Западная граница Украины теперь – основная дорога для украинцев, кто из Европейского союза возвращается на родину или едет обратно в ЕС. После нападения России в Украину перестали летать гражданские самолеты, а страну покинули миллионы беженцев.

Сегодня автобусы через словацко-украинскую границу курсируют каждые два часа, но, чтобы ее пересечь, надо запастись терпением: расстояние в сто километров преодолеваешь за шесть часов. Война чувствуется здесь сразу. В автобусе – одни женщины, всех возрастов. Мужчины – либо на фронте, либо за границу не едут из-за введенного еще в феврале военного положения. Во время поездки в автобусе стало известно об освобождении украинской армией города Лиман на востоке страны, и пассажиры стали ликовать: "Значит, на очереди Северодонецк".

Несмотря на то что Закарпатье – единственная область Украины, где нет комендантского часа, один раз все же обстрелы добрались и сюда, еще в мае, в Воловецкий район. Но главный город области, Ужгород, знает о войне много: сюда с февраля потянулся поток переселенцев, многие из которых остались здесь жить. В 14-этажной гостинице "Интурист-Закарпатье" только один этаж отдан для тех, кто приезжает в город на время, остальные номера заняты, в основном, харьковчанами. Дети переселенцев давно подружились: они учатся в школе дистанционно, а в свободное время бегают по гранитным ступеням гостиницы, ездят по парку на велосипеде и делают брелки цветов украинского флага. На следующий день после моего заселения купить брелок мне предложил мальчик Миша, сказав, что он – патриотический, и что сделал он его сам. Миша сразу стал рассказывать о новой жизни: в Ужгороде ему нравится, но он хочет домой. Дом, в котором он жил в Харькове с мамой, обстреляли в первый же день войны, и всего через неделю массированных бомбардировок семья уехала в Ужгород: "Сначала мы жили в школе, а потом поселились здесь". Затем Миша начинает рассказывать о ракетах и смотрит в голубое, залитое солнцем небо, как будто опасаясь, что, если вспомнить о них, они могут снова прилететь…

В Ужгороде понимаешь, насколько нелепы заявления российской пропаганды о притеснении в Украине русскоязычных и насаждении украинского языка. Тут на улицах слышны, помимо украинского и русского, словацкий и венгерский. Местные торговки на рынке на мои расспросы об их жизни и войне сразу признаются, что говорят только по-венгерски, а украинский знают плохо. Но все же коротко и на украинском отвечают: "Что я думаю о войне? Победим! Но, думаю, страшно на востоке тем людям. Нам-то еще ничего, спокойно здесь. А там все поразбивали, и это страшно". "Переживаем мы все – за государство наше, за людей, за всех". "У нас тут, слава богу, мир".

Все, с кем мне удается поговорить в Ужгороде, не забывают подчеркнуть, что они счастливы от того, что война до них не добралась в ее самом жестоком проявлении, поэтому проблемы, даже экономические, как считают они, не стоят упоминания. "Нас пугают холодной зимой – ничего, переживем, у нас народ терпеливый". В витринах местных магазинов встречаются объявления, что Закарпатье работает для того, чтобы помочь Украине, потому что и экономика, и работа важны во время войны не меньше, чем вопросы обороны.

Но и ужгородцы гибнут на фронте. На одной из центральных улиц – баннер в память о погибшем Вадиме Губанове.

"Нормальный человек воспринимает это негативно, все, что сейчас происходит. Сколько беженцев, сколько детей убито, сколько детей травмированы психологически, сколько детей вывезли в Россию, что это такое? Разве это нормально ворваться в чужое государство, все разрушить и всех поубивать? Что сделали с городами на востоке… Не надо нам нести русский мир. Еще в 2014 году что сделали? Пришли и наших парней-пограничников, как воробьев, постреляли. Это люди все знают и помнят", – говорит Мария Марич, глава отдела научной и просветительской деятельности Закарпатского краеведческого музея, коллекции которого хранятся в Ужгородском замке. В отличие от художественных музеев, здешняя экспозиция не была эвакуирована после начала войны, сюда приходит много посетителей: военные, на время вернувшиеся с фронта, а также переселенцы, поток которых хоть и уменьшился, но, из-за продолжающихся на юге и востоке Украины боевых действий, не иссякает. Когда звучит воздушная тревога, посетителей прячут в казематах замка. Переселенцы из Николаева отказываются спускаться в подвал: "Мы под бомбежками сидели два месяца. Наверное, странно, но даже к бомбежкам привыкаешь".

В Ужгороде красные стрелки, указывающие на места расположения бомбоубежищ, видны повсюду. Но, несмотря на военную угрозу, продолжается реставрация фресок в местном греко-католическом соборе. Восстановление храма финансируется в рамках программы Евросоюза "Партнерство без границ" тремя странами: Венгрией, Румынией и Словакией. На фоне новостей о разрушенных российскими обстрелами храмов и музеев в самых разных областях Украины, сильнее ценишь то, что восстановление украинского культурного наследия продолжается.

"Что было, что не было – главное, чтобы войны не было. Все бы пережили, если бы нам такое "чудо" не сделали. Они убивают наших детей. Россия нам много беды наделала. И параллели ужасные. Я помню, как они в 1968 году напали на Чехию. Мамин брат тут был, у нас, и у него сын как раз был в армии, Мирек, он уже умер. И переживали за него. Мирек был такой, за правду. А теперь они за нас переживают. Я была недавно в Чехии, в мае, вся моя родня там – уехали в 1939 году, 20 лет запрещали им приезжать к нам, только в конце 1960-х разрешили… И сейчас говорят их дети: очень рады, что родились уже там, потому что война у нас началась", – говорит продавец в одной из ужгородских булочных, на стенах которых – репродукции исторических открыток с тех времен, когда Закарпатье входило в состав Чехословакии.

В столице Закарпатья можно не только услышать множество разных языков, но до недавнего времени здешние памятники, напоминающие об истории этого региона, мирно сосуществовали на разных улицах: рядом с русским поэтом Александром Пушкиным – венгерский поэт Шандор Петефи и украинский – Тарас Шевченко, а на набережной – памятники главе правительства Карпатской Украины в составе Чехословакии Августину Волошину и президенту Чехословакии Томашу Гарригу Масарику. Вот только Пушкина решили убрать после того, как Россия пошла на этот пестрый и многообразный мир войной. Теперь на бывшей площади Пушкина, видимо, будет стоять памятник Джо Дассену, чье происхождение напоминает о тех странах, которые помогли Украине, когда началась агрессия России.

Но русский язык на улицах Ужгорода слышен и сейчас.

"Русскоязычных у нас много было всегда. Сейчас тут осели нынешние переселенцы с востока. Но первая волна русскоязычных была еще при Масарике, когда после 1917 года из России убегали белогвардейцы и русская интеллигенция. Чехословакия тогда принимала этих беженцев. А в советское время это уже была спланированная политика – сюда, в Закарпатье, направляли молодых специалистов, а наших молодых специалистов отправляли в Россию. Вообще руководящие должности при СССР здесь занимали в основном россияне, а наши местные пасли задних. Но все равно отношение к ним нормальное, никакого неприятия нет. Главное, чтобы проблемы не возникали. У нас разные народы привыкли друг к другу давно", – говорит Мария Марич.

"У нас не было границ, а был Советский Союз, не было свободы, но плохое забывается. Казалось бы, мы два братских народа, славяне, и когда убивают, убивают массово, кого они защищают? – говорит 73-летний сотрудник Закарпатского областного художественного музея Иван Григорьевич. – Защищают беду и горе. Мы же никогда не разделяли, венгры, мордвины. Я служил в советской армии – у нас были десятки народностей, не национальностей – народностей. Но мы же ничего не делили. Дружба была. У меня покойная жена – венгерка. У нас тут вообще живут словаки, венгры, чехи. А сейчас говорят, бандеровцы тут! Те, что с востока приезжают, с Донецкой, Луганской областей – переселенцы. Я их спрашиваю: вам тут нормально? Они отвечают: нормально, мы уже тут хотим квартиру покупать. Тогда я спрашиваю, Бандеры не боитесь? Ведь их запугали всех националистами! Пропаганда, к большому сожалению. Я и сейчас не могу поверить, что можно настолько промыть мозги. Я не шокирован, я просто крайне удивлен. Я, конечно, патриот Украины, но вот этих всех вышиванок напоказ не люблю. В душе надо быть украинцем. Какой же я националист? Я жил в Советском Союзе, советское время хорошо помню, жили мы не лучше, чем сейчас. Денег нет и не было, но вот такой ненависти, как сейчас к нам, – не было. Порядок был. Да, соседей мы не выбираем и не отодвинем, но посмотрите, сколько у России территорий. Я когда-то был в Тюменской области – там пустота, никого нет. Сколько еще им надо земли? Это у Нечуя-Левицкого есть, когда спросили у крестьянина, сколько хочешь земли, а он брал, брал, уже падал, а продолжал руки протягивать. Поэтому Украина должна до последнего солдата свои территории отвоевать. Я вам клянусь, если бы я был помоложе, сам бы пошел, потому что служил и автомат держать в руках умею. Потому что они не остановятся. Им всегда мало. Я не понимаю, что этим людям нужно? Живи себе! Поэтому Украина победит – благодаря помощи Америки и Англии. Я перед этими людьми преклоняюсь". Иван Григорьевич заканчивает свою речь и указывает рукой на музейную лестницу: там стоит пустой постамент, на котором виднеется надпись. Самого экспоната нет, его из-за войны спрятали в недосягаемое для бомбежек место.

На ужгородском вокзале, даже не читая новостей, можно понять, где идут бои: поезда до Херсона и Харькова в расписании отменены – и напротив значатся соответствующие красные пометки. Несмотря на то, что путь до Одессы на поезде открыт, окна купе заклеены толстым слоем скотча, чтобы их не выбило в случае обстрелов. Воздушную тревогу, а затем мощные взрывы на окраине города, которые слышны и в центре, я переживу в первый же день после приезда. "Полгорода из Одессы выехало", – услышу я ответ на первый мой вопрос о войне. Женщина на трамвайной остановке, когда я спрошу, услышав вой воздушной тревоги, что делать и где ближайшее бомбоубежище, спокойно говорит: "Прятаться. Вон трамвай идет, садитесь и едете домой". И эта спокойная констатация заставляет меня задуматься о том цинизме, с которым российская армия совершает обстрелы украинских городов: военные прекрасно знают, что война не останавливает обычную жизнь, что людям нужно все равно пойти в магазин за продуктами, что многие продолжают ходить на работу. И что любая поездка на трамвае для них может закончиться смертью, если в это время начать обстрел.

"Война у нас началась с двух взрывов. Кто-то их рано утром услышал, а я не услышала, – рассказывает одесский терапевт на пенсии Эллина Александровна. – А потом уже громыхало здорово. Потом стало страшно. И сейчас громыхает все время, сейчас еще неизвестность в связи с этими дронами… Я считаю, что эта война никому не нужна. Она украла у нас все, все, что у нас было. Украла учебу, украла понимание в жизни. Украла нашу жизнь, вот так будем говорить. Все, что мы заработали, – война у нас украла. Ну, и я думаю, что рано или поздно Зеленский и Путин подпишут что-то, чтобы скорей это все закончилось. Хотя я понимаю и то, что война будет еще продолжаться. Но я хочу, чтобы не стреляли и люди спокойно жили своим чередом. Чтобы ходили на работу, чтобы комендантского часа не было, чтобы жили не войной, а своими каждодневными заботами и делами, чтобы что-то планировали, не бежали на последний трамвай в десять, потому что в одиннадцать вечера начинается комендантский час. Невозможно так жить. Жизнь наша изменилась, мы более замкнутые стали. Раньше, если ты с человеком говорил нормально, знал его, то все было нормально, а теперь этот человек или кричит на тебя, или замкнутый стал, ну, война, что делать? Ведь все время теперь это продолжается – вдруг ни с того ни с сего какой-то конфликт – и опять война. Для России это, наверное, норма, для нас это не норма. Поэтому поскорее бы это все завершилось".

Детей за несколько дней моего пребывания в Одессе я не увижу на улицах ни разу. Оставаться здесь детям при постоянных обстрелах опасно. Да и сразу становится понятно, что зерновое перемирие, объявленное еще в июле, Россией не соблюдается. Дроны летают вдоль берега, оттого ни о каких прогулках по набережной здесь никто и не помышляет. Памятник дюку де Ришелье так до сих пор и стоит, спрятанный за мешками с песком, за ним – Потемкинская лестница, на которую теперь могут попасть только военные. Дело в том, что дроны, которые здесь, как и везде, где они появляются, называют "шахеды", прилетают со стороны Черного моря. Сбивают их тоже либо над морем, либо на берегу при подлете к суше. Вот, например, момент сбития беспилотника, случившегося напротив окна квартиры, в которой я остановилась. Дрон летел от моря в сторону жилых многоэтажных домов. Когда его сбили – звук и ударная волна была такой силы, что это можно было ощутить физически (края фотографии обрезаны намеренно, чтобы невозможно было точно определить место, где расположена система ПВО. – Прим. РС):

Это случилось 10 октября, когда произошел один из самых массированных ракетных обстрелов территории Украины за время войны. В ночь с девятого на десятое воздушные тревоги были в Одессе всю ночь: в час, в семь утра, а утром начались взрывы. Вечером того же дня состоялся здесь уже традиционный обзвон знакомых и родственников, рассыпанных по разным городам. Арсений из Житомира рассказывал, что в городе нет света и что он говорит с нами, а у него осталось только 2 процента заряда телефона. Тогда ракеты частично разрушили одну из житомирских подстанций. "Люди на работу идут, а они – бьют. Разбомбили весь наш Житомир, ТЭС разбили, вокзал, сидим без света, – рассказывает Арсений. – Завтра иду в ВСУ – не скажу, что я больной. Два месяца ремиссии – и так, и так умру, хоть толк от меня будет. Бьют по всей Украине, ты посмотри. Достали!" У Арсения – лимфома.

Но есть и те, кто боится быть призванным в армию из-за введенного военного положения: пытаются избежать вручения повестки.

Одесситы относительно спокойно реагируют на нынешние обстрелы, они помнят начало войны – тогда воздушные тревоги были по семь раз за день, взрывы почти ежедневно, да такой силы, что даже дома дрожали. С тех пор многие окна в городе заклеены липкой лентой – на случай, если вдруг взрывной волной их выбьет, чтобы осколки не поранили тело: "Это не смертельно, но ран может быть много". Окна заклеены и в здании Одесского художественного музея.

Здесь, как и в Ужгороде, можно встретить экспонаты, бережно завернутые в толстый войлок. Выставочные залы занимает выставка современных украинских художников. Она открыта, и есть посетители. Называется "До войны", но поскольку Украина переживает войну с 2014 года, то и здесь есть картины, напоминающие о том, что российская агрессия продолжается уже восьмой год. На картине художницы Влады Ралко – два одинаковых лица, символизирующих раздвоение личности после начала войны в Донбассе: люди, просто жившие в Украине, вдруг стали жить в параллельной реальности "ЛНР" и "ДНР" сначала под воздействием российского оружия, а затем и российской пропаганды.

Последствия этого в Одессе видны не только в галерее, но и на улицах, где есть внушительного размера противотанковые ежи, блокпосты, защищающие от пуль мешки с песком и сохраненные нетронутыми памятники советского времени, остающиеся здесь даже несмотря на законы о декоммунизации, принятые в Украине после аннексии Крыма и войны в Донбассе. Изображение Ленина на стеле "Крылья победы" на площади 10 апреля даже несколько лет назад за счет местного бюджета отремонтировали, притом что фасады чудесных зданий эпохи модерна в центре Одессы находятся в крайне плачевном состоянии. Когда я была в Одессе, петиция президенту Владимиру Зеленскому с просьбой обратить внимание на действия мэра Геннадия Труханова набрала необходимых 25 тысяч подписей. Составители петиции и подписавшие ее считают, что Труханов "лоялен к захватчикам", и обращают внимание на его пророссийские взгляды. Одно из проявлений этого – споры вокруг "памятника Екатерине Второй", как в разговорной речи называют Памятник основателям Одессы. Сейчас он облит краской и обмотан синей лентой, какую используют украинские военные во время боевых действий для идентификации друг друга. Этот памятник был восстановлен в 2007 году – предыдущий снесен еще в 1920-м. Против возобновления памятника выступали многие политики, в том числе президент Виктор Ющенко, сказавший, что восстанавливать в Украине памятник императрице, уничтожившей Запорожскую сечь, невозможно. Еще до начала нынешней войны одесские историки не соглашались с тем, что город Одесса основала российская императрица, но памятник тогда сносить не планировали. В 2021 году в интервью Радио Свобода историк Сергей Гуцалюк предлагал: "Я думаю, что стоит рядом с памятником установить большую табличку, на которой перечислить все "заслуги" Екатерины Второй перед украинским, польским, еврейским, крымско-татарским и русским народами. Это крепостное право, черта оседлости для евреев, уничтожение украинской государственности, резня в предместьях Варшавы". Сегодня, когда идет война, петиция за снос памятника уже набрала необходимые голоса: решение должен принять горсовет.

Мэру Труханову (он в прошлом состоял в таких пророссийских партиях, как "Оппозиционный блок" и "Партия регионов", многие из членов которых уже давно убежали в Россию) не могут простить и его сопротивление относительно сноса статуи Суворова, которую установили в начале 2010-х по инициативе депутатов Партии регионов сбежавшего в Россию Виктора Януковича. Правда, вокруг памятника Пушкину в Одессе споры не ведут. Памятник стоит, на доме, где поэт жил во время ссылки, все так же сохранена памятная табличка. Но музей его имени закрыт, потому что Россию начала войну и многие музеи в Украине закрылись.

Здесь, в Одессе, отчетливее видно, что культ Пушкина и, соответственно, проявление этого культа – сам музей – чисто советское наследие: он был создан в 1979 году. А вот памятник Ивану Бунину, который провел в Одессе намного больше времени, оказал влияние на местных литераторов и написал здесь множество прозаических произведений, появился только после начала российской агрессии: небольшую бронзовую статую писателя установили на улице, где он жил, только в 2020-м.

Все споры о сносе памятников возникли в Одессе после начала нынешней войны, после того, как Одессу начали нещадно обстреливать и стали гибнуть люди и дети. О гибели трехмесячной девочки во время ракетного обстрела 24 апреля здесь вспоминают каждый раз, когда разговор заходит о боевых действиях. И добавляют, что дом, конечно, уже восстановили, а вот жизни – не вернешь.

О смерти во время войны здесь, в Одессе, напоминает и случившееся в апреле на Таировском кладбище: его зачем-то обстреляла российская армия. Когда таксист везет меня сюда, где, как оказалось, уже все восстановили и обстрелянный участок привели в порядок, он высказывает свое мнение: "Это не военные действия, а геноцид – разрушено все. За мост будут мстить (президент Украины Владимир Зеленский 20 октября в интервью канадским СМИ опроверг, что Украина причастна к подрыву Крымского моста - Прим.РС), но я верю, что наши ребята собьют, вон даже ракету сбили. Каждый день вожу людей с Херсона, Николаева – переезжают сюда и живут. Кто квартиру снимает, кто живет в общежитии. Но все хотят домой".