"Антропологический поворот: регуманизация гуманитариев?" – так звучала тема конференции, в которой приняли участие ученые из Германии, Франции, США и России. "Банные чтения", названные так по прежнему месту расположения журнала "Новое литературное обозрение" в Банном переулке, проходят в девятнадцатый раз.
Среди участников конференции "Антропологический поворот: регуманизация гуманитариев?" хорошо известные среди гуманитариев имена – Ханс Ульрих Гумбрехт из Стэндфордского университета, Ян и Алейна Ассман, Константин Богданов из университета Констанца, Лоран Тевено из Высшей школы социальных наук во Франции, Михаил Ямпольский из Нью-Йоркского университета, Валерий Подорога из института РАН и другие.
Как заметила Ирина Прохорова, редактор журнала "Новое литературное обозрение", идея чтений с самого начала заключалась в том, чтобы высказывание было не только произнесено, но и прозвучало в мировом контексте:
– О ком мы говорим, когда мы говорим о гуманитарном знании? Во-первых, в России уже появилось молодое поколение очень талантливых ученых, которые работают в междисциплинарной сфере. В России другая проблема – между ростом действительно нового знания и отношения к знанию и очень старой, не реформированной, жесткой классификацией дисциплин. Причем, они еще более ужесточаются с каждым годом. Вместо того, чтобы признать, что сейчас рамки традиционных дисциплин меняются, что надо как-то пересматривать все критерии и оценки, –пытаются выдвигать какие-то бюрократические, иногда совершенно неадекватные требования к написанию диссертаций к их проблематике и т. д.
Это извечная российская болезнь, когда реальность идет в одном направлении, а способы осмысления хромают или отсутствуют. Это ставит под удар молодых ученых, которым придется либо в очередной раз уезжать, чтобы продолжать свои исследования, либо оставаться в маргинальном положении в собственной стране. Мне кажется, задача НЛО – все-таки попробовать дать площадку ученым для того, чтобы они могли создавать какие-то новые труды, мы их публикуем, в журнале их печатаем. И это во многом организует профессиональную среду. Мы должны продолжать учиться. К сожалению, у нас еще очень много лакун после советского периода. Все-таки не прочитано, не переведено, не осмыслено очень много вещей. Мы либо радостно кидаемся за какими-то модными словами, жонглируя ими, без понимания серьезности идей, либо говорим, что у нас есть своя русская гуманитарная наука. Причем, никто не объясняет – какая? Вообще, наука Лотмана, Бахтина – это не та же наука, что официозная советская наука, которая занималась разгромом всех этих школ. Печальная кампания с космополитизмом закончилась тем, что разгромили практически все гуманитарные школы и выгнали всех прекрасных профессоров, которые не смогли создать новую плеяду ученых. Поэтому нет никакой единой науки, а есть очень драматическое развитие гуманитарной мысли в России, – считает Ирина Прохорова.
"Постколониальные остранения: в поисках места между Сталиным и Гитлером", "Приглашение к лирической историографии", "Антропология как филология", "Тело, медиа и медиальная бестелесность" – вот несколько тем докладов, представленных на Банных чтениях. Все они имеют прямое отношение к самым актуальным проблемам современности. В качестве примера приведу отрывок из выступления Константина Богданова "Интернет, интертекст и смешанная хрия: антропология выбора в неточных науках":
– Если в прошлом хранилищем информационного максимума мыслилась культура как таковая или такие синонимичные к ней фантазмы как библиотека, архив, память культуры, то теперь таким хранилищем выступает интернет, который, с одной стороны, искушает доступ к максимальным объемам информации, а, с другой – как любое искушение обязывает к самоограничению ее пользователей. Было бы ошибочно считать, что такие ограничения не распространяются на ученых гуманитариев, кому, казалось бы, по определению надлежит стремиться к предельно широкой осведомленности в области истории, культуры, литературы. Так, например, применительно к отечественной гуманитарии, корпоративной подозрительности и к предосудительно избыточной эрудиции в сфере профессионального знания можно следить, в частности, по запальчивой откровенности Вадима Руднева, во мнении которого такие незаурядные эрудиты советской гуманитарии 60-х и 80-х годов как Вячеслав Всеволодович Иванов и Топоров феноменальным разнообразием и количеством своих работ демонстрировали, как он пишет, не эрудированность нормального ученого в своей области, но коллекционирование и приколлаж знания, а значит, обратную сторону того же невежества. Ну, эпатаж Руднева, понятное дело, можно списать на такую относительную депривацию критика, завидующего охаемым ученым, но правда и в том, что представление о научной эрудиции привычным предопределяется представлением о ее избирательности. Для человека, претендующего выступать в роли ученого, вполне лестно, вероятно, согласиться с тем, что дилетант может знать гораздо больше специалиста, но дилетант потому и дилетант, что он всегда не знает того, что должен знать специалист. Чем, однако, определяется должная избирательность научной эрудиции? Ответить на этот вопрос, казалось бы, проще всего – с опорой на уже имеющиеся подсказки в области металогики(?) гуманитарных исследований, теории литературоведческого, историко-культурного анализа, но на деле из такого разнобоя соответствующих мнений в этих случаях можно извлечь лишь тот достаточно общий вывод, что ученый-гуманитарий занят весьма такой посильной контекстуализации своего объекта исследования и одновременно зная за счет каких приемов исследования такая констектуализация достигается, – считает Константин Богданов.
Итак, гуманитарное знание перестает быть чисто гуманитарным, антропология вбирает новые смыслы, на 19-х Банных чтениях это дружно отметили ученые из Германии, Франции, США и России.
Среди участников конференции "Антропологический поворот: регуманизация гуманитариев?" хорошо известные среди гуманитариев имена – Ханс Ульрих Гумбрехт из Стэндфордского университета, Ян и Алейна Ассман, Константин Богданов из университета Констанца, Лоран Тевено из Высшей школы социальных наук во Франции, Михаил Ямпольский из Нью-Йоркского университета, Валерий Подорога из института РАН и другие.
Как заметила Ирина Прохорова, редактор журнала "Новое литературное обозрение", идея чтений с самого начала заключалась в том, чтобы высказывание было не только произнесено, но и прозвучало в мировом контексте:
– О ком мы говорим, когда мы говорим о гуманитарном знании? Во-первых, в России уже появилось молодое поколение очень талантливых ученых, которые работают в междисциплинарной сфере. В России другая проблема – между ростом действительно нового знания и отношения к знанию и очень старой, не реформированной, жесткой классификацией дисциплин. Причем, они еще более ужесточаются с каждым годом. Вместо того, чтобы признать, что сейчас рамки традиционных дисциплин меняются, что надо как-то пересматривать все критерии и оценки, –пытаются выдвигать какие-то бюрократические, иногда совершенно неадекватные требования к написанию диссертаций к их проблематике и т. д.
Это извечная российская болезнь, когда реальность идет в одном направлении, а способы осмысления хромают или отсутствуют. Это ставит под удар молодых ученых, которым придется либо в очередной раз уезжать, чтобы продолжать свои исследования, либо оставаться в маргинальном положении в собственной стране. Мне кажется, задача НЛО – все-таки попробовать дать площадку ученым для того, чтобы они могли создавать какие-то новые труды, мы их публикуем, в журнале их печатаем. И это во многом организует профессиональную среду. Мы должны продолжать учиться. К сожалению, у нас еще очень много лакун после советского периода. Все-таки не прочитано, не переведено, не осмыслено очень много вещей. Мы либо радостно кидаемся за какими-то модными словами, жонглируя ими, без понимания серьезности идей, либо говорим, что у нас есть своя русская гуманитарная наука. Причем, никто не объясняет – какая? Вообще, наука Лотмана, Бахтина – это не та же наука, что официозная советская наука, которая занималась разгромом всех этих школ. Печальная кампания с космополитизмом закончилась тем, что разгромили практически все гуманитарные школы и выгнали всех прекрасных профессоров, которые не смогли создать новую плеяду ученых. Поэтому нет никакой единой науки, а есть очень драматическое развитие гуманитарной мысли в России, – считает Ирина Прохорова.
"Постколониальные остранения: в поисках места между Сталиным и Гитлером", "Приглашение к лирической историографии", "Антропология как филология", "Тело, медиа и медиальная бестелесность" – вот несколько тем докладов, представленных на Банных чтениях. Все они имеют прямое отношение к самым актуальным проблемам современности. В качестве примера приведу отрывок из выступления Константина Богданова "Интернет, интертекст и смешанная хрия: антропология выбора в неточных науках":
– Если в прошлом хранилищем информационного максимума мыслилась культура как таковая или такие синонимичные к ней фантазмы как библиотека, архив, память культуры, то теперь таким хранилищем выступает интернет, который, с одной стороны, искушает доступ к максимальным объемам информации, а, с другой – как любое искушение обязывает к самоограничению ее пользователей. Было бы ошибочно считать, что такие ограничения не распространяются на ученых гуманитариев, кому, казалось бы, по определению надлежит стремиться к предельно широкой осведомленности в области истории, культуры, литературы. Так, например, применительно к отечественной гуманитарии, корпоративной подозрительности и к предосудительно избыточной эрудиции в сфере профессионального знания можно следить, в частности, по запальчивой откровенности Вадима Руднева, во мнении которого такие незаурядные эрудиты советской гуманитарии 60-х и 80-х годов как Вячеслав Всеволодович Иванов и Топоров феноменальным разнообразием и количеством своих работ демонстрировали, как он пишет, не эрудированность нормального ученого в своей области, но коллекционирование и приколлаж знания, а значит, обратную сторону того же невежества. Ну, эпатаж Руднева, понятное дело, можно списать на такую относительную депривацию критика, завидующего охаемым ученым, но правда и в том, что представление о научной эрудиции привычным предопределяется представлением о ее избирательности. Для человека, претендующего выступать в роли ученого, вполне лестно, вероятно, согласиться с тем, что дилетант может знать гораздо больше специалиста, но дилетант потому и дилетант, что он всегда не знает того, что должен знать специалист. Чем, однако, определяется должная избирательность научной эрудиции? Ответить на этот вопрос, казалось бы, проще всего – с опорой на уже имеющиеся подсказки в области металогики(?) гуманитарных исследований, теории литературоведческого, историко-культурного анализа, но на деле из такого разнобоя соответствующих мнений в этих случаях можно извлечь лишь тот достаточно общий вывод, что ученый-гуманитарий занят весьма такой посильной контекстуализации своего объекта исследования и одновременно зная за счет каких приемов исследования такая констектуализация достигается, – считает Константин Богданов.
Итак, гуманитарное знание перестает быть чисто гуманитарным, антропология вбирает новые смыслы, на 19-х Банных чтениях это дружно отметили ученые из Германии, Франции, США и России.
