Будет ли новая волна мобилизации? Что уже принес 2023 год.
В эфире политолог и публицист Станислав Белковский, военный эксперт Давид Гендельман.
Видеоверсия программы
Михаил Соколов: Начу с печального – с ушедших в первые дни нового года: умерли Виктор Файнберг, диссидент, один из семи вышедших в августе 1968 года на Красную площадь в знак протеста против вторжения СССР в Чехословакию, Алексей Малашенко, блестящий ученый-востоковед. Все они были гостями наших передач, как и Руслан Хасбулатов, тоже ушедший, бывший председатель Верховного совета России. он сыграл в августе 1991 года важную роль как соратник Бориса Ельцина, а после 1992 года как противник Ельцина, в ом числе и по вопросу отношений в СНГ. Позиция Хасбулатова была одной из причин вооруженного противостояния в Москве 1993 года. Надо, кстати, напомнить, что Руслан Хасбулатов был противником войны в Чечне. В общем, противоречивая фигура, для многих символическая, но в основном, конечно, забытая. Тем не менее, события 1993 года – это такой рубеж. Можно ли сейчас сделать вывод, что Россия после кровавых событий октября 1993 года неминуемо шла от внутренних войн к внешним, а затем к современной большой войне с Украиной?
Станислав Белковский: Бесспорно, события октября 1993 года имели определенное значение в новейшей истории России, но не определяющее и не решающее. Да, это был очередной шаг к становлению российского авторитаризма в новом формате. Главной проблемой был отказ от покаяния и от коммунистического наследства в начале 1990-х годов. Именно поэтому России слишком понравилась роль наследницы Советского Союза. Многие воспринимали это как постмодернистскую игру, но в итоге, как это нередко бывает в истории и даже в жизни каждого человека, постмодернистская игра оказалась жестокой реальностью, кульминацию которой мы наблюдали с 24 февраля 2022 года. И это все еще России предстоит, пройти покаяние, понять, что хотя формально Российская Федерация и была правопреемницей и продолжательницей Союза Советских Социалистических Республик, но де-факто это государство возникло летом 1990 года уже на руинах Советского Союза после крушения американоцентричного мира, которое, на мой взгляд, было зафиксировано в ноябре 1989 года с падением Берлинской стены. Российская Федерация формировалась как часть свободного мира. Именно эта конкуренция между фактическим содержанием и формально советской-постсоветской маской привела Российскую Федерацию к нынешнему состоянию.
Михаил Соколов: Роль личности Путина при другом преемнике Ельцина, да даже при власти какого-нибудь Хасбулатова, был бы иной исход?
Станислав Белковский: На мой взгляд, Руслан Хасбулатов все-таки никем не воспринимался как правитель России. Он был противником войны в Чечне, еще той первой чеченской войны, стартовавшей в 1994 году, потому что сам хотел возглавить Чечню и гарантировал, что сможет мирным путем реинтегрировать ее целиком и полностью в состав России. Впоследствии, как мы знаем, он помирился с кланом Кадыровых, Рамзан Кадыров выражал намедни глубокие соболезнования по поводу кончины Руслана Имрановича, говорил о его кончине как о невосполнимой утрате. Роль личности Владимира Путина, безусловно, сыграла определенную роль, в особенности когда мы рассматриваем психотип этого лидера, а психотип лидера становится неизбежно ключевым политическим фактором в условиях единоличного правления, авторитаризма фактически, абсолютной монархии, когда правитель не скован ничем, никаким институтами, никакими законами. Но вместе с тем было очевидно, что на смену Борису Ельцину идет тот политик, государственный деятель, который будет опираться на энергию ресентимента, накопленного желания отомстить за распад империи и за социальное унижение десятков миллионов людей в 90-е годы ХХ века. Это мог быть и не Путин, все равно история России пришла бы в ту точку, в которой она сейчас находится, лишь темпы и траектории движения могли быть разными.
Михаил Соколов: Давид, что вы думаете о роли личности и предопределенности истории России?
Давид Гендельман: Если говорить конкретно о России, я считаю, полного детерминизма в истории не бывает. Есть, конечно, определенные исторические пути, по которым те или иные страны больше идут. На самом деле, как ни странно, вопрос уже сейчас не столько в том, могло ли к этому прийти, сейчас, дай бог, разобраться с тем, что есть. Могло прийти не к этому историческому развитию, а к другому. На самом деле, возможно, какие-то развилки были, но сейчас это все задним числом умные. В любом случае я против стопроцентного детерминизма в случае России.
Михаил Соколов: Будем считать, что мы таким образом попрощались с Русланом Хасбулатовым.
Станислав, думаю, что вы видели новогоднее обращение Владимира Путина. Как вы восприняли его речь на фоне суровых воинов? Он морально готовит население России к тому, что интересам тотальной войны в стране подчинено все?
Станислав Белковский: Владимир Владимирович был мрачен с элементами истерики в отдельных фрагментах его выступления. Разумеется, речь идет о скрытой истерике, а не открытой, подспудной. Очевидно, что у него нет никакой повестки для мирной жизни и для будущего. Он предлагает народу исключительно сконцентрироваться на теме защиты России от внешней агрессии, которая якобы случилась или может случиться. Сейчас уже согласно новейшей доктрине "спецоперации Z" она была не игрой на предупреждение, а просто ответными мерами на уже де-факто начавшуюся агрессию против Российской Федерации сил НАТО через территорию Украины с использованием украинских вооруженных сил, украинского народа в целом.
До сих пор непонятно, действительно ли Владимир Путин находился в обществе этих военных или это монтаж, кто были эти военные, какую часть из них составляли сотрудники Федеральной службы охраны, как это чаще всего бывает во время публичных мероприятий с участием действующего российского президента, но, безусловно, он готовит, он транслирует, безусловно, свое собственное состояние нынешнее, оно достаточно мрачное, но неколебимое. Он собирается идти до конца, вести эту "спецоперацию Z", которую он, безусловно, так и не назвал войной, а по-прежнему акцентированно использовал термин "спецоперация" в своем новогоднем обращении, до победного конца. Народ должен быть к этому готов. Что именно предложит Владимир Путин в качестве меню этого комплексного обеда ведения спецоперации до победного конца, будет видно в ближайшее время. Это может быть и продолжение частичной мобилизации, и, бесспорно, подготовка очередного наступления российских войск последнего решительного на Киев, Одессу и еще некоторые ключевые населенные пункты Украины.
Михаил Соколов: Вы нашли что-то здесь новое с точки зрения идеологии по сравнению со статьями, которые периодически выдавал Владимир Путин? Тут и какая-то историческая правота, и исторические территории России, такая идеологическая неправда войны, ее оправдание. Кстати говоря, верно ли все это назвать реваншизмом?
Станислав Белковский: Безусловно, поскольку Путин пришел к власти на основе идеологии реваншизма, той самой энергии ресентимента, о который мы сегодня вспоминали. Только элиты тогда думали, что все это неправда, что Владимир Путин никакой не реваншист, а нормальный постсоветский бизнесмен, который будет только прикрываться этой маской для обеспечения интересов все тех же элит, в первую очередь в смысле гарантий результатов большой приватизации 1990-х годов и вообще стабильности правящего класса. До определенного момента так и было, но потом так перестало быть. Я как раз сторонник теории исторического предопределения, так и должно было случиться, поскольку пока Россия не покается за тоталитаризм и не расстанется ментально, этически и эстетически с тоталитарными временами, она будет заложницей такого типа исторических экспериментов. Надеюсь, что нынешний последний.
Ничего принципиально нового идеологически Владимир Путин не сказал. Он по-прежнему обнаружил себя человеком, который не признает своих ошибок, и любые события трактует как собственный успех. В данном случае, оказывается, Россия устояла в условиях санкционной войны, потому что мы все, господин Путин и его команда, создали, как он сказал, огромный запас прочности, в частности, не раздав народу деньги из резервных фондов, как это делали многие государства, особенно развитые, в период пандемии ковид-19.
Михаил Соколов: Тезис Путина о независимости, которую Россия обретает в ходе нынешней войны, – это что за независимость? От общечеловеческой морали?
Станислав Белковский: Это независимость от всего мира. Безопасность в понимании Владимира Путина – это тотальное одиночество. Тотальное одиночество – это тотальная изоляция, это и есть независимость, если переводить с путинского языка, фактически трактовать, что Путин хотел бы сказать на самом деле.
Михаил Соколов: Выступление Путина сопровождали новые ракетные, дроновые удары по Украине. Каков сейчас масштаб этого этапа ракетной войны?
Давид Гендельман: По сравнению с началом этой кампании в октябре, разумеется, эффективность гораздо ниже. В первую очередь потому, что украинские ПВО усилились как количественно, так и научились работать с этим видом угрозы, конкретно с иранскими "Шахедами". Разработана новая тактика, в том числе мобильные группы. Мы видим, что в чисто военном плане украинская армия более-менее приспособилась. Стопроцентного сбития нет, как его в принципе не бывает никогда, но по крайней мере официальные сообщения украинского Генштаба говорят об очень высоких процентах перехвата. По результатам мы видим, что сейчас ущерб, наносимый каждым ударом, сам по себе уменьшен. Когда речь идет об энергетической инфраструктуре, там есть накопительный эффект. То есть даже если конкретный эффект от одного конкретного удара небольшой, он накладывается на предыдущий, поэтому это ущерб больше. В целом эффективность этих ударов сейчас гораздо ниже, чем была два месяца назад.
Михаил Соколов: Некоторые считают, что Россия будет переходить в основном к ударам дронами "Шахед", которые гораздо дешевле, чем ракеты, которыми их периодически сбивают.
Давид Гендельман: На самом деле этот вопрос постоянно обсуждается в том числе в израильском аспекте, когда речь идет о том, что дорогостоящими перехватчиками сбиваются дешевые палестинские ракеты. На самом деле тут смотреть надо не столько на стоимость вооружения, сколько на стоимость предотвращенного ущерба. Потому что худой бронежилет стоит дороже, чем пуля, тем не менее, это не причина отказываться от бронежилета. Если речь идет об ударах по энергетический инфраструктуре, то смотреть надо, какой ущерб может нанести иранский беспилотник, на этом уровне уже его перехват оправдан. Еще раз хочу подчеркнуть – считать надо стоимость предотвращенного ущерба.
Михаил Соколов: Политический сигнал миру, какой был дан этими атаками в Новый год, в Рождество? Что хочет показать Кремль, что противостояние будет, сколько бы это ни стоило жертв своих и украинских?
Станислав Белковский: Разумеется, Владимир Путин говорит о том, что он будет вести войну до победного конца. Поэтому, если Запад хочет спасти хоть остатки Украины и заодно избежать избыточного расходования собственных ресурсов в ущерб своим жизненно важным интересам, то надо пойти с Путиным на некоторые договоренности. Если эти договоренности будут достигнуты в ближайшее время, то можно избежать большого наступления и дополнительной мобилизации недорогих россиян, если договоренностей не будет, будет, видимо, дополнительная мобилизация и новое наступление, независимо от прогноза успешности этих мер. Потому что не будем забывать, что все, что происходит с 24 февраля минувшего года, – это составная часть программы саморазрушения путинского режима и самой системы. А в условиях саморазрушения система далеко не всегда принимает решения, оправданные с точки зрения ее же интересов, скорее наоборот. Вспомним хотя бы, какие решения принимало руководство КПСС в конце 80-х годов ХХ века. Формально они были направлены на сохранение всевластия Коммунистической партии и Советского Союза в целом, но де-факто вели ровно к обратному.
Владимир Путин сейчас находится именно в такой же ситуации. Но при этом на Западе, естественно, есть влиятельные элитные отряды, которые считают, что нужно достигать некоего мира как можно быстрее, в частности, газета "Нью-Йорк таймс", которая только что вышла с пространной статьей о том, как дорога борьба в деньгах с иранскими беспилотниками, беспилотник стоит 20 тысяч долларов, а ракета, которая его сбивает, 140 тысяч. Как правильно только что сказал господин Гендельман, надо оценивать масштабы ущерба, а не прямое сопоставление цен. Кроме того, здесь есть, естественно, политическое соизмерение. Потому что до тех пор, когда Украина эффективно сопротивляется и российские войска обнаруживают дальнейшую неспособность, свою непригодность к длительной ядерной войне, до тех пор можно говорить и об обеспечении интересов свободного мира в целом. Если не будет сопротивления, то свободный мир вынужден будет признать себя побежденным. И ущерб от такого признания будет несопоставимо выше любых военных расходов.
Михаил Соколов: Какова сейчас обстановка на линии фронта? Можно ли считать, что наступила зимняя пауза или есть участки, где идут тяжелые затяжные бои?
Давид Гендельман: Сейчас не столько пауза, сколько война на истощение. За последние два месяца ни одна из сторон не смогла накопить достаточно сил и средств, чтобы провести масштабное наступление. Основные активные зоны, тот же участок Бахмут – Соледар, где перемалывается как российская, так и украинская армия, в частности, украинская армия вынуждена туда перебрасывать значительные резервы, которые в идеальном варианте гораздо полезнее было бы использовать для наступления на каком-то другом направлении, но они не могут это сделать, потому что считают для себя невозможным отступить из Бахмута. В принципе обе стороны сейчас накапливают силы и хотели бы в идеале провести какую-либо наступательную операцию, обе стороны готовятся.
Когда будет накопление, сказать сложно, потому что с украинской стороны какие-то силы еще есть, не последний солдат, не последний танк на фронте, есть резервы, готовятся новые бригады и корпуса резерва. Весь вопрос, какой график сейчас лежит на столе у генерала Залужного, сколько сил у него есть сейчас, сколько подготовлено через месяц, два, три, включая график поставки западных вооружений. Потому что понятно, что только на одной живой силе не выедешь, все эти новые бригады укомплектовываются вооружением и военной техникой. В идеале эта война на истощение более невыгодна для Украины, потому что кроме перемалывания армии идут постоянные удары по украинскому тылу. Для России это более выгодно. Но в идеале Россия тоже хотела бы провести какое-то наступление. Весь вопрос, когда какая-либо из сторон успеет накопить достаточно силы, чтобы перейти в наступление. Мы уже два месяца в этой стадии, когда все ждут какого-то накопления сил, начала наступательной операции. Эти два месяца прошли, наступил новый год, пока еще этих наступлений нет.
Михаил Соколов: Издание "Медуза" сегодня дало свой обзор военных событий. Я обратил внимание, что оно утверждает, что обе стороны испытывают дефицит снарядов, боеприпасов. Насколько это реально соответствует действительности?
Давид Гендельман: Дефицит украинской стороны по понятным причинам, потому что собственное производство артиллерийских снарядов они начали лишь недавно, буквально месяц-два назад. Это, разумеется, еще не те количества, которые нужны для фронта. Поставок тоже не хватает для такого напряженного фронта. С российской стороны, если учесть количество, которое выпущено за эти 10 месяцев, понятно, что запасы просели. В целом годовое производство снарядов в России, как оно было до этой войны, разумеется, далеко не покрывает потребности для фронта. Сейчас мы видим сообщения, что в том числе производство артиллерийских снарядов тоже постепенно раскручивается, еще какие-то запасы есть. Мы видим, что по сравнению с пиковыми показателями, когда было по 60 тысяч снарядов в день, сейчас далеко не факт, что каждый день выпускается даже 20, количество расходуемых снарядов упало в разы. Понятно, что это не от хорошей жизни. В идеале количество нужно было бы не снижать – это бы позволило более успешное продвижение. У России запасы еще не заканчиваются, в излишний оптимизм входить не надо. Но понятно, что запасы проседают. Раскручивание военной промышленности – это дело многих месяцев, если не лет.
Михаил Соколов: В Новый год под удар попала российская база мобилизованных в Макеевке. Сейчас достаточно много на эту тему пишут и рассуждают военные корреспонденты, эксперты и наблюдатели. По последним официальным данным российского Минобороны, погибли 89 человек, более ста ранено. Здание этого ПТУ полностью разрушено четырьмя попавшими туда реактивными снарядами "Хаймарс", два было сбито российской системой ПВО. Это крупнейшая единоразовая потеря российских войск, которую Министерство обороны признало за все время войны. По сведениям украинских военных, цифры потерь гораздо выше, они пишут о сотнях убитых, 400 и 300 раненых. Большое количество в любом случае людей, которые погибли. Списки отсутствуют пока. Российское командование объявило, что причиной происшедшего якобы стало использование военнослужащими массовое мобильных телефонов, которые могли быть запеленгованы. Военкоры российские патриотические обвиняют в непрофессионализме военное руководство, которое разместило состав полка или батальона в одном здании. Кстати говоря, Министерство обороны Великобритании в своих аналитических материалах тоже говорит о том, что причиной гибели российских военных стал непрофессионализм руководства, небезопасное хранение боеприпасов рядом с местом размещения войск и вообще рядом с линией боевых действий в Донецкой области Украины. Ситуация достаточно скандальная. Как это выглядит с военной точки зрения? Это большой успех украинских военных в данном случае?
Давид Гендельман: Успех украинских военных. И как многие военные успехи, причиной здесь был непрофессионализм российской стороны. Потому что все российские боевые уставы, как и во всех остальных странах, прямо запрещают скучивание личного состава. Причем в данном случае, по имеющейся информации, мало того что несколько сот человек были размещены в помещении этого ПТУ, также там вместе с ними был размещен склад боеприпасов, что, скорее всего, привело к гораздо большему количеству жертв. Были нарушены все возможные инструкции, все возможные уставы. Все обвинения, что это было якобы из-за пеленгации телефонов, во-первых, не факт, что именно это действительно навело, во-вторых, если бы там не было размещено столько личного состава вместе с боеприпасами, то никакая пеленгация и никакой артиллерийский ракетный удар не привел бы к такому количеству жертв. Понятно, что в бытовом смысле гораздо проще размещать личный состав концентрированно в таких заведения, как школы, ПТУ и так далее, но именно это главная причина на войне этого не делать, потому что ПТУ расположено примерно в 10 километрах от линии фронта, не такой глубокий тыл, могли достать даже ствольной артиллерией. Нарушение всех инструкций, нарушение всех уставов привело к тому, что даже российское Министерство обороны было вынуждено признать, что это именно был их промах, даже заявили, что ответственные понесут наказание. Они, разумеется, не сказали, кого назначат ответственным, но сам факт, что они вынуждены были это признать.
Михаил Соколов: Каков может быть политический эффект подобных событий, как эта ситуация в Макеевке, где погибли, по всей видимости, сотни людей все-таки? Будут ли они вызывать, например, акции протеста в регионах? В данном случае речь идет о Самарской области, откуда были, насколько я понимаю, в основном мобилизованные туда люди.
Станислав Белковский: Безусловно, это еще раз демонстрирует низкий уровень управления и командования в российских вооруженных силах. Вторая армия мира все более предстает фейком и блефом, что имеет многогранное политическое значение с точки зрения оценки перспектив "спецоперации Z" в целом и с точки зрения того, как она воспринимается в многонациональном российском народе, к которому апеллировал Владимир Путин в своем новогоднем обращении. Я не ожидаю сейчас никаких массовых протестных акций, потому что сейчас россиянин среднестатистический к ним не готов в силу предельной атомизации российского общественного сознания и разобщения российского народа. Эти акции могут быть точечными и локальными, но не такими, которые могут политически повлиять на что-то даже в масштабе одного конкретного региона. Безусловно, это влияет на отношение к мобилизации в целом, потому что становится понятно, что это прямой путь на смерть.
В преддверии возможных новых мобилизационных мер, пик которых ожидается в феврале ввиду возможных наступлений российских войск в начале весны нынешнего года, разумеется, это влияет на то, как сами потенциальные мобилизованные и их ближайшие родственники ко всему относятся и как они будут пытаться избегать отправки на украинские фронта. При этом, естественно, показательна позиция военного руководства, Министерства обороны, которое категорически отказывается отвечать за случившееся и приписывать все это мобильным телефонам мобилизованных бойцов. Ясно, что Украина даже без помощи Соединенных Штатов располагает разведывательными возможностями, которые позволяют определять местонахождение таких объектов, как ПТУ в Макеевке, а уж с помощью США тем более безо всяких мобильных телефонов, тем более на расстоянии 10 километров от линии фронта, достаточно много для мобильного телефона, но мало для артиллерийского удара. Это будет использовано еще как повод лишить мобилизованных бойцов мобильной связи. Это нанесет большой ущерб по их боеспособности, поскольку у многих из них нет раций и других средств связи, мобильники используются просто для адаптации к боевым действиям. Но вместе с тем мобилизованные не смогут жаловаться на свое положение, отправлять домой какие-то сообщения и картинки, дискредитирующие военное руководство и показывающие неприглядную картину боевых действий в целом.
Михаил Соколов: Важно ли то, что Владимир Путин, кроме всего прочего, подписал сейчас указ о выплатах в случае гибели военным их семьям 5 миллионов рублей, за ранение 3 миллиона рублей. Этого хватит, чтобы люди в большинстве помалкивали?
Станислав Белковский: В каких-то случаях да. Это просто будет означать, что наиболее люмпенизированные элементы российского общества отправятся на "не войну". Собственно, Евгений Пригожин в составе "ЧВК Вагнера" делает ставку именно на это. Насколько это будет эффективно и отвечает задачам "спецоперации Z", неважно, поскольку уже ясно, что завалить трупами – обычная практика российских вооруженных сил на протяжении столетий их существования, никуда не исчезает и будет использована в полном объеме на нынешнем этапе "спецоперации Z". Слишком больших переживаний из-за потерь не будет. Собственно, кремлевская пропаганда уже официально переходит к теме проповеди смерти как идеального исхода для настоящего россиянина, жизнь которого так уныла и беспросветна, что умереть за отечество – это наилучший выход. Ну, а уж если удается продать свою жизнь за гигантские для большей части российской глубинки пять миллионов рублей, то тем более. Тебе, недорогой россиянин, все равно жить незачем, у тебя нет ни работы, ни перспектив, ни любви, ни веры, ни надежды, но зато твоя семья получит пять миллионов рублей и будет долго жить и счастливо на эти деньги. Это фактически становится неотъемлемым элементом практически официальной кремлевской пропаганды, подчеркиваю, а не просто какими-то заведомо ложными измышлениями.
Михаил Соколов: Я хотел еще тему, которую Станислав затронул, тему новой волны мобилизации обсудить. Начальник Главного управления разведки Украины господин Буданов считает, что российское руководство приняло решение о начале новой волны мобилизации с 5 января. Причина – нехватка живой силы для продолжения военных действий. Об этом же говорят президент Украины Владимир Зеленский и министр обороны Алексей Резников.
Михаил Соколов: Как вы считаете, есть ли сейчас у России необходимость добирать еще военных из гражданки, формировать мобилизационную армию, закрывать границы? Профессионально, необходимо это после первой мобилизации?
Давид Гендельман: Все зависит от того, какой дальнейший план ведения войны разработан российским военно-политическим руководством. В принципе, по оценкам, сейчас около половины мобилизованных первой волны, около 150 тысяч еще, что называется, не освоены, не брошены на фронт. Это еще зависит от того, какой план дальнейшей фазы. Если действительно запланированы какие-то масштабные наступления, для которых будет использована вторая половина мобилизованных, то это увеличивает потребность в следующей волне мобилизации. Если же пока принято решение на ближайшее время продолжать примерно то, что есть, то есть медленное истощение, то это отдвигает немедленную потребность, но рано или поздно такими темпами, если война пойдет, как она идет сейчас, вторая волна все равно понадобится. Весь разговор идет сейчас вокруг этого. Если планируется немедленное крупное наступление – это означает, что уже в ближайшее время нужно мобилизовать следующую волну, которую надо успеть подготовить, пока вырабатывается и тратится волна тех мобилизованных. Если пока в ближайшее время крупных наступлений не будет, с этим можно подождать. Но особо долго все равно ждать не придется, максимум несколько месяцев, разве что только произойдут какие-то неожиданные изменения на фронте, которые изменят всю ситуацию. Так, как идет сейчас, рано или поздно следующая волна все равно понадобится.
Михаил Соколов: Есть ли здесь тормоз в виде отсутствия достаточного количества обмундирования, вооружения и так далее?
Давид Гендельман: Тормоз тут скорее в наличии командных офицерских кадров и в вооружении военной техникой. Что касается личного оружия, экипировки, обмундирования и так далее, эти вопросы решить можно, как их частично решили для первой волны мобилизации. Основная проблема именно в том, что просто набрать еще 300 тысяч – это еще ни о чем не говорит, из них нужно сформировать новые соединения, для чего нужно очень большое количество командных кадров и вооружения военной техникой, в том числе бронетехники, артиллерии и так далее. Разумеется, ни танк, ни артиллерийская установка сама в военкомат не придет – это все надо производить или поднимать с хранений, приводить в боеготовное состояние. Это все очень длительный процесс. Сама логика войны, как она идет сейчас, мы видим, что помимо "нормальных" мотострелковых, танковых, артиллерийских подразделений формируются так называемые мотострелковые полки мобилизационных резервов, то есть по сути легкая пехота, которая почти не имеет тяжелого вооружения.
В принципе понятно, что это тоже делается не от хорошей жизни, но таких военнослужащих тоже можно бросать под тем же Бамутом. Скорее всего, на ближайшее время россияне будут вынуждены удовлетворяться этим. Тем не менее, насколько можно, стараются увеличивать темпы производства и восстановления вооружений, военной техники. Дело в том, что даже если не хватает техники, даже если не хватает кадров, если война идет так, как она идет, рано или поздно им просто физически понадобятся эти новые мобилизованные, даже если из них нельзя или как минимум сложно сформировать полноценные войсковые соединения, придется использовать пехоту, у россиян просто не будет другого выхода. Рано или поздно они будут вынуждены на это пойти, потому что представить другой путь, внезапное прекращение войны или какие-то мирные договоренности, теоретически это возможно, но до этого пока далеко. Без этого у россиян просто не будет другого выхода. Поле принятия решений более суженное, чем дальше, тем оно сужается все больше.
Михаил Соколов: Я бы предложил посмотреть опрос, как россияне относятся к такой перспективе.
Опрос в Москве
Михаил Соколов: Мы видели, что первая волна мобилизации политически, прямо скажем, власти не прибавила популярности. Будут ли они идти по этому пути дальше, по крайней мере в ближайшее время?
Станислав Белковский: Комментируя заявление представителя украинской стороны, в частности министра обороны Алексея Резникова и начальника Главного управления разведки Минобороны Украины Кирилла Буданова, можно сказать, что Украина как раз очень заинтересована в скорейшей мобилизации и закрытии границ, соответственно, провоцируется фактически российское командование, руководство на это. Потому что это рассматривается как фактор социально-политической дестабилизации в самой России и дальнейшей деморализации российского народа применительно к его отношению к "спецоперации Z" совершенно справедливо, это было бы для Украины выгодно. Тем более совершенно верно, что российские войска не готовы принять новые сотни тысяч мобилизованных, нет для этого офицерских кадров, командного состава, нет вооружений, нет кадрированных частей. Но все это еще не исключает мобилизации полностью. Зависеть будет от того, решатся ли вооруженные силы России на новое масштабное наступление. Когда сегодня все тот же Кирилл Буданов, начальник украинской военной разведки, анонсирует мощное наступление вооруженных сил Украины в марте, он тем самым тоже подталкивает российское руководство к принятию решения о мобилизации, к которой российские войска технологически очень слабо готовы. Но если Владимиру Путину не удастся добиться перемирия с фиксацией фактического контроля над сухопутным коридором на Крым, то есть 16% украинской территории, то значит, будет планироваться новое наступление, я думаю, на Киев с территории Беларуси, на юге на Одессу где-нибудь на март или на середину весны 2023 года, что потребует мобилизации неизбежно. В каких правовых рамках и формах это будет проводиться, отдельный вопрос.
Вовсе необязательно, что это будет названо дополнительной волной мобилизации, ведь указ о первой волне никто не отменил. Собственно, все эти волны не имеют никакого отдельного самостоятельного правового статуса. К тому же еще грядет весенний призыв, в каких условиях и на каких условиях он будет происходить, тоже неясно. Ведь уже анонсированы меры по изменению призывного возраста, когда, с одной стороны, еще могут призывать новобранцев 18–21 года, но уже и 27–30, тем самым увеличив существенно количество призываемых. Поскольку формально нет никакой войны, есть все та же "спецоперация Z", аннексированные Россией территории считаются ее формальной частью, то можно отправить туда по закону и призывников, поскольку это не на войну – это территория России. Такой сценарий отнюдь не исключен, несмотря на все сомнительные стороны этого. Здесь я обращаю ваше внимание на общую философию вопроса, что система при определенных обстоятельствах начинает продуцировать систематические решения, направленные против ее интересов. Не нужно думать, что если какое-то решение контрпродуктивно, и это очевидно для многих, особенно экспертов, то оно не будет принято, вполне возможно, что наоборот.
Михаил Соколов: В последнее время украинские силы достаточно успешно действуют по отдельным военным объектам уже на территории России, аэродромы, Воронеж, Энгельс и так далее. На ваш взгляд, станет ли в этом году вся территория европейской России таким полем боя, условно говоря, дронов и ракет?
Давид Гендельман: Это зависит, разумеется, от количественных параметров, те же "Стрижей", речь идет о нескольких десятках, украинцы их модернизируют с 2014 года. Есть сообщения, что разрабатывают новые беспилотники с дальностью до тысячи километров. Весь вопрос в том, действительно ли это серийное изделие, а не просто экспериментальный образец, в каком количестве они производятся. Плюс понятно, что возможны поставки дальнобойных беспилотников с Запада. Пока это дискутируемая тема, Запад их пока не поставляет. Но лиха беда начало. Мы видели, что многие системы, о которых в начале войны говорили, что это невозможно, это никогда не будет поставлено, тот же "Пэтриот", сейчас они поставляются. Возможно, с течением времени дело дойдет до дальнобойных ударных средств, которые пока американцы отказываются поставлять. В любом случае понятно, что украинцы даже теми средствами, что есть, уже наносят достаточно большой ущерб, если даже не физический, то как минимум пропагандистский.
Те же удары по Энгельсу, главный эффект был не от того, что поврежден один, два, три самолета, а главным образом, потому что была показана уязвимость стратегических аэродромов даже в глубине России, из-за чего россияне были вынуждены рассредоточивать самолеты. Все, что можно, украинцы будут наращивать. Весь вопрос, какими темпами они смогут нарастить именно количественно. Потому что все упирается именно в это. Если бы сейчас вдруг оказалось не пара десятков, а тысяча оружий более современных, то резко вся война начала бы выглядеть по-другому. В принципе об этом генерал Залужный сказал в своей программной статье еще в сентябре. Он сказал, что Россия ведет войну как ведет – именно из-за безнаказанности, потому что нет паритета дальности средств поражения. У России есть средства поражения на тысячи километров, у Украины их нет. Если бы они появились в значительном количестве, вся война начала бы выглядеть иначе. Посмотрим, каких количественных в первую очередь успехов украинцы смогут добиться на этом поприще в ближайшем году.
Михаил Соколов: Как вы видите, какие системы могут быть поставлены Украине в ближайшее время и изменить ситуацию на поле боя и так далее?
Давид Гендельман: Здесь следует разделять общевойсковые средства вооружений и средства дальнего поражения. Если будут поставлены те количества общевойсковых средств, о которых генерал Залужный сказал в декабре, он сказал, что для наступательных операций дополнительно к тому, что есть сейчас, нужно еще 300 танков, 700 БМП, 500 гаубиц, нужно сформировать от 10 до 20 новых общевойсковых бригад, если бы эти количества были поставлены, то в принципе, если речь идет об освобождении территорий, то можно обойтись без каких-то дальнобойных средств. Разумеется, их желательно тоже получать – это дало бы возможность наносить удары по оперативным объектам в тылу, в том числе в глубине России. Если бы дали эти танки и боевые машины, артиллерию и так далее в требуемых количествах, можно обойтись и без дальнобойных средств. Проблема в том, что дальнобойные средства пока не дают вообще, общевойсковых средств дают недостаточно. Поэтому война сейчас так и выглядит, как выглядит.
Михаил Соколов: Станислав, как вы видите сейчас ситуацию, насколько устойчива украинская политическая система, достаточна ли помощь сейчас после визита Зеленского, многих заявлений, которые сделаны в последнее время: мы будем с вами столько, сколько понадобится?
Станислав Белковский: Украинская политическая система сегодня вполне устойчива, она даже более устойчива, чем до войны, до 24 февраля, когда рейтинг Владимира Зеленского был 23%, а сейчас он более 90% и не меняется уже много месяцев подряд. Собственно, в политическом поле есть только две ключевые фигуры – это президент Зеленский и главнокомандующий Валерий Залужный, к ним еще подбирается Алексей Арестович, один из ключевых спикеров по этой тематике, но, конечно, еще не близок к тому, чтобы встать на одну доску с этими двумя знаковыми персонажами. Что касается военной помощи, то я не берусь ее оценивать в полном объеме, не будучи военным экспертом, хотя ясно, что украинская сторона считает, что ее недостаточно, поэтому в значительной степени нагнетает, то есть она запугивает Запад тем, что у России еще вполне достаточно возможностей, чтобы совершить большой поход на Киев. Это не коррелирует, естественно, с заявлениями украинского же руководства о том, что победа неизбежна, адресованные собственному народу, но здесь методы психологического воздействия на Запад вполне очевидны и естественны.
Михаил Соколов: Сейчас как вы видите ситуацию в тех же Соединенных Штатах? Например, включена в бюджет поправка о том, чтобы конфискованные активы российских олигархов использовать для финансирования Украины. Германия тоже такие ведет обсуждения. Будут ли приняты такие меры или санкционные меры будут ужесточаться против России?
Станислав Белковский: Безусловно, я думаю, будет еще десятый пакет санкций Евросоюза, количество пакетов будет по числу казней египетских – это мистическое число. Что касается изъятия российских активов, то оно также неизбежно, поскольку нужны ресурсы для реализации программы восстановления Украины, современного аналога "плана Маршалла" для Украины. Еще недавно его бюджет оценивался примерно в 350 миллиардов долларов, сейчас уже в 700 с учетом серии разрушительных ударов российских войск по критической инфраструктуре Украины. Значительную часть этого дела составят изъятые активы российские как государственные, так и частные. Разумеется, это потребует принятия в странах Запада определенных законов и реализации судебных решений. Это займет не один месяц, это столкнется с судебными исками ряда пострадавших, часть исков даже будет удовлетворена, поскольку, несмотря ни на что, судебная система в свободном мире остается независимой, будет. Но общая стратегия, я думаю, поведения Запада здесь не изменится, Россия фактически должна будет заплатить репарации за "спецоперацию Z".
Михаил Соколов: Поведение Востока? Был разговор Путина с председателем Си предновогодний. Может ли Россия рассчитывать на какую-то поддержку Китая, который, кстати говоря, сейчас переживает трудности в связи с изменением своей медицинской политики по ковиду. Или союзником России единственным реальным окажется Иран?
Станислав Белковский: Пока у России два союзника – это Иран и КНДР. Я не исключаю, что Китай санкционировал поставки северокорейских вооружений Российской Федерации, это могло обсуждаться и в ходе приснопамятного визита Дмитрия Медведева в Пекин, потому что КНДР находится в большой зависимости от Китая, без согласия Пекина такие меры приниматься не могут, такие поставки осуществляться не могут. Но в целом Китай нацелен на скорейшее завершение "спецоперации Z", о чем его представители говорят и официально, полуофициально и неофициально. В экономике мы видим, что фактически Китай отказывается от сотрудничества с Россией. Как раз на фоне поездки Медведева в Пекин, это фантасмагорическое мероприятие – встреча руководителей двух правящих партий, КПК и "Единой России", крупнейшая шипинговая компания Китая отказалась сотрудничать с российскими поставщиками нефти. Мы видим, как корпорация "Хуавэй" отползает с российского рынка, релоцирует свои мощности в сопредельные страны. Китай демонстрирует, что он совершенно не собирается ввязываться в системный конфликт с США из-за Российской Федерации и Владимира Путина. Поэтому союзником Кремля коммунистическое руководство Китая является условно-досрочно. Конечно, оно может похлопать Кремль по плечу и говорить о необходимости многополярного мира, но в практической плоскости эти меры поддержки достаточно скромны и ограничены.
Михаил Соколов: А на постсоветском пространстве будут продолжаться все новые потери уважения бывших союзников? Я имею в виду, например, ситуацию с Арменией, где Россия не выполняет свои обязательства обеспечить транзит товаров и людей в Карабах, например.
Станислав Белковский: Иначе и быть не может. Поскольку, во-первых, у России нет военных возможностей, что и показала "спецоперация Z", разрушивши миф о второй армии мира, способной нанести сокрушительный удар по любому, кто ее обидит хотя бы минимально. С другой стороны, нет политических возможностей защищать Армению, поскольку Владимир Путин сейчас слишком сильно зависим от Реджепа Эрдогана, своего потенциального ключевого переговорщика по вопросам приостановления украинской войны или завершения на некоторых не позорных для российского президента условиях. Естественно, на всем пространстве СНГ становится понятно, что Россия не наделена той силой, о которой шла речь все предыдущие годы. Владимир Путин перестал быть страшным для постсоветского пространства. Кроме того, ряд стран являются косвенными выгодоприобретателями "спецоперации Z" в смысле релокации большого количества россиян, их бизнесов. Это относится и к Казахстану, к Грузии, к той же Армении, которая хоть и страдает от блокады Лачинского коридора, но ее экономика бурно развивается именно под влиянием бегства значительной части россиян от "спецоперации Z" и частичной "могилизации". Эти процессы, безусловно, приобретают необратимый характер. "Спецоперация Z" добивает все остаточные имперские конструкции в бывшем Советском Союзе, которые и так не были сильны, но в последний год казалось, что Владимир Путин может повернуть историю вспять, сейчас очевидно, что это совершенно невозможно, в принципе никогда в истории не было возможно. Иллюзии на эту тему могут в те или иные моменты возникать в элитах только для того, чтобы рассеяться под влиянием совершенно объективных обстоятельств.
Михаил Соколов: Если говорить о внутренних делах в России, есть ли какие-то группы, которые находятся в выигрыше от того, что Россия ведет войну? И кто максимально проигравший сейчас?
Станислав Белковский: В первую очередь антисистемные игроки, игроки, противопоставившие себя официальным силовым структурам, типа Евгения Пригожина. Ясно, что Пригожин наращивает свое влияние на Владимира Путина лично, он построил мощную армию, не подчиняющуюся, не подконтрольную никому, кроме него самого и, возможно, его патрона Путина. Тем самым он создал определенную ролевую модель. Потому что, насколько мне известно, сейчас уже разные игроки в разных регионах России рассуждают о создании таких же ЧВК, которые совершенно необязательно отправятся на украинскую войну, но вполне могут находиться где-то за Уралом, даже на Дальнем Востоке, заниматься сдерживанием условного противника в ситуации, когда большая часть регулярных войск будет решать задачи "спецоперации Z" в Украине и вокруг нее. Тем самым будет происходить определенное сегментирование дальнейшее и фрагментация силового ресурса Российской Федерации, что не сможет не оказать существенного влияния на общеполитическую картину. Наверняка будет поставлен вопрос о частичном переделе собственности, тотальной национализации, конечно, ожидать не приходится, но может встать вопрос, почему те или иные российские магнаты, которые сейчас в европейских судах доказывают, что они не имеют никакого отношения к Путину и критикуют "спецоперацию Z", почему они должны оставаться собственниками крупнейших активов, приносящих им гигантские доходы в Российской Федерации, о чем недавно говорил как раз Дмитрий Медведев, имевший в виду вовсе необязательно несчастных физических лиц, у которых можно отнять квартиру, он мог иметь в виду и крупные корпорации, бенефициары которых хотят сейчас дистанцироваться от войны и Владимира Путина. Вообще нет такой большой войны в истории, на которой определенные отряды элит не обогатились бы сказочно. И в Российской Федерации "спецоперация Z" не исключение. Естественно, эти же люди потом рассчитывают на то, что Запад будет вынужден пойти с ними на переговоры для установления некоего мира с учетом их интересов.
Михаил Соколов: Это какой-то новый политический режим по сравнению с тем, что было в прошлом году, или все-таки это продолжение старого, но в формах "дикого поля", если говорить о Пригожине?
Станислав Белковский: Это эволюция того же самого режима в определенном направлении, переход от путинского авторитаризма, местами просвещенного, местами нет, к классическому тоталитаризму, когда не может быть никаких альтернативных точек зрения, когда отмена культуры относится не только к деятелям культуры, но вообще ко всем, кто не согласен со "спецоперацией Z", то есть будет действовать механизм исключения этих несогласных из любого легального поля деятельности в России, это будет усугубляться. Кроме того, естественно, по стране будет расползаться силовой ресурс. Та группа мобилизованных, которая сбежала из Луганской области и пришла сдаваться в полицию в Подмосковье, – это очень маленький пример, но очень показательный, что люди с автоматами будут ходить по России. Как они будут принимать решения об использовании автоматического оружия – отдельный существенный вопрос.
Михаил Соколов: А русская идея будет идеей смерти на поле боя?
Станислав Белковский: Один из известных идеологов этого проекта Александр Дугин об этом говорит впрямую. Об этом впрямую говорят и пропагандисты уровня Владимира Соловьева: зачем жить, собственно, чего хорошего в жизни в России? Смерть куда лучше. Вообще жить надо только ради неких вещей, за которые стоит умереть. Тем более если действительно можно заработать пять миллионов рублей на смерти своего близкого человека.
