям и одаренности".
Возможно, знакомство с Альвенслебеном в этом случае сыграло для Ильина дурную роль
Что же произошло между концом июня и началом июля? С одной стороны, Русский Научный Институт получил некие новые установки, которые говорили о том, что в правлении не должно быть никаких русских эмигрантов беспаспортных, а в нем должны быть только немцы. С другой стороны, случилась так называемая Ночь длинных ножей, а среди арестованных по этому делу был не кто иной, как Вернер фон Альвенслебен, хороший знакомый, состоявший в переписке и близких дружеских отношениях с Ильиным. Более того, через несколько дней Гитлер в Рейхстаге произнес речь и сказал, что Рём посредством некоего коррумпированного авантюриста, которого Гитлер назвал "господин фон А.", завязал тесные связи с генералом фон Шлейхером. Как известно, во время ночи длинных ножей оба, и Эрнст Рём, и генерал фон Шлейхер были убиты. Альвенслебен остался жив, посидел в тюрьме, вышел, престал заниматься политической деятельностью. Но, возможно, такая логическая цепочка, помимо всего прочего, здесь тоже присутствует и знакомство с Альвенслебеном в этом случае сыграло для Ильина дурную роль.
О том, что вообще случилось, он написал достаточно подробное письмо своему другу композитору Николаю Метнеру. Письмо написано в августе 1934 года, и в нем Ильин пишет:
"Изнемогаю от людской подлости и от собственной растерянности. Вы подумайте только, что милые туземцы, которым я 12 лет помогал уча, спасая, предотвращая – что они надо мною сделали. И за что?
1) За то, что я, как русский патриот, никаким гнусным планам относительно отделения Украины от России не сочувствую и в них не участвую.(Речь о известной логике Розенберга о том, что Украина должна быть отделена от России – прим. И.П.)
2) За то, что я категорически не желаю участвовать в антисемитской травле, считаю ее вредной для России, неискренней и несправедливой.
3) За то, что я решительно не намерен внедрять ихнюю партию в русскую эмиграцию и в Россию.
За это они, продолжая меня эксплуатировать на все лады и заваливая работой -
а) лишили меня в их стране права на труд! и, следовательно, на заработок!
b) уволили меня из Института
c) спустили против меня всевозможные доносы и сплетни, вплоть до специальной клеветнической брошюры на русском языке.
И вот я оказался: "масоном", "жидовским прихвостнем", "агентом, присланным в эмиграцию большевиками для разложения", "франкофилом", переметною сумою и т.д. и т.п.
И вот я оказался: "масоном", "жидовским прихвостнем", "агентом, присланным в эмиграцию большевиками для разложения", "франкофилом", переметною сумою и т.д. и т.п.
При таких условиях мне нельзя более оставаться в этой стране; еще немного и они натравят на меня для расправ политическую полицию. Заработка не будет и, что всего отвратнее, косвенно в этом участвовал и тот господинчик, который годами называл меня "другом" и "учителем", с которым мы вместе Красную книгу написали".
Имеется в виду Адольф Эрт.
Нет оснований этому письму не доверять, письмо было частное, к публикации не предназначалось, тем не менее, Ильин, вопреки сказанному, остался в Германии еще на три с лишним года. Доносы на него при этом продолжались, есть и от 1935 и от 1936 года, там уже не говорится, что он масон с чьих-то чужих слов, а он прямо называется масоном. Например, его поездки в Ригу комментируются как поездки для "совещания с собственной масонской ложей". Несмотря на это, в 1935 году под псевдонимом Альфред Норман он издает еще одну книгу в Германии – "Большевистская политика мирового господства". Но это более или менее последнее активное политическое выступление Ильина. Далее он печатает в газете "Берлинер Курьер" очерки под названием "Утешающие эскизы", но они уже аполитичны – "Скука", "Любопытство", "Бессонница", "Шум". Несколько раз он выезжает за границу, посещает Латвию, Швейцарию, тем не менее, каждый раз возвращается в Германию.
В апреле 1937 года подает заявление в Палату писателей Рейха. Персоны, которых он выбрал для рекомендаций— протестантский пастор и епископ. Любопытное примечание, что "немецкозвучащие псевдонимы он использовал, так как настоящее его имя ослабляло бы для читателя его атаку на большевизм". Естественно, ему приходится к этому заявлению приложить свое родовое древо для доказательства арийского происхождения.
Обнаруживается, что он не очень хорошо знал своих предков. По материнской линии, там, где предками были немцы, знал еще более или менее неплохо, хотя тоже не всех прадедов, а требовалось именно до прадедов всех указать. По отцовской лини он знал только одного прадеда, прабабушек и второго прадеда он не знал вообще. О бабушке по отцовской линии он тоже ничего не знал, кроме имени, знал только одного прадеда по отцу.
Тем не менее, Эрт со своей стороны подтверждает его надежность. В итоге, Ильин получил членский билет Палаты писателей Рейха за номером 10883.
Но 17 июня 1938 года он подает повторное заявление. Видимо, претензии к нему шли по линии того, что его родовое древо неполное, потому что в повторном заявлении он пишет следующее: "17 июля 1938 года, готов засвидетельствовать под присягой, что я и жена – чистейшие арийцы, и что я никогда и нигде не принадлежал к масонским или примыкающим к ним организациям".
Дальше любопытное и быстрое стечение обстоятельств. 17 июня он подает это заявление, в начале июля он уезжает из Берлина, с 6 по 9 июля проводит несколько дней в пансионе под Мюнхеном у русских эмигрантов, у которых обычно останавливался, и оттуда уже напрямую он отправляется в Швейцарию. Есть мемуарное воспоминание одного из его берлинских знакомых о том, как все это произошло. И там говорится о том, что на тот момент у Ильина уже был запрет на выезд из Германии, и только благодаря любезности некоего чиновника ему удалось выехать. Но подтверждения этой версии в немецких архивах пока мне и другим исследователям найти не удалось. Попав в Швейцарию, он предоставляет несколько документов в полицию по делам иностранцев, в том числе собственную автобиографию, перечень своих научных работ, а затем отдельно документ, который он называет "особое обоснование моего прошения".
Документ не слишком известный, поэтому я его перевел на русский язык и сейчас зачитаю:
"Настоящим имею честь довести до сведения цюрихской кантональной полиции по делам иностранцев следующее особое обоснование моего прошения о виде на жительство.
Я въезжаю в Швейцарию и прошу разрешить мне пребывание здесь как ученому, который пребывает в почтенном возрасте, кое-что уже сделал во благо науки и готов отдать все свои силы стране, которая его примет. В жестокой борьбе за академические свободы и честь я был выслан коммунистами из моей страны (России), но отправился за рубеж не как беженец, а как профессор университета, чье призвание ставить свободу совести и правду превыше всего. Поэтому я был с почетом принят сначала в Германии, а затем и в других странах, в которые я приезжал. Но я не политик и не политический активист. Нигде и никогда я не входил ни в одну партию. Если от меня требовали выступить с рассказом о положении в моем Отечестве, я делал это, но всегда добросовестно, ответственно, объективно и служа правде. Любая клевета, любая несправедливость отвратительны мне. Поэтому я всегда говорил и писал о коммунизме на основании аутентичных коммунистических источников: лишь то и лишь столько, сколько коммунисты сами о себе говорят и публикуют. Поэтому я никогда не получал опровержений и не вел полемики по этим вопросам: напечатанное мной попросту принималось всеми сторонами.
Мой жизненный девиз: свобода совести, научная объективность, верность, тактичность и конфиденциальность. Я не мог позволить, чтобы мне предписывали, что именно называть правдой ни коммунисты, ни любые другие партии. 16 лет я жил в Германии в качестве гостя. И я ни разу публично не высказывал суждения о внутренней политике Германии, не занимался политикой и не вмешивался во внутреннюю немецкую борьбу. Я служил лишь объективной научной правде: в вопросах философии и конкретной социологии.
Я не мог следовать расовой доктрине и давать волю ненависти
Тем не менее в течение последних пяти лет в Германии мне пришлось преодолевать трудности по хорошо понятным причинам.
Чужое, авторитарно навязываемое мне мировоззрение я никак не мог почитать. В особенности я не мог следовать расовой доктрине и давать волю ненависти. Я должен был утверждать христианскую свободу совести и спокойно принимать закулисные оговоры. В последние годы в Германии я работал рука об руку с протестантской церковью, особенно c реформатами и исповедующей церковью, без того, однако, чтобы каким-то образом вмешиваться во внутренние церковные споры. Поэтому официальные ведомства именовали меня масоном, а в феврале этого года я получил абсолютный и окончательный заперт на выступления.
Тем самым, однако, мое пребывание в Германии не запрещено, я не был выслан из страны, пока что у меня есть разрешение на обратный въезд. Но в действительности мою жизнь сделали невозможной и мне придется перенести мое служение Господу на небесах и людям на земле в иное место.
Жизнь всегда была для меня служением, никогда карьерой, так остается и по сей день. Я хотел бы служить уважаемому и любимому мной швейцарскому народу всем, что я знаю и что могу. Будущее покажет, как это осуществить. Я напечатал в Швейцарии несколько работ и много раз по приглашению выступал в Швейцарии. Так, в 1923 году я сделал несколько докладов о религиозно-философских проблемах в цюрихском психологическом клубе. В 1927 году я говорил на базельской выставке о возможностях капиталовложений швейцарской экономики в мое Отечество, а в базельском либеральном обществе о социологических истоках большевизма. В 1931 году я выступал в Ротари-клубах в Аарау и Берне и дважды в Цюрихе.
И если я сегодня подаю это прошение о виде на жительство, то я прибыл в Швейцарию не как политик и не для того, чтобы заниматься политикой или, хуже того, партийной политикой. Это мне полностью чуждо. Я хочу зарабатывать на жизнь своей профессией, философией и служить гостеприимному швейцарскому народу верно и тактично всеми своими силами и знаниями. Прежде всего, я хотел бы обратить свою новую теорию искусства на швейцарское искусство и продемонстрировать другим народам свободный творческий дух швейцарского народа на поприще искусств. Как писатель, который получает гонорары и заказы в других странах, я первое время сумею прокормить себя в Швейцарии даже вовсе без заработка. Дальнейшее покажет будущее.
С надеждой ожидая положительного ответа от полиции по делам иностранцев и готовый к любым устным справкам и собеседованиям, остаюсь с почтением
профессор доктор Иван Ильин
Локарно, июль 1938 года".
Надо сказать, что Ильин уехал из Германии крайне вовремя – 7 ноября книга "Нападение на православную церковь" была помещена в список вредной литературы за то, что Ильин неподобающим образом отозвался о философе Ницше как предтече большевизма. Тираж был арестован и изъят. Тем не менее, из Палаты писателей Рейха его тогда не исключили, исключили только в ноябре 1940 как выбывшего в неизвестном направлении и не сообщившего свой новый почтовый адрес.
В швейцарских архивах сохранилось несколько документов о нем, например, есть документ февраля 1942 года, в котором говорится: "русские эмигранты стоят на стороне России, а не Германии, чье нападение они расценивают не как войну с большевизмом, а как завоевательную войну с целью сделать Россию колонией".
На мой взгляд, это достаточно важное свидетельство, потому что вообще о позиции Ильина относительно нападения Германии на Россию мы знаем большей частью с его слов, поэтому важно, что есть такая сторонняя оценка. Но были и комические для нас документы. Например, в августе 1941 года полиция Цюриха сомневалась в том, что он монархист, потому что, если бы он действительно был монархистом, то в России его бы казнили, а не выслали просто так. Не обошлось и без прямых доносов. Уже в 1944 году некто написал, что книга "Мир перед пропастью", которую Ильин издал еще в 1930 году, используется швейцарскими национал-социалистами на всех их обучающих курсах, кроме того, у Ильина есть несомненно связи с Геббельсом и, вообще, возможно, он – агент гестапо.
Судя по всему, это были исключения и, к счастью, они не были приняты швейцарскими властями всерьез. А для публикаций в Швейцарии и для чтения лекций, в том числе, в Цюрихе, перед Ильиным были поставлены 3 достаточно ясных условия. Иронией судьбы является то, что эти условия, в принципе, повторяют те самые условия, которые он был вынужден подписать в августе 1933 года в Германии, после обыска будучи вызван в полицию.
1) отказ от любого вмешательства в швейцарскую политику,
2) отказ от любой критики глав иностранных правительств равно как и самих правительств,
3) исключить из выступлений все, что могло бы нарушить швейцарский нейтралитет
Долгое время вид на жительство в Швейцарии ему только продлевался, все это называлось "временное пребывание для проведения научных исследований". После войны, как мы знаем, он уже нарушал наложенные на него запреты, одно издание "Наших задач" чего стоит, это была совершенно очевидная политическая деятельность, хотя он пытался ее вести тайно. Все это пересылалось сначала в Париж, перепечатывалось там генералом Лампе и уже оттуда шло дальше. То есть авторство Ильина должно быть по возможности скрыто, о чем пишет в своей переписке и Роман Гуль, с которым Ильин встречался, что Ильин ему дал почитать несколько отрывков из "Наших задач", но всячески скрывал свое авторство, хотя было совершенно ясно, что автором является именно он.
Но это никак не взволновало швейцарское правительство и, в конце концов, весной 1949 года, если верить документам, супруги Ильины получили постоянный вид на жительство в Швейцарии, где и жили до своей смерти.
Вот вся история, которую я сегодня хотел рассказать.
