Владимир Тольц: 5 декабря исполнилось 70 лет со дня принятия советской сталинской конституции. Это юбилей мало кто в России отметил. А напрасно. Поскольку он явился неким промежуточным итогом двухвековых почти российских конституционных чаяний а также чертой, надеюсь, не итоговой, под столетием существования в России конституционного устройства, в разных формах гарантирующего гражданам их права. А постоянно повторяющиеся в последнее время предложения о ревизии и «исправлении» ныне действующей российской конституции превращают незамеченный юбилей в тему весьма актуальную. О нем и пойдет речь в сегодняшней передаче.
Многие историки относят зарождение российских конституционных мечтаний к началу 19 века, а первым русским конституционным проектом называют "План государственного преобразования", разработанный в 1809 году приближенным Александра Первого Михаилом Михайловичем Сперанским. Конституция, как разумел ее Сперанский, должна была явиться законом, "определяющим первоначальные права и отношения всех классов государственных между собой". Проект Сперанского фиксировал идею конституционной монархии, ограниченной парламентом (государственной думой), трансформацию Госсовета и сената и отмену крепостного права. Но, как часто бывало в России, почти ничего из этих грандиозных планов преобразований реализовать не удалось. Мечтали о конституции и декабристы. Наиболее известный образец их ламентаций – радикальная «Русская правда» Пестеля. Но они, как известно, были «страшно далеки от народа». В народе же, наблюдавшем известное противостояние на Сенатской площади в декабре 1825-го полагали, что «Конституция» - это супруга великого князя Константина Павловича.
Следующий российский конституционный проект был разработан в царствование великого реформатора Александра Второго и разрушен убийством этого царя-освободителя. И лишь более чем через четверть века после этого страна сделала первый реальный шаг в сторону конституции: царским манифестом от 17 октября 1905 года и последующими актами россиянам дарованы были неотъемлемые гражданские права: неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний. Но последовавшие потрясения эту неотъемлемость и права уничтожили, заменив их «диктатурой пролетариата». По принятой в 1918 первой конституции этой самой диктатуры гражданские права признавались лишь за «пролетарскими слоями населения», а вот остальные стали «лишенцами», то есть лишенными избирательных прав. После создания в 1924-м Союза ССР приняли новую конституцию, в которой раздел о правах и свободах человека вообще отсутствовал, но зато появилась целая глава о деятельности Объединенного главного политического управления (ОГПУ).
И, наконец, 1936 год…
О том, что 5 декабря было до 1977 года нерабочим «красным днем» календаря, вспоминают ныне разве те, кто в 1960-70 годы работал и воспользовался тогда в этот день благами всесоветского праздничного досуга. Именно в этот день, 5 декабря 1936 года 8-й всесоюзный съезд Советов принял новый основной закон СССР, толкуемый его авторами как "конституция победившего социализма". По имени главного из них она была названа «сталинской». Специалист по конституционному праву, профессор МГУ, доктор юридических наук, адвокат Елена Лукьянова говорит мне об этой конституции 1936 года:
Елена Лукьянова: Во-первых, она совершенно справедливо называется, в отличие от следующей конституции, «сталинской». Потому что, конечно, у каждого документа есть более конкретные авторы, но сам Сталин принял огромное участие в подготовке этой конституции, именно в непосредственной работе над ее текстом.
Владимир Тольц: У главного автора сталинской конституции было немало ловко владевших пером помощников. Анна Ларина вспоминала позднее, что раздел о правах граждан сочинял ее муж Николай Бухарин, а помогал ему не входивший в конституционную комиссию практик мировой революции и сочинитель кремлевских анекдотов Карл Радек. Подтверждает это и меньшевик Николаевский, которому Бухарин якобы продемонстрировал в Париже свою авторучку, поведав при этом: « этим пером написана вся новая Конституция — от первого до последнего слова. » В качестве членов конституционной комиссии помогали им и руководитель пропагандистских кампаний 1930-х гг., главный редактор журнала «Большевик» Алексей Стецкий, и бдительный борец с книжной крамолой, зав.отделом печати ЦК Борис Таль, и неукротимый борец с крестьянством, многолетний нарком земледелия Яков Яковлев (Эпштейн). К слову сказать, всем им недолго оставалось радоваться своему конституционному детищу, - в 1938-м всех перестреляли. А в соответствии ли с Конституцией – дело десятое… Член КПРФ Елена Лукьянова говорит мне:
Елена Лукьянова: Репрессии никто не оправдывает и в рамках любого политического режима, в любом государстве могут быть разные отклонения. Но в целом по отношению к подавляющему большинству граждан нормы этой конституции выполнялись, в отличие от нынешней. И даже в самый жесткий период репрессий в нашей стране тогда было в 10 раз больше оправдательных приговоров, чем есть сегодня в судах, в 9,3 в самый жесткий период репрессий. Вот сейчас наше правосудие в гораздо более тяжелом состоянии.
Владимир Тольц: Сталин, как и убиенный вскоре после принятия Конституции Бухарин, очень гордился тем ее разделом, где говорилось и правах граждан. Решено было его всячески восхвалять, и мастер красного художественного слова Алексей Толстой немедля назвал сталинскую конституцию «хартией вольности, которой не знало человечество».
Автор диссертации о сталинской конституции и соавтор следующей, брежневской, депутат Госдумы Анатолий Лукьянов говорит о конституции, принятой в декабре 1936-го:
Анатолий Лукьянов: Конституция предусматривала введение выборов открытых, прямых и всеобщих. Конституция предусматривала создание парламента в виде Верховного совета СССР и соответствующих парламентов в союзных и автономных республиках. Самое главное внимание было уделено тому, что в конституции был большой, крупный раздел о социально-экономических правах граждан, право на труд, на образование, на отдых, на социальное обеспечение и целый ряд других прав, которых вообще до тех пор ни в одной конституции мира не было. Поэтому этот вопрос очень много обсуждался.
Владимир Тольц: Действительно, многословное пропагандистское обсуждение проекта сталинской конституции, сводившееся по сути дела к сточке из песни «Эх, хорошо в стране советской жить!…», было поставлено тогда на самую широкую ногу. Но сколько не говори «халва», во рту слаще не станет. И советская жизнь 37-го и последующих годов от казенных славословий по поводу «самой демократической в мире» конституции слаще не становилась. В недавней беседе с моим коллегой Владимиром Бабуриным известный историк Юрий Афанасьев сказал об этом так:
Юрий Афанасьев: … текст Конституции и реальная действительность, они представляли собою два совершенно разных мира. И они никак не соприкасались, никак не состыковывались. И сама эта Конституция, она принималась по большей части для того, чтобы создать иллюзию реальности. А к реальности она никакого отношения не имела.
Владимир Тольц: К чему же тогда она, хотя бы текстуально, имела отношение? Вот что рассказывает Анатолий Иванович Лукьянов:
Анатолий Лукьянов: Всю проходку материала конституции и черновой вариант проделал сам Сталин. Причем он многое сравнивал с Веймарской конституцией. На полях проекта были рукой Сталина проставлены даже статьи Веймарской конституции в сравнение с тем, что готовилось. Надо сказать, что Сталин сам написал 11 статей конституции, в том числе чрезвычайно важную статью о власти советов, об определении советов, о политической основе СССР и о строительстве государства. Потому что вносились предложения, чтобы был пост президента, и Сталин основательно доказал и выступил по этому вопросу на съезде, что президентская власть, президентство, единоличный президент не подходит для советской власти, поскольку его выборы отдельно от парламента означали бы две власти, причем конкурирующих. Поэтому съезд это решение обсуждал и принял. И надо сказать, что с тех пор мы можем говорить о том, что была учреждена советская парламентская республика, республика советского типа.
Владимир Тольц: Как не раз уже рассказывали мы в наших передачах, принятие конституции 1936 года, породило в обществе помимо подогреваемого сверху «всенародного одобрямса» несколько типов реакции: с одной стороны, наивную веру в то, что с большевиками можно теперь бороться на выборах, с другой, что эта конституция, как говорит Юрий Николаевич Афанасьев, «к реальности никакого отношения не имела» и являлась обманом трудового народа (нетрудового к тому времени не осталось). На протяжении многих лет последняя догадка, часто в довольно матерной форме высказывалась письменно на избирательных бюллетенях при выборах в различные органы советской власти. А власть старательно отыскивала этих тайных своих недоброжелателей и в случае успеха в этом по-матерински наказывала их тюремными сроками. А еще, почти через 3 десятилетия после введения сталинской конституции в строй, часть инакомыслящих советских граждан додумалась до унижающего советскую власть требования, чтобы она соблюдала свой собственный основной закон. Как это случилось и какой эффект дало? – Этот несколько риторический вопрос я задаю историку правозащитного движения Александру Даниэлю.
Александр Даниэль: Когда Александр Сергеевич Есенин-Вольпин выдвинул конституционные нормы как основу для общественного протеста, то очень многие и в городах, и друзья-коллеги интеллигенты очень скептически поначалу к этому относились. Достаточно, например, обратиться к мемуарам Буковского, он об этом откровенно пишет. Но потом выяснилось, что это действительно правильный и точный язык для выражения общественного протеста. И скепсис окружения, социального контекста диссидентов сильно поугас.
Владимир Тольц: Вопрос Анатолию Ивановичу Лукьянову: итак, с середины 1960-х даже советские диссиденты требовали от властей, причем безуспешно, соблюдения сталинской конституции, так почему же тогда еще в начале 1960-х решено было сочинить новый советский основной закон?
Анатолий Лукьянов: Советские правозащитники, их дела, их настроения тоже были хорошо известны Центральному комитету партии и людям нашим. Я только могу сказать, что эта конституция свое решила, и началось еще в 64 году еще раз подход к подготовке конституции, более соответствующей. Прошло ведь после войны 30 лет, и надо было готовить новую конституцию. Эта конституция 1977 года тоже длительное время готовилось, в ее подготовке участвовало более 90 человек, конституционная комиссия образована, она работала. Было несколько вариантов, насколько я помню, было 12 вариантов различных конституции. И после этого перед 77 годом, где-то в конце 76 года была создана рабочая группа Центрального комитета, ее возглавлял Борис Николаевич Пономарев, и таким образом подготовлен новый проект, который, конечно, соответствовал новому этапу жизни страны после войны. Главное, что было в этом материале, который рассматривался подробно, главное, конечно, было укрепление роли представительных органов власти и это было закреплено достаточно подробно. Была глава специальная «О политической системе», она была впервые включена в конституцию, которой предоставлялись гораздо более широкие права общественным организациям.
Владимир Тольц: Так говорит один из авторов конституции 1977 года Анатолий Лукьянов. Протесты против зафиксированной в ней роли одной из «общественных организаций» - КПСС – против знаменитой статьи 6, многие из наших слушателей еще хорошо помнят. Дело кончилось сломом советской государственной машины. А новая сочинила для себя и новый основной закон.
Елена Лукьянова рассказывает:
Елена Лукьянова: То, как была сделана ныне действующая конституция, наспех, как говорят у нас, в узком кругу ограниченных людей, когда оппозиционных специалистов не допускали, совершенно не допускали. Если помните, был эпизод, когда одного из юристов вынесли просто оттуда, где творилась конституция, с милицией, ботинок даже упал на голову милиционера. Помните такого Слободкина депутата?
Владимир Тольц: Да, депутата Слободкина помню. А кто писал эту конституцию?
Елена Лукьянова: На самом деле это не очень широко известно, поскольку это действительно был очень узкий круг юристов. Там, безусловно, были идеалисты и прекрасные специалисты, которые постарались все лучшие идеи впихнуть в эту конституцию. Я знаю, что Страшун, великолепный профессор, большая умница, принимал участие в ее разработке, некоторые судьи Конституционного суда, которые, как говорится, от начала Конституционного суда, это судьи действительно независимые, высочайшей квалификации. Насколько мне известно, Вениамин Федорович Яковлев принимал участие в разработке. Там есть очень много хороших положений. Но ущербна она в том, что то, что в ней прописывалось, зачастую это были нормы идеалистов, которые не адоптировали ее к реально сложившимся условиям, особенно к тем, которые были в стране в 93 году.
Владимир Тольц: Серьезные претензии к самой процедуре принятия конституции 1993 года высказывает и Анатолий Иванович Лукьянов
Анатолий Лукьянов: Конституция 93 года практически не обсуждалась, она была принята после расстрела Верховного совета, последнего Верховного совета, из танковых пушек расстреляли. Поэтому она не обсуждалась. По всем данным, которые были точно совершенно выверены нашими учеными, эта конституция набрала всего 23% голосов от общего числа избирателей и 31% голосов от граждан, которые приняли участие в голосовании. То есть по твердым юридическим законам, она принята большинством 50% - так было предусмотрено в законе, действовавшем тогда законе о референдуме, она принята не была.
Владимир Тольц: Профессор Елена Лукьянова считает конституционные замены, связанные с изменениями общества, явлением нормальным.
Елена Лукьянова: Общество развивается любое, и со сменой общества должно за ним следовать право. Конституция, безусловно, документ особый, он носит не только юридический, но и политический, программный характер – это нормально. Как раз наиболее динамично развиваются те страны, которые меняют свои конституции вслед за изменением общественных условий. Это абсолютная глупость делать неприкосновенный основной закон. То, что мы сегодня имеем с нашей действующей конституцией, которая на две трети не работает – это как раз удивительная глупость, непрозорливость. А с другой стороны, как бы показатель страха перед сменой конституции – это неустойчивость власти, как ни странно. Вот такой вывод.
Владимир Тольц: Елена Анатольевна, именно может быть поэтому уже несколько лет подряд я наблюдаю в российской печати какие-то такие разговоры о том, что необходимо поменять.
Елена Лукьянова: Если бы вы взяли хотя бы один сборник, посвященный действующей российской конституции, допустим, «Пятилетие конституции», «Десятилетие конституции», вы не увидели бы ни одной статьи и серьезного доклада серьезных ученых, которые бы не говорили о необходимости кардинального изменения этой конституции. Более того, об этом сказано было, как только был опубликован проект, что это негодная конституция, она фиктивная, она не отражает состоянию сил в обществе.
Владимир Тольц: В чем же, по вашему мнению, неадекватность этой российской конституции современному обществу?
Елена Лукьянова: Во-первых, там неправильно совершенно зафиксирована форма правления. Первая статья – республиканская форма правления. У нас нет республиканской формы правления. По всем классическим канонам, по тому, как разграничены полномочия между ветвями власти, по всему остальному наша форма правления называется выборная дуалистическая монархия с институтом престолопреемства, это никакая не республика. И так далее, и тому подобное, как минимум.
Владимир Тольц: Итак, круг замкнулся: через 100 лет после октябрьского (1905 года) манифеста последнего российского императора, даровавшего подданным конституционный строй, профессор-правовед (и Елена Лукьянова здесь не одинока) констатирует восстановление монархической формы правления. - Было о чем поразмышлять в день 70-летия сталинской конституции! Да только, как говорится, руки не дошли…
