Иван Толстой: Познер - дочь Познера.
Внучка Познера, сестра Познера.
Моя собеседница - парижанка Валери Познер, историк советского авангарда, специалистка по кино 1920-х годов.
Семейные корни Валери уходят в Россию, в довоенную эмиграцию, но также и во Францию и, можно сказать, в древний Египет. Но не буду опережать предстоящий рассказ. Валери обо всех семейных переплетениях и драмах поведает сама в беседе из цикла “Учителя”.
Мы в Париже, в уютной старой квартире, каждый простенок которой заставлен книгами и фильмами на русском и французском языках. Я включаю магнитофон.
Валери, есть люди, которые на вопрос об учителях говорят: "Меня никто ничему в жизни не учил. Я выучился всему сам”. А другие говорят: "Ну как же? У моих учителей целый полк, сонм их. Правда, я даже не уверен, что они меня чему-то научили. Я пытался научиться у них, но они просто излагали свою жизнь, размышляли о чем-то. И постепенно, взрослея, я начал понимать, что этой мудрости я выучился у такого-то человека. А как было в вашем случае?
Валери Познер: Я как раз отношусь ко второй категории людей. Наверное, многие не были, собственно, учителями. Они были просто людьми, пример которых был для меня и остался до сих пор во многих случаях каким-то ориентиром, что ли. Я вспоминаю их, мысленно общаюсь с людьми и спрашиваю совета, либо гадаю, как бы они поступили.
Иван Толстой: Начнем ab ovo. Где вы родились, в какой семье, в каком городе и каковы ваши первые воспоминания?
Валери Познер: Родилась я в Париже, но вскоре родители купили очень старый дом конца XVII века за городом, 15 километров от Парижа, но зато прямая ветка до Люксембургского сада, а папу давно выбрали профессором в Коллеж де Франс. Поэтому он ездил по этой линии С, ему это было удобно. Это был очень старый дом и атмосфера дома, учёная, серьёзная, безусловно наложила отпечаток. Старый дом, много маленьких комнат, чердак и огромный сад. Поскольку родители сидели каждый у себя в кабинете, у нас было очень много времени на всякие развлечения с сестрой, на поиски чего-то.
В общем, это была какая-то такая очень специфическая жизнь, поскольку отец все-таки 1906 года рождения. Жили мы по старинке, я бы сказала. Был обязательный чай в 5 часов на английский манер. Вот такой размеренный, простой и одновременно сложный распорядок дня.
Очень часто они принимали гостей, которые говорили на разных языках, в основном, античников. Идея, что наука, античность, история, литература, поэзия, живопись - это вот самое главное и музыка. Остальное шум времени, от которого родители, особенно папа хотели нас как-то оградить.
Иван Толстой: Что преподавал ваш отец в Коллеж де Франс?
Валери Познер: Египтологию. Он был специалистом по эпиграфике и специалистом по истории, педагогике, морали и политике древних египтян. Мама была тоже египтологом, но она была специалисткой по быту, торговле, каждодневной жизни. Родители были в этом отношении из другого времени немножко. Поэтому они работали вместе и совершенно раздельно. Часто мама приходила в кабинет к папе и что-то там показывала, как ты это читаешь. Или папа ходил к маме в кабинет. Ну, в принципе, мы, девочки не мешали взрослым работать.
Иван Толстой: Сколько вас было детей?
Валери Познер: Нас было двое.
Иван Толстой: А почему родители переехали за город, просто больше возможностей жилищных, да?
Валери Познер: Да, да, да. И чтобы мы росли в саду, могли гулять.
Иван Толстой: И сколько вы в том доме прожили?
Валери Познер: Очень долго. Уже после кончины родителей мы продали его в 1996-м или 1997-м году. В школу мы ходили в ближайшую, в Маси -простую, сначала деревенскую, потом не совсем деревенскую, потому что все-таки был большой наплыв людей, которые приехали после независимости Алжира, приехали оттуда и поэтому были построены специально для них новые дома. Мы с этими ребятами учились.
Мы говорили с детства на французском и испанском
И я стала там учить русский язык. У нас была бонна, испанка. Поэтому мы говорили с детства на французском и испанском. Испанский мой второй родной язык был, потом я его забыла. Мама не говорила по-русски. Они между собой говорили то по-английски, то по-немецки, когда надо было, чтобы девочки не понимали. А это бывало часто.
Иван Толстой: А мама была кто урожденная, какой ее был родной язык?
Валери Познер: Ее родной язык - немецкий диалект эльзасского. Она была француженкой, но с мамой говорила на эльзасском.
Иван Толстой: А это понимаемый французами язык?
Валери Познер: Нет. Абсолютно, это немецкий. Немецкий диалект, совершенно непонимаемый. Поэтому у нас был испанский, был немецкий. Витал, естественно, английский, а папа с братом общались по-русски. Со своим братом.
Иван Толстой: Еще, если можно, опишите картину с Познерами, которых все всегда путают. Кто кому родственник, как кого звали и так далее.
Валери Познер: Отец мой родился в 1906 году, его звали Жоржем.
Иван Толстой: То есть он Георгий, да?
Валери Познер: Нет, он Жорж. Объясню почему. Его отец Соломон Владимирович родился в 1876 году в Минске. Учился в Питере и стал юристом. Он был, я бы сказала для упрощения, еврейским активистом, принадлежал к еврейской группе околокадетской партии, которая ратовала за отмену всяких ограничений для евреев империи. И в 1905 году его отправили рассказать всему миру о погромах в России. И он приехал в Париж.
Здесь родился мой дядя Владимир Соломонович, а затем через год папа. И Соломон Владимирович рассчитывал на помощь Жоржа Клемансо. Он думал, что Клемансо станет рупором этих идей. Поэтому сына своего он назвал Жоржем. Поэтому в паспорте у него было Жорж Георгий.
Иван Толстой: Все-таки сохраняется Георгий, но Жорж первое имя, да?
Валери Познер: Да, Жорж. И его и в эмиграции многие знали как Жоржа, Жоржика, все так его и называли. Потом семья вернулась в Россию. Я так понимаю, что они вернулись, когда началась Первая мировая в 1914-м. И папа учился в Тенишевском училище в одном классе с Шостаковичем, между прочим. Они дружили с Горьким. А потом в 1921 году они вернулись сюда.
У Соломона был брат Александр. У него был сын Владимир. Этот Владимир тоже приехал в Париж. И в 1934году у него родился сын Вовка.
Иван Толстой: Теперешний телеведущий, журналист?
Один - Владимир, один - Вова, один - Лёдик, один - Вовка
Валери Познер: Да. Вовка - потому что их слишком много Владимиров, поэтому один - Владимир, один - Вова, один - Лёдик, один - Вовка. Вот. Вовка родился в 1934году в Париже.
Иван Толстой: Вовка - внук Александра?
Валери Познер: Да. И когда в 1921 году папа с братом приехали сюда, папе было 15 лет, и он пошелв русский лицей в Париже. Он его закончил в 1924 году и поступил в Сорбону. Естественно, у него был греческий, а не латынь. Это опять к истории языков и как как мы учим языки. А для того, чтобы поступить в Сорбону на античное отделение или там, я не знаю, на историю, надо было, естественно, проходить какой-то тест или экзамен по латыни. И он за лето просто овладел. И он закончил Сорбону.
С 6 лет он знал, что он должен и будет египтологом. И в 1928 году он поехал впервые в Египет и оставался там достаточно долго, и принял участие в разных экспедициях и возвращался, опять ездил туда на Восток.
И вот начинается война. Он был не политизированным, нет, но был очень внимательным к политической обстановке в Европе, безусловно. Но поскольку он родился во Франциии считался французом, то когда война началась, естественно, его вызвали и он пошел воевать.
И когда война началась, его призвали, он прекрасно знал, что происходит в Германии и чем это все может закончиться. И под Амьеном его взяли в плен ранней весной 40-го года и отправили пешком через Бельгию в плен в Германию. И он прекрасно знал, какова судьба евреев при этом режиме, поэтому он бежал.
Они шли по извилистой дороге через Бельгию, и он просто в какой-то момент бросился в кусты, по нему стреляли, но не достали. И через два дня он дошел, добрел до бельгийской фермы. Ему очень повезло. Люди добрые взяли у него одежду военную, сожгли, выдали батрацкую одежду, его, в общем, выходили, накормили и через неделю выдали ему детский велосипед, на котором он вернулся в Париж.
Ему выдали фальшивые документы на имя Леон Шавру
Он вернулся в Париж и, естественно, очень быстро нашел пути, чтобы вступить в ряды Сопротивления. Ему выдали фальшивые документы на имя Леон Шавру. И он когда писал разные какие-то там письма в газету “Монд”, он подписывался всегда своим этим подпольным именем, Леон Шавру.
Короче, он собирал всю войну документацию о дислокации немецких войск и сил по Парижу. Он знал Париж абсолютно досконально, помнил все названия улиц. И ему эта война снилась ещё очень-очень долго, всю жизнь фактически, потому что я помню, как-то он встал утром и вспоминал какое-то польское имя. И потом через несколько дней он вспомнил, что это было название какой-то польской булочной, у двери которой он встречался с каким-то своим связным по Сопротивлению.
Но закончилось тем, что он был во главе какой-то роты или бригады на севере Парижа, в Клиши, и его снимали, потому что его двоюродная сестра была женой известного коммуниста-кинооператора. И вот они его снимали во время боев в августе 1944года, есть кадры папы в этом знаменитом фильме, который называется La Libération de Paris.
А после войны он ничего не хотел, он просто сдал свои полномочия, вернулся в науку и говорил: я выполнил свой долг по отношению к стране, которая меня воспитала, приняла. И всё. Дальше мой путь другой.
Иван Толстой: А вы не встречали каких-то его соратников, его друзей по Сопротивлению?
Валери Познер: Я помню, что после его смерти, о чем мы дали объявление в “Монде”, нам кто-то написал, что он с ним воевал, что он помнит его.
Иван Толстой: Когда отец умер?
Валери Познер: В 1988-м. 82 года прожил.
Иван Толстой: А у вас были отношения с двоюродными братьями и сестрами?
Валери Познер: С родным дядей, естественно, были. Они с моим отцом часто виделись, потому что Вова с женой Идой жили в 6-м аррондисмане, не очень далеко от Collège de France, и папа часто к ним приходил на чай. И мы тоже часто к ним ходили. Это были абсолютно удивительные люди. Я очень любила тетю Иду.
Папа был абсолютно ярым антикоммунистом. Поэтому у него были сложные отношения с двоюродной сестрой, той самой женой этого кинооператора, она была монтажером кино.
А с Володей старшим, с отцом Вовки были нормальные отношения. Но то, что они вернулись в Советский Союз, папа не одобрял. Он считал, что это ошибка и этого не скрывал.
А Аню, конечно, мы видели. Аня была другой двоюродной сестрой. Ее отец Симон попал в Освенцим и там уничтожен. А Аня вернулась. И папа ее встретил, когда она вернулась. Она была очень высокой, и папа рассказывал, что она была такой легкой, что он ее нес на руках и совершенно не мог понять, как это вот эта высокая женщина может так мало весить.
Аня была сложным человеком, она переводила с польского. Она была довольно известной переводчицей. Когда она состарилась, у нее были психические всякие проблемы и она выбрала меня и мою сестру в качестве частых собеседниц. Она часто звонила нам. У нее были сложные отношения с собственной дочерью, и как-то с нами было проще. И мы к ней ездили, виделись уже даже после смерти папы, поддерживали довольно тесные отношения с ней.
Иван Толстой: А с журналистом Владимиром Познером вы знакомы?
Валери Познер: Да, естественно. Мы остались, Вовка и я, единственными, которые из этой семьи говорят по-русски и кое-что помнят. Поэтому когда мы встречаемся, мы говорим только исключительно о том - “а вот ты помнишь, а почему так, а почему, в каком году то случилось, это случилось, как звали эту дочь такого родственника, который жил на Невском”. Поэтому у нас прекрасные отношения. Мы же не будем говорить о политике, это же бесполезно. Естественно, в семье не говорят о политике. Увы, было бы лучше, если бы можно было, но это не совсем тот случай. Тем более, что сын моего родного дяди Андрей, он болен и с ним уже трудно общаться. Поэтому, да, Вовка и я.
Иван Толстой: Продолжим вашу биографию. Вы закончили школу.
Валери Познер: Да. И я не знала, куда идти и чем заняться. Совсем не знала. И девушка, которая сидела рядом со мной в школе, когда надо было заполнить какую-то там анкету и пожелания написать, она мне сказала: "Ой, если ты не знаешь, напиши, что ты хочешь в prepa (подготовительный). И вот я оказалась в подготовительном и стала там учиться. Мне стало быстро очень скучно, потому что было очень много всяких предметов, которые были совершенно не мои, особенно география и философия, не моё. Зато был прекрасный историк, преподаватель истории и русист. Человек, который преподавал язык, но в основном литературу и поэзию, и благодаря которому я решила пойти уже бросить эту подготовку и записалась в Гран-Пале в Сорбону. И так началось, собственно, мое серьезное увлечение русской культурой, сначала литературой, а потом и всем остальным искусством.
Иван Толстой: А помните профессоров Гран-Пале?
Валери Познер: Да, это учителя серьезные. В первую очередь, это, безусловно, Мишель Окутюрье, который был и остался моим главным учителем и руководителем моей диссертации и вообще который не только мне привил вкус к истории литературных теорий и не только. У него было невероятное умение очень просто и четко читать сложные теоретические тексты и все как-то раскрыть, объяснить, как эта система и понятия работают.
Это и объясняет его увлечение двумя авторами. С одной стороны, это Толстой, с другой стороны, Пастернак. И он мне привил любовь к Толстому и к Пастернаку. Хотя сначала для меня Пастернак был слишком сложным, непонятным, и я ничего не видела из его образов, я ничего не понимала. И так ему стало досадно, что в какой-то вечер он сказал: "Ладно, я вам буду читать специально и объяснять стихи, и я вас абсолютно уверяю, что вы его полюбите". И он специально приезжал, и мы раз в неделю полтора часа читали вдвоем. Это было совершенно просто. Это уникально.
Иван Толстой: Научил?
Валери Познер: Да, конечно.
Иван Толстой: Что вы полюбили? Какие вещи больше?
Валери Познер: "Волны”, наверное. Как руководитель диссертации, я должна сказать, что он вообще не принял никакого участия. Он прочитал первую главу и сказал мне: "Всё, добро. Пишите дальше". Я написала ему, что вот я бы хотела ему принести вторую главу, которая была готова в мае или в июне. Он мне ответил на открытке: "Валери, я вам доверяю. Сейчас лето. Когда вы всё закончите, тогда и приходите". Он устроил прекрасный семинар по истории формализма, потом по истории социализма. И это было совершенно уникально.
Кто еще? У нас преподавал Синявский, так что мне очень повезло. Преподавал Михаил Геллер, который мне открыл очень многое из советской прозы 1920-хгодов.
Иван Толстой: А, он преподавал литературу?
Валери Познер: Да, историю и литературу. У него была программа “Советская сатира”. Это было потрясающе. Как мы хохотали!Синявский читал Маяковского, читал Кузмина. Это было совершенно потрясающе. Когда он читал, всё становилось совершенно кристально ясным.
Иван Толстой: Да, я с вами абсолютно согласен. У нас в архиве есть записи, где Синявский читает разные стихи. Например, я слышал его чтение Есенина. Никто в мире гениальней, чем Синявский, не читает Есенина. Он мне Есенина открыл. Я ценил Есенина, да, хороший поэт, действительно. Но Синявский сделал из этого что-то невозможное. Вот если я буду давать в эфир что-то памяти Синявского, я это дам. Ни “Прогулки с Пушкиным”, ни в "В тени Гоголя", нет. То, как человек стихи чувствует. Он великий пониматель стихов.
Валери Познер: Мне очень повезло, очень повезло: по языку были совершенно прекрасные преподавательницы. Долорес Удресси, без которой, я думаю, всё мое поколение не владело бы русским языком.
Иван Толстой: Она француженка?
Валери Познер: Нет.
Иван Толстой: Испанка?
Валери Познер: Русская.
Иван Толстой: Она русская?Долорес русская? Почему такое имя у неё?
Валери Познер: Ну, видимо, Испанская республика, испанский тренд тогдашний в Советском Союзе. Потом супруга Михаила Геллера Евгения Геллер. Прекрасная. Русский язык и чтение. Читать и понимать сложные тексты мы научились с ней. Она нам давала достаточно большие тексты, которые надо было прочитать за неделю и отвечать на вопросы. И, в общем, попробуй поверхностно ответить! Нет, надо было научиться выражать свои мысли достаточно тонко и сложно.
Иван Толстой: Валери, а в какой момент вы почувствовали, что вы видите какой-то свет впереди, к которому вам хочется стремиться? Когда вы начали чувствовать вашу тему?
Валери Познер: Всё получилось совершенно случайно. В 198 1году я получила шестимесячную стажировку в Россию, я попала в Питер. Достаточно быстро в 1982-м я вышла замуж. И я стала часто бывать в России. Первый раз я была в 78-м, ещё в школе. И после я стала ездить раз в год минимум. В Питер, в основном. Ну, и в Ереван, потому что первый муж был из Армении.
Такая была идея - как понять общество через кино
И в какой-то очередной раз я приехала, папа сказал, что тебя кто-то ищет из Лондона, и тебе позвонят завтра. И вот мне кто-то позвонил и попросил: "Не соглашусь ли я помочь?" Естественно да, небольшие деньги, помочь одному режиссеру, который готовит документальный фильм по истории советского общества времени нэпа глазами советского кино того времени. Такая была идея - как понять общество через кино.
Я согласилась и стала работать на этот проект и воевать с этим режиссером, который все принимал за чистую монету, все, что он видел. И поэтому я стала очень часто бывать в Le Contemporain и читать очень много, потому что он хотел сопроводить комментарии к этому фильму отрывками из литературы, прозы, журналистики того времени, из каких-то критических обзоров, из каких-то рецензий на эти же самые фильмы и всё такое. О раскрепощении женщин. Ну, в общем, какие-то совершенно у него были идиотские идеи и какое-то чтение очень простое.
И для того, чтобы ему какие-то контраргументы предоставлять, каждый раз я ему готовила какие-то куски из прессы. И, в общем, я стала вот так интересоваться этими двадцатыми годами, с одной стороны, и, с другой стороны, смотреть кино. Как только это закончилось, а закончилось это довольно плохо, потому что в итоге он остыл…
Иван Толстой: Вы его остудили?
Валери Познер: Да. И монтировала этот фильм и составляла комментарии его монтажница. Потому что он сам отстранился от этого проекта. Ну, все-таки фильм сделали.
Иван Толстой: А, фильм вышел, все-таки? Английский, да?
Валери Познер: Нет, нет, французский. Очень известная серия была, у него была Швеция десятыхгодов, Америка, Франция попозже. И вот Советский Союз - двадцатые годы. La Lucarne de l’infini называется. Lucarne - окно на чердаке. Как только этот проект закончился, получилось так, что он меня попросил найти вот эти самые рецензии. Я говорю: "А где я найду эти рецензии? Я не знаю, где они выходили, как мне это искать?".
Он мне сказал: "Есть такие зеленые книги, анотированный каталог советских фильмов, где есть свод этих вышедших рецензий. И ты можешь найти один том у одного критика, коммуниста, француза, другой том есть у другого человека”.
Мы работаем в одной редакции одного единственного франкоязычного журнала по истории кино
И он мне дал адрес. Я пошла к первому, ко второму. И со вторым мы сразу очень подружились. И он мне сразу предложил поработать уже с ним. Он готовил тогда ретроспективу фильмов Барнета для Локарнского кинофестиваля. И вот так пошло.
Потом была ретроспектива фильмов Кулешова, работа над книгой о Кулешове, перевод его текстов. И, в общем, я поняла очень быстро, я стала интересоваться формалистами и кино. И мы переводили также тексты формалистов о кино. И, в общем, с человеком, который мне предоставил этот зеленый том, я работаю до сих пор. Мы работаем в одной редакции одного единственного франкоязычного журнала по истории кино.
Иван Толстой: Интересно ли было вам ездить в Советский Союз?
Валери Познер: Первый раз, когда я поехала, мне так не понравилось, что я решила, что я больше никогда в эту ужасную страну не поеду. Всё было серо, люди унылые, грустные. И, в общем, была атмосфера какого-то ужаса. Но очень быстро я познакомилась с очень интересными людьми и моё впечатление сразу изменилось. Так что я стала наоборот ждать каждый раз, когда я опять поеду, чтобы общаться с людьми, которые стали очень близкими. Особенно в Питере я подружилась с Лорой Степановой и Гариком Левинтоном, которые стали моими очень близкими друзьями. И вот, в общем, как-то я попала совершенно в другую страну, я могу сказать.
Иван Толстой: Серьезным этапом в историко-культурных занятиях Валери Познер стал солидный том, недавно выпущенный в Париже центром Помпиду. Книга вышла на французском языке и называется, естественно, по-французски: L’Art dans la vie! - с восклицательным знаком. По-русски немедленно узнается революционный лозунг "Искусство в жизнь!"
Валери Познер - главный мотор этого тома в 744 страницы. Она и общая руководительница проекта, и одна из составительниц текстов и иллюстраций, и одна из переводчиц. Всё то, чем она занималась всю жизнь, воплощено в этом впечатляющем труде, посвященном текстам и манифестам советского конструктивизма. Полтора десятка разделов: Теория, От живописи к продукции, Театр, Архитектура, Кино, Фотография, Текстиль и одежда, Публичное пространство, Экстерьер и интерьер, Повседневная утварь, Литература, Движение, Музыка.
Среди авторов эпохи - Маяковский, Осип Брик, Варвара Степанова, Сергей Третьяков, Александр Родченко, Эль Лисицкий, Всеволод Мейерхольд, СергейЭйзенштейн, ЛевКулешов, Давид Аркин, Алексей Гастев и многие другие.
А также сотни иллюстраций, плакаты, обложки, архитектурные фасады и проекты, фотографии и фотомонтажи, портреты героев эпохи, писателей, художников, теоретиков.
Можно позавидовать французскому читателю. Книга под редакцией Валери Познер по своей мощи и богатству получилась равной хорошей энциклопедии. Причем, на русском языке подобного обобщающего труда нет.
Merci, Valery Pozner!
