В Москве в Политехническом музее прошла церемония выбора победителей условного шорт-листа литературной премии НОС за 1973 год. Название премии, работающей два года, расшифровывается как "новая социальность и новая словесность".
На этот раз победили "Прогулки с Пушкиным" Андрея Синявского (Абрама Терца). Эксперты отдали голоса Венедикту Ерофееву ("Москва-Петушки"), а зал проголосовал за "Колымские рассказы" Варлама Шаламова. Голосование на сайте премии привело к победе Фазиля Искандера. Критики удивлены тем, что "Архипелаг ГУЛАГ" Александра Солженицына вообще не был отмечен.
Премиальная игра состояла в том, чтобы для начала выбрать лучшие книги, написанные в 1973 году. Пятнадцать писательских имен впечатляют, но и вызывают сомнения: как можно сравнивать Солженицына и братьев Стругацких, Василия Шукшина и Евгения Харитонова, Галича и Набокова, Петрушевскую и Игоря Холина, Трифонова и Сашу Соколова?
С критикой такого подхода выступает историк литературы Глеб Морев:
– Само обнародование этого короткого списка русской литературы 1973 года произвело огромное впечатление, поскольку в концентрированном виде такая выборка имен поражает. Это очень впечатляющий список. Когда я его увидел, то развел руками: я отказался бы сделать выбор. Дальнейшая премиальная процедура предусматривала выбор лидера списка. С одной стороны, это очень эффектный маркетинговый ход, а с другой – действие, совершая которое, мы поступаем в ущерб смыслу, в ущерб пониманию многоплановости, разноприродности литературы, что особенно видно в исторической ретроспективе. Нужно, на мой взгляд, прежде всего, выбирать между более или менее одноприродными объектами.
Понятно, что любая премия включает в свои списки достаточно разные прозаические вещи, произведения разного жанра – рассказы, романы, повести, нон-фикшн и фикшн. Они тоже могут быть объединены в одном списке. Например, премия Андрея Белого часто это делает. Но все-таки здесь есть известные эстетические границы, которые не расширены до бесконечности. Есть некоторая эстетическая вменяемость, эстетическая позиция.
На мой взгляд, сопоставление в одном списке прозы Василия Шукшина и прозы Евгения Харитонова эстетические границы бесконечно расширяет и никакой эстетической вменяемости не демонстрирует. Не говоря о том, что главным обращающим на себя внимание моментом было присутствие в этом списке такого текста, как "Архипелаг ГУЛАГ". Не надо делать вид, что "Архипелаг ГУЛАГ" это текст, который может быть сопоставлен с любым русским прозаическим текстом ХХ века. Природа этого текста – и поэтическая, и жанровая – совершенно особая. И совершенно особая его социокультурная роль. Этот текст сыграл в истории русской литературы роль, не сопоставимую по последствиям, в конечном счете, геополитическим, ни с одним из русских художественных текстов. Поэтому если премия приняла бы логику социокультурную, а это возможная в премиальной стратегии логика, то, несомненно, Солженицын логически оказывался бы победителем в этом списке. Но эта логика необязательна для премии. Тогда, на мой взгляд, "Архипелаг ГУЛАГ" нужно было исключить из этого списка, потому что он корректно не сравниваем с теми художественными текстами, которые в этом списке были, включая "Колымские рассказы" Варлама Шаламова. Солженицын и Шаламов, несомненно, как авторы, как художники могут быть сопоставлены, это богатая тема. Но конкретно тексты рассказов, малой прозы Шаламова, и такого сложного жанрового построения, как "Архипелаг ГУЛАГ", корректно сопоставлены быть не могут.
Победил замечательный текст Синявского "Прогулки с Пушкиным", но достаточно случайный: это аррогантная филологическая эссеистика, которая является экзистенциальным жестом автора, находящегося в лагере и обратившегося к пушкинской теме. Но и "Москва-Петушки", и "Школа для дураков", и проза Харитонова для разных пластов русской прозы, для разных номинаций в этом огромном поле русской прозы гораздо более значимы, чем текст Синявского. Поэтому с художественной точки зрения выбор тоже кажется мне случайным. Вся эта эффектная процедура, на мой взгляд, больше имеет отношения к маркетингу премии НОС, чем к решению, за которым стоит какой-то смысл...
На вопросы, заданные историком литературы Глебом Моревым, отвечает член жюри премии НОС Кирилл Кобрин:
– То, что сказал Глеб Морев, мне очень понравилось. Он говорит, что эта затея не имеет отношения к смыслу (смысл в данном случае понятие социокультурное и исторически обусловленное), но имеет отношение к премии НОС. Конечно же, это имеет отношение к премии НОС, все это мероприятие – это мероприятие премии НОС. Жюри не выбирало лучшую книгу 1973 года. Никто из нас не рискнул бы заняться такой глупостью и пошлостью, как выбирать лучшую книжку 1973 года, да еще публично об этом говорить. Эстетические пристрастия – это дело интимное, и пытаться таким ретроспективным образом объективировать их – занятие неблагодарное. Речь шла о том, что мы пытались избрать некую книгу, которая соответствовала нашим представлениям как жюри премии НОС.
Есть премия НОС, которая существует два года. Ее прошлогодние лауреаты – Лена Элтанг за роман "Каменные клены" и Владимир Сорокин за повесть "Метель". Выбор, который был сделан в процедуре премии НОС-73, должен был отчасти объяснить ту тенденцию, ту линию, которую мы увидели и поощряли в 2010-2011 годах. Никто не считает, что Терц лучше Солженицына или наоборот.
И второе. Оттого, что Шукшин стоит рядом с Харитоновым, можно кое-что новое понять и в Харитонове, и особенно в Шукшине. Не надо консервировать писателей в разных банках. Попробуйте выпустить их вместе поплавать, может быть, что-то из этого выйдет. История литературы и литературный процесс – это не артефакты Дэмиана Херста, где в одной стеклянной таре в формалине плавают туши теленка и коровы, а другой – акула. Давайте посмотрим, что будет, если Шукшин и Харитонов окажутся вместе. Понятно, что при жизни вряд ли они могли столкнуться, разве что на улице в Москве. Но в нашем-то сознании они могут столкнуться и высечь искры того самого смысла, о котором говорит Глеб Морев.
Довольно странно слышать эти претензии в начале XXI века. Я не прогрессист, безусловно, но все-таки после дадаистов и сюрреалистов время традиционной эстетики, эстетических представлений прошло. Любая премия – это игра. В данном случае, это была игра с довольно жесткими правилами – 15 книг. Каким-то образом это было объяснено.
Более того, назывались имена четырех лауреатов – интернет-голосование, голосование зала, голосование экспертов, голосование жюри. Каждый получил того лауреата, которого он хотел. И в этом еще одно значение этой церемонии: любопытная социологическая выборка. Ведь то, что в интернет-голосовании победил Фазиль Искандер, а в голосовании экспертов победил Венедикт Ерофеев – важная вещь. Один из экспертов, критик Константин Мильчин говорил: "Ну, вот я вырос под чтение, мне моя мать читала "Москва-Петушки". Вы же понимаете, что люди, которые голосовали за Искандера, и люди, которые в детстве слышали в начале 80-х "Москва-Петушки", это разные люди. Это очень интересно.
На этот раз победили "Прогулки с Пушкиным" Андрея Синявского (Абрама Терца). Эксперты отдали голоса Венедикту Ерофееву ("Москва-Петушки"), а зал проголосовал за "Колымские рассказы" Варлама Шаламова. Голосование на сайте премии привело к победе Фазиля Искандера. Критики удивлены тем, что "Архипелаг ГУЛАГ" Александра Солженицына вообще не был отмечен.
Премиальная игра состояла в том, чтобы для начала выбрать лучшие книги, написанные в 1973 году. Пятнадцать писательских имен впечатляют, но и вызывают сомнения: как можно сравнивать Солженицына и братьев Стругацких, Василия Шукшина и Евгения Харитонова, Галича и Набокова, Петрушевскую и Игоря Холина, Трифонова и Сашу Соколова?
С критикой такого подхода выступает историк литературы Глеб Морев:
– Само обнародование этого короткого списка русской литературы 1973 года произвело огромное впечатление, поскольку в концентрированном виде такая выборка имен поражает. Это очень впечатляющий список. Когда я его увидел, то развел руками: я отказался бы сделать выбор. Дальнейшая премиальная процедура предусматривала выбор лидера списка. С одной стороны, это очень эффектный маркетинговый ход, а с другой – действие, совершая которое, мы поступаем в ущерб смыслу, в ущерб пониманию многоплановости, разноприродности литературы, что особенно видно в исторической ретроспективе. Нужно, на мой взгляд, прежде всего, выбирать между более или менее одноприродными объектами.
Понятно, что любая премия включает в свои списки достаточно разные прозаические вещи, произведения разного жанра – рассказы, романы, повести, нон-фикшн и фикшн. Они тоже могут быть объединены в одном списке. Например, премия Андрея Белого часто это делает. Но все-таки здесь есть известные эстетические границы, которые не расширены до бесконечности. Есть некоторая эстетическая вменяемость, эстетическая позиция.
На мой взгляд, сопоставление в одном списке прозы Василия Шукшина и прозы Евгения Харитонова эстетические границы бесконечно расширяет и никакой эстетической вменяемости не демонстрирует. Не говоря о том, что главным обращающим на себя внимание моментом было присутствие в этом списке такого текста, как "Архипелаг ГУЛАГ". Не надо делать вид, что "Архипелаг ГУЛАГ" это текст, который может быть сопоставлен с любым русским прозаическим текстом ХХ века. Природа этого текста – и поэтическая, и жанровая – совершенно особая. И совершенно особая его социокультурная роль. Этот текст сыграл в истории русской литературы роль, не сопоставимую по последствиям, в конечном счете, геополитическим, ни с одним из русских художественных текстов. Поэтому если премия приняла бы логику социокультурную, а это возможная в премиальной стратегии логика, то, несомненно, Солженицын логически оказывался бы победителем в этом списке. Но эта логика необязательна для премии. Тогда, на мой взгляд, "Архипелаг ГУЛАГ" нужно было исключить из этого списка, потому что он корректно не сравниваем с теми художественными текстами, которые в этом списке были, включая "Колымские рассказы" Варлама Шаламова. Солженицын и Шаламов, несомненно, как авторы, как художники могут быть сопоставлены, это богатая тема. Но конкретно тексты рассказов, малой прозы Шаламова, и такого сложного жанрового построения, как "Архипелаг ГУЛАГ", корректно сопоставлены быть не могут.
Победил замечательный текст Синявского "Прогулки с Пушкиным", но достаточно случайный: это аррогантная филологическая эссеистика, которая является экзистенциальным жестом автора, находящегося в лагере и обратившегося к пушкинской теме. Но и "Москва-Петушки", и "Школа для дураков", и проза Харитонова для разных пластов русской прозы, для разных номинаций в этом огромном поле русской прозы гораздо более значимы, чем текст Синявского. Поэтому с художественной точки зрения выбор тоже кажется мне случайным. Вся эта эффектная процедура, на мой взгляд, больше имеет отношения к маркетингу премии НОС, чем к решению, за которым стоит какой-то смысл...
На вопросы, заданные историком литературы Глебом Моревым, отвечает член жюри премии НОС Кирилл Кобрин:
– То, что сказал Глеб Морев, мне очень понравилось. Он говорит, что эта затея не имеет отношения к смыслу (смысл в данном случае понятие социокультурное и исторически обусловленное), но имеет отношение к премии НОС. Конечно же, это имеет отношение к премии НОС, все это мероприятие – это мероприятие премии НОС. Жюри не выбирало лучшую книгу 1973 года. Никто из нас не рискнул бы заняться такой глупостью и пошлостью, как выбирать лучшую книжку 1973 года, да еще публично об этом говорить. Эстетические пристрастия – это дело интимное, и пытаться таким ретроспективным образом объективировать их – занятие неблагодарное. Речь шла о том, что мы пытались избрать некую книгу, которая соответствовала нашим представлениям как жюри премии НОС.
Есть премия НОС, которая существует два года. Ее прошлогодние лауреаты – Лена Элтанг за роман "Каменные клены" и Владимир Сорокин за повесть "Метель". Выбор, который был сделан в процедуре премии НОС-73, должен был отчасти объяснить ту тенденцию, ту линию, которую мы увидели и поощряли в 2010-2011 годах. Никто не считает, что Терц лучше Солженицына или наоборот.
И второе. Оттого, что Шукшин стоит рядом с Харитоновым, можно кое-что новое понять и в Харитонове, и особенно в Шукшине. Не надо консервировать писателей в разных банках. Попробуйте выпустить их вместе поплавать, может быть, что-то из этого выйдет. История литературы и литературный процесс – это не артефакты Дэмиана Херста, где в одной стеклянной таре в формалине плавают туши теленка и коровы, а другой – акула. Давайте посмотрим, что будет, если Шукшин и Харитонов окажутся вместе. Понятно, что при жизни вряд ли они могли столкнуться, разве что на улице в Москве. Но в нашем-то сознании они могут столкнуться и высечь искры того самого смысла, о котором говорит Глеб Морев.
Довольно странно слышать эти претензии в начале XXI века. Я не прогрессист, безусловно, но все-таки после дадаистов и сюрреалистов время традиционной эстетики, эстетических представлений прошло. Любая премия – это игра. В данном случае, это была игра с довольно жесткими правилами – 15 книг. Каким-то образом это было объяснено.
Более того, назывались имена четырех лауреатов – интернет-голосование, голосование зала, голосование экспертов, голосование жюри. Каждый получил того лауреата, которого он хотел. И в этом еще одно значение этой церемонии: любопытная социологическая выборка. Ведь то, что в интернет-голосовании победил Фазиль Искандер, а в голосовании экспертов победил Венедикт Ерофеев – важная вещь. Один из экспертов, критик Константин Мильчин говорил: "Ну, вот я вырос под чтение, мне моя мать читала "Москва-Петушки". Вы же понимаете, что люди, которые голосовали за Искандера, и люди, которые в детстве слышали в начале 80-х "Москва-Петушки", это разные люди. Это очень интересно.
