В Москве умерла советский и российский искусствовед Нина Молева, вдова художника Элия Белютина. У супругов была обширная коллекция картин и рисунков, которую они высоко ценили. Они заявляли, что хранят шедевры величайших мастеров в истории искусства – Леонардо да Винчи, Микеланджело, Тициана, Антониса ван Дейка. Молева рассказывала, что после её смерти коллекцию стоимостью в два миллиарда долларов должен унаследовать президент Российской Федерации: так она написала в своём завещании.
После сообщений о кончине Молевой многие СМИ в заголовках упоминали, что Молева "завещала коллекцию Путину". Заголовки были не совсем корректны: у читателей создавалось впечатление, будто лично президент России Владимир Путин вступит в права наследования, сунет картину Леонардо под мышку, увезёт её к себе в резиденцию и повесит на гвоздь в спальне.
А в блогах профессионалов в области искусства, которые следили за историей собрания Молевой и Белютина, начались его обсуждения. Многие из них не верят в громкие заявления о неслыханной ценности собрания и считают, что авторство полотен великих мастеров там как минимум сомнительно. Радио Свобода попробовало разобраться в том, что происходит.
Что представляет собой коллекция Белютина и Молевой?
Нина Молева заявляла, что в собрании, которое хранилось в её с мужем квартире на Никитском бульваре в Москве, около тысячи работ, из них примерно 200 – картины маслом на холсте, принадлежащие кисти крупнейших мастеров эпохи Возрождения. Остальные – графика и скульптура. По её словам, собирать коллекцию начал в конце XIX века дед Элия Белютина, художник императорских театров Иван Гринёв. Далее собрание пополняли его потомки. В своих мемуарах Молева рассказывает, как после революции Гринёв, которого новая власть "уплотняла" в его квартире, спрятал полотна в потайной комнате, где они лежали ещё долго после его смерти от тифа в 1919 году и были обнаружены наследниками лишь в конце 1940-х по случайности. Белютин и Молева стали и хранителями этих произведений, и пополняли собрание.
Воспоминания Молевой специалисты расценивают скорее как легенду. Ей нет документальных подтверждений, как и многим другим фактам биографии семьи. Сами картины мало кто видел – только друзья и коллеги, которые бывали у них дома. Но и они сомневались в утверждениях хозяев.
Одним из немногочисленных гостей квартиры, обвешанной картинами от пола до потолка, была московский искусствовед Лариса Кашук. Она писала о посещении так:
– Меня вводят в гостиную. И я буквально немею. А хозяин небрежными жестами руки указывает – направо Рубенс, налево ван Дейк, а в следующей комнате Леонардо да Винчи, Тициан, Эль Греко. В мозгах только звенит – откуда всё это музейное богатство... может быть, я так бы и восторгалась этим собранием до сих пор, если бы к тому первому знакомству у меня не было десятилетнего опыта реставратора. Первое, что меня насторожило, это "Портрет неизвестной дамы" ван Дейка. В университетские годы я работала в музее-усадьбе Архангельское, и десятки раз останавливалась перед этим портретом и рассказывала про ван Дейка экскурсантам. А откуда этот портрет в коллекции Белютина? Да ещё и несколько небрежно написанный. "Незаконченное повторение", – отмахнулся от меня Белютин. "Вакханалию" Рубенса я тоже видела в ГМИИ, куда она поступила из Эрмитажа. И "Бахус" Рубенса до сих пор висит в Эрмитаже.
Похожими сомнениями поделился с ТАСС художественный критик Михаил Боде. Но ему Элий Белютин успел дать ответ при жизни:
– Ценность картин у меня вызвала сомнения, – говорит Боде. – Ни я, ни мало-мальски уважающий себя искусствовед не верит в то, что у картин была какая-то ценность. Сюжеты и авторы мне были хорошо известны. Я сказал, что это удивительно, что такие картины висят в музеях, на что Белютин мне сказал: "В музеях висят вторые-третьи копии, а у меня – оригиналы".
Это лишь личные мнения специалистов. Но с хотя бы частично официальной оценкой выступила главный научный сотрудник Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина Виктория Маркова. Вскоре после смерти Белютина в 2012 году его вдова Молева вела переговоры с ГМИИ. Она хотела передать коллекцию музею. Однако Маркова как ведущий специалист по итальянской живописи позднего Возрождения, ознакомившись с каталогом собрания, заявила, что ценности оно не представляет. "В коллекции не оказалось практически ни одного из заявленных владельцами коллекции громких имен, а многие произведения вообще не соответствуют музейному уровню и не представляют никакой исторической и музейной ценности", – цитирует Маркову РБК. ГМИИ отказался принимать коллекцию в дар.
А сколько это стоит?
Нина Молева оценивала коллекцию приблизительно в два миллиарда долларов. Однако даже если ориентироваться на нынешние аукционные цены на полотна старых мастеров (о них ещё и трудно говорить, потому что значимые полотна старых мастеров уже как минимум два века хранятся в крупных музеях, известны наперечёт и не продаются), такая сумма кажется резко завышенной.
Реальной коммерческой оценки собрания никто никогда не проводил. Только со слов самой Молевой известно, что когда-то его осмотрели эксперты французского аукционного дома Hotel Drouot и назвали цифру в 400 миллионов долларов. Никаких сведений, когда и кем проводилась эта оценка, нет.
Для сравнения, самые известные и дорогие в мире частные художественные коллекции оцениваются в суммы до 10 миллиардов долларов и содержат по несколько тысяч произведений искусства. Это не коллекции классиков: в основном они состоят из работ художников эпохи модернизма или современных авторов, цены на которых зачастую зависят от "перегретости" рынка.
Главная проблема в том, что никто и никогда не проводил экспертизы произведений, находившихся во владении Молевой и Белютина. Всё, что известно об этих полотнах, рисунках, скульптурах, известно лишь со слов покойных супругов. По свидетельствам их знакомых, оба они были людьми артистическими, с богатой фантазией. Сейчас историки сомневаются и во многих фактах их собственной биографии и семейной истории, как они её рассказывали: документальных подтверждений многим семейным легендам не находится.
Ценность и подлинность произведений искусства определяется экспертизой. Ни один эксперт не сможет подтвердить подлинность картины или рисунка "на глазок" – просто посмотреть на них в квартире у владельца и сказать: "Да, это точно (условный) Микеланджело!" Вот заключить, что это точно не "Микеланджело" (или другой автор, которым эксперт занимается), эксперт как раз может, если на полотне видны совсем уж грубые несоответствия. Так, например, произошло с коллекцией якобы русского авангарда Игоря и Ольги Топоровских, которая была в 2018 году выставлена в музее в Генте. Пришедшие на выставку профессионалы сразу обратили внимание, что это, скорее всего, подделки, причём грубые. Для того, чтобы по-настоящему подтвердить авторство, нужна серьёзная и долгая работа.
Полноценной экспертизы ни одной из работ, содержащихся в коллекции Белютина и Молевой, никогда не проводилось.
Молева завещала коллекцию Владимиру Путину?
Нина Молева заявляла, что ещё в 2013 году завещала коллекцию государству в лице его президента. Имя конкретно Путина никогда не звучало: вдова Белютина хотела, чтобы её наследием распоряжался глава государства, независимо от того, кто на момент её смерти будет занимать эту должность.
Об этом вопросе писала в своём телеграм-канале искусствовед, журналист издания The Art Newspaper Russia Софья Багдасарова (она же была автором статьи о собрании в "Википедии"):
– Я не очень понимаю, что именно юридически произошло в 2013 году, когда чиновники из Кремля сообщили Молевой, что её желание передать коллекцию государству в лице президента удовлетворено.
Багдасарова подчёркивает, что наследником – со слов знакомых Молевой – должен был стать не Владимир Путин как физическое лицо, а человек в "статусе президента Российской Федерации", именно в такой необычной формулировке, которая удивляет профессиональных юристов. То есть тот, кто будет занимать президентское кресло на момент смерти завещательницы. В таком случае, пишет искусствовед, собрание Белютина и Молевой может стать частью так называемой президентской коллекции – как уже принадлежит к ней бывшее собрание русского искусства Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской, хранящееся в Константиновском дворце в Стрельне.
При этом, уточняет Багдасарова, к моменту появления новости о смерти текста завещания не видел никто, кроме самой Молевой и её нотариуса. "Сейчас, после её смерти, его должны уже были вскрыть, – говорит она. – Но пока никто не знает, что там конкретно. Никто из официальных органов пока не объявил, ни что написано в завещании, ни куда попадёт коллекция или кто будет ею заниматься".
Багдасарова ссылается на слова главного научного сотрудника ГМИИ имени Пушкина Виктории Марковой, которая сообщала, что Министерство культуры России создаст комиссию, которая осмотрит коллекцию Белютина и Молевой и будет решать, что с ней делать. "То, что Минкульт этим занимается, – нормально, – считает Багдасарова. – Минкульт как раз и представляет государство и должен заботиться о культурных ценностях. Мелькала информация, что Минкульт должен в течение семи дней назначить тех, кто будет заниматься этим вопросом, и объявить какой-то план действий, но пока мы никаких заявлений не видим".
Какая судьба ждёт коллекцию?
По мнению Багдасаровой, главной проблемой может стать условие неделимости коллекции, на котором вдова Белютина при жизни многократно настаивала и, возможно, упомянула в завещании. "Без этого условия эксперты могли бы рассортировать работы: если бы нашлось что-то по-настоящему ценное, оно пошло бы в крупные музеи, вещи меньшей ценности – в менее значимые, а что-то, возможно, вообще музейной ценности не представляет и годится, извините, на украшение стен в дорогих гостиницах или присутственных местах. Но если по завещанию коллекцию нельзя разделять, то она повиснет мертвым грузом", – считает искусствовед.
Откуда всё-таки это искусство?
Происхождение работ, которые содержатся в коллекции, пока неясно. По некоторым предположениям, часть коллекции могла быть приобретена Молевой и Белютиным после окончания Второй мировой войны, и это могли быть трофеи, вывезенные в СССР из побеждённой Германии или других европейских стран. Некоторые считают, что супруги могли иметь доступ к распределению трофеев. Нина Молева после войны была консультантом по вопросам культуры ЦК КПСС. Элий Белютин как художник работал в крамольном для советской власти жанре абстракции, но ни это, ни даже участие в разгромленной самим Хрущёвым выставке к 30-летию МОСХа в московском Манеже не помешало его советской карьере с должностями, зарубежными командировками и выставками. Некоторые подозревают, что супруги были чуть ли не агентами МГБ/КГБ. Но скорее всего, у них просто была протекция от советской номенклатуры и достаточный заработок, чтобы заниматься коллекционированием и скупать привезённые военными картины.
"Гораздо более реальной была версия о покупках западных картин сразу после войны и в пятидесятые годы в московских антикварных магазинах. Тогда они были завалены картинками, которые привозили из Германии и других стран советские солдаты и офицеры. В те времена многие коллекционеры пополнили свои коллекции", – пишет Лариса Кашук. С ней согласна и Софья Багдасарова: "Я думаю, что когда (и если) будут изучать провенанс этих старых мастеров, там, кроме копий, вопреки легенде владельцев, может оказаться много трофейных вещей Второй мировой с территорий Восточной Европы, где фотодокументация частных коллекций в довоенное время была слабо развита".
