Иван Толстой: Начнем с Парижа, где закончился ежегодный книжный Салон. Рассказывает Дмитрий Савицкий.
Дмитрий Савицкий: Ежегодная парижская книжная ярмарка, 27-й Salon du livre , традиционно разбившая свои стеллажи и стенды в выставочном городке на Версальских воротах, сразу после же выставки Сельскохозяйственной, привлекла в этом году меньше внимания и прессы, и французских СМИ по причине очевидной: книжная ярмарка открылась в самый разгар предвыборной президентской кампании. И если кандидаты на пост в Елисейском дворце обязаны были посетить, всяк и каждый, коровники, свинарни и птицефермы Сельскохозяйственной выставки, дабы подчеркнуть свою связь с миром крестьян, глубинки, фермеров, деревни, на Salon du livre заскочили лишь: премьер-министр - пишущий и красиво издающий собственные стихи - и, куда уж деться, министр культуры. Парижскую книжную ярмарку называют самым большим книжным магазином страны. В отличие от Франкфуртской, на которой встречаются профессионалы - издатели, литературные агенты и авторы, и которая в гораздо большей степени посвящена заключению сделок, парижская – это, прежде всего, как говорят в одной стране, «культурное мероприятие». Программа книжной ярмарки – это длинный список встреч читателей, издателей и авторов. Это стенд номер 156 и стенд номер 81, возле которого надписывают автографы Марк Леви или Лиди Сальвер. Это девочки аташе-пресс, которые загораживают вход к стендам издательства Лафон или издательства Грассе, потому что там разливают шампанское, но лишь для приглашенных. Это теле и радио дискуссии, перенесенные на Книжную Ярмарку и часто -опять французский парадокс - не имеющие отношения ни к литературе, ни к издательскому миру. Просто – передача идет с Книжной Ярмарки, из горячей новостной точки, но разговор может идти час пятьдесят пять минут о современной скульптуре и пять минут о том, что в 2007 году на прилавках книжных появятся 9 новых книг о пластическом искусстве. Но, в целом, наши СМИ вещали из Salon du livre все о том же: о выборах.
Журналисты отметили еще месяц назад, что никто из лидирующих кандидатов не сказал в своих выступлениях ни слова о культуре. Что это значит? Что культура во Франции - Золушка? Или что она настолько повсеместна, что о ней можно и не говорить? И, в то же самое время, в понедельник на Книжной Ярмарке проходил день встреч исключительно для профессионалов - издателей, распространителей, библиотекарей, авторов и владельцев книжных магазинов - и все они говорили об одном: о катастрофическом положении дел на книжном рынке страны.
Я позвонил журналистке, писательнице и переводчице Катрин Паолетти и задал ей вопрос. Катрин Паолетти, вы давно сотрудничаете с издательским миром, и хорошо его знаете. Как вы думаете, почему во Франции издается все больше и больше книг, а издатели находятся в состоянии стабильной паники и считают, что на них надвигается некая катастрофа?
Катрин Паолетти: Действительно, если взглянуть на данные о продаже книг за последние два года, 2005-й и 2006-й, можно констатировать тот факт, что книжный рынок, скорее, в минусах: минус 0,5 процента в 2005-м году и минус полтора процента в прошлом году. Уменьшился также и тираж книг – с 9 тысяч экземпляров в 1990-м году до семи с половиной тысяч в 2006-м.
Дмитрий Савицкий: Это цифры первого тиража?
Катрин Паолетти: Совершенно верно.
Дмитрий Савицкий: Но если, к примеру, взять 19 век: писатели публиковали не так уж много книг, скажем, по книге каждые три года и, к тому же, наверное, 19 век дал не больше тридцати действительно великих писателей! Нынче же, во Франции, каждый год в сентябре выходит 500-600 новых романов! Получится, видимо, что в 20-м веке и в 21-м на столетие приходится по 5 тысяч великих писателей! Это же невозможно!
Катрин Паолетти: Справедливо, но все же среди 500 новых романов, публикуемых в сентябре каждый год, часть настоящих, стоящих книг - весьма мала. Парадокс, верно, но их, все же, не больше 20-ти!
Дмитрий Савицкий: Как в старые времена?
Катрин Паолетти: Именно, как раньше. Остается лишь выяснить: достойны ли внимания эти, отсеянные 20 писателей! Мой знакомый издатель в прошлом году, вернувшись с Франкфуртской ярмарки, рассказывал, что нынче там можно найти все что угодно: «Энциклопедию Попугаев» или серию «Воспоминания Консьержек». Ведь издательства в наши времена сильно расширили диапазон издаваемого. Отныне из печати выходят книги по домоводству, сборники эссе, романы, учебные пособия, детские книги, которые не более чем детский лепет.
Дмитрий Савицкий: Но в то же самое время нам постоянно бубнят, что французы все меньше и меньше читают, и что они предпочитают мир образов, визуального. Думаете ли вы, что это – угроза миру книг?
Катрин Паолетти: Стоит допустить, что угроза эта существует, и что она выражена в поражении мифа о том, что Культура с большой буквы существует, и что она доступна всем, и что всяк и каждый непременно читает классиков и Пруста. Стоит задумать над тем, ЧТО именно нынче читают. В этом смысле, может быть, французы читают даже больше, чем раньше! Начиная от бесплатных газет в метро и до бесконечного заглатывания интернетовских текстов.
Дмитрий Савицкий: Да, но они читают черти что!
Катрин Паолетти: Верно! И они гораздо меньше читают книг! Но здесь все же нужно отметить, что издатели публикуют все больше и больше книг, а читатели все меньше и меньше покупают книги, которые им рекомендуют владельцы книжных магазинов. Отсюда и бюджетный дефицит книжного рынка.
Дмитрий Савицкий: Кого бы вы включили в список больших настоящих писателей, из ныне живущих?
Катрин Паолетти: Для меня это писатели, чье открытие состоялось еще 20-30 лет назад. Это Патрик Модиано, Лё Клезио и, несомненно, Жан д‘Ормесон..
Дмитрий Савицкий: Журналист, писатель и переводчик – Катрин Паолетти. Почетным гостем Парижской книжной ярмарки в этом году стала Индия. На ярмарку приглашены 30 индийских писателей и среди них – наиболее популярные писатели страны: Викрам Сет, Тарун Тэжпал, Абха ДоЭсар и Сташи ДеШпанде. В этом году ярмарка закрылась на день раньше обычного – вчера вечером. Выставочный городок на Версальских воротах до мая будет занят совсем иной публикой – активистами левых и правых партий, крайне-левых, и крайне правых, телохранителями, администраторами, звездами шоу-бизнеса, журналистами, энергичными французами и француженками всех возрастов, у которых в ближайшие три месяца вряд ли будет время читать что-либо иное, кроме результатов общественных опросов.
Иван Толстой: В Мюнхене, в музее Ленбаххаус, проходит выставка под названием «Габриэле Мюнтер – годы с Василием Кандинским». Габриэле Мюнтер, известная немецкая художница, долголетняя спутница жизни Кандинского, сохранила большую коллекцию, дающую представление о настроениях, творчестве и жизни многих деятелей авангардного искусства в Германии начала ХХ века. Когда Габриэле Мюнтер исполнилось 80 лет, она решила преподнести свое богатое собрание в дар городу Мюнхену. Документы, письма, дневники, полотна, эскизы и фотографии с 1902-го по 1914-ый годы рассказывают о Василии Кандинском. Наш мюнхенский коллега Александр Маннхайм побывал на выставке.
Александр Маннхайм: У этой коллекции, которую эксперты называют настоящей сокровищницей, довольно захватывающее прошлое. После разрыва отношений с Габриэле Мюнтер, вернувшись в Германию через несколько лет, Василий Кандинский через суд хотел получить свои, оставшиеся в доме Мюнтер, документы и картины. Судебная тяжба длилась более шести лет. Василий Кандинский должен был признать свое поражение и собственноручно подписал документ, что «госпожа Мюнтер-Кандинская имеет полное право распоряжаться находящимся у нее имуществом». Именно на такой формулировке настояла Габриэле Мюнтер. Затем, когда начались гонения на художников авангардистов, и когда нацисты объявили их творчество « дегенеративным искусством», Габриэле Мюнтер спрятала свою коллекцию и, таким образом, спасла сотни картин от уничтожения. Благодаря мужеству Габриэле Мюнтер мы имеем сейчас полное представление не только о творчестве Кандинского, но и весьма обширную документацию о многих деятелях искусства тех времен, в том числе о группе «Blauer Reiter», то есть, «Синий всадник», в создании которой она принимала активное участие. В наследие Габриэле Мюнтер, входит также множество писем Кандинского, ее собственных дневников, около двух тысяч сделанных ею фотографий, сотни эскизов, график и других предметов искусства. Интересно, что многие идеи, композиции и пейзажи, нашедшие отражение на полотнах и рисунках Василия Кандинского, были выполнены уже гораздо позже с фотографий, сделанных именно Габриэле Мюнтер во время многочисленных совместных поездок заграницу. Кстати, увлечение фотографией в те времена было дорогой роскошью, которую мало кто мог себе позволить.
Габриэле Мюнтер познакомилась с Василием Кандинским в Мюнхене в 1901-ом году, когда поступила в частную художественную школу, в которой он преподавал. Аудитория состояла преимущественно из девушек, ибо женщинам доступ в Академию искусств и другие высшие учебные заведения в те времена был заказан. Естественно, что, как и многие другие девушки, Габриэле обожала кумира модернистской мюнхенской богемы, образованного, стройного Василия Кандинского, блестяще владевшего немецким и другими языками и обладавшего шармом, которому из женского пола мало кто мог противостоять. Несмотря на то, что Василий в это время уже был женат, и его жена тоже находилась в Мюнхене, между ним и Габриэле Мюнтер завязались очень тесные отношения. Увы, к великому огорчению Мюнтер, Кандинский, будучи ловеласом, не всегда адекватно отвечал ее чувствам и стремился к большей независимости. В центре Мюнхена, в Швабинге, Габриэле Мюнтер снимает для себя и Кандинского большую квартиру, которая становится одновременно и их ателье. В одной из поездок по южной Баварии, в поисках мотивов, они заехали как-то в городок Мурнау, где Василию приглянулась стоявшая на возвышении вилла с прекрасным видом на Альпы. Не долго раздумывая, Габриэле, будучи состоятельной женщиной, приобрела трехэтажный особнячок, который впоследствии местные жители стали называть «Russenhaus» - Русским домом. Этим самым она хотела привязать к себе Василия Кандинского и «свить с ним уютное гнездышко». Годы, проведенные с Кандинским в этом доме, она считала самыми счастливыми в своей жизни. Здесь они зачастую принимали гостей. Многие друзья, в том числе и из России, как, например, Алексей Явленский и Марианна Веревкина, подолгу жили в этом доме. Судя по фотографиям, Василию доставляло большое удовольствие копаться в огороде на грядках и, вообще, работать на лоне природы в обширном саду этой виллы. В это время в обществе Габриэле иногда представляется как «Frau Kandinsky». Но, как мы знаем, несмотря на неоднократные обещания, Василий Кандинский на ней так и не женился. Сейчас в этом доме находится музей Габриэле Мюнтер и Василия Кандинского. В принципе, выставку, проходящую в Мюнхене, можно было бы смело назвать «Габриэле Мюнтер – жизнь для Кандинского». Судя по фотографиям и документам тех времен, период жизни, проведенный совместно Кандинским и Мюнтер, был наиболее плодотворным и эмоциональным для обоих художников. Здесь Кандинский упоенно работал над своими композициями, сформировал собственный уникальный стиль и написал свой труд «О духовном в искусстве». Эксперты сходятся во мнении, что своим общением Мюнтер и Кандинский во многом дополняли друг друга. Однако, бросается в глаза то, что почти на всех фотографиях и портретах, в том числе выполненных Кандинским, Габриэле Мюнтер задумчива, даже печальна. В ее глазах таится какая-то невысказанная тоска и неуверенность. В то время как Василий на фотографиях всегда в хорошем расположении духа, весел, ироничен и даже дурачится. Когда в 1914-ом году началась первая мировая война, Кандинский, как российский гражданин – гражданин враждебной страны, был вынужден покинуть Германию, пообещав Мюнтер, что вскоре он вернется и вот тогда уже окончательно на ней женится. Они оба наивно полагали, что через несколько месяцев эта бессмысленная война закончится. Последний раз, по настоянию Габриэле, они встретились два года спустя в нейтральной стране, в Швеции. Василий к тому времени уже охладел к Габриэле Мюнтер, но не нашел в себе мужества признаться ей в этом. В 1917-ом году он неожиданно женится на молоденькой Нине Андреевской. Многие годы Габриэле Мюнтер ждала Кандинского и ничего не знала о его судьбе. Она даже опасалась, что он погиб в смутные годы революции в России. Для нее было страшным шоком, когда в начале 1921-года, она случайно узнала, что Кандинский только что благополучно вернулся в Германию, для преподавания в город Веймар, ни разу не попытавшись прислать ей хоть какую-нибудь весточку.
А вот как восприняли эту выставку некоторые посетители. Моя первая собеседница на вопрос, что ее привело на эту экспозицию, к моему удивлению, заговорила со мной по-русски. Украинская студентка мюнхенского университета, Виктория Верхогляд:
Виктория Верхогляд: Меня эта тема вообще очень интересует, и я хотела бы ее и дальше исследовать. Меня также интересует влияние группы «Blauer Reiter» на украинскую художественную школу. Очень приятно, что все выполнено на таком высоком уровне. Наибольшее впечатление на меня произвели последние фотографии Габриэле Мюнтер, благодаря которым можно было проследить, как создавалась «Седьмая композиция» Кандинского, как происходил сам процесс становления, как претворялись в жизнь его философские идеи.
Сигрид Кёниг: Мне очень понравилась экскурсия по выставке и, особенно, разъяснения по поводу взаимосвязи различных фотографий и картин. Кстати, в его картинах и поведении я не заметила ничего русского. Для меня он немецкий художник, ведь он рисовал и жил здесь, в Германии, в Мурнау».
Александр Маннхайм: Следующая моя собеседница представилась как Ута Пёниц.
Ута Пёниц: На меня произвел сильное впечатление сам процесс, как фотографический снимок в представлении художника приобретает свое выражение на полотне. Иногда у меня даже возникали сомнения, что было первоначально - рисунок или сделанная позже фотография, как доказательство достоверности мотива.
Александр Маннхайм: Кстати, в высказывании одной из моих собеседниц о том, что Василий Кандинский был немецким художником, нет ничего удивительного. Ее мнение разделяют многие немцы, ценящие искусство Кандинского. В принципе, они частично правы. Ведь в 1929-году Кандинский принял немецкое гражданство. Но четыре года спустя, спасаясь от преследований нацистов, он переехал во Францию и, получив гражданство, стал французским художником. Таким соотечественником любая нация воистину может только гордиться. Во всяком случае, этот спор гораздо приятнее, чем старый так и не решенный между немцами и австрийцами – так кем же был Адольф Гитлер?
Иван Толстой: В Голландии читательской аудиторией избран «лучший голландскоязычный роман всех времен». Победителем стал роман живого классика голландской литературы Харри Мюлиша «Открытие небес». Насколько оправдан этот выбор? Рассказывает наш нидерландский корреспондент Софья Корниенко.
Софья Корниенко: «Если Нобелевскую премию решено будет вручить нидерландскому писателю, то лауреатом может стать только Харри Мюлиш», - писала немецкая газета Welt am Sonntag . «Подобно Гомеру, Данте или Милтону, действие у Мюлиша разворачивается на космической сцене, а в качестве темы он избирает историю и значение всего на Земле», вторит Wall Street Journal . Книга Харри Мюлиша ' De ontdekking van de hemel ' («Открытие небес») определена как ' totaalwerk ', тотальный труд, в котором объединены философия, биология, математика, логика, лингвистика и космология. В 65-ти главах романа персонажи, темы и события причудливым образом отражают все остальное творчество автора, его личную историю - в июле 1992 года, когда роман был опубликован, писателю исполнилось 65 лет - и мировую историю с 1967-го по 1985-й год. Действие романа происходит по всей Голландии, а также на Кубе, на территории бывших лагерей смерти Освенцим и Вестерборк, во Флоренции, Венеции и Риме, и, наконец, в Иерусалиме и даже в так называемом «отрицательном измерении» или, проще говоря, на небесах. Книга полна аллюзий, латинских и немецких наименований (родной язык Мюлиша – немецкий) и насчитывает более тысячи страниц текста. Помимо «Открытия небес» Мюлиш опубликовал еще порядка 50-ти работ и уже при жизни вознесен на пьедестал в качестве великого писателя в составе «Большой тройки», то есть вместе с Виллемом Фредериком Хермансом и скончавшимся в прошлом году Херардом Реве. Истинным любимцем читающей голландской интеллигенции, а в особенности – интеллигенции пишущей, всегда был как раз ироничный, откровенный и искрометный Реве. Именно его роман «Вечера» в качестве любимой книги называют писатели.
Однако интернет-выборы лучшего романа, организованные газетой NRC и телекомпанией NPS , привлекли, в том числе, и другую публику. Реве оттеснили аж на девятое место. В опросе приняли участие около 15 тысяч человек. Победителя, избранного из 250 произведений, объявили в прямом эфире Вечера Книги, полуторачасовой телепередачи в рамках традиционной в Голландии, завершившейся в минувшие выходные ежегодной Недели Книги, которая проводилась в этом году уже в 72-ой раз. Говорит ведущий Вечера Книги Ханс Худкоуп:
Ханс Худкоуп: Итак, настал долгожданный момент. Пришло время объявить «Лучшую книгу». У нас осталось два кандидата – «Здание мечети» Кадера Абдолы и «Открытие небес» Харри Мюлиша. Интересно, что думает об этой комбинации наш почетный гость, писатель Херт Мак?
Софья Корниенко: Для русского слушателя поясню, что комбинация, действительно, странная. Из богатейшего собрания нидерландской литературы участники опроса выбрали, в качестве абсолютных фаворитов, Кадера Абдолу, в прошлом – иранского беженца, который начал изучать нидерландский язык в возрасте 34-х лет, и сумел найти выражение своему писательскому таланту в простом, незамысловатом стиле, и «живого классика» Харри Мюлиша, которого принято считать, наоборот, слишком сложным и вдобавок (а это в Голландии особо тяжкий грех) – слишком высокомерным писателем. Итак, что же думает о вкусах соотечественников другой популярный нидерландский писатель старшего поколения, историк Херт Мак?
Херт Мак: Эти книги нельзя сравнивать. Это то же самое, что спрашивать, что лучше – яблоки, груши или вишня? Давайте лучше откроем скорее конверт и узнаем, наконец, кто же победитель.
Софья Корниенко: Молодой талант, писатель Кристиан Вайтс:
Кристиан Вайтс: Я не знаю, конечно, но я бы, все-таки, выбрал Харри Мюлиша. Хотя бы потому, как небрежно легко он использует космос как декорацию к действию своего романа, как фон. В смелости Мюлиша и заключается его гений.
Ханс Худкоуп: Это было мнение писателя Кристана Вайтса. А теперь мы узнаем мнения голландских читателей. Открываем конверт. Победителем стал Харри Мюлиш, «Открытие небес»! Ну что ж, господа, удовлетворены ли мы таким выбором читателя? Мне рассказывали, что некоторые голосовали за другие крупные работы только лишь за тем, чтобы предотвратить победу Мюлиша. Господин Мюлиш, Вы слышите нас?
Софья Корниенко: В прямом эфире по телефону раздается голос классика.
Харри Мюлиш: Да, я слушаю.
Ханс Худкоуп: Смотрите-ка, с помехами, но ваш голос дошел до нас, как голос с небес! Тем более, что дорога на небеса вам уже известна. Господин Мюлиш, могу ли я вас поздравить?
Харри Мюлиш: Не просто можете – должны! Разумеется, это для меня высокая честь, высокая честь.
Ханс Худкоуп: Найдется ли место для новой награды в вашем шкафу с призами?
Харри Мюлиш: Конечно! Ведь о чем мечтаешь, когда в 18 лет начинаешь писать? О том, что когда-нибудь напишешь ее – самую лучшую книгу. И вот – получилось!
Ханс Худкоуп: Вот как? То есть вы всю жизнь ждали этого момента? Предполагали, что лучшей книгой назовут именно вашу?
Харри Мюлиш: Сложно сказать. Ведь это новая награда, не чета тем, что каждый год раздают. Наверное, я не исключал, что стану победителем.
Ханс Худкоуп: Мне кажется, мы тоже – не исключали. Однако позвольте поинтересоваться, считаете ли вы сами «Открытие небес» своей лучшей книгой?
Харри Мюлиш: Не знаю, объективно ли, но, пожалуй – да. В ней собрано многое из моих более ранних книг. В этом смысле, «Открытие небес» стала апофеозом моего творчества.
Ханс Худкоуп: А над чем вы сейчас работаете, можно спросить?
Харри Мюлиш: Нет, нельзя же у будущей матери спрашивать, как выглядит ее ребенок, пока он еще не родился!
Ханс Худкоуп: Но если я вас правильно понимаю, беременность новой книжкой уже наступила?
Харри Мюлиш: У меня наступила задержка, я бы так сформулировал.
Ханс Худкоуп: Отлично, господин Мюлиш. Мы сейчас же идем к вам вот с этой бутылкой прекрасного французского вина.
Софья Корниенко: Книга Мюлиша начинается с загадочного разговора на небесах между некими архангелами и их подчиненным, ангелом, которому велено обеспечить появление на свет посланника, чьей миссией стало бы возвращение небесам Скрижали с десятью заповедями Христа. Так распорядился «Шеф», говорят архангелы – Небеса расторгают договор с людьми, пусть живут теперь как хотят, раз им больше нравится заниматься клонированием, изучением новых измерений и прочей самодеятельностью. В итоге, для того, чтобы обеспечить встречу носителей необходимого ДНК и рождение от их союза посланника, ангел устраивает две мировые войны (которые, правда, затягиваются дольше, чем он предполагал) и еще множество неприятных «несчастных случаев». Помимо всего прочего, у посланника должно быть два отца, так что сюжет запутывается непростой. К тому же, один из этих отцов – физик-астроном, который вот-вот вычислит местонахождение отрицательного измерения – «откроет небеса». Чтобы предотвратить такое развитие событий, на астронома падает метеорит. Погибают, оказываются в коме или разбитыми параличом все участники этой многоактной трагической оперы. Только ее главный герой, посланник Квинтен Квист, достигнув 17-летнего возраста, осуществляет свое предназначение. Всю жизнь одержимый навязчивой идеей отыскать темницы Джованни Батиста Пиранези – прототип полуфантастических гравюр итальянского художника – Квинтен добирается до Рима, где напротив северо-восточного угла Латеранского собора находит церковь "Святая Святых" ( Capella Sancta Sanctorum ). Поднявшись по священной, перенесенной из Иерусалима лестнице, по которой по преданию, когда-то поднимался к Пилату Христос, под главным престолом церкви, чей интерьер чрезвычайно похож на гравюры Пиранези, посланник обнаруживает Великую Скрижаль и, бежав в Израиль, возвращает ее через Золотые Врата «Шефу». Однако, завершив свою операцию и попав на небеса, посланник сжаливается над покинутой Богом Землей, и, несмотря на угрозы вышестоящих архангелов, решает во что бы то ни стало вернуться на Землю и помочь людям.
В век Дэна Брауна замысел написать произведение размаха Данте может показаться очередной пародией. Отчасти в этом виновато постоянное стремление современных кинематографистов экранизировать бестселлеры. Успешной экранизации «Откровения небес», чья канва построена на намеках и ассоциативной игре подсознания, представить себе нельзя, точно также как нельзя представить себе успешной экранизации самого Данте или «Мастера и Маргариты». Возможно, знакомая российскому зрителю картина 2001 года The Discovery of Heaven («Открытие небес») – отнюдь не исключение, несмотря на блестящую игру британского актера Стивена Фрая. Приведу лишь одну характерную цитату из комментария к фильму режиссера Йеруна Краббе:
Йерун Краббе: В Иерусалиме отец купил посланнику Квинтену кулон со звездой Давида. Но мне это показалось неправильным – так назойливо акцентировать, что Квинтен - еврей. Поэтому у нас в фильме на нем надета цепочка с символами трех религий, в которой он и входит в Золотые Врата.
Софья Корниенко: В прошлом году роман Харри Мюлиша «Открытие небес» был переиздан тиражом в 614 тысяч экземпляров в 40-й раз. Он также выиграл еще один приз – в конкурсе «Истлевшая закладка», как «самый недочитанный роман».
Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня – Михаил Лермонтов. Его портрет представит Борис Парамонов.
Борис Парамонов: Лермонтов – единственный русский классик, одинаково сильный как в поэзии, так и в прозе. Это утверждение можно тут же оспорить, назвав Пушкина. Конечно, проза Пушкина хороша, но она нерусская, Пушкин в прозе француз; это особенно ясно, если читать параллельно Мериме. Великая русская проза не от Пушкина пошла; и не от Гоголя, конечно, - из его «Шинели» никто не вышел, даже и Достоевский. Только много позднее, в начале следующего века появились у Гоголя последователи и эпигоны: Андрей Белый и Булгаков. А из Лермонтова вышли все. Кто-то сказал: останься этот офицерик жив, не нужно было бы ни Толстого, ни Достоевского.
Проза Лермонтова, как известно, - «Герой нашего времени». Есть еще сказка «Ашик Кериб» и едва начатый многообещавший «Штосс»; но это к делу не идет, это не то, что у него важно. Роман Лермонтова хорош всем, кроме его названия. В предисловии к роману Лермонтов говорит о чертах и пороках целого поколения, запечатленных в Печорине. Но это неверно: Печорин – штучное изделие, отнюдь не тип, который можно было бы представить выразителем эпохи. Разговоры о том, что это лишний человек, которому не дала развернуться николаевская Россия, а потому, значит, и тип – детский лепет, опровергнутый еще век назад. Приведу соответствующее высказывание Айхенвальда, каковому высказыванию как раз около ста лет:
Диктор: «Конечно, в Печорине много Лермонтова, много автобиографии; но последняя не создает еще типа, - объективно же в русской действительности «героями нашего времени» были совсем иные лица. Право на обобщающее и обещающее заглавие своего произведения наш поэт должен был бы доказать изнутри – завершенностью и неоспоримостью центральной фигуры; между тем она в своем психологическом облике не только как тип, но даже и как индивидуальность неясна и неотчетлива. Душевное содержание Печорина не есть внутренняя система; концы не сведены с концами, одни качества не примирены с другими, виднеются неправдоподобные противоречия, и в результате нами не овладевает какое-нибудь одно, яркое и цельное, впечатление».
Борис Парамонов: Айхенвальд настаивает не на типичности, а на автобиографичности лермонтовского Печорина: Лермонтов дал ему собственные пороки, чтобы тем самым избавиться от них, изжить их, «избыть». Объективируя свои проблемы, художник тем самым освобождается от них, - это знали еще философы немецкого романтизма. Потом этот метод подтвердил свою целительность в психоанализе - на материале душевной жизни всякого человека, не только художника. Но какие собственные пороки имеет в виду сам Лермонтов, от чего он хочет избавиться в Печорине? Сошлюсь опять же на Айхенвальда:
Диктор: «Безлюбовный, то есть мертвый и потому своим прикосновением убивающий других, Печорин – не совсем живой и в литературе как художественный образ – не совсем понятный и доказанный в своей разочарованности».
Борис Парамонов: Безлюбовность, лучше бы сказать безлюбость, - вот порок Печорина, источник его демонизма – вернее, той демонической позы, которую усвоил себе Лермонтов в творчестве, да и в жизни, за что и поплатился – жизнью. Сейчас бы мы сказали, что дуэль Лермонтова была его самопровокацией (случай Пушкина – совсем, совсем другой!). Пушкин весь был – открытость миру и бытию; Лермонтов – как-то космически (по-другому и не скажешь) одинок. Отсюда «Демон», герой его главной поэмы. Та же ситуация в «Мцыри»: инок убегает из монастыря в мир, но мир встречает его диким зверем - барсом. Женщина как живая связь с миром остается пустым символом у Лермонтова – а то даже умерщвляется самим же героем: символически, как в «Демоне» или даже физически, как в «Маскараде». Можно привести и другие примеры подобного конфликта - все они в памяти читателей Лермонтова.
У Достоевского в «Бесах» говорится, что Ставрогин сделал прогресс в зле в сравнении даже с Лермонтовым. Несомненно, Ставрогин – развитие печоринского образа, если хотите типа, но это тип литературный, а не жизненный. В жизни были, конечно, подражатели Печорина, опять же запечатленные в литературе, - пародийные Печорины, вроде Тамарина. Но сам Лермонтов как тип - и душевный, и художественный – нашел параллели не в России, а на Западе. Про Байрона говорить много не надо, всем известно, что во времена Лермонтова Байрону подражали все, - у Лермонтова есть сегодняшняя западная параллель. Это нынешние рок-звезды с их склонностью к замаскированному самоубийству, в основном при помощи наркотиков: ярчайший пример - Джеймс Моррисон из группы «Дверь».
В чем источник подобной самопровокации? Об этом пытался писать Мережковский в статье о Лермонтове «Певец сверхчеловечества». Творчество Лермонтова – это тоска по небесной родине, в нем сохранилась память о предыдущем бытии, о «прошлой вечности», как говорит Мережковский, о райских песнях, не заменимых скучными песнями земли («По небу полуночи ангел летел»). Теперь уместнее сказать, что стихи Лермонтова – выразительнейший пример сублимации, преобразования низких инстинктов в высокие достижения. У него демон сублимируется в ангела, и это без всякой натяжки. Нет, пожалуй, в русской поэзии стихов более эмоционально волнующих, более человечных, чем «Казачья колыбельная» или «Завещание» («Наедине с тобою друг»), или «Молитва» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою»), да и многие – увы, немногие! – другие. Не демонизм и не ангеличность, а высшая человечность – итог поэзии Лермонтова.
В прозе Лермонтов куда приземленнее. Именно о нем можно сказать, что он отец русского литературного реализма. Лев Толстой как писатель родился на том Кавказе, который таким живым и настоящим предстал у Лермонтова. И важнейшим для последующей русской классики стал не Печорин, а Максим Максимыч – смирный, а не хищный тип, в номенклатуре Аполлона Григорьева.
Русские люди – смирные, писал Розанов. Из кого же тогда выводить Ленина? Должно быть, из Печорина. Если так, то тогда Печорин действительно лишний человек.
Иван Толстой: Международное жюри архитекторов объявило победителем конкурса на проект здания новой Национальной библиотеки Чехии проект известного архитектора Яна Каплицкого - чеха, живущего в Лондоне. Внешний вид его библиотеки напоминает гигантское зеленоватое морское чудовище на ногах-щупальцах. Подняв голову, оно смотрит на старинную Прагу. На его теле, как огромные кляксы, - круглые окна-глаза. Чешская общественность в своих отзывах на проект резко разделилась. Рассказывает Нелли Павласкова.
Нелли Павласкова: Осьминог, амеба, медуза, экскремент динозавра - вот неполный перечень эпитетов, которыми пражане наградили проект нового здания Национальной библиотеки. Вот уже на протяжении месяца сторонники и противники победившего проекта продолжают спор на страницах журналов и газет. Противники пытаются сорвать строительство, доказывая, что здание архитектора Каплицкого чересчур авангардное для старинной Праги, сторонники указывают на то, что Праге именно не хватает авангарда. И что лучше это морское чудище, чем обычный небоскреб из стекла и бетона. Хотя осьминог тоже будет не маленький - 48 метров высоты над землей. Клуб «За старинную Прагу» опасается, что библиотека может нарушить историческую панораму Градчан, столь типичную для чешской столицы.
Абсолютно без каких-либо возражений принял проект Каплицкого популярный мэр Праги Павел Бем.
Павел Бем: Этот проект смелый, удивительный и оригинальный. А я известен как сторонник смелых решений. Я ожидаю агрессивных выступлений консервативных хранителей памятников старины и вот тогда-то и начнется долгожданная дискуссия о будущем современной архитектуры Праги.
Нелли Павласкова: Место, где будет стоять новая библиотека – мистическое. Это огромная лужайка на холме у Влтавы. На ее краю в 55-м году был построен величественный памятник Сталину. За огромной фигурой «вождя народов» стояли его верные – с одной стороны советские люди, с другой стороны- чехи: военные, рабочие, партизаны. Народ окрестил этот памятник «очередью за мясом». В 57-м году памятник был взорван, а скульптор покончил жизнь самоубийством. Много десятилетий на этом месте ничего не стояло, а в утробе бывшего постамента хранили картошку. После революции 89-го года мэрия собиралась открыть здесь гигантский аквариум с акулами, ну а теперь морское чудище выплыло на поверхность и будет стоять в глубине поляны. Вот типичное мнение пражанина, борющегося за чистоту архитектуры Праги.
Пражанин: Осьминог станет второй «очередью за мясом». Он отвратителен, такого еще у нас не было. Так осквернить панораму Градчан могли только коммунисты с их памятником Сталину. Меня удивляет, что автор проекта об этом не вспомнил, и надеюсь, что хранители памятников старины не позволят реализовать эту гадость. Если жюри не откажется от своего решения, то пускай уж строят это зоологическое явление где-то на окраине Праги, а не в центре. Такому инопланетянину место в пустыне, а не в Праге. Боже, храни Прагу, если это не умеют делать ее граждане.
Нелли Павласкова: Кто же такой автор эпатирующего проекта Ян Каплицкий? На его родине нет ни одного здания этого всемирно известного архитектора, а между тем с ним сотрудничает американское космическое агентство НАСА, в Лондоне стадион для крикета украшен его футуристическим пресс-центром, в Бирмингеме с 2003 года стоит его торговый дом Селридж, о котором до сих пор не утихают споры. Все здания Каплицкого закругленные, они повторяют форму, встречающуюся в природе. В них нет углов.
Ян Каплицкий родился в 1937 году Праге, в семье архитектора, в 68-м году покинул родину и обосновался в Англии. Через десять лет он открыл в Лондоне архитектурную мастерскую «Системы будущего», вскоре ставшую знаменитой. О причинах, заставивших его эмигрировать из Чехословакии, Каплицкий написал:
Диктор: «Большую часть времени я проводил здесь не над проектами, а в спорах с режимом. Потом настала оккупация. Уже в первые ее часы я усиленно думал, как отсюда выбраться. Я не мог перенести всего этого. Я хотел заниматься архитектурой и быть свободным. Лондон дал мне эти шансы».
Нелли Павласкова: После 89-го года Каплицкий часто приезжал в Чехию, читал здесь лекции, зондировал почву относительно получения заказов, но таковые не поступали. Каплицкий говорил, что был бы рад сделать для Праги хотя бы скамейки или контейнеры для мусора. Но лауреат британской премии Стирлинга, архитектор, опередивший свое время, проиграл в Чехии не один конкурс. И вот только сейчас пришла победа. Каплицкий представляет свой необычный проект Национальной библиотеки.
Ян Каплицкий: Архитектура должна быть поэтической. Я избрал овальные формы, потому что человек ведь тоже не состоит из прямых углов. Современные люди не должны жить в коробках, как в 19-м веке. В проекте библиотеки мы старались, чтобы здание имело минимальный надземный объем, чтобы это не был небоскреб. Оно возвышается 48 метров над землей, и главное книгохранилище, рассчитанное на десять миллионов книг, находится в подземных этажах. Нужная книга будет найдена для посетителя в течение 3-5 минут. Ее найдут и доставят клиенту бесшумные роботы. Внешне здание, уже получившее название осьминога, будет покрыто шестисантиметровыми треугольными плитами, выглядящими как чешуя карпа или кожа змеи. Цвет здания будет меняться в зависимости от освещения. Верх здания выглядит, как поднятая голова ящера с огромным глазом – окном. Отсюда откроется прекрасный вид на Градчаны – президентский дворец и на Староместскую площадь. На верхних двух этажах, собственно, в этом глазе, будут находиться читальные залы и литературное кафе, напоминающее античный амфитеатр. Посетители будут сидеть на его ступенях, и любоваться видом на Прагу. На первом этаже, в сени настоящих деревьев, расположатся кафе, рестораны и книжные магазины. Это здание – экологическое, со сниженным расходом тепловой и световой энергии. В течение дня достаточно будет дневного света, а система полых стен в подземелье создаст термальный лабиринт. Он поможет охлаждать воздух летом и утеплять помещение зимой.
Нелли Павласкова: Ну, а что будет с исторической Национальной библиотекой, занявшей в конце 18-го века здание иезуитского монастыря Клементинум, что возле Карлова моста? О его будущем рассказывает директор Национальной библиотеки Властимил Ежек.
Властимил Ежек: Это уникальное историческое здание освободится от книг и кабинетов, откроются залы с богатыми лепными украшениями: Математический, Астрономический, Барочный, они соединятся с Зеркальной часовней и Астрономической башней. Откроется выставка чешского и мирового книгопечатания; читальный зал на 200 мест, где когда-то была столовая иезуитов, станет Залом конгрессов. Все эти новшества не означают, что книги навсегда покинут Клементинум. Здесь еще останется миллион томов, большая часть из них – 750 тысяч книг принадлежит Славянской библиотеке, основанной в 1924 году не без участия русских эмигрантов. Она останется в Клементинуме, как и уникальные собрания исторических документов: 15 тысяч рукописей, среди них и греческие папирусы Первого века нашей эры, и часть Библии Гуттенберга. В Клементинуме откроются и мастерские реставраторов. Уже год в нашем здании находится Союз издателей и владельцев книжных магазинов. В апреле к нам переедет Пен-клуб, а позже я хотел бы, чтобы в Клементинуме находились Библиотека Вацлава Гавела и Союз писателей Чехии.
Иван Толстой: В Милане вышел роман о Сталинграде. О его авторе рассказывает наш корреспондент в Италии Михаил Талалай.
Михаил Талалай: Плодовитый писатель с редким именем Альфио и с музыкальной фамилией Карузо сосредоточился в последние годы на военной теме, точнее – на Второй мировой войне, а еще точнее, - на ее Восточном фронте. Все его книги выходят в миланском издательстве «Лонганези».
Карузо не сразу нащупал свою основную тему. Сицилиец родом, он сначала много и охотно писал про мафию, благо этот сюжет всегда интересен и всегда актуален. Его «История мафии с 1943 года и до ныне» стала классической.
Почему именно 43-й год Карузо взял точкой отсчета? Именно в том году Сицилия была освобождена от фашистов англо-американскими союзниками, и мафия вышла на новый этап развития.
Этому малоисследованному сюжету, высадке на Сицилии, посвящена и отдельная книга Карузо: « Arrivano i nostri », «Наши идут», где он вскрыл тайные механизмы этой удивительно легкой победы. Малоизвестно, но союзникам способствовала именно мафия: самодержец Муссолини с ней боролся, и она в отместку посодействовала сдаче острова врагу. Так одно зло, мафия, помогло преодолеть зло другое, фашизм.
Последняя книга Карузо, почти в 300 страниц, вышедшая несколько месяцев тому назад, стоит сейчас в списках наиболее покупаемых. Ее титул – цитата из письма одного итальянского солдата к своим близким: « Noi moriamo a Stalingrado » - «Мы умираем в Сталинграде».
Три-четыре года тому также большим успехом пользовалась его предыдущая публикация,
« Tutti i vivi all ’ assalto », «Все живые – в атаку». Главный герой этой прошлой книги – корпус альпийских стрелков, действительно героический. Стрелки, наиболее подготовленные к холоду и снегу, своим умелым сопротивлением зимой 1942-1943 годов позволили частям итальянской армии вырваться из фатального «мешка» на Дону. Контрнаступление Красной армии началось в декабре 1942 года. Тогда же на помощь пришел и дедушка-мороз: температура опустилась ниже 30 градусов. Вскоре Муссолини приказал отступать, при этом альпийские стрелкам отводилась роль защитного арьергарда. Особую известность получило отчаянное сражение «альпийцев» у село Николаевка 26 января 1943 г. В прошлой книге Карузо анализирует итоги самой позорной кампании Муссолини, кампании Восточной: 230 тысяч мобилизованных, 100 тысяч павших, от 50-до 70 тысяч военнопленных. О масштабах национальной драмы может свидетельствовать другой факт: в СССР из Италии отправилось 700 железнодорожных составов с солдатами, а вернулось лишь 17. Так закончился римский поход на «защиту тысячелетней европейской культуры», поход, которого даже не желал Гитлер, не говоря о военных специалистах, знавших как завязана Италия на других фронтах. Смертью своих солдат Муссолини подписал в целом и смертный приговор самому себе.
Погибшая армия называлась ARMIR , но к миру это никакого отношения не имеет, будучи сокращением от названия «Итальянская армия в России». Подробнее о публикации Карузо «Все живые – в атаку» мне уже довелось рассказывать сразу после ее выхода.
В новой книге о Сталинградской битве Карузо в первых главах воспользовался своими прошлыми наработками и дал общую панораму той бесславной для итальянцев войны.
Он пунктирно обрисовал общий ход событий - от оправки первого солдата на Восточный фронт в июле 41 года до возвращения последнего военнопленного в феврале 54. Обычно выделяют четыре этапа кампании итальянцев: их победоносное продвижение к Дону; их стойкое сопротивление во время контратаки Красной армии; разгром в степях, с одновременным разгромом немцев под Сталинградом и отступление; плен.
Сама великая Сталинградская битва хорошо описана, экранизирована и прочее. Переломный момент Второй мировой войны не мог не запечатлеться в коллективной памяти европейцев. Карузо, однако, нашел к этому известному сюжету свой собственный ключик, рассказав об участии в битве итальянцев. Участие было крошечным: на берегах Волги, где сошлось около миллиона вооруженных людей, присутствовал и скромнейший контингент итальянцев - 77 человек. Это были члены автоколонны, которая должна была привести разного рода подкрепление к 6-ой армии генерала Паулюса и отправиться обратно. Однако итальянцы попали в знаменитый мешок и вернуться из 77 удалось лишь двум – такие вот пропорции были в той баталии.
Конечно, этот отряд никакой роли в сражении не сыграл. Карузо проделал кропотливый труд, восстановив биографии почти всех итальянских участников Сталинградской битве, благо их было немного.
Самому старшему из них было 35 лет, самому младшему – 20. Это были крестьяне, ремесленники, каменщики, торговцы, один кондитер, один фотограф, пожарник, врач, учитель литературы, был даже один молодой буржуа, искатель приключений. Получив списки солдат, Карузо разработал особую методику – он стал действовать через ЗАГСы тех городов, откуда они были родом. Разыскал детей, родственников: те охотно давали известному писателю все, что сохранилось – в первую очередь, фронтовые письма. Некоторые из детей и сами многие годы искали своих отцов. Особенно тяжко было тем, у которых они пропали без вести: дети верили, что, быть может, их отцы выжили и обитают где-нибудь там за железным занавесом, в СССР – как герой фильма «Подсолнухи», сыгранный Марчелло Мастрояни. Дети без вести пропавших учили русский, записывались в Общество дружбы Италии-СССР, единственный тогда возможный канал связи, ходили в ячейки UNIRR , «Союз ветеранов Русской кампании». Но действительность оказывалась более жесткой, чем в фильме.
В итоге у Карузо получился почти толстовской сюжет: большая война через судьбу маленького человека. А так как этих маленьких людей – 77, то в итоге вышла впечатляющая мозаика, впечатляющая и тем, что перед нами – живые голоса, сначала бодряческие, оптимистичные, затем уже трезво-отчаянные, которым принадлежит и титул книги «Мы умираем в Сталинграде».
Новая публикация Карузо снабжена указателем имен, что очень полезно. К ее дефектам следует отнести полнейшее отсутствие указаний на источники: надо было бы дать для заинтересованного читателя хотя бы список основной литературы о Сталинградской битве. Хотя быть, может ,это было решением издательства, не захотевшего пугать широкую публику научными аппаратами. Весьма небрежно написаны русские имена и названия местностей – то согласно современных критериям, а то без оных и вообще без какой-либо проверки.
Впрочем, не будем забывать, что перед нами – не научный труд, а публицистика, причем публицистика талантливая, страстная, не без трагичности. Не могут не трогать приведенные писателем Альфио Карузо слова дочери одного из малых героев книги:
«Перед тем, как умру, хочу обязательно съездить в Волгоград, в бывший Сталинград. Муж меня отговаривает: Зачем? Что мы там увидим? Пустое небо?
Да, я знаю. Но это будет то самое небо, которое видел мой отец, перед тем как навсегда закрыл глаза».
