Иван Толстой: Начнем с кино. На парижские экраны вышел фильм « La Mom е» («Малышка»), посвященный знаменитой Эдит Пиаф. Рассказывает Дмитрий Савицкий.
Дмитрий Савицкий: О ней сказано все, написано все, казалось бы, и снято все. Казалось, никто не решится о ней ничего нового сказать, а уж тем более снять фильм. И, тем не менее, кинопродюсер Ален Гольдман несколько лет назад получил SMC на мобильник: «Грандиозный фильм о любви. Музыкальный и доступный. Трагический и романтический. Сюжет - типично французский, но фильм для публики международной. Большой фильм об Эдит Пиаф». SMC был прислан кинорежиссером Оливье Дааном, автором «Уже мертвого», «Багровых рек» и «Обетованной жизни».
Ален Гольдман согласился, Оливье Даан устроил кастинг и - самая большая удача фильма - взял на главную роль, на роль Эдит Пиаф, актрису Марьон Котияр. Сценарий, состоящий из подчас плохо состыкованных эпизодов, спасала музыка и феноменальная работа звукорежиссеров, виртуознейший электронный монтаж, позволивший использовать концертные и студийные записи Пиаф, то есть записи высочайшего качества, в сценах банальных репетиций, конкурсных проб и бесконечных распевок.
На прошлой неделе фильм о Пиаф вышел на экраны страны под аплодисменты, восторженные вопли, но и под свист. Вышел под названием « La Mome » - «Малышка».
Дабы не забыть, скажу, что Оливье Даан, как и большинство французских режиссеров, ищет новые сюжеты не в современности, а в прошлом, причем в прошлом, которое уже прошло все воображаемые комиссии, и получило знак качества. « La Mome », позволяет и вернуться во времена более понятные, и избежать современности с ее вялотекущими катастрофами. Современность не притягивает, а отталкивает. Эпоха Малышки-Пиаф не знала ни политкорректности, ни СПИДа, ни исламского фундаментализма. Улица, бедность, проституция, войны - все это было доступно пониманию. Быть богатой, как до этого нищей, все еще не было стыдно. А главное - талант был веской валютой. Девальвация лишь намечалась.
Пересказывать легенду жизни Пиаф легко. Родилась она холодной декабрьской ночью на парижской улице, было это в 1915-м году. Мать ее, циркачка Анетт Майар, подкинула девочку своим родителям и исчезла. Отец Эдит - его фамилию она и носила - Луи Гасьон был призван на фронт. Дедушка с бабушкой поили Эдит молоком пополам с вином и практически не мыли - чтобы не простудить. Так что, когда в 1917 году Луи Гасьон вернулся с войны на побывку, он обнаружил страшную замарашку, которую он предпочел отвезти к своей матери. Новая бабушка работала кухаркой в борделе. Вот в этом чудесном заведении и началась жизнь, наконец отмытой и приодетой Эдит, которая, как с
ужасом выяснили девы любви, была практически слепой.
Коллектив девиц в полном составе решил отправиться в церковь молиться о бедняжке Эдит Святой Терезе - вдруг произойдет чудо? Хозяйка борделя пообещала пожертвовать церкви 10 тысяч франков, если чудо свершится. В день Святого Людовика, 25 августа, барышни свершили молебен, но на этом благая акция вроде бы и закончилась. Через 10 дней про Святую Терезу забыли, однако поздно вечером наткнулись на Эдит, которая хлопала глазами. Она видела!
Неизвестно, что было настоящим чудом в жизни девочки. То, что она выжила? То, что отец, который был акробатом, вернулся домой, и она пела на улицах, где он выступал, и пела замечательно? В 14 лет Эдит отца покинула - жизнь уличной певицы ей вполне подходила, и на жизнь она зарабатывала вполне прилично: целых 300 франков в день! В этом же возрасте у нее появились и первые любовники, счет им она не вела, да и не всех в жизни помнила по имени. В 17 лет она родила девочку Сесиль, которая вскоре умерла. Эдит
Гасьон переживала недолго - она верила, что у нее особая судьба, и что она станет Великой Эдит.
Этот эпизод ее жизни, встреча с Луи Лепле, который поверил 20-летней Эдит, и пристроил ее в кабаре «АВС», есть в фильме. Луи Лепле, который и дал Эдит кличку «Воробышек» - Пиаф - играет Жерар Депардье.
Прорыв на сцену был прорывом раз и навсегда. Слава упала на нее, как небо, не раздавив. Теперь она была известной, богатой, полной энергии. Мужчины шли чередой через ее жизнь - Реймон Ассо, Жак Пиле, Ив Монтан. Но любила она лишь своего боксера, претендента на звания чемпиона мира Марселя Сердана. Роман их бушевал на обеих берегах Атлантики - во Франции и в Америке. Сердан погиб в авиакатастрофе, через несколько лет Эдит попала в автомобильную аварию. Два ребра и сломанная рука - не так уж страшно, но ее мучили боли, и ей кололи морфий. Так она стала наркоманкой. Затем ее поразил артрит. Она падала от боли в обмороки на сцене, ее приводили в чувство, она продолжала петь.
В 47 лет она, мягко говоря, женила на себе 27-летнего парикмахера, ставшего певцом - Тео Сарапо. Нынче они вместе лежат под мраморной плитой на парижском Пер-Лашезе.
Иван Толстой: В Вильнюсе открыта мемориальная доска Патриарху Тихону, жившему на окраине Российской империи в течение нескольких лет. Инициаторами открытия доски стали несколько русских культурно-просветительских обществ страны. В 2009-м Вильнюс будет носить титул Европейской культурной столицы, и власти стремятся удовлетворить запросы разнообразных проживающих здесь сообществ. Из Вильнюса – наш корреспондент Ирина Петерс.
Ирина Петерс: Патриарх Тихон был первым канонизированным православной церковью святым, жившим в советское время. Его избрали патриархом после двух веков синодального правления, и это избрание – в ноябре 1917-го года – было ответом на кровавые события Октябрьской революции и гражданской войны в России. Архипастырем Литовской епархии Святитель Тихон был три с половиной года. Он прибыл в Вильнюс в январе 1914-го. Рассказывает одна из инициаторов установления мемориальной доски в память о патриархе Тихоне, руководитель православного общества «Живой колос» Ирина Арефьева.
Ирина Арефьева: Ему было 49 лет. Он был молодой, полный сил, простой и, в то же время, очень аскетичный монах. Здесь, в здании бывшей православной Консистории, сегодня находится вильнюсская Консерватория имени Таллат-Кялпши. Я училась в этом здании, когда это была музыкальная школа, семь лет туда топала каждый день девочкой, не знала, что хожу по мраморным лестницам, где ступала нога самого Патриарха Тихона. И не знала, что там была его келья на втором этаже. Окно кельи выходило в домовую церковь. В 1918-м году эта церковь была превращена в танцевальный зал, стены украсили зеркала, и там плясали вовсю. Чтобы найти эту церковь сейчас, мне пришлось обойти все залы. И однажды я зашла в Малый зал, там учитель аккомпанировал ученице виолончелистке, они с удовольствием сыграли мне несколько вещей. И я в страхе, в ожидании – то это место или нет – в предвкушении этого события, обернулась и увидела окно. Тут я поняла, что это та самая бывшая домовая церковь и окно кельи патриарха Тихона. Так было точно установлено место проживания патриарха Тихона в Вильнюсе. В условиях гражданской войны и революционного беспредела ему пришлось возглавить разрушаемую русскую церковь. При этом он сохранял ясный, кроткий, благостный, смиренный ум. Например, в Америке его прославили как просветителя. Он там открыл храмы в Чикаго, в Бруклине, Николая Чудотворца в Нью-Йорке. До сих пор это один из важнейших православных храмов.
Ирина Петерс: Вот какие слова находил архиепископ Тихон для представителей большевистской власти в годы разрухи и войн.
Ирина Арефьева: «Обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая. И от меча погибните сами, вы, взявшие меч». Патриарх не хотел видеть причину народных бед в действиях какого-то одного, двух, десяти или ста человек, он во всеуслышанье говорил об «обольщенном несчастном русском народе». Объяснял, в чем причины его бед: «Грех растлил нашу землю, он расслабил духовную и телесную мощь народа, грех разжег всюду пламя страстей, вражду и злобу, и брат восстал на брата.»
Ирина Петерс: Большевики не простили архиепископу Тихону того, что он открыто осудил расстрел царской семьи и самостоятельно организовал перевоз - чем фактически спас их от уничтожения - мощей Виленских великомучеников. И, главное – власть не терпела силы его авторитета среди христиан всего мира. После гонений, унижений, допросов и заточений большевики пошли на прямое преступление: в московской больнице, куда он был помещен, его убили.
Ирина Арефьева: Недавно из Зарубежной церкви пришло известие от одного священника, который перед смертью, не выдавая тайны исповеди, сказал, что он исповедовал одного из врачей этой больницы. После чего у него не осталось сомнений в том, что патриарх умер насильственной смертью.
Ирина Петерс: Возвратимся в годы служения архиепископа Тихона на Литовской кафедре. Он, например, обсуждал возможность изучения в Духовной семинарии литовского языка. Без этого - считал он, уже имеющий европейский опыт, - миссионерских задач не решить. С первых дней войны, по благословению архиепископа, в Литве начался сбор пожертвований на содержание лазаретов для многочисленных раненых и богаделен для беженцев и местных жителей, чьи кормильцы ушли на фронт. Между тем, линия фронта приближалась к Вильне. В сентябре 1914-го город посетил Государь Император. И у мощей святых Виленских мучеников судьба сводит земную царственную особу и святителя духовного. Тогда Николаю Второму владыка Тихон сказал пророческое : «У мощей святых почерпнем столь нужные нам уроки мужества и терпения». И добавил: «Отстоит Царя Россия – отстоит Россию и Царь».
Побывала в те годы в Вильне и Анна Ахматова. Отсюда она провожала мужа на войну, горячо молилась за него у иконы Остробрамской Божьей матери. Николай Гумилев с фронта вернулся живым.
Нынешнее событие в Вильнюсе – установление мемориальной доски в память о пребывании здесь патриарха Тихона – публицист Пранас Моркус рассматривает в европейском контексте.
Пранас Моркус: В 2009-м Вильне предстоит выступить культурной столицей Европы. Выступление на европейской арене можно будет признать успешным только в том случае, если удастся, что называется, «уложить рядом льва и ягненка» - смиренно принять переменчивую тысячелетнюю свою историю. Для литовцев Вильнюс – просто обязателен, как государствообразующая столица. Но ведь и для белорусов он – мечта, столица духовная. Евреи же столетиями называли Вильно литовским Иерусалимом, и он для них был родней родного. Что до польского сознания, то утрата Вильно сравнима разве что с ампутацией целого бока. Если такое вообще возможно. Что Вильно для русских? Полустанок на дороге, выбранный князем Андреем Курбским? Легенда о прадеде Александра Сергеевича, Ганнибале, тут, якобы, крещеном Петром Первым? Город школьных лет Петра Столыпина, Михаила Бахтина? Среди туристов попадаются и такие, которые справляются: где же гостиница «Бристоль», в номерах которой бесчинствовали несчастные герои рассказа Алексея Николаевича Толстого «Возмездие»?
Но вот пасмурный зимний день в старом городе, прохожие всегда слышат здесь музыку. Тут Консерватория. И невидимый рояль сопровождал открытие памятной доски, которая означает, что Вильнюс - не первым ли? - отдал, наконец, дань святости патриарха Тихона, благословлявшего также и эту землю. Дань мужеству русского человека, воина Христова, не преклонившего колен перед демонами большевистской ночи.
Иван Толстой: Мишелю Леграну, одному из самых популярных джазовых исполнителей, аранжировщиков и дирижеров – 75 лет. Интервью с ним записал музыкальный критик Ефим Барбан.
Ефим Барбан: Когда я встретился с Мишелем Леграном в Париже, в его любимом баре ресторана « Le Fouquet ’ s » на Елисейских полях, мы долго вспоминали нашу первую встречу в России многолетней давности. Во время горбачевской перестройки он довольно часто бывал в России – его приглашали то в жюри музыкальных конкурсов, то на разного рода конференции. В последние годы он неоднократно бывал в России со своим джаз-ансамблем. Однако самым памятным для него навсегда остался первый приезд, ставший историческим для российского джаза.
Одно время молодой Легран руководил лучшим французским джаз-оркестром. Это с ним 25-летний Мишель впервые приехал в Советский Союз. 1957 год. В Москве гремит Международный фестиваль молодежи и студентов. Гастроли биг-бэнда Леграна прошли тогда в Ленинграде, Москве и Киеве. Это был первый западный оркестр, прорвавшийся за «железный занавес» после войны. Сделать это удалось с помощью приглашения на фестиваль. Мишель дирижировал оркестром и играл на рояле. Практически все джазмены обеих российских столиц побывали на его концертах. Ветераны российского джаза вспоминают, что впечатление от леграновского бэнда было подобно взрыву музыкальной атомной бомбы. Полностью отрезанные в то время от всех источников джазовой информации, они были ошеломлены французским оркестром, где играли блестящие музыканты, многие из которых входили в элиту европейского джаза. Музыка биг-бэнда Леграна, усиленного четырьмя валторнами, напоминала «прогрессивные» звучания самых передовых и необычайно модных в то время американских оркестров Гила Эванса и Стена Кентона.
Во время нашей парижской встречи с Леграном я неожиданно для себя узнал, что первая его поездка в Россию, в 57-м, стала судьбоносной и для него самого.
Мишель Легран: Я встретил свою первую жену в России. Мы поженились и были женаты 20 лет. Но моя жена не была русской. Она была шведской француженкой. Ее семья – выходцы из Франции – много лет жила в Швеции. И тогда, в 1957-м, она оказалась в Москве в качестве модели одного из французских домов моды. Так что Россия сыграла в моей жизни немаловажную роль.
Ефим Барбан: Автора знаменитых киномюзиклов «Шербурские зонтики» и «Девушки из Рошфора» широкая публика знает, главным образом, как композитора эстрадной музыки. Его песни исполняли крупнейшие французские шансонье – от Мориса Шевалье до Жака Бреля и Жульет Греко. А между тем Мишель Легран не только выдающийся эстрадный мелодист, но и один из крупнейших европейских джазовых пианистов, обладающий ошеломляющей инструментальной техникой и незаурядным талантом импровизатора. Не менее известен он в джазовых кругах и как первоклассный аранжировщик и композитор. Работая в Голливуде на рубеже 50-60-х годов, он записал несколько пластинок джазовой музыки с крупнейшими американскими джазменами: Майлсом Дэвисом, Джоном Колтрейном, Беном Вебстером, Стеном Гецем. Как признается сам Легран, эта его музыкальная всеядность стала продолжением его детских наваждений, когда ему хотелось объять всю музыку, все ее жанры.
Музыку Мишеля Леграна всегда отличали чисто французская элегантность и способность выражать, казалось бы, самые интимные и потаённые чувства. Нет ни одного музыкального жанра, в котором бы этот композитор, пианист и дирижер не оставил свой след, – от классической музыки и джаза до мюзикла, киномузыки и шансона. Его творческая универсальность сродни энциклопедической креативности людей эпохи Возрождения: в круг его интересов, кроме всех жанров музыки, входят литература (он пописывает прозу), живопись (его картины вполне профессиональны), шахматы (он первоклассный игрок), кроме того, он еще и управляет собственным самолетом. Легран вовсе не считает себя чисто джазовым музыкантом.
Мишель Легран: Я не считаю себя чисто джазовым музыкантом. Я всегда имел дело со всеми возможными видами и жанрами музыки: и классической, и джазовой, и популярной, и музыкой для кино, мюзиклов – всё что угодно. Я сочиняю и исполняю любую музыку, и мне хочется делать абсолютно всё в музыке.
Ефим Барбан: Были ли у вас кумиры во время музыкального становления?
Мишель Легран: Видите ли, на меня оказало влияние такое количество композиторов и музыкантов, что их невозможно даже перечислить. Преобладающего влияния не было. Я не могу вам сказать, что больше всего люблю Равеля, или Дебюссии или Дюка Эллингтона. Я люблю их всех. В моей жизни было огромное число выдающихся композиторов и импровизирующих потрясающих музыкантов. Все они для меня были мастерами или друзьями.
Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня – Николай Пирогов. Его портрет представит Борис Парамонов.
Борис Парамонов: О Николае Ивановиче Пирогове (1810 – 1881) был однажды сделан художественный фильм – вскоре после войны, когда всячески выдвигался русский приоритет во всех науках и ремеслах, и при этом поносились иностранцы, затиравшие русские самородные таланты. Так и в этом фильме были какие-то немцы, с которыми боролся Пирогов. Самое смешное здесь, что Пирогов был своего рода немцем – учился в Дерптском университете, где сам стал профессором в возрасте 26 лет. Первые научные труды Пирогов написал и издал по-немецки, читал лекции на немецком языке. Позднее по-французски он написал книгу «Патологическая анатомия азиатской холеры». Так что европеец он самый бесспорный – Дерпт (нынешний Тарту) отнюдь не был русским захолустьем.
Он был европейской знаменитостью, мировым авторитетом. В 1862 году врачи не могли определить, где застряла пуля в теле Гарибальди. Вызвали из России Пирогова. Он не только нашел пулю, но и извлек ее. Немцы в своей армии внедрили систему военно-полевой хирургии, разработанную Пироговым еще во время кавказских войн и при обороне Севастополя. Система блестяще себя оправдала во франко-германской войне 1870-71 годов, и по окончании войны немцы пригласили Пирогова к себе, чтобы почтить его триумфом.
Пирогов сделал из военной медицины науку, основные положения которой действенны и сегодня. Среди положений этой науки: не скучивать раненых (во избежание эпидемий), а рассредоточивать их, не увлекаться операциями на месте, а организовать полевую хирургию поэшелонно, с постепенным усложнением медицинских мер по мере продвижения раненых в тыл. Вообще не увлекаться хирургическими операциями, а правильно организовать уход за ранеными и делать установку на консервативное лечение. Ампутацию по возможности заменять резекцией органов. Сам Пирогов разработал громадное количество новых операционных методик. Во время работы в Петербургской Военно-хирургической академии за четырнадцать лет он провел 12 000 операций, по три в день, если исключить выходные дни. Это Пирогов первым начал замораживать трупы с целью анатомических исследований, создав тем самым новую науку, названную им топографической анатомией. Он же создал институцию хирургических медицинских сестер.
Пирогов, в отношении мировой его известности, - ученый того же масштаба, что Менделеев, Павлов и Мечников. Однако он был не просто выдающимся ученым-хирургом и творцом военно-полевой медицины. Пирогов был еще и замечательным мыслителем. Но в этом качестве он был разве что полуизвестен в России.
Отойдя от повседневной медицинской практики примерно в середине пятидесятых годов – как раз к эпохе Великих реформ, - Пирогов, как многие тогда в России, взялся за перо – стал публиковать статьи, составившие позднее сборник «Мысли о воспитании». Статьи имели неожиданный успех у публики, и власти сгоряча назначили Пирогова попечителем сначала Одесского, а потом Киевского учебных округов. Всё-таки, для властей он оказался слишком либеральным, и его отстранили от деятельности на ниве просвещения. В тоже время русским радикалам он казался не слишком либеральным и подозревался даже в наклонности к телесным наказаниям, о чем и написал известную эпиграмму Добролюбов: «Но не тем сечением привычным, /Что секут обычно дураков, /А таким, какое счел приличным / Николай Иваныч Пирогов».
После смерти Пирогова были изданы его дневники и всевозможные его записи, и вот оказалось, что Пирогов - блестящий ученый-материалист и позитивист - был замечательным религиозным мыслителем. В очередной раз подтвердилась мысль Фрэнсиса Бэкона, сказавшего: «Чем дальше ученый углубляется в науку, тем ближе он подходит к Богу; наука – что-то вроде гальки на океанском пляже, а истина, Бог – в океанской глубине».
О Пирогове начали писать философы. Франк написал о нем работу, опубликованную уже в эмиграции, в журнале «Путь». Протоиерей Зеньковский, автор фундаментальной «Истории русской философии», посвятил Пирогову целый раздел – в главе, трактующей также о мировоззрении Льва Толстого.
Основное в философствовании Пирогова – мысль о том, что нельзя построить так называемого научного мировоззрения, что науке не дается тайна мира, тайна бытия, что не в исследовании материи (как говорили в его время - «вещества») открывается суть мироздания. Пирогов утверждает нередуцируемость, несводимость истины к опытному знанию. Он приходит к мысли о первичном существовании Мирового Разума, всеобщей одухотворенности бытия, в котором наш малый разум – как бы исчезающе малая частица. Пирогов пишет:
Диктор: «Я убедился, прослужив верой и правдой эмпирическому направлению, что для меня невозможно оставаться позитивистом. Мне не суждено быть позитивистом: я не в силах приказать моей мысли – не ходи туда, где можно заблудиться… На каждом шагу мы встречаемся с тяготеющей над нами тайной, лишь скрытой под научными именами. Мы окружены со всех сторон мировыми загадками».
Борис Парамонов: И дальше:
Диктор: «Мировое сознание становится моим индивидуальным посредством особенного механизма, заключающегося в нервных центрах. Как это происходит, мы, конечно, не знаем. Но для меня несомненно, что мое сознание, моя мысль и присущее моему уму стремление к отысканию целей и причин не может быть чем-то отрывочным и единичным, не имеющим связи с мировой жизнью, не может быть чем-то заканчивающим мироздание, то есть не имеющим ничего выше себя. Невозможно думать, что во всей вселенной наш мозг является единственным органом мышления, что всё в мире, кроме нашей мысли, безумно и бессмысленно».
Борис Парамонов: Мысли, самостоятельно развивавшиеся Пироговым, глубоко философичны, у него можно обнаружить темы о трансцендентальном сознании, о Мировой Душе (тема позднейшей русской софиологии), даже об антиномиях чистого разума. Это зрелые мысли умного человека, а не скороспелые заключения привременного модника. Базаров, поклоняющийся европейской науке и сводящий ее к лягушкам, - варвар. Пирогов – европеец.
Иван Толстой: В Гааге разразился скандал вокруг дома, в котором долгие годы жил и работал крупный голландский сочинитель Louis Couperus . Дело в том, что его дом находится в собственности Египта. Египетская сторона хочет дом продать, а город не дает – историческая достопримечательность, должен быть обеспечен доступ публики. Рассказывает наш корреспондент в Нидерландах Софья Корниенко.
Софья Корниенко: В «Большой Советской Энциклопедии» о Луи Куперусе сказано: «Родился в 1863 году в семье видного чиновника голландской администрации в Индонезии. В первом романе «Элин Вер» показал распад высшего общества. В романе «Тайная сила» противопоставил голландским колонизаторам дремлющие, но могучие силы яванского народа». На самом деле, первый роман Луи Куперуса назывался «Элине Вере» и, подобно большинству достойнейших произведений нидерландской литературы, так и не был переведен на русский язык. Главная героиня романа, девушка Элине из богатой гаагской семьи, способна мыслить лишь в рамках установленной для девушки ее статуса моды и этикета светских вечеринок. Она испытывает влечение к своему развратному кузену, но считает себя влюбленной в оперного певца. Куперус вообразил ее живущей в особняке в Гааге, в котором жил сам и в котором, собственно, и создал ставший классическим роман. Юный 26-летний Куперус публиковал «Элине Вере» по частям в газете «Хет Вадерланд».
Эухение Бур : Интересно, что многие из первых читателей романа, знакомясь с его героиней по отдельным главкам в газете, думали, что речь идет о настоящей девушке, а не героине художественного произведения – настолько реалистично и целостно был прорисован ее образ. Существуют документальные источники, в которых рассказывается, как после публикации главки с описанием смерти главной героини, пассажиры в гаагских трамваях переговаривались в полголоса: «Вы уже слышали? Элине Вере умерла!»
Софья Корниенко : Рассказала в интервью телепрограмме «Эйн Вандах» куратор музея Луи Куперуса в Гааге Эухение Бур. В маленьком помещении музея восковая фигура Куперуса сидит в комнате-копии его рабочего кабинета. Настоящий дом Куперуса и его героини Элине сегодня выставлен на продажу. Долгие годы в нем располагалось египетское посольство, и теперь Египет решил продать его.
Эухение Бур: Все египетские послы хорошо знали, в чьем доме живут. Они считали это большой честью. Теперь же, если дом станет частной собственностью, эта аура почтения к истории пропадет. Где-нибудь во Франции подобный памятник архитектуры, в котором к тому же проживал знаменитый писатель и, более того, написал там свой первый роман (причем не просто первый роман, а шедевр, ставший классикой!), обратил бы на себя куда больше внимания, чем здесь, в Голландии.
Софья Корниенко : Луи Куперус - основоположник современной нидерландской новеллы – за шестьдесят лет жизни издал более шестидесяти романов, сборников рассказов и стихов. Русскому читателю он может быть знаком по переводам менее популярных в Нидерландах исторических романов «Ксеркс» и «Надменный». Помимо «Элине Вере», самые яркие произведения Куперуса «Книга малых душ» и «Тайная сила» были весьма успешно экранизированы. В «Тайной силе» речь, кстати, идет вовсе не о силе яванского народа, а о мистической силе духов, в которые начинают верить увлеченные местными индонезийскими магическими ритуалами голландские колонизаторы. Главное для Куперуса – создание атмосферы. В «Тайной силе» - атмосферы страха перед возмездием, который испытывают главные герои, молодой человек и его мачеха, вступая в практически кровосмесительный роман. Поэт Барт Шабот верит, что и дух самого Куперуса бродит по соседним улицам.
Барт Шабот:
Увидев меня,
Куперус
с некоторой тяжестью поднялся
и дружелюбно
посмотрел на меня.
Затем он
спокойной походкой
сошел с деревянной мостовой,
и завернул за угол
в Казарменную улицу.
Я
только и успел что услышать,
как
сТУКнула
его трость,
ТАК
быстро он исчез.
И правда,
лицом он постарел
немного,
но одет был,
как всегда,
безупречно.
Барт Шабот : Мы в Голландии не привыкли гордиться своими культурными достижениями. Вот во Франции в любом месте, где проводили время Бальзак, например, или Пруст, не только само помещение превратят в музей – воздух соберут в сувенирную бутылочку. А в Голландии мы все скромничаем.
Софья Корниенко: Между тем маклер Инеке ван Махелен уже заготовила для телевидения и потенциальных покупателей недвижимости свою вдохновенную речь.
Инеке ван Махелен : Добро пожаловать в родительский дом Луи Куперуса. Дом был построен в 1884 году по заказу семьи Куперус. В доме сохранилось много деталей подлинного интерьера – цветные витражи, лепные потолки, застекленная веранда - типичный элемент гаагской архитектуры конца 19-го века. Цена особняка – 2 миллиона 900 тысяч евро. Огромная сумма, конечно, но здание представляет историческую ценность. Это, в частности, означает, что вносить изменения в наружный облик здания без разрешения муниципалитета запрещено. Внутри – можно менять.
Софья Корниенко: Таинственная, располагающая к творчеству атмосфера сохранилась, прежде всего, благодаря внутренней планировке. Гулкие деревянные полы, деревянная крашенная лестница и, наконец, отделанная синей материей, светлая, с гигантскими окнами комната, в которой работал писатель.
Инеке ван Махелен: Это подлинные перила, по ним регулярно скользила рука Куперуса. Второй этаж, спальня родителей, и комната, где писал Луи Куперус. Вид на улицу под окном, солнечно, светло. Дом может купить любой покупатель, однако мы отдаем предпочтение тому потенциальному владельцу, который выразит желание отреставрировать особняк с учетом его подлинного убранства. Владельцу, которому не безразлична история дома. Однако, разумеется, дело, прежде всего, в деньгах.
Отрывок из фильма «Элине Вере» по одноименному роману Луи Куперуса:
Женский голос: Ну, как твои дела?
Мужской голос: Дурно. Гаага раскрывает в человеке все самое дурное. Тоска.
Женский голос: Полно!
Мужской голос: Да, да, я умираю от тоски.
Иван Толстой: Посреди Турина стоит бронзовый русский конь. Наш корреспондент и культурный следопыт Михаил Талалай разведал, каким образом эта скульптура оказалась в итальянском городе.
Михаил Талалай: Недавно мне довелось сделать небольшое искусствоведческое открытие. На центральной площади города Турина, пьяцце Кастелло, установлен памятник итальянской кавалерии. Так вот аллегорический Туринский кавалерист восседает на … русской лошади. Это открытие подтверждено не только разного рода редкими текстами, но и сличением фотографий. Что же делает русский конь в Турине?
Он принадлежал местному скульптуру Пьетро Каноника и являлся царским подарком.
Впрочем, расскажем по порядку. В 1914-м году в Петербурге, на Манежной площади, был торжественно открыт памятник русско-турецкой войны. Император Николай Второй, под датой 12 января 1914-го года, лаконично записал: «Отправился в город в 11 часов. Началась церемония освящения памятника посреди сквера у Михайловского манежа. В строю было 63 взвода. Погода была теплая. Памятник мне очень понравился».
Монумент пришелся по вкусу не только царю, но просуществовал он недолго – менее пяти лет.
В Петербурге писали, что памятник «явился новым украшением столицы и свидетельствует об успехах русской армии под предводительством ее знаменитых вождей, о великой роли России в балканских делах и об одушевлявшей ее великой задаче освобождения христиан от мусульманского ига». Во время праздничного открытия состоялся небольшой воинский парад (с участием ветеранов турецкой войны и делегации Балканских стран). После того, как император, облаченный в мундир лейб-гвардии Уланского полка, принял рапорт, раздались звуки торжественного марша, и начался обход войск. В конце торжества царь обошел ветеранов и выслушал разъяснения автора, итальянского скульптора Пьетро Каноника. Затем началось возложение венков к подножию монумента.
Основной частью памятника стала конная статуя главнокомандующего - великого князя Николая Николаевича в шинели и фуражке с саблей на боку.
В октябре 1918-го года памятник сделался жертвой известного революционного декрета о монументальной пропаганде: «Отдел изобразительных искусств предложил немедленно приступить к снятию памятника Николаю Николаевичу в сквере перед Михайловским манежем. Памятник этот не представляет никакого интереса ни с художественной, ни с исторической точки зрения». Сам Каноника, однако, считал, что его произведение было разрушено не большевиками, а футуристами, которые его яростно критиковали и в России, и на родине, в Италии. Сейчас представление о монументе можно составить лишь по старым фотографиям и по экспонатам римского Музея Каноники, где хранятся гипсовые подготовительные модели.
Такого печального конца талантливый итальянец ожидать никак не мог. Все начиналось совсем иначе.
В 1908 году в Париже состоялась судьбоносная встреча молодого тогда скульптора Пьетро Каноники с великим князем Владимиром Александровичем, тогдашним президентом Академии художеств, и с его супругой великой княгиней Марией Павловной-старшей, которая после смерти мужа возглавила Академию. Сразу после знакомства художник изваял бюст великой княгини. Оценив дарование итальянского мастера, Мария Павловна пригласила его в 1910-м году в Петербург. Приглашение было принято с радостью. Каноника быстро обрел известность в дореволюционной России. Северную столицу Каноника поразил своей необыкновенной работоспособностью. В первый визит, продлившийся сорок дней, он вылепил семнадцать бюстов, переведенных им в Турине во мрамор. Такова была его манера работать – краткий визит в Россию, или иную страну, сеансы с заказчиками и ваяние в глине, затем – неторопливая работа в Италии с мрамором или бронзой. Своим туринским друзьям скульптор любил рассказывать, будто его феноменальная быстрота так неприятно поразила петербургских коллег, что они пустили слух: Каноника не ваяет, а, якобы, снимает с лица заказчика гипсовую маску. Для посрамления завистников был устроен показательный сеанс с графом Шереметевым, после которого его лепка была уподоблена «игре виртуоза-пианиста – так бегали его гибкие пальцы».
Вскоре Каноника познакомился с Николаем Вторым. Это произошло при работе над бюстами принцесс Елизаветы и Ольги, дочерей великой княгини Елены Владимировны и королевича Николая Греческого. Императору, навестившему свою тетю, очень понравилась виртуозная работа скульптора, которому всегда удавались детские портреты.
В своих мемуарах скульптор рассказал об этой встрече: «Могу без преувеличения сказать, что я сблизился с Государем в самое краткое время, благодаря его духовности, уму и простоте обхождения». Получив приглашение в Царское Село, Каноника приступил к скульптурным изображениям царской семьи. Первым был исполнен портрет Цесаревича, вторым – Александры Федоровны, затем – Николая Второго. «Вчера я закончил первый сеанс с Императором – писал он приятелю в Италию, – и не могу тебе описать всю добрую натуру и всю простоту этого человека. Его прямая душа светится в глазах, обладающих необыкновенно мягким выражением, но не лишенных энергии. Вблизи он совсем иной, нежели о нем толкуют».
В Музее Каноники хранятся примеры его работы при российском Дворе: несколько бюстов Николая Второго, бюсты Царицы и Цесаревича. Увы, это лишь гипсовые этюды: почти все оригиналы погибли после революции.
В 1911-м Академия художеств устроила в Петербурге большую персональную выставку Каноники, которую посетил и Император, предложивший исполнить модель памятника великому князю Николаю Николаевичу (1831-1890), главнокомандующему русскими войсками в русско-турецкой войне 1877-1878 годов. Проект конного монумента на высоком пьедестале с историческими горельефами так понравился царю, что Каноника получил ответственный заказ независимо от объявленного конкурса. Для работы над заказом Император велел отправить ваятелю великолепного орловского рысака.
Первая мировая война и Русская революция стали рубежом в жизни Каноники. В начале 1920-х он уехал из Турина и обосновался на берегах Тибра. Последней его работой в родном городе стал памятник итальянской кавалерии. Видя, что его конный монумент в Петербурге сломали, он посадил на готовую модель орловского рысака вместо Николая Николаевича некоего кавалериста. Этот трюк ему так понравился, что он посадил на русского коня и Симона Боливара, для памятника в Латинской Америке, Ата-Тюрка для памятника в Анкаре и ряд других персонажей мировой истории. После смерти ваятеля в Риме открылся его дом-музей. В России к тому моменту его прочно забыли. На месте его монумента, питерцы это помнят, долгое время был валун с надписью «здесь будет установлен памятник Гоголю», но не так давно вместо Гоголя здесь установили бюсты итальянских зодчих, строивших Северную столицу – так что итальянский гений не покидает это место.
