Иван Толстой: Одним из выдвиженцев Гражданской войны в Испании был Валентин Гонсалес по прозвищу "Кампесино" – крестьянин. Личность в свое время очень популярная и героизированная. И не только у себя на родине, но и в Советском Союзе. О Гонсалесе писали советские газеты, называя его "испанским Чапаевым", слагались стихи. Однако разочарование в испанце, который, похоже, совсем не соответствовал созданному вокруг него мифу, не заставило себя ждать и его имя навсегда исчезло из советских публикаций. Рассказывает наш мадридский автор Виктор Черецкий.
Виктор Черецкий: Фигура Валентина Гонсалеса появилась на политической арене Испании летом 36-го года, после того как против правительства левого Народного фронта восстали военные под предводительством генерала Франсиско Франко. Мятеж произошел на фоне анархии, погромов и политических убийств в стране. А поднят он был, как утверждали военные, чтобы упредить революцию большевистского толка, покончить с хаосом и сохранить единство государства. Гонсалес возглавил один из отрядов мадридских "милисьянос", ополченцев Народного фронта, во время подавления малочисленных очагов мятежа в столице. Основные силы повстанцев концентрировались в отдаленных регионах страны. Так что очистить от них Мадрид было несложно: на каждого восставшего приходился десяток, а то и больше "милисьянос".
Тем не менее, пропаганда Народного фронта не стеснялась в прославлении этой победы. Так начал рождаться миф о Кампесино как герое-победителе. Кстати, создание мифов Народный фронт, как и многое другое, заимствовал у сталинской России. Не секрет, что нужны они были для поднятия боевого духа тех же "милисьянос".
Испанский военный историк Хоакин Ривера.
Крестьянином Гонсалес никогда не был
Хоакин Ривера: Валентин Гонсалес родился в поселке Малькосинадо в провинции Бадахос. Его отец работал на шахте и хотел, чтобы сын продолжил традицию – заставил его трудиться там же с малых лет. Крестьянином Гонсалес никогда не был. В годы войны он получил звание подполковника ополчения и даже стал командовать дивизией – 46-й дивизией Народного фронта, хотя едва умел читать и писать. В этом можно убедиться, познакомившись с написанными им письмами. Он писал только заглавными буквами с огромным количеством ошибок и без знаков препинания. Так что история Кампесино – это своеобразный пример того, как в бурные революционные времена на самом верху оказывались – без каких-либо заслуг – лица, появившиеся буквально ниоткуда. В 30 с небольшим лет он был запанибрата с президентом страны, с председателем совета министров, с высшим армейским руководством Народного фронта.
Виктор Черецкий: Чтобы дополнить образ ''героя'', способного вести массы к победе, пропагандисты Народного фронта, некоторые из которых еще в 20-е годы стажировались по линии Коминтерна в Советской России, распространили легенду о якобы революционной юности Кампесино в рядах анархистов. При этом кое-какие реальные факты из его жизни были смешаны с вымыслом. Гонсалеса даже омолодили на 5 лет, назвав годом его рождения 1909-й вместо 1904-го. Историк Ривера полагает, что образ молодого лидера пропагандистам казался более привлекательным.
Хоакин Ривера: Уже в 15 лет, в ходе протестов, учиненных анархистами, Валентин Гонсалес якобы заложил взрывчатку у казармы Гражданской гвардии (жандармерии) и убил четырех гвардейцев. К этому времени он вроде бы активно участвовал в революционном движении либертариев. Впрочем, подтверждение такого, с позволения сказать, "подвига" как убийство сразу нескольких жандармов, я не смог найти ни в печати той поры, ни в каких-либо архивных документах. После этого, по версии пропагандистов, Гонсалес, непримиримый борец за светлое будущее трудящихся, был вынужден скрываться. Он жил в горах, нападал на помещиков и капиталистов. В конце концов его схватили и посадили в тюрьму.
Кампесино сидел лишь за мелкое воровство
Ну а когда герой достиг призывного возраста -19 лет, то поступил в Испанский легион, чтобы набраться военного опыта для дальнейшей борьбы. В Легион Кампесино действительно приняли, поскольку никаких убийств за ним не числилось, а сидел он лишь за мелкое воровство. В армии Гонсалес получил кличку "Каин", поскольку был плохим солдатом. Кроме того, он воровал продукты из интендантской службы. Вскоре будущий комдив дезертировал, поскольку армейская дисциплина была ему в тягость. Его поймали и посадили в военную тюрьму, где он сблизился с солдатом-коммунистом, также отбывавшим наказание. И коммунист внушил Кампесино свои идеи. Впрочем, в этом не было ничего особенного: в то время многие анархисты становились коммунистами. К тому же Кампесино был малограмотным, и человеку более подготовленному убедить его в правоте своих взглядов было нетрудно. Так, по словам самого Валентина Гонсалеса, он стал коммунистом.
Виктор Черецкий: Поначалу Кампесино особо не выделялся – из-за неказистой внешности и полного неумения излагать свои мысли. Война ситуацию изменила. Малочисленная и маломощная до войны компартия благодаря помощи Сталина стала быстро набирать силу и пробиваться к власти в Народном фронте. И здесь каждый партийный активист, даже с минимальным военным опытом, был на вес золота.
Подтекстом культа Кампесино было и заимствованное в СССР показное недоверие к офицерам старой формации
Хоакин Ривера: Кампесино до войны знали лишь как горлопана и скандалиста, которого никто в серьез не воспринимал. Коммунистическая пропаганда сделала из него не просто героя. На примере Гонсалеса она пыталась доказать, что командиру из народа, обладающему природным военным талантом, вовсе необязательно учиться, овладевать военной наукой, стратегией и тактикой. Подтекстом культа Кампесино было и заимствованное в СССР показное недоверие к офицерам старой формации, как правило, непролетарского происхождения.
Между тем, летом 36-го года правительство Народного фронта раздает оружие населению. Левые партии и профсоюзы создают отряды ополчения. В отряд Гонсалеса записываются сельские жители мадридской провинции. Здесь пропаганда, в расчете привлечь как можно больше сельчан, впервые называет его Кампесино, дескать, он тоже крестьянин – свой в доску для новобранцев. Гонсалес поначалу командует отрядом, который трудно было назвать воинским формированием. Там ни у кого не было ни навыков воевать, ни дисциплины. Каждый действовал как хотел, а любой приказ выносился на всеобщее голосование. Затем Кампесино поручили командовать пехотной бригадой, а впоследствии и дивизией.
Виктор Черецкий: 37-ой год стал звездным в карьере Кампесино. Он, по свидетельству очевидцев, упивался своей славой и, разумеется, даже не подозревал, что эта слава очень скоро обернется против него самого и он станет чуть ли не козлом отпущения за проигранную войну.
Хоакин Ривера: Образ Кампесино воспевается прессой: и испанской, и международной. Его солдат увековечивает знаменитым франко-американский фоторепортер Роберт Капа. Публикуются фотографии Кампесино и его войска на фронте, на марше, на отдыхе и так далее. То есть параллельно создавался миф и о воинских частях, которыми он командовал. Комиссаром этих частей неизменно был поэт-коммунист Мигель Эрнандес, который возвеличивал Кампесино в своих стихах. Одна из фотографий, к примеру, запечатлела Кампесино на смотре войск в городе Алькала-де-Энарес рядом с президентом Мануэлем Асанья, с начальником генерального штаба, командующим фронтом и так далее, то есть с высшим гражданским и военным руководством Испании.
Виктор Черецкий: Советские пропагандисты тоже не оставались в стороне. Стремление испанских революционеров внедрить у себя сталинскую модель общества импонировало Москве. Ну а Кампесино стал одним из символов Народного фронта. О нем восторженно писали советские корреспонденты в воюющей Испании: Михаил Кольцов и Овадий Савич. Его сравнивали с Чапаевым, называли ''легендарным комдивом, народным героем, человеком безумной отваги'' и так далее. А Илья Эренбург даже посвятил ему стихи:
Ты увидишь, как победа
Соберется налегке,
И приедешь ты в Толедо
На простом грузовике.
Будут нежные осины,
Как по проводу кричать:
Бородатый Кампесино
К нам пожаловал опять!
Заржавелые винтовки
Откопают старики,
А веселые плутовки,
Те подымут кулаки.
Ты увидишь снова нивы,
Где колосья раздвигал,
Ты узнаешь те оливы,
Где товарищ умирал,
От воды ты будешь пьяным,
И кастильская вода,
Почему она близка нам,
Не расскажет никогда.
Виктор Черецкий: То, что Кампесино называли Чапаевым – и на родине, и в СССР, – не было чем-то странным. Во-первых, фильм братьев Васильевых пользовался в Испании не меньшей популярностью, чем в советской России. Эмоциональные милисьянос, смотревшие фильм по много раз, в сцене гибели Чапаева даже пытались ''спасти'' героя, стреляя в белых на экране. Ну а во-вторых, некоторые лидеры Народного фронта сами постоянно проводили параллели между собой и советскими деятелями. Так, премьер-министр Франсиско Ларго Кабальеро очень любил, когда его называли ''испанским Лениным''.
Похоже, и Кампесино нравились сравнения с Чапаевым. Командуя пехотой, а не кавалерией, он, как и Чапаев, но, правда, не настоящий, а в исполнении Бориса Бабочкина, непременно гарцевал перед своим войском на белом ''лихом коне''. Какой же герой без коня! И здесь, разумеется, сказывалось влияние советской мифологии, учитывая, что подлинный Чапаев, по свидетельству историков, из-за ранений, полученных в Первой мировой войне, пользовался в основном автомобилем. Ну и, разумеется, импонировало малограмотному Кампесино приписанное Чапаеву высказывание: ''Я ведь академиев не проходил. Я их не закончил''. Между тем, в 38-м году, по словам историка Риверы, звезда Кампесино стала постепенно угасать.
Хоакин Ривера: Еще когда Кампесино находился на вершине славы, раздавались голоса, пытавшиеся остановить героизацию этого человека, который якобы не знал поражений, страха, не боялся смерти и не кланялся пулям на передовой. Ему вменялись в вину три прегрешения. Говорилось о его грубости с подчиненными. Осуждалось его хвастовство – постоянные попытки доказать, что только его действия могут обеспечить успех любого предприятия. Рассказывают, что когда к Кампесино наведывались иностранные журналисты или представители власти, он приказывал открыть поблизости пальбу, даже если противник находился за десятки километров – чтобы показать гостям, что он всегда на передовой.
И, разумеется, Кампесино ставилась в вину его неспособность командовать в условиях современной войны, когда необходимо применять знания. Ведь он даже не умел читать карту, не мог показать на ней, где находятся вверенные ему подразделения. Командир бригады, а затем дивизии, не обладавший элементарными знаниями! Так что за мифом о легендарном полководце скрывался лишь бедолага, беспомощный в условиях войны с участием регулярных армий.
Однажды 250 бойцов дивизии Кампесино потребовали направить их в другую часть из-за диких методов, применявшихся им
Однажды 250 бойцов дивизии Кампесино потребовали направить их в другую часть из-за диких методов, применявшихся им при обучении новобранцев. А ведь многие добровольно шли в его дивизию под влиянием пропаганды, делавшей из Валентина Гонсалеса кумира.
Виктор Черецкий: Впрочем, Кампесино не только не скрывал своих методов командования, но даже похвалялся ими. Вот отрывок из телеинтервью, взятого у него в начале 80-х годов, в котором Гонсалес, по привычке хвастать, не преминул заявить, что командовал вовсе не дивизией, а целой армией, собранной из жителей Мадрида.
Кампесино: У нас были танки, у нас были бронемашины, у нас были английские пулеметы на треноге. Все это у нас было. Нашим долгом было не допустить продвижения противника, и для этого у нас было все необходимое. Все люди, что собирались в центре Мадрида – на площади Пуэрта-дель-Соль и на проспекте Гран-Виа, – все влились в армию Кампесино. Ну а того, кто не хотел идти вперед, – я брал палку, которую всегда носил с собой, – и бил по заднему месту: пам-пам-пам.
Виктор Черецкий: Тем временем ситуация на фронтах складывалась в пользу франкистов. В феврале 38-го года армия Народного фронта потерпела сокрушительное поражение в сражении у Теруэля. Вина за разгром легла на Кампесино. Его обвинили, в частности, в трусости, в том, что в разгар боев он прикинулся больным и сбежал с фронта.
Хоакин Ривера: 38-й год был роковым в военной карьере Валентина Гонсалеса. Теруэль, единственная региональная столица, которую удалось захватить войскам Народного фронта, был зоной ответственности дивизии Кампесино. И чтобы удержать его уже не годились ни хвастовство, ни показуха. Якобы не знавший поражений командир не смог избежать окружения и разгрома по частям своей дивизии. Самому ему едва удалось бежать. В последующих сражениях 38-года миф о нем полностью развеялся.
Виктор Черецкий: После окончательного поражения Народного фронта в 39-ом году Кампесино вынужден эмигрировать. Вслед за руководителями компартии и преданными ей военными он попадает в СССР. Здесь начинается новый этап его жизни.
Хоакин Ривера: Ему удается перебраться из Испании во Францию. А оттуда вместе с другими коммунистами Кампесино отправляется на пароходе в Советский Союз – в Ленинград. Военные – бывшие командиры – были разделены в СССР на две группы. Профессионалов определили на учебу в академию генерального штаба имени Ворошилова. Ну а те, кто военного образования не имел и пришел в армию из ополчения, попали в академию Фрунзе. В последнюю были зачислены 28 человек. Им присвоили советские звания, соответствующие их званию и должности в армии Народного фронта. Так Кампесино стал комбригом, то есть генерал-майором, учитывая, что в Испании он командовал дивизией, хотя и был лишь подполковником. Однако в академии сразу выявился крайне низкий уровень его образования. Кампесино оказался хуже всех остальных испанских слушателей. И его в конце концов из академии исключили.
Виктор Черецкий: Печальный опыт пребывания Кампесино в академии, разумеется, вновь заставляет вспомнить Чапаева и его аналогичную историю. Одной из причин отчисления Кампесино была, конечно, неграмотность. По сути, его следовало направить на учебу не в академию, а в начальную школу. Кроме того, он вообще не желал учиться. В третьих, особое нарекание начальства вызывала его недисциплинированность и прямо-таки хулиганское поведение. Драки он умудрялся устраивать даже в столовой академии. Обострились в это время и отношения Кампесино с испанской иммигрантской диаспорой. Товарищи по академии, бывшие, как и он, командиры Народного фронта, называют его ''тупицей'' и ''подковерным анархистом''. Руководство испанской компартии, которое занялось анализом причин поражения в войне, утверждает, что она была проиграна именно из-за таких ''бездарей'', как Кампесино. В ответ он бросает на стол партбилет и называет лидера партии – Долорес Ибаррури – ''проституткой''.
Кстати, этот период жизни нашего героя испанские источники описывают обычно кратко, опираясь на воспоминания самого Кампесино, опубликованные еще в 50-е годы. Забегая вперед, скажу, что воспоминания абсолютно лживые. К примеру, в них говорится об аресте Кампесино после его исключения из академии, о его семилетних скитаниях по советским тюрьмам и лагерям, о пытках и издевательствах, которым он там якобы подвергался, о многочисленных побегах. В своих воспоминаниях испанец утверждал, что побывал во ''всех самых страшных лагерях смерти, в том числе в ужасном сибирском лагере под названием... Бутырка''. Почему для обозначения своего мнимого пребывания в Сибири он употребил название знаменитой московской тюрьмы, история умалчивает. Хоакин Ривера, хотя к мемуарам Кампесино относится скептически, за неимением других источников, тоже их цитирует.
Хоакин Ривера: Со времени изгнания из академии жизнь Кампесино меняется. Его арестовывают. Он бежит в Азербайджан. Вторая мировая война уже началась. Потом бежит на восток, где бедствует. Его опять арестовывают, дважды помещают в концлагерь. Существование трудное. Наконец ему удается бежать из России через иранскую границу во Францию. Между тем, у Кампесино во Франции тоже возникли проблемы с юстицией, как и везде, где он жил.
После академии Кампесино никто никуда не сажал, и в Азербайджан он не бегал
Виктор Черецкий: На самом деле все обстояло по-иному. После академии Кампесино никто никуда не сажал, и в Азербайджан он не бегал. Испанец оставался при своем звании и своей генеральской зарплате. Бездельничал, жил в Москве с женой в роскошной по тем временам квартире. Правда, после начала войны он на некоторое время уезжал вслед за супругой в эвакуацию в Среднюю Азию, где действительно испытывал бытовые трудности. Но потом вернулся в столицу. Все это мне известно, поскольку еще в начале 80-х я смог побеседовать с достойным полного доверия человеком, хорошо знавшим Кампесино. Более того, его мы вполне могли бы назвать ''Петькой испанского Чапаева''.
Сальвадор Кампильо, так звали моего собеседника, был одно время помощником Кампесино. Но в отличие от последнего, после начала Второй мировой войны он отправился воевать. Получил звание лейтенанта, был заброшен в тыл врага для организации диверсий и воевал так, что уже в 42-м году был награжден несколькими орденами, в том числе орденом Красного Знамени, который, как известно, давали лишь за немалые заслуги. В 44-м году до этого находившийся не у дел Кампесино, а также Петька-Кампильо и еще один офицер-испанец – Хуан Лоренте – были направлены советским командованием в качестве инструкторов в Иран, в остававшиеся там в ожидании отправки на Запад подразделения польской армии генерала Владислава Андерса.
В Иране в то время находились и советские части. Недовольные назначением, все трое дезертировали, чтобы вернуться во франкистскую Испанию и заняться партизанской борьбой. Затея не удалась, троицу задержали и отдали под советский трибунал. Все они угодили, правда, не на 7 лет, а на 3,5 года в ГУЛАГ – на шахту в Воркуту. Сальвадор Кампильо признался мне, что приговор по тем временам, когда за дезертирство, без особого разбирательства, ставили к стенке, был неимоверно мягким. Выйдя на свободу в 48-м году, Кампесино, хотя и уверял в мемуарах, что сбежал опять через Иран, уже никуда самостоятельно не бегал – уехал, естественно, с позволения советских властей, во Францию. На своем пребывании в СССР в уже упомянутом интервью начала 80-х он остановился коротко, не забыв напомнить, что там с ним обошлись очень плохо и что с коммунистическими идеями он, Кампесино, в конце концов порвал.
Коммунизм для меня – это ничто, пустое место
Кампесино: В России я женился. Женщины мне нравятся, но не до такой степени, чтобы терять голову. Я не знал до недавнего времени, что моя дочь жива. Ей было 2,5 года, когда меня отправили в тюрьму в Москве. Я видел ее фотографию. Я рад карьере, которую сделала моя дочь. Я видел ее 3–4 раза. В России никого хорошо не принимают. Коммунизм для меня – это ничто, пустое место.
Виктор Черецкий: Особым влечением к женскому полу Кампесино, хотя и отрицал это в интервью, тоже напоминал Чапаева. Василий Иванович, как известно, ухлестывал даже за женой своего комиссара. Впрочем, на матримониальных делах Кампесино следует остановиться отдельно. Вступая в законный брак в Москве с советской гражданкой намного моложе себя, Валентин Гонсалес заявил, что его испанская семья – жена и трое детей – были расстреляны военными-франкистами. И это при том, что все они были живы и здоровы.
В 44-м году в Москве в семье двоеженца родилась девочка, которую назвали Виктория. За все последующие годы Кампесино не удосужился даже написать ей, зато в 1976 году опубликовал в испанской прессе интервью, в котором заявил, что является родным любящим отцом ... космонавта Валентины Терешковой. Повторял Кампесино это неоднократно до самой смерти, даже порой пускал слезу умиления, утверждая, что девочка была названа Валентиной в его честь. Так что в интервью испанскому телевидению, отрывок из которого мы привели, речь шла именно о Терешковой.
Для чего Кампесино потребовалась очередная наивная выдумка? Думается, лишь для привлечения внимания к своей особе. Ну а оставшаяся в Москве дочь Виктория в интервью газете "Известия" в 2004 году рассказывала о нежных чувствах, которые испытывает всю жизнь к героическому папаше, и сокрушалась, что знала о нем лишь из старых газетных публикаций. Поведение Кампесино – и в ходе гражданской войны, и в Советском Союзе, и в личной жизни – историк Хоакин Ривера объясняет особенностями его личности.
Для него не существовали ни законы, ни правила морали
Хоакин Ривера: Это была слепая сила человеческой природы. Для него не существовали ни законы, ни правила морали. Он был неуправляемым и непредсказуемым – руководствовался лишь своими инстинктами. Бунтарь-одиночка, нигилист, он был против всего и против всех.
Виктор Черецкий: Свой характер Кампесино проявил и в иммиграции во Франции, где как уже упомянул Ривера, тоже имел проблемы с юстицией. Они возникли из-за того, что в 61-м году испанец собрал отряд из трех десятков единомышленников, с которыми решил совершить революцию в Испании. Группа пересекла франко-испанскую границу и первым делом ограбила местного крестьянина. При появлении Гражданской гвардии ''революционеры'' рассеялись и вернулись назад, где и были арестованы французами. За это деяние Кампесино сослали на 3 года под полицейский надзор на остров Иль-де-Бреа. Ну а после ссылки он жил в Меце, где нищенствовал.
Так продолжалось до 78-го года, когда испанская супруга Хуана забрала его из жалости – после 40 лет разлуки – к себе в Испанию. Претензий к Кампесино никто не предъявлял. Франко уже не было, и страна переходила к демократической форме правления. Под конец жизни Валентин Гонсалес, как утверждают испанские источники, совсем потерял рассудок, никого не узнавал, но продолжал рассказывать о себе небылицы и распевал песню, некогда сложенную о нем пропагандистами Народного фронта. В 1983 году он скончался.
