Ольга Беклемищева: Сегодня мы расскажем о радиохирургии. Что такое радиохирургия и чем она отличается от радиотерапии – об этом расскажут мои гости. Это Андрей Владимирович Галанов, доктор медицинских наук, заведующий отделением радиологии и радиохирургии Научно-исследовательского института нейрохирургии имени Бурденко Российской Академии медицинских наук, и врач-радиолог Андронов Алексей Валерьевич, сотрудник этого же отделения и большой друг нашей передачи. И, как всегда, в нашем разговоре примет участие наш постоянный медицинский эксперт – профессор Даниил Борисович Голубев.
А от себя я хочу заметить, что радиотерапия давно используется при лечении онкологических и других объемных образований головного мозга. Но радиохирургию некоторые считают революционным прорывом в лучевой терапии. И почему это так, мы и попытаемся рассказать сегодня.
И мы начинаем. Первый вопрос у меня, конечно, к Андрею Владимировичу. Что же это такое – радиохирургия? Каковы ее особенности?
Андрей Галанов: Вы знаете, вот, к сожалению, вы сказали слово «прорыв», а это все время ассоциируется с некоторыми новостями, с тем, что произошло сегодня. К сожалению, радиохирургия как таковая известна уже более 50 лет.
Ольга Беклемищева: Ну, не совсем «к сожалению».
Андрей Галанов: А «к сожалению» потому, что мы только сегодня вынуждены говорить о том, что это – прорыв, потому что только буквально полтора года назад открылось наше отделение – фактически первое отделение, где занимаются настоящей стереотаксической радиохирургией. Поэтому, к сожалению, что прошло более 50 лет после того, как было дано первое определение этому методу, и только сегодня мы начали пожинать первые плоды.
Итак, радиохирургия, согласно основателю данного метода - профессору Ларсу Лекселлу, который работал в Каролинском институте в Стокгольме, - это подведение за один сеанс достаточно большой дозы ионизирующей энергии к достаточно небольшому объему патологической ткани, расположенной интракраниально, с помощью стереотаксической техники и без трепанации, без повреждения костных и кожных покровов. В этом и состоит суть радиохирургии: большая доза энергии, небольшой объем, сложная локализация, - и при этом мы не трогаем череп, мы не производим обычное нейрохирургическое вмешательство.
Ольга Беклемищева: Спасибо, Андрей Владимирович.
Ну а вот то, что этот объем такой маленький, почему это так? Доктор Андронов, пожалуйста.
Алексей Андронов: Когда мы подводим ионизирующее излучение к маленькому объему, то мы получаем определенное количество лучевых реакций со стороны нормальных мозговых тканей. При увеличении объема больше, чем от 9 до 15 кубических сантиметров, значительно увеличивается количество осложнений, которые мы получаем при проведении облучения.
Ольга Беклемищева: Ну а в обычной радиотерапии, когда мы маленькими дозами несколько раз действуем, здесь тот же эффект наблюдается или нет?
Алексей Андронов: Нет, эффект наблюдается другой. Мы снижаем количество осложнений даже при подведении высоких доз.
Ольга Беклемищева: Ну а почему тогда нужно действовать именно одной мощной дозой?
Андрей Галанов: Дело в том, что это намного более эффективно, при многих заболеваниях это гораздо более эффективно. То есть получается, что радиобиологические свойства таковы... и облучаемые ткани окружающего мозга, что мы иногда не сможем добиться должного эффекта при помощи подведения небольших доз энергии и путем нескольких сеансов. А когда мы проводим облучение за один сеанс, то многие опухоли тут как бы сдаются и уже перестают функционировать или разрушаются.
Ольга Беклемищева: А вот чтобы было понятнее, тогда что именно вы облучаете? Ну, прежде всего – опухоль. А еще что?
Андрей Галанов: Во-первых, я хотел бы заметить, что все-таки мы говорим о небольших объемах, а это относительно небольшие объемы. Для опухоли мозга характерны достаточно большие объемы, которые, конечно, к сожалению, не охватывают... вот лимитированы эти объемы – это порядка где-то 3 сантиметра максимально в диаметре или, как говорил Алексей Валерьевич, порядка 15-20 кубических сантиметров, то, по сути, мы облучаем самую разнообразную патологию. Фактически это вся нейроонкология. Другое дело, что при каждой опухоли радиохирургия имеет определенное место - где-то она играет роль первого выбора, а иногда она дополняет предшествовавшее ранее лечение. А так мы облучаем и доброкачественные опухоли, такие как менингиомы, невриномы, аденомы, так и более злокачественные опухоли – это в основном метастатическое поражение головного мозга, в том числе множественные метастазы, и какое-то ограниченное значение, но, тем не менее, при лечении злокачественных глиом, но уже как вторичный метод – после проведенного ранее лечения комбинированного – лучевой и химиотерапии.
Ольга Беклемищева: Но кроме опухолей, насколько мне известно, существует еще очень большая проблема – это артериовенозная мальформация (по-старому – аневризма).
Андрей Галанов: Совершенно верно. Причем это был как бы первый объект для нейрохирургии, поскольку уже истинное развитие радиохирургии, оно произошло уже после широкого внедрения такой техники, как компьютерная томография, магнитно-резонансная томография.
Ольга Беклемищева: Ну, это понятно, ведь в голове же ничего не видно без этих методов.
Андрей Галанов: Совершенно верно. А до этого времени, начиная где-то с 60-70-х годов, еще до внедрения этой техники, использовалась ангиограф ия, с помощью которой выявлялись артериовенозные мальформации, которые успешно пролечивались.
Кроме мальформаций и опухолей, также имеет значение радиохирургический метод и при функциональных заболеваниях. В частности, при невралгии тройничного нерва и при некоторых других патологиях, таких как двигательные гиперкинезы, насильственные движения, иногда болевые синдромы и эпилепсия.
Ольга Беклемищева: А насколько все это распространено? Сколько фактически пациентов для вас на 100 тысяч, на миллион населения...
Андрей Галанов: Вы знаете, статистика здесь разная, потому что, я еще раз говорю, радиохирургический метод, в принципе, имеет достаточно широкое распространение. Вот по России потребность метода, она заключается в том, что где-то в год (вот уже пересчетом на население России) необходимость в данном лечении испытывают порядка 25 тысяч больных. То есть это где-то порядка нескольких десятков и сотен на миллион. А другой подсчет говорит о том, что одну радиохирургическую установку целесообразно использовать там, где население 10 миллионов. Соответственно, для России это достаточно много получается.
Ольга Беклемищева: 15 установок.
Андрей Галанов: Как минимум.
Ольга Беклемищева: Алексей Валерьевич, на самом деле я хотела бы сузить наш разговор и ограничиться именно мальформациями. Почему? Потому что, во-первых, онкология – это достаточно сложный вопрос для того, чтобы объяснять его по радио. А во-вторых, потому что я была у вас на операции – и на меня это произвело, конечно, большое впечатление. Ну и в-третьих, потому что вот это патологическое сосудистое расширение головного мозга, оно, в принципе, очень опасно, и прежде всего для детей, для молодых людей, для молодых женщин. Я, например, с изумлением узнала, что очень большая доля материнской смертности в России на совести вот этих самых аневризм сосудов головного мозга, которые в момент родов или в момент тяжелого гестоза просто начинают разрываться и обеспечивают молодой женщине инсульт и, соответственно, смерть и ей, и плоду. И поскольку это, безусловно, актуальная вещь, и безусловно, это то, что надо лечить, и то, что, оказывается, вы теперь можете лечить, я бы и хотела об этом порасспрашивать поподробнее.
Вот если мы ограничимся патологическими сосудистыми изменениями головного мозга, то как их можно распределить? Объясните для широкого круга слушателей, что же это такое – мальформация.
Алексей Андронов: Артериовенозная мальформация – это клубок патологических сосудов, у которых неполноценное строение по сравнению с обычными сосудами. Сосуды мальформации могут порваться в любой момент по каким-либо причинам – это либо подъем артериального давления, либо изменение сосудистого тонуса. Проявление артериовенозных мальформаций чаще всего идет в виде эпилептического синдрома, либо выраженной головной боли, либо возникновения каких-либо неврологических нарушений – это либо парез, либо плегия. После этого проводится диагностика данных состояний и определяется, какой из методов лечения показан именно данному, конкретному пациенту. Методов лечения артериовенозной мальформации сейчас существует несколько. Это прямое оперативное удаление, эндоваскулярная операция в виде тромбирования узла мальформации либо клеевым составом, либо баллон-катетером, либо стереотаксическая радиохирургия – то, о чем сейчас мы будем говорить в передаче.
Ольга Беклемищева: Алексей Валерьевич, чтобы было понятнее, я попрошу потом еще раз рассказать об этих методах.
Доктор Галанов, у нас так устроена передача, что мы все время стараемся принести непосредственную пользу нашим слушателям. Вот как человек может сам заподозрить наличие такого патологического сосудистого образования у себя в голове?
Андрей Галанов: В любом случае, нужна, конечно, какая-то диагностика. Поводы для этой диагностики могут быть самыми различными. В первую очередь, действительно, это эпилептические припадки, которые могут быть. Вы понимаете, что это не может пройти незамеченным. И все равно должно быть некое обследование. Это, действительно, головная боль постоянная. Бывает какая-то неврологическая симптоматика, типа слабость в руке или в ноге. Но это все вторично.
Самое главное, самое печальное и самое страшное, конечно, что может произойти – это кровоизлияние. Но оно тоже бывает разной степени выраженности. Непосредственный симптом самого кровоизлияния – это резкая головная боль, светобоязнь, иногда при этом бывает падение, тошнота, рвота и невозможность прижать голову к груди. Это самые характерные и яркие моменты. Но иногда, к сожалению, это происходит слишком тяжело – и пациент теряет сознание, и тогда уже необходимы некие скоропомощные действия, чтобы сохранить ему жизнь. Но, тем не менее, часто бывают ситуации, когда больной переносит кровоизлияние на ногах. То есть это просто эпизод головной боли, острой вспышки, светобоязни и тошноты, а потом это может пройти. Но этому, конечно, нужно уделять внимание. И при появлении подобных симптомов, при появлении подобных жалоб нужно обращаться к специалистам, к невропатологу, к нейрохирургу, и обязательно делать компьютерную томографию – как первое и наиболее современное средство диагностики.
Ольга Беклемищева: И я еще раз хочу подчеркнуть для наших слушателей. Дело в том, что первое кровоизлияние, оно, как правило, все-таки более легкое, чем последующие. То есть вопрос о том, лечить или не лечить сосудистое патологическое образование, не стоит. Обязательно надо лечить. Потому что с каждым следующим случаем риск внезапной смерти возрастает.
Андрей Галанов: Совершенно верно. И кроме этого, частота... ведь на самом деле вот это очень распространенная проблема - артериовенозная мальформация. Это достаточно распространенное заболевание среди населения. Но очень часто это проходит незамеченным. И часто его обнаруживают только при каком-то другом лечении, при каком-то другом обследовании. Но если кровоизлияние произошло, то частота развития кровоизлияний увеличивается в два раза, по сравнению с тем...
Ольга Беклемищева: То есть существует риск повтора.
Андрей Галанов: Да. Где-то минимум у 10 процентов тех, у кого есть эта мальформация, уже риск... и дальше частота нарастает.
Ольга Беклемищева: Ну а кровоизлияние в мозг – это то, что и врагу, что называется, не пожелаешь.
Алексей Валерьевич, а вот как действуют теперь радиохирурги с открытием вашего замечательного отделения в таких ситуациях? Вот появился пациент с жалобой на однократную, сильную головную боль, потерю сознания и тошноту. Что нужно сделать?
Алексей Андронов: Наше учреждение очень специализированное, поэтому при первичной диагностике пациенту нужно пройти обследование по месту жительства. Сюда должно входить: компьютерная томография либо магнитно-резонансная томография. И желательно при консультации в нашем институте уже получение результатов прямой ангиографии. Это делается либо в ближайшем нейрохирургическом отделении по месту жительства, либо можно это сделать у нас в институте. Как только эти обследования будут проведены, больной может приехать, либо представить свои документы на консультацию специалистам нашего института. У нас в обсуждении каждого больного участвует специальный консилиум, куда входят прямые хирурги, которые определяют показание к оперативному удалению, эндоваскулярные хирурги, которые определяют необходимость либо возможность проведения эндоваскулярной операции, и соответственно, лучевые терапевты, которые говорят о возможности применения методов стереотаксической радиохирургии либо стереотаксической терапии.
Ольга Беклемищева: Ну, вот такой могучий кулак, который обрушивается на одного больного, он, в принципе, бесплатен для больного или нет? Доктор Галанов, пожалуйста.
Андрей Галанов: Я думаю, что первичная диагностика и обращение, консультации, они бесплатны.
Но вот говоря о таком совместном обсуждении, я хотел бы подчеркнуть следующее. Во-первых, к сожалению, методы диагностики сами по себе сейчас уже практически не являются бесплатными. Та же самая ангиография – это достаточно дорогостоящее мероприятие. По крайней мере, у нас в институте.
Но почему идет речь о таком совместном обсуждении? Хотелось бы подчеркнуть, что в данном случае как раз при лечении артериовенозных мальформаций все-таки наш метод, он вторичен по отношению к прямому вмешательству и эндоваскулярному. И вторичен он потому, что самый главный недостаток нашего метода в том, что он не действует сразу. Да, мальформации мы лечим, да, сосуды тромбируются, и очень часто – порядка 90 процентов случаев – мы помогаем больным. Но от момента облучения до момента закрытия мальформации проходит два, а иногда и три года. Эндоваскулярный же метод, когда мы подводим по сосудам непосредственно к месту мальформации то, что как бы закрывает эти сосуды, - или баллон, или клеевые композиции, он позволяет это сделать сразу. Потому что вот в течение этих двух лет риск повторения кровоизлияния сохраняется.
Ольга Беклемищева: А у вас в отделении, в общем-то, можно провести и такого рода операцию, как эндоваскулярное склерозирование мальформации?
Андрей Галанов: Да, у нас в институте, конечно. У нас есть специальное отделение, которое... одно из десяти отделений, которое занимается специально эндоваскулярным лечением данных образований.
И хотелось бы еще подчеркнуть, что этот метод очень эффективный. Во-первых, основатель этого метода Федор Андреевич Сербиненко, он тоже работал в нашем институте, академик Сербиненко, и он является одним из немногих... действительно, открытием отечественным, и один из немногих пионеров нейрохирургии современной, который работал у нас в стране. Метод так и называется – метод Сербиненко. Но важно то, что, к сожалению, наши хирурги очень много делают, и делают замечательно, но не все в их силах. И очень часто подобраться к этим сосудам не представляется возможным. Это слишком опасно или слишком сложно. И закрытие этих патологических сосудов тоже бывает очень опасно. И тогда они обращаются к нам. Тогда мы уже начинаем действовать. Потому что для нас ограничений...
Ольга Беклемищева: То есть вы – последний эшелон обороны.
Андрей Галанов: Да. Для нас ограничений по сложности расположения мальформации не существует.
Ольга Беклемищева: То есть даже если она находится рядом, скажем, с хиазмой зрительного нерва, рядом со стволовыми структурами мозга, то есть там, где вмешательство в мозг крайне опасно, потому что человек потом может оказаться просто парализованным, вы все-таки можете там действовать, да?
Андрей Галанов: Да. Мы можем менять свои некие схемы лечения, у нас есть свои разные подходы, уже как бы свой арсенал внутренний. И мы его применяем в зависимости от размеров мальформации, от ее расположения. Но, в принципе, для нас ограничений нет. Мы можем лечить мальформацию любой локализации.
Ольга Беклемищева: Замечательно!
А сейчас я хочу спросить нашего американского собеседника – профессора Голубева. Даниил Борисович, а что вы можете нам сказать об использовании «гамма-ножа» в Америке?
Даниил Голубев: В настоящее время во всем мире накоплен успешный опыт лечения «гамма-ножом» более чем 300 тысяч пациентов с различными опухолевыми и сосудистыми заболеваниями головного мозга. Причем около половины всех этих случаев приходится на Соединенные Штаты, хотя установки типа «Гамма-нож» используются в Европе, начиная с 60-х годов, а в США они одобрены только в 1987 году.
На сегодняшний день «Гамма-нож» является равноправным лечебным методом в нейрохирургическом арсенале медиков Соединенных Штатов. При многих видах патологии он взаимно дополняет стандартные методики или является методом выбора в лечении. Число медицинских центров в США, где оперируют «гамма-ножами», например, производства компании «Электа», выросло с 32 в 1997 году до 82 в 2005 году. Кроме того, имеется еще 75 радиохирургических центров с операционными установками других фирм – «Экс-нож», «Кибер-нож» и «Клинак». Сначала эти установки предназначались для облучения всего организма, но потом были приспособлены исключительно для лечения заболеваний мозга.
Ольга Беклемищева: А какие виды операций с помощью «гамма-ножа» делаются в США?
Даниил Голубев: Перечень показаний для радиохирургии «гамма-ножом» в настоящее время достаточно широк. Позвольте перечислить только некоторые из них.
Во многих медицинских центрах радиационная хирургия стала рутинной процедурой при лечении различных опухолей нервной ткани: н еврином черепно-мозговых нервов, менингиом и гемангиом, аденом гипофиза, глиом, эпендиом, краниофаренгеом, медуллобластом, акустических нейром (опухолей слухового нерва), метастазов в мозг при раке молочной железы, раке кожи, раке легких и других злокачественных новообразованиях; воспалениях тройничного нерва, сопровождающихся сильными болями; при артериовенозных мальформациях, то есть сплетений кровеносных сосудов, нарушающих кровоснабжение мозга и являющихся основной причиной инсультов у молодых людей.
Проводятся эксперименты по использованию радиационно-хирургических методов для лечения таких функциональных заболеваний, как эпилепсия и болезнь Паркинсона.
Ольга Беклемищева: А есть ли у метода радиохирургии противники, и каковы их доводы?
Даниил Голубев: Хотя многочисленные исследования подтверждают перспективность радиохирургии и ее преимущества по сравнению с операциями, включающими трепанацию черепа, для многих болезненных состояний это пока утверждать нельзя. Врачи высказывают опасения по поводу отдаленных последствий столь интенсивных доз радиации для здоровых тканей и об эффективности подобных процедур для терапии рака и предупреждения его рецидивов.
Но сторонники радиохирургии им активно возражают. Установки типа «Гамма-нож» спроектированы для воздействия точным и мощным радиационным импульсом на опухоль при минимально возможном облучении окружающих тканей. Такой способ позволяет хирургам повышать суммарную лечебную дозу в 10-20 раз по сравнению со стандартным методом облучения. По их мнению, радиационная хирургия стала настоящей революцией в лечении раковых метастазов в мозг и глубоко сидящих опухолей, когда обычная хирургия неприменима, в частности потому, что пациент слишком слаб, чтобы выдержать трепанацию черепа. Считается, что радиационная хирургия предпочтительна при лечении более 60 процентов больных из примерно 150 тысяч новых пациентов, ежегодно заболевающих метастатическим раком. Сейчас же такое лечение получают не больше 10 процентов подобных больных. Это объясняется и высокой стоимостью радиационного лечения, и убеждением, что «рак мозга безнадежен», а также тем, что такого рода практика началась всего лет 15 назад, и накопленный опыт еще недостаточен.
Более определенна ситуация с радиационно-хирургическим лечением акустических нейром, поскольку это первые заболевания, которые начали лечить на установках «Гамма-нож» уже 30 лет назад. Исследования показывают, что радиация в таких случаях не только не менее успешна, чем обычная хирургия, но и позволяет избежать смертоносного риска, от которого раньше погибал 1 из 200 прооперированных. Радиационная хирургия также весьма перспективна при лечении менингитов, возникающих только в США у 22 тысяч больных ежегодно. Радиацией особенно удобно лечить мелкие опухоли в местах, где сходится много нервов и обычная хирургия рискованна.
Однако при всех ее достоинствах, радиационная хирургия никогда не заменит полностью обычных операций с трепанацией черепа. Радиацией нельзя лечить опухоли диаметром более 3 сантиметров, так как это чревато повреждением окружающих тканей, а таких опухолей много у больных раком мозга. К тому же крупные опухоли часто необходимо удалять немедленно, чтобы снизить давление на окружающие их ткани. Радиационной хирургии также не поддаются опухоли, «сидящие» непосредственно на важных органах, например, на оптическом нерве, которые могут быть повреждены радиацией. Короче говоря, каждый случай, подлежащий лечению радиацией, следует анализировать индивидуально.
Тем не менее, принципиальные преимущества радиационной хирургии очевидны. Она позволяет избежать многих опасностей, связанных с трепанацией черепа - опасностей анестезии, которая больше не нужна, опасности инфекций и кровотечений и риска утраты важных мозговых функций при разрезании мозга скальпелем. После радиационных операций не остается шрамов, больному не нужно по две недели оставаться в больнице и больше месяца выздоравливать после операции. Вместо этого, его в тот же или на следующий день отпускают домой. В общем, как говорит профессор Нью-Йоркского университета доктор Бернадин Донахью, «сейчас уже становится недопустимым вскрывать больному череп, если для этого нет настоятельной необходимости».
Ольга Беклемищева: Даниил Борисович, а можете ли вы привести какой-нибудь пример успешного применения радиохирургии при каком-либо тяжелом заболевании?
Даниил Голубев: Вот случай, широко комментировавшийся в средствах массовой информации США. Не сделав ни единой царапины на ее черепе, онкологи удалили у 37-летней жительницы калифорнийского города Сакраменто, матери двоих детей Черил Хогарт злокачественную опухоль размером с мячик для игры в пинг-понг из глубины ее мозга. Миссис Хогарт, которой хирурги ранее сказали, что ее опухоль неоперабельна и что ей остается не больше шести месяцев жизни, подверглась лечению «гамма-ножом», при котором опухоли уничтожаются за один сеанс облучения несколькими сотнями интенсивных гамма-лучей. Больной ничего не резали, у нее не было кровотечений, ее не усыпляли наркозом, и ей не предстояло долгое и мучительное выздоровление, всегда ассоциирующееся с традиционной трепанацией черепа. Она вернулась домой в этот же день вечером. И вот сейчас, два года спустя после такой операции, миссис Хогарт продолжает ходить на химиотерапевтические процедуры, дополняющие лечение, и опухоли у нее больше нет. «Теперь я надеюсь, - говорит она, - что я увижу, как вырастут мои дети».
Ольга Беклемищева: Спасибо, Даниил Борисович.
Доктор Галанов, а можно ли «гамма-ножом» облучать весь организм?
Андрей Галанов: Нет. Если мы говорим конкретно об установке «Гамма-нож», которая производится и в Швеции – это фирма «Электа», и которая является «золотым стандартом» в современной радиохирургии, то она может действовать только на новообразования, расположенные в голове, только на интракраниальные образования. Поскольку вся система управления, вся система облучения и центрация связаны с использованием стереотаксического аппарата, который фиксируется на голове.
Ольга Беклемищева: То есть просто наведение на цель должно сопровождаться жесткой фиксацией пациента, да?
Андрей Галанов: Да, такова особенность «гамма-ножа».
Ольга Беклемищева: А это можно сделать только с головой.
Андрей Галанов: Совершенно верно. Это особенность «гамма-ножа». И поэтому он остается на самом деле наиболее точным и наиболее надежным. Другие методы, которые перечислил профессор, они, действительно, есть, они существуют и бурно развиваются, и другие аппараты. Но у каждого из них есть свои особенности и свои плюсы, свои минусы. Для лечения интракраниальных образований «гамма-нож» является «золотым стандартом», и продолжает являться этим стандартом во всем мире.
Ольга Беклемищева: А почему он так называется – «гамма-нож»?
Андрей Галанов: Потому что используются гамма-лучи, используется энергия радиоактивного кобальта-60, фотонное облучение. А «нож» - в связи с исключительной точностью. Точность прибора и точность нашего облучения достигает долей миллиметра. Фактически, можно сказать, что это точнее, чем хирургия. Потому что нейрохирург (а я сам 20 лет работал нейрохирургом перед тем, как заняться облучением опухолей и сосудистой мальформацией) не всегда как бы может... несмотря на то, что операция проводится под микроскопом, не всегда может четко разделить, где находится патологическая ткань, где ткань опухолевая, где ткань мозга. А при радиохирургии, поскольку мы рассчитываем по данным самых современных исследований очень подробно и очень тщательно - МРТ и по данным ангиографии, то всегда можно четко отделить одно от другого. И это очень точно воздействует, еще раз говорю, с точностью до долей миллиметра.
Ольга Беклемищева: Но насколько я понимаю, все равно это не значит, что если мы вот эту данную точку облучаем, что по границе этой точки в другие ткани не проникает излучение. Оно все-таки туда проникает, да?
Андрей Галанов: Конечно, оно проникает. Конечно, оно есть. Но вопрос в том, сколько его. Вот опять же характерная особенность «гамма-ножа», и почему «гамма-нож» является прекрасным методом, - падение лечебной дозы, которая не повреждает окружающие ткани, оно на расстоянии до 1 миллиметра. За 1 миллиметр пространства доза превращается из опасной, повреждающей, - в безопасную. Происходит падение энергии.
Ольга Беклемищева: Великолепно! На самом деле точность того воздействия, которое обеспечивается радиохирургией, действительно, позволяет говорить о неком революционном прорыве. Единственное, что не понятно, так это почему же все-таки, действительно, только первое отделение... Но мы об этом поговорим чуть позже.
А сейчас я предлагаю послушать медицинские новости от Евгения Муслина.
У двуязычных людей, каждый день говорящих на двух языках большую часть своей жизни, наступление старческого слабоумия задерживается на несколько лет по сравнению с людьми, знающими только один язык. К такому заключению пришли канадские исследователи из Йоркского университета в Торонто. Исследователи предполагают, что использование двух языков улучшает кровоснабжение мозга и стимулирует нервные связи между мозговыми клетками. «Переход с языка на язык вовлекает в работу обычно пассивные области мозга и обеспечивает всем им здоровую умственную зарядку», - говорит руководительница исследования профессор Эллен Белосток. Белосток и ее сотрудники проанализировали состояние 184 пациентов с признаками старческого слабоумия, в основном болезни Альцгеймера, постепенно разрушающей память. Эти больные с 2002 по 2005 год лечились в торонтской Клинике восстановления памяти, причем одна половина из них была двуязычной, а другая половина – моноязычной. И вот оказалась, что у двуязычных первые симптомы слабоумия стали проявляться в среднем в возрасте 75 лет, а у моноязычных - на 4 года раньше, то есть в возрасте 71 года. Так что двуязычие явно отодвигало наступление болезни, хотя и не предотвращало ее. Канадское Альцгеймеровское общество высоко оценило это исследование, которое подтвердило, что поддержание умственной активности – эффективное средство борьбы со старческим слабоумием.
Год назад благотворительный фонд Билла Гейтса выделил 900 миллионов долларов, чтобы инициировать Глобальный противотуберкулезный план, цель которого – предотвратить 14 миллионов туберкулезных смертей до 2015 года. Однако, по мнению экспертов общества «Медицина без границ», собравшихся на конференцию в Нью-Йорке, для эффективной борьбы с туберкулезом самой щедрой филантропической помощи недостаточно. По оценке экспертов, для успеха Глобального плана потребуется не менее 56 миллиардов долларов в течение следующих десяти лет. Только на поиски новых вакцин и лекарств нужно тратить, по крайней мере, около миллиарда долларов в год. Туберкулез - это инфекционная болезнь, фатально разрушающая легкие. Ежегодно во всем мире туберкулезом заражаются 9 миллионов человек, и 2 миллиона из них гибнут. Нормально болезнь можно за несколько месяцев вылечить антибиотиками, однако сейчас положение осложняется тем, что каждый четвертый больной заражается резистентными возбудителями, которые не поддаются лекарствам. Да и сама номенклатура медикаментов очень скудна. По словам участника конференции, доктора Шон-Ангегера, сейчас разрабатывается только 7 противотуберкулезных препаратов по сравнению со 149 кардиологическими лекарствами и одним новым лекарством против СПИДа, регулярно появляющимся каждый год уже в течение 25 лет.
Как показало недавнее исследование, проведенное доктором Деннисом Виллареалем и его сотрудниками на медицинском факультете Университета имени Вашингтона в Сан-Луисе и опубликованное в «Американском журнале клинического питания», людям с избыточным весом никогда не поздно уменьшить свой кардиологический риск здоровой диетой и физическими упражнениями. До сих пор медики считали, что диета и упражнения приносят положительные результаты молодым и людям среднего возраста, но в какой степени они полезны для пожилых - можно было только гадать. В эксперименте приняли участие 27 тучных мужчин и женщин старше 65 лет, ведущих малоподвижный образ жизни. Шесть месяцев 17 случайно отобранных членов группы придерживались рекомендованной им диеты и трижды в неделю занимались с инструктором физическими упражнениями. Остальные 10 человек составляли контрольную группу и вели свой обычный образ жизни. По завершении эксперимента 17 активных участников эксперимента похудели в среднем на 9 килограммов, у них понизилось кровяное давление, уменьшилось содержание сахара и триглицеридов в крови и, соответственно, снизился кардиологический риск. В то же время у членов контрольной группы все осталось по-прежнему. Таким образом, это исследование экспериментально подтвердило, что даже людям старших возрастных групп, имеющим существенные физические ограничения, под силу перейти к более здоровому и активному образу жизни, и тем самым – существенно снизить риск сердечных болезней.
Ольга Беклемищева: И мы возвращаемся к нашей теме. Итак, мы рассказываем об отделении радиохирургии и радиотерапии, расположенном в Научно-исследовательском институте нейрохирургии имени Бурденко и имеющем несколько особую структуру (о которой, я думаю, нам расскажет доктор Галанов), связанную с тем, что там, наверное, находятся последние эшелоны обороны против опухолей и других патологических образований головного мозга. То есть если нигде не помогают, то помогают там, если это еще возможно...
Давайте поговорим о порядке установления диагноза, порядке поступления пациентов к вам. Доктор Галанов, пожалуйста.
Андрей Галанов: Наши больные – это, как правило, больные, которые приходят в Институт нейрохирургии. Они приходят к нам или уже из отделений, которые существуют в институте, а у нас 10 отделений, или они обращаются к нам через поликлинику института. Иногда происходит прямое попадание к нам. То есть мы консультируем первичных больных. Хотя мы стараемся все-таки давать объективное суждение, чтобы больной был обследован максимально и невропатологом, и офтальмологом, и отоневрологом, ну и, конечно, как мы уже говорили, совместно с нейрохирургом было бы проведено некое обсуждение. А для этого необходимо, безусловно, очень подробное его исследование. Сейчас в большинстве случаев это магнитно-резонансная томография с контрастным усилением, иногда при этом необходима компьютерная томография. И в случаях мальформации – конечно, данные прямой ангиографии.
Ольга Беклемищева: Спасибо, Андрей Владимирович.
Алексей Валерьевич, а почему нужно именно и МРТ, КТ и ангиография?
Алексей Андронов: Когда у нас проводится первичная диагностика пациентов, поступающих из учреждений вне нашего института, эти данные не всегда соответствуют по качеству тому, что мы хотим определить. Поэтому мы иногда повторяем эти исследования. Компьютерная томография, которая проводится у наших пациентов, она предназначена для определения параметров наших лечебных установок. Мы по этим данным можем облучить пациента.
Ольга Беклемищева: Зачем это вам нужно – вам виднее. А зачем это нужно пациенту? Вот что дают МРТ и КТ?
Алексей Андронов: Пациенту необходимо полностью обследоваться для того, чтобы мы правильно могли провести лечение. А мы уже выбираем те методы, которые нам необходимы.
Ольга Беклемищева: Доктор Галанов, пожалуйста.
Андрей Галанов: Каждый метод имеет свои определенные чувствительности, свои ограничения, в том числе и свою информативность. Эти методы в чем-то дублируют друг друга, но иногда несут дополнительную информацию. В частности, почему мы все время делаем упор на данных ангиографии? Потому что это тоже является, скажем так, «золотым стандартом» для определения размеров мальформации и где она расположена. К сожалению, нет возможности пользоваться только такими не инвазивными методами, как магнитно-резонансная томография или компьютерная томография. Необходима все равно прямая ангиография, как наиболее точная, которая показывает информацию как бы во всех тонкостях.
Ольга Беклемищева: Я должна заняться своим прямым журналистским делом. Я попробую это рассказать простыми словами, а вы меня поправите, если я буду неправа. То есть при той точности наведения, которая необходима для воздействия «гамма-ножом» (а я напоминаю, что доктор Галанов сказал о том, что точность до 0,1 миллиметра), необходимо объемно установить точку вот этой патологической ткани внутри головного мозга с очень высокой степенью точности. И поэтому нужно и провести компьютерную томографию, и магнитно-резонансную томографию, и ангиографию. Правильно?
Андрей Галанов: Совершенно верно.
Ольга Беклемищева: Все дело в точности, да?
Андрей Галанов: Совершенно верно. И как раз, кроме всего прочего, о чем мы начали говорить, что наше лечение и обследование проводится в специальных фиксирующих системах. И они являются и точками опоры, и системой координат, по которым мы как раз и определяем координаты той самой точки, патологической точки, которую мы и облучаем.
Ольга Беклемищева: А для того, чтобы люди могли представить себе, как это выглядит, я расскажу, что видела я. На голову человека надевается железная рамка, практически привинчивается винтами к черепу, и это дает возможность...
Андрей Галанов: Не пугайте народ.
Ольга Беклемищева: Ну а что делать?.. При этом не происходит смещения, когда человек дышит, двигается. И уже по отношению к этой жестко зафиксированной на голове рамке можно проводить снимки, и тогда можно быть уверенным в том, что вот эта опухоль или мальформация находится ровно в том месте, куда потом нацелят этот «гамма-нож».
И до нас дозвонились слушатели. Давайте мы им ответим. Первой позвонила Галина из Москвы. Здравствуйте, Галина.
Слушатель: Добрый день. Дело в том, что в Америке, как было сказано, есть стандартный набор диагностики и лечения. Но простому человеку это вообще недоступно. Потому что по ОМС эта процедура вообще не входит. И это, конечно, замечательно, что в России, наконец-то, достигли такого уровня, но, к сожалению, это для очень узкого круга людей. Спасибо.
Ольга Беклемищева: Спасибо, Галина.
Андрей Владимирович, ответьте нашей радиослушательнице.
Андрей Галанов: Я думаю, что это не совсем так. Точнее, это просто не так. Потому что наше отделение – это отделение Института нейрохирургии. Да, «гамма-нож»... потому мы о нем все время говорим, что с него началась радиохирургия. И он приобретен, к сожалению, не государством, а он приобретен Деловым центром нейрохирургии в лизинг. И поэтому существует необходимость выплаты процентов, которые и обуславливают фактически высокую цену на лечение «гамма-ножом». Но у нас в отделении существует и функционирует с не меньшим успехом радиохирургическая установка «Новалис» фирмы «Bran+Luebbe», это немецкая установка...
Ольга Беклемищева: На которой как раз работает наш второй гость – доктор Андронов.
Андрей Галанов: Совершенно верно. И порядок лечения и оплаты этого лечения такой же, как и стандартный для нашего института. То есть лечение платное, да, но, тем не менее, существует система льгот, система квот. И есть достаточно большие слои населения, в частности инвалиды, наши коллеги-врачи и медсестры, которые могут претендовать на бесплатное лечение или на снижение стоимости. Ну и наконец, существует система квотирования, которая развита в нашей стране, система Минздрава. И каждый регион получает определенное количество квот, и таким образом, можно пройти лечение практически бесплатно.
Ольга Беклемищева: И Москва имеет эти квоты?
Андрей Галанов: Да.
Ольга Беклемищева: А сколько, вы не знаете, приблизительно?
Андрей Галанов: Количество квот конкретно не известно. Каждое московское учреждение имеет свои квоты, и они спускаются. Мы сейчас, наоборот, очень широко работаем над этим и стараемся увеличить число этих квот для того, чтобы как можно более широкие слои населения могли воспользоваться данной услугой.
Ольга Беклемищева: Так что на самом деле, если, не дай Бог, сложится такая ситуация, то нужно идти на Оружейную, 43 и требовать в Департаменте здравоохранения города Москвы направление на лечение в Федеральный институт нейрохирургии имени Бурденко. Если вы попадаете в квоту – а вы можете этого добиться, - то, естественно, лечение для вас будет бесплатным.
И следующий слушатель – это Александр из Москвы. Здравствуйте, Александр.
Слушатель: Здравствуйте. У меня конкретный вопрос. Действительно, в диагностических центрах, которые существуют по месту жительства, там невозможно сделать ни МРТ, ни КТ, ни ангиографию. Там только эхо-локация, чего явно недостаточно. А вот где можно все-таки сделать эту диагностику и сколько это будет стоить, например, без льгот? Например, у вас. И сколько во времени этого ждать – месяц-два, год, десять лет?
Ольга Беклемищева: Спасибо, Александр.
Доктор Галанов, пожалуйста.
Андрей Галанов: Система обследования такова, что... сколько ждать – это вопрос, конечно, сложный. Это зависит от того, о каком методе мы говорим. Компьютерную томографию можно сделать в день обращения. МРТ – как правило, за несколько дней нужно записаться. Ангиография – это процедура не амбулаторная, для нее нужно лечь в стационар, и как правило, это занимает несколько дней: процесс оформления документов, стационирование и сама ангиография.
Стоимость такова, что компьютерная томография сейчас в институте стоит в зависимости от того... используются разные программы, разное количество контраста, но это от 3 до 9 тысяч рублей. Магнитно-резонансная томография... опять же в зависимости от количества вводимого контраста – к сожалению, достаточно большие затраты на него, - от 3 до 13 тысяч рублей. Ангиография, если я не ошибаюсь, госпитализация для ангиографии в институте стоит порядка 25 тысяч рублей.
Ольга Беклемищева: Да, это серьезные деньги.
Доктор Андронов, вы не знаете, в других клиниках приблизительно такие же расценки?
Алексей Андронов: Вы знаете, есть смысл обратиться в ту клинику, где есть эти методы диагностики, и они вам уточнят их стоимость, в том числе и возможность проведения этих исследований на льготных основаниях.
Андрей Галанов: Я хочу добавить, что, к сожалению, здесь есть еще такой аспект, что иногда, достаточно часто качество обследования в других клиниках (действительно, правильно заметил доктор), оно... у нас слабо еще развита диагностика, она только продолжает развиваться, только наращиваются темпы и мощь. Но она, конечно, еще до конца не обеспечивает все потребности населения. И этим обусловлено длительное ожидание МРТ. Но при этом, еще раз говорю, даже иногда мы сталкиваемся с тем, что люди ждут МРТ, и проводят МРТ у себя по месту жительства, но оно нас не удовлетворяет. К сожалению, это тоже надо учитывать. И тогда приходится переделывать уже у нас.
Ольга Беклемищева: Тем не менее, есть вероятность, что их МРТ вас удовлетворит, да?
Андрей Галанов: Да, конечно.
Ольга Беклемищева: То есть если у вас, уважаемые радиослушатели, серьезно дешевле, то есть смысл сделать на месте.
Андрей Галанов: Пожалуйста, конечно. Единственное, что мы при этом просим предоставить как можно... чтобы это было, как правило, исследование с контрастом, без контраста, чтобы были предоставлены и снимки, и исследование в электронном виде, на электронных носителях.
Ольга Беклемищева: Но чтобы людям было понятнее, я думаю, имеет смысл дать телефон вашего отделения, и тогда если у кого-то возникнет реальная потребность, то он может просто у вас уточнить, какого рода обследования ему нужно пройти. Назовите, пожалуйста, телефон.
Андрей Галанов: Телефон в отделении: 250-30-43. И имеет еще смысл... я сейчас, к сожалению, не помню, это телефон поликлиники института, где тоже, кстати, все это можно уточнить. Если я не ошибаюсь: 251-52-73.
Ольга Беклемищева: И следующий слушатель – это Александр Иванович из Москвы. Здравствуйте, Александр Иванович.
Слушатель: Добрый день. Вы все время говорили про нейрохирургию. И у меня такой вопрос. А может ли радиохирургия помочь при болезни под названием «миастения»?
Андрей Галанов: Я не слышал о подобном лечении, к сожалению. Вообще возможности приложения радиохирургии сейчас все шире и шире. Это касается фактически заболеваний... Как правило, все-таки речь идет конкретно об онкологии. В частности, очень большое развитие радиохирургия (к сожалению, не у нас в стране) имеет в мире при заболеваниях простаты, при поражениях позвонков разных, при метастазах раков в печень, в легкие. Но, к сожалению, у нас пока радиохирургия при экстракраниальном распространении болезней, то есть вне головного мозга, не развита.
Ольга Беклемищева: Это мы возвращаемся к началу нашего разговора о том, что невзирая на 50 лет радиохирургии, в России пока на таком уровне делается первый шаг.
И следующий слушатель – это Надежда Аркадьевна из Москвы. Здравствуйте, Надежда Аркадьевна.
Слушатель: Здравствуйте. У меня вот какой вопрос. Конечно, вы говорите о мозге, и все это понятно. Но вот что-нибудь с нашим алкоголизмом вы можете сделать, хоть чем-то помочь нашим мужчинам?
Андрей Галанов: Мы бы с удовольствием, но, к сожалению, пока не получается.
Ольга Беклемищева: И слушаем Валерия Аркадьевича из Королева. Здравствуйте, Валерий Аркадьевич.
Слушатель: Здравствуйте. Я госпиталь имени Бурденко знаю, у меня там отец дважды оперировался.
Андрей Галанов: Я прошу прощения, мы говорим об Институте нейрохирургии имени Бурденко. Это другое учреждение.
Слушатель: Так Институт имени Бурденко выделился из госпиталя? Он сейчас не в Министерстве обороны?
Андрей Галанов: НИИ нейрохирургии существует с 1936 года, как НИИ нейрохирургии. У нас общее – это только имя Николая Ниловича Бурденко – это единственное, что нас объединяет.
Слушатель: И это не Министерство обороны, правильно?
Андрей Галанов: Совершенно верно. Это Российская Академия медицинских наук.
Слушатель: Понятно. То есть военные пенсионеры к вам на льготных условиях не попадут?
Андрей Галанов: Еще раз говорю, этот вопрос решается в каждом конкретном случае. И пенсионеры (военные или не военные) тоже имеют право на льготное лечение. Обращайтесь. У нас есть главный врач, у нас есть заведующий приемным отделением, заместитель главного врача, который решает вопросы льгот. Это все решается индивидуально при вашем очном появлении.
Ольга Беклемищева: И еще раз напоминаю, что есть квота. Для Московской области она отдельная, она не та квота, которая для Москвы, и соответственно, шансов больше.
Андрей Галанов: Существуют квоты для всех регионов России.
Ольга Беклемищева: И слушаем Валентину Леонтьевну. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Мне уже 74 года, а болею я с 28 лет. Получила очень сильную черепную травму. Ударил бандит по голове, я упала. У меня была тошнота, рвота. А я ходила и все делала дома. Хозяйство было, я жила в деревне.
Ольга Беклемищева: Валентина Леонтьевна, но так же нельзя! Мы перед новым годом делали передачу и говорили, что если черепно-мозговая травма – 10 дней покоя. Профессор Никонов просто заклинал всех не насиловать себя, обеспечить покой голове. А в чем ваш вопрос?
Слушатель: Вопрос у меня такой. Всю жизнь я проболела – у меня головная боль очень сильная. «Скорая помощь» приезжает, давление 120 на 80, а голова болит так, что лучше бы умереть.
Андрей Галанов: Прошу прощения, но мы не занимаемся последствиями черепно-мозговых травм. Конечно, в первую очередь вас беспокоит головная боль, несмотря на то, что была травма. Вам нужно пройти дополнительное обследование. Вы сделайте компьютерную томографию. И если есть какие-то проблемы, то мы постараемся их решить. Но последствиями черепно-мозговых травм мы не занимаемся.
Ольга Беклемищева: Да, радиохирургия – это метод планового лечения.
И слушаем Марию Ивановну из Москвы. Здравствуйте, Мария Ивановна.
Слушатель: Здравствуйте. Девочке 15 лет, у нее гиперплазия аденогипофиза. Делали МРТ. Сказали, что надо повторить – надо с контрастом.
Андрей Галанов: Эта проблема, как и многие другие проблемы, решается комплексно. Вам нужно провести данное МРТ, заключение эндокринолога, сдать кровь на гормоны и пройти обследование в нашей поликлинике. При необходимости вам укажут определенный, оптимальный путь лечения.
Ольга Беклемищева: И следующий слушатель – это Елина Ивановна из Петербурга. Здравствуйте, Елена Ивановна.
Слушатель: Добрый день. Я как раз звоню по поводу болезни Альцгеймера. Мне поставили как раз этот диагноз. Я была в больнице. У меня несколько раз была потеря ориентации. И врач поставил такой диагноз, что это болезнь Альцгеймера. МРТ я сделала. И здесь написано: «смешанная заместительная гидроцефалия». А кроме того, у меня бывают приступы дикой головной боли, я не могу смотреть на свет, у меня рвота. И у меня не хватает мозгов вызвать «скорую помощь».
Андрей Галанов: К сожалению, этим заболеванием радиохирургия не занимается. Но вам нужно обратиться... у вас есть в Санкт-Петербурге замечательный Институт имени Поленова. Вы обратитесь к нейрохирургам – и они вам смогут помочь.
Ольга Беклемищева: На самом деле как вообще устроена у нас в России система нейрохирургической и радиохирургической помощи? Они как-то сочетаются? Можно сказать, что если в областном центре есть нейрохирургический центр, то, скорее всего, там есть и радиохирургия?
Андрей Галанов: Так сказать нельзя, потому что мы первые и пока единственные. Вот сейчас, после появления и после приобретения первого опыта в нашем отделении, наш директор академик Коновалов и мы пытаемся развить эту идею, чтобы это стало не только популярным и нужным, не только для того, чтобы больные обращались к нам, но и для того, чтобы оснастить все имеющиеся центры, или большинство, по России подобным оборудованием. Всех, конечно, невозможно. Но возможно создание нескольких – пяти-семи – федеральных центров, которые могли бы по уровню обслуживания соответствовать, предположим, мировому уровню (чему, я надеюсь, соответствуем мы), и таким образом, хоть частично восполнить существующие пробелы в обеспечении медицинской помощи населению. Пока этого не существует.
Ольга Беклемищева: А почему? О каких суммах идет речь?
Андрей Галанов: Речь идет о значительных суммах. И, в принципе, как приоритетное направление современного медицинского обеспечения это сейчас намечено. Суммы создания такого центра – порядка 25-30 миллионов евро.
Ольга Беклемищева: Да!.. Но, в принципе, ведь можно было бы найти... ну, я имею в виду хотя бы крупные города-миллионники.
Андрей Галанов: Сейчас ведь существует эта система развития медицинской помощи, и она ориентирована на то, чтобы как бы сочетать федеральную помощь с инициативами на местах. Так как сейчас, действительно, достаточные средства есть и в ведении губернаторов, и в областях. И мы сейчас пытаемся это развить, чтобы на основе имеющихся больших, крупных центров, известных нейрохирургических учреждений создать радиохирургические центры. Причем в сочетании и федеральной помощи, и местных органов власти, и наверное, частной инициативы тоже.
Ольга Беклемищева: Спасибо, Андрей Владимирович.
Доктор Андронов, можно ли для расширения представления о возможностях радиохирургии у наших слушателей рассказать немножечко об аппарате «Новалис»? Вот мы говорили все время о «гамма-ноже», ну, он самый дорогостоящий, самый точный, самый мощный. Но ведь в некоторых случаях, наверное, можно и на более легком, так сказать, оборудовании помочь человеку?
Алексей Андронов: Да, когда расположение лечебного объема позволяет провести облучение на аппарате «Новалис», то мы его используем. Это линейный ускоритель, адаптированный для целей радиохирургии. У него точность несколько меньше, чем у аппарата под названием «гамма-нож», но лечебное мероприятие провести возможно. Плюс он еще позволяет осуществить фракционированное лечение не радиохирургическое, а радиотерапевтическое. Иногда у наших пациентов возникают показания именно к такому виду воздействия.
Ольга Беклемищева: То есть несколько мелких доз, да? А не одна большая, что характерно для радиохирургии.
Алексей Андронов: Да, несколько либо мелких, либо крупных доз. Это уже определяется непосредственно у каждого человека, который приходит к нам на консультацию.
Ольга Беклемищева: Это зависит от природы опухоли, да?
Алексей Андронов: Это зависит и от природы опухоли, и от гистологии, и от самого человека, от размеров. Очень много показаний мы учитываем, когда определяем непосредственно вид лечения, который показан человеку. Это решается только индивидуально.
Ольга Беклемищева: И я обращаю внимание наших слушателей на то, что в этом отделении, о котором мы рассказываем, одновременно с «гамма-ножом» есть еще два очень мощных аппарата – один называется «Новалис», другой носит симпатичное имя «Примус». И они, насколько я понимаю, приобретены за счет бюджетных средств, за счет института.
Андрей Галанов: Да, совершенно верно.
Ольга Беклемищева: И лечение на них как бы входит, насколько я понимаю, в государственную программу гарантий.
Андрей Галанов: Не за счет института, а конечно, за счет... это государственное приобретение, да, федеральная программа.
Ольга Беклемищева: То есть они, может быть, не могут дать той точности, что дает «гамма-нож», но они вполне помогают во многих случаях.
Андрей Галанов: Безусловно. Но я бы не был так категоричен, потому что «Новалис» - это радиохирургическое оборудование, которое широко используется во всем мире. И точность его, она сопоставима. Да, может быть, это не доли миллиметра, но вопрос в том, как часто нужна точность именно в доли миллиметра. Но точность, достигаемая и получаемая нами, - это 1-2 миллиметра, - которая вполне устраивает при большинстве заболеваний.
Ольга Беклемищева: То есть на самом деле никогда не говори «никогда». И всегда ищи методы, которые принесут тебе здоровье, – это основной посыл, который я пропагандирую. Потому что слишком много людей пострадали просто оттого, что отказывались бороться за себя. Вот этого делать ни в коем случае нельзя.
Андрей Галанов: Совершенно верно. Всегда можно найти способ, как оказать эту помощь и как достичь обеспечения этой помощи. Такие возможности всегда есть.
Ольга Беклемищева: И большинство наших врачей настроены на то, чтобы помочь всеми возможными способами, если вам действительно необходима помощь.
И я благодарю наших гостей за то, что они приняли участие в нашей программе, за то, что рассказали о радиохирургии и о своих методах лечения.
Андрей Галанов: А вам большое спасибо за внимание.
Ольга Беклемищева: Всего вам доброго! Постарайтесь не болеть.
