Виктор Резунков: Сегодня у нас в гостях председатель Российского комитета адвокатов в защиту прав человека Юрий Шмидт.
Вчера, 3 апреля, районный суд Читы продлил до 2 июля срок содержания экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского в следственном изоляторе в рамках расследования возбужденного против него в феврале этого года второго уголовного дела. Сегодня тот же суд до 2 июля продлил срок содержания в СИЗО и бывшему руководителю "Менатеп" Платону Лебедеву. Чего боятся российские власти? Почему они запрещают и имеют ли право они запрещать проведение "Маршей несогласных"? Для чего создается следственный комитет прокуратуры? Об этом и многом другом мы и поговорим сегодня.
Юрий Маркович, последний раз мы встречались с вами в этой студии в середине декабря прошлого года. Тогда генеральный прокурор Юрий Чайка заявил, что Михаилу Ходорковскому может быть предъявлено новое обвинение, что и произошло в феврале месяце. Я бы хотел вас попросить рассказать, как разворачивались дальше события, начиная с момента предъявления второго обвинения Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву.
Юрий Шмидт: Ну, вероятно, начать следует несколько раньше. Где-то в начале 20-х числе декабря, находясь в Москве, в Генеральной прокуратуре, куда вызвали для допроса отца Михаила Борисовича Ходорковского, я получил письменное уведомление о том, что сам Михаил Борисович и Платон Лебедев этапированы в Читу, и адвокатам надлежит явиться для выполнения следственных действий 26 декабря, то есть под самый Новый год. Естественно, мы в спешном порядке взяли билеты, прибыли в установленный срок, и тогда Ходорковскому было объявлено о том, что он подозревается в совершении новых преступлений. Собственно говоря, зачем нас вызывали перед Новым годом - сказать очень трудно, потому что было абсолютно бессмысленное действие, потому как, вы знаете, были длительные каникулы. Нам объявили состав следственной группы, объявили об этом подозрении. И, собственно говоря, делать было больше нечего, лишний совершенно полет. Причем и туда, и обратно мы летели вместе со следственной группой в составе 10 человек, которая каталась, разумеется, за государственный счет.
Но уже в середине января начали предъявлять материалы дела, в основном, как и положено по закону, заключения экспертиз. Потому что полностью материалы дела должны были предъявлять, когда следствие объявляется законченным, а экспертизы - вот для них сделано такое заключение, их предъявляют как бы по мере их производства. Хотя нам предъявляли заключения экспертиз, проведенных в 2003, в 2004, в 2005 годах, но формально они соблюдали закона. Причем предъявляли одновременно и постановление о назначении экспертиз, и уже заключения готовых экспертиз. Но это особая статья, и тонкости здесь понятны в основном только юристам.
Дальше произошло то, чего, собственно говоря, и следовало ожидать, и можно было предвидеть. 3 февраля заместитель генерального прокурора вынес постановление об определении Читы местом проведения предварительного следствия. То есть они уже были в Чите, но тогда это было несколько иначе оформлено: их этапировали как бы на основании статьи 77 Уголовно-исполнительного кодекса - временно, для проведения следственных действий. А вот 3 февраля, как я сказал, заместитель генерального прокурора вынес, и 5 февраля Ходорковскому и Лебедеву было объявлено о том, что следствие переносится в город Читу. Весьма любопытна мотивировка этого постановления. В нем написано, что ввиду необходимости производства большого объема следственных действий, а также для обеспечения полноты и объективности расследования и соблюдения процессуальных сроков местом производства предварительного следствия объявляется Чита, так как Чита является местом нахождения обвиняемых. То есть, знаете, это как раз то, про что когда-то не Ленин ли, по-моему, сказал: по форме верно, а по существу издевательство. У нас существуют строгие правила подследственности. Дело должно расследоваться по месту совершения преступления. Если совершено несколько преступлений, то по месту совершения наиболее тяжкого из них. И только в исключительных случаях Уголовно-процессуальный кодекс именно для обеспечения полноты, объективности и соблюдения процессуальных сроков позволяет проводить следствие по месту нахождения обвиняемых.
Виктор Резунков: А оговорены как-то исключительные эти случаи - какими-то законами или нормативными актами?
Юрий Шмидт: Эти случаи никак законами не оговорены. Здесь предоставляется право усмотрения следственному органу, который принимает решения. Но в соответствии с законом, постановление об изменении места предварительного следствия должно быть обоснованным и мотивированным. Наше постановление, как я сказал, было не мотивировано, в нем только воспроизводилась мотивировка закона: для обеспечения полноты, объективности и соблюдения процессуальных сроков. В чем состоит эта полнота, в чем состоит объективность и какие процессуальные сроки они намерены обеспечивать переносом следствия в Читу - не говорилось ни слова. Правда, заместитель генерального прокурора ничтоже сумняшеся соврал, что ввиду большого объема предстоящих следственных действий. Сегодня я могу сказать, что все это постановление по сути своей является фиктивным. Забегая вперед, скажу, что оно отменено решением Басманного суда, признано незаконным и необоснованным. Потому что весь большой объем следственных действий свелся к тому, что Ходорковскому и Лебедеву предъявили три вынесенных в Москве и привезенных специально для этого в Читу постановления о предъявлении обвинения, о выделении дела, и о возбуждении ходатайства об избрании меры пресечения. И предъявили еще пару экспертиз, которые не успели предъявить раньше.
Все, на этом весь объем действий закончился, причем ни одно из этих действий по сути своей следственным вообще не является. То есть намерение Генеральной прокуратуры и тех, кто дает ей указания, совершенно очевидно: искусственным путем, сначала переведя Ходорковского и Лебедева в Читу, объявить, что следствие переносится по месту их нахождения (хотя само по себе нахождение должно быть объективным фактом, реальностью, потому что иначе человека можно перевести куда угодно, а потом сказать, что он здесь находится), провести предварительное следствие и, как я убежден, судебный процесс вдали от назойливых журналистов, репортеров, телевизионщиков и прочих мешающих нашей власти граждан.
Истинная цель проведения предварительного следствия, а как я убежден, и судебного заседания в Чите отнюдь не поиск истины, отнюдь не полнота и объективность соблюдения процессуальных сроков, а желание убрать это одиозное дело из Москвы. И, кстати говоря, известные сайты, которые служат для слива специальной информации, и не скрывали истинных намерений власти. В частности, такой сайт, как "Правда.Ру", опубликовал статью, полную вообще вранья и фактических и юридических ошибок, в которой, тем не менее, есть одна очень верная мысль. "С какой стати, - пишет автор, - Генеральная прокуратура будет помогать так называемым правозащитникам осваивать западные гранты, устраивая митинги, тряся обветшалыми плакатами в защиту Ходорковского и Лебедева? С какой стати Генеральная прокуратура должна им помогать?" А с какой стати Генеральная прокуратура позволяет себе так грубо нарушать закон? Вот этим вопросом автор сайта и авторы других подобных, с позволения сказать, журналистских продуктов не задаются.
Фактически проведение следствия и возможность судебного процесса в суде грубейшим образом нарушает конституционные права обвиняемых. Потому что, как я сказал, закон содержит совершенно императивные нормы территориальной подследственности, и действительно, возможные исключения… Ну, вот я вам приведу такой пример. Есть группа людей, преступников, которые, скажем, имеют логово в одном месте, но "на гастроли" выезжают по разным точкам, по разным городам Российской Федерации. В том месте, где они базируются, существует свидетельская база, там нужно проводить обыски, выемки, осмотры, освидетельствования и так далее. Там наверняка имеются люди, которые могут дать показания по поводу деятельности этих людей, о сбыте похищенного и так далее, и тому подобное. И тогда, особенно учитывая широкую географию их гастролей, разумно проводить предварительное следствие в этом месте. Но даже в этом случае правила подсудности записаны в Конституции, а в Конституции записано, что никто не может быть лишен права на рассмотрение его права на рассмотрение его дела тем судом и тем судьей, к чьей компетенции оно отнесено по закону. А по закону суд должен рассматривать по месту совершения преступления. Если таких мест несколько, то тут тоже существуют свои правила, но для нашей прокуратуры, особенно там, где речь идет о таком ненавистном власти человеке, как Ходорковский, закон не писан.
Было принято в высоких кругах решение удалить их из Москвы и провести это дело как можно более незаметно, затрудняя всячески осуществление защиты - не только использование помощи адвокатов, но и сбор доказательств, представление свидетельской базы. Можете себе представить, мне сегодня говорят люди, которых мы рассчитывали пригласить в качестве экспертов, специалистов и просто свидетелей, говорят: "В Читу мы не поедем". И я их понимаю. В Читу люди… вот полет в Читу, последний раз я летел несколько дней назад, я в 12 часов выехал из дома в аэропорт Пулково, в 2:30 я вылетел в Москву, в 8:45 я из Домодедово вылетел в Читу с посадкой в Братске с перерывом на 1,5 часа. В полете в общей сложности, в дороге я находился почти 20 часов. Совершенно естественно, что ни один человек, даже прибывший не из Петербурга, а из Москвы, не может улететь ни в тот же день, ни на следующий. Прямые самолеты из Москвы летают дважды в неделю. Все остальное - с пересадкой. Стоит в эконом-классе билет Москва - Чита и обратно 25,5 тысячи рублей. Это я, кстати говоря, к слову о том, как путешествует следственная группа и как она собирается возить туда не один десяток свидетелей. Очевидно, призыв президента экономить бюджетные средства распространяется на всех, кроме Генеральной прокуратуры, особенно когда речь идет о таких делах.
Виктор Резунков: Это миллионные убытки вообще, если разобраться.
Юрий Шмидт: Это будут миллионные убытки, совершенно верно. Потому что, я говорю, там людей нужно - и следственную группу, и прибывших свидетелей - устраивать в гостинице, потому что там за один день не обернешься никак. Это не то что приехал утром на допрос к залу суда, в середине дня ты ушел и вернулся домой. Вот такая ситуация. 26 марта наша жалоба на это постановление заместителя генерального прокурора рассматривалась в Басманном суде. Зная, вообще, специфику басманного правосудия и, прошу прощения, российского правосудия на протяжении последних лет вообще, я не испытывал никаких иллюзий. Ну, я так устроен, что, даже не испытывая иллюзий и при абсолютно пустом зале - сидели прокурор, моя коллега адвокат Липцер и судья с секретарем - я, что называется, работал по полной программе, говорил все, что мог и как мог. И произошло, в общем, чудо: судья вынесла законное и обоснованное решение. Причем, кроме всего прочего, оно было блестяще мотивировано. Судья указала на то, что ссылка на формулировку закона - для полноты, объективности и соблюдения процессуальных сроков - это не есть выполнение требований того же самого закона о необходимости обосновывать и мотивировать выносимые постановления. Потому что там нет никакой попытки даже раскрыть, в чем эта полнота, в чем эта объективность.
Фактически ведь уголовное дело в отношении Ходорковского и Лебедева было возбуждено в 2003 году, 3,5 года это следствие вялотекущее, иногда оно оживлялось, иногда оно как-то затухало, проходило в Москве. Значит, оно было неполным? Оно было необъективным все это время? Почему фактически на одну рабочую неделю оно было перенесено в Читу, видите ли, для соблюдения этой самой полноты и объективности. Это, конечно, была чистая формальность, но суд проявил редкую принципиальность, и когда мне приходилось для журналистов комментировать это судебное решение, все задавали вопрос: "Почему суд вынес такое решение?" Я отвечаю: потому что только это решение и является законным и обоснованным. "Да не шутите, Юрий Маркович, - говорили вы мне. - От того, что решение законное и обоснованное, суд не мог вынести. Значит, есть какие-то тайные механизмы, какие-то пружины. Вероятно, принято в верхах какое-то решение". Не знаю.
С одной стороны, мне, конечно, как адвокату, приятно думать, что мои доводы, абсолютно неопровержимые доводы, убедили судью в необходимости вынесения именно такого решения, то есть решения о признании незаконным и необоснованным постановления заместителя генерального прокурора. С другой стороны, если представить себе, что это был просто порыв к справедливости одной женщины, одной судьи, то это значит, что судьба постановления будет печальна. Потому что уж тогда, если они допустили, как говорится, небрежность и уверовали в то, что не нужно проводить с судьей специальную работу на районном уровне, то уж такая работа на уровне Мосгорсуда проведена будет. И если это решение было действительно спонтанным, я очень сильно боюсь, что 16 апреля, когда назначено конституционное рассмотрение, оно не устоит.
Виктор Резунков: Юрий Маркович, адвокат Каринна Москаленко в Чите, ссылаясь на решение Басманного суда о незаконности проведения в Чите предварительного следствия по новому делу, заявила ходатайство о переводе дела в подведомственность того же Басманного суда. Районный судья в удовлетворении дела отказала, ссылаясь на тот факт, что постановление Басманного суда от 20 марта еще не вступило в силу. А Генеральная прокуратура его обжаловала. Как все это можно объяснить? Это по закону?
Юрий Шмидт: Формально ссылка на то, что постановление вступило в законную силу, верна. Действительно, кассационное рассмотрение назначено на 16 апреля, и до этого времени постановление не считается вступившим в законную силу и подлежащим исполнению. По сути своей эта ссылка неверна, потому что Читинский суд... Вот сейчас на продлении срока выступала Каринна Москаленко, а первый раз, когда избирали меру пресечения, 7 февраля, выступал я. Я начинал с этого же: я требовал изменения подсудности, указывая, что это дело не входит в юрисдикцию Читинского суда. Также заявлял отвод судье после того, как было отказано, и с таким же "успехом это дело закончилось для нас - тем, что суд избрал меру пресечения, отклонив все наши ходатайства и доводы. Сейчас создалась ситуация, действительно, парадоксальная. Я не хочу развивать мысль, в чем ее парадоксальность, до 16 апреля, потому что у меня все-таки в глубине души, да, в общем, даже и на поверхности теплится надежда на то, что это решение вступит в законную силу, и тогда они вынуждены будут изменить территориальную подследственность и, соответственно, применить правильную подсудность этого дела. При этом я хочу сказать, что в одном из своих объяснений, которые я давал журналистам, я сказал такую фразу: "Существует русская поговорка: ври, да не завирайся". Вот применительно к Генеральной прокуратуре - ври, да не завирайся. Потому что вот это постановление, которое я назвал фиктивным, если я прямо обвиняю заместителя генерального прокурора в том, что он заведомо солгал, указывая, что предстоит большой объем следственных действий, достоверно зная, безусловно, что никаких следственных действий не предстоит, и что 3 февраля он выносил это постановление, а 15-го будет объявлено об окончании следствия, - я говорил, что сейчас как-то совпало вот это со временем отзыва из Страсбурга представителя Российской Федерации и назначения туда нового человека. У меня такое ощущение, что они поняли, что где-то, что называется, перехлестнули. Потому что на сегодняшний день я все равно, даже если это постановление Басманного суда будет отменено, заявляю, что из песни слов не выкинешь, и слово не воробей, вылетит - не поймаешь. То есть в постановлении этом четко и ясно написано, какие грубые нарушения допущены Генеральной прокуратурой, и даже если это постановление будет отменено, оно ляжет в досье, находящееся в Европейском суде по правам человека, и тогда и настанет момент истины.
Виктор Резунков: Юрий Маркович, к концу этой темы я хотел бы вам задать еще два вопроса. Первое, скажите, во-первых, на членов группы адвокатов Михаила Ходорковского и Платона Лебедева оказывалось давление? Насколько мне известно, очень много было случаев чуть ли не нарушений законности. Могли бы вы рассказать об этом?
Юрий Шмидт: Очень кратко. Я, честно говоря, не люблю жаловаться. Там, где я сам являюсь потерпевшим, мне эта тема кажется не слишком интересной. Ну, наиболее вопиющий случай произошел я сейчас не помню точно, какого числа, по-моему, в начале февраля в аэропорту "Домодедово", когда группа адвокатов, нас было 4 человека (а должно было быть 5, как раз Каринна Москаленко запоздала, и пятой с нами была жена одного из наших коллег), мы подошли к стойке регистрации, то заметили, что все наши паспорта, которые попросила сразу передать ей дежурная регистраторша, она передала стоящему рядом капитану милиции. Они оказались у него в руках, и капитан очень вежливо попросил нас проследовать за ним. Как-то, не знаю, получилось, я бы никогда не пошел просить объяснить мне причины и так далее, но мои коллеги оказались более толерантными в этом смысле, и мы все пошли в отделение, куда, кстати говоря, завели и жену коллеги Ривкина, приняв ее как раз за того самого пятого человека. Они имели ориентировку, что будет четверо мужчин и одна женщина.
В отделении нам долго не объясняли, в чем дело, вышла какая-то женщина, предъявила удостоверение полковника следственной службы Министерства внутренних дел, сказала, что "не волнуйтесь, очень недолго, сейчас все будет нормально", - и тут же дала кому-то указание: "Так, понятые готовы?" Ну, при слове "понятые", естественно, юристы понимают, что речь сейчас пойдет об обыске. Мы не успели даже сформулировать как бы свой протест, правда, перед этим я, проверив свой статус, сказал, что я хочу закурить сигарету, здесь, как я вижу, нельзя, я пойду выйду. Меня не выпустили, мне просто дежурный у входа автоматов перекрыл дорогу, тем самым показав, что мы действительно задержаны.
И вот по прошествии буквально, может быть, 20 минут, когда уже появились люди из технической службы аэропорта, те самые, кто должен был выступать в качестве понятых, у меня зазвонил телефон. И на дисплее я увидел забитый в память номер "Эха Москвы". Я поднес телефон к уху и говорю: "Никаких комментариев. Слушайте и записывайте то, что я скажу". Я сказал, что мы задержаны, находимся в отделении милиции аэропорта "Домодедово", нас собираются обыскивать. Короче говоря, описал ситуацию так, как она есть. Но тут произошло определенное чудо, потому что "Эхо Москвы" прервало, насколько мне известно стало потом, свои программы, немедленно передало эту информацию в эфире, после чего мой мобильный телефон раскалился от звонков журналистов из различных агентств, газет, радио- и телевизионных компаний всего мира. То есть мне звонили из Германии, мне звонили из Англии, мне звонили из США. И я делал одну единственную вещь: я вслух повторял, кто мне звонит, и это было в этом маленьком помещении достаточно красноречиво, скажем так. И несколько раз, когда меня спрашивали: "А причина вашего задержания?" – я говорил: "Вот я сейчас полковнику передам трубку. Товарищ полковник, может быть, вы объясните". И сую этой даме телефонную трубку, от которой она шарахается, как черт от ладана. После нескольких таких попыток звонки продолжались, и они поняли, вероятно, что переборщили. Потому что появился какой-то незаметный человек в штатском, зашел вместе с этой дамой-полковником, капитаном и еще одним офицером, находившимся там же, зашли в комнату, и, выйдя оттуда, этот человек исчез, а дама нам объявила, что все нормально, вы можете идти к регистрации.
Нас повели через специальный проход к какой-то коммерческой стойке регистрации, по времени уже было ясно, что до отправления самолета осталось где-то порядка 15 минут. Ну, тут еще такой анекдот: с нас потребовали заплатить 600 рублей – это коммерческая стойка. Я сказал: "Пусть МВД платит. Ни в коем случае". Вырвал паспорт: "Я вообще никуда не полечу. Их ответственность!" МВД тут же залепетало, что они берут на себя уладить этот вопрос. После чего мы прошли в обычную зону досмотра, и вот тут-то мы поняли, что, не рискнув обыскать нас в отделении милиции, они решили проделать это под видом досмотра для обеспечения безопасности. То есть досмотр, а фактически обыск, полный обыск всех наших вещей, проводили сотрудницы аэропорта, но полукругом за их спиной стояло несколько человек в милицейской форме и в штатском, один человек в звании майора милицейского все снимал на видеокамеру. Они заставили вытащить нас все вещи до последней булавки, до последнего пакетика чая. Но больше всего их интересовали наши флэш-карты, которые мы вырывали у них из рук, компьютеры, которые мы им не давали осматривать, естественно, и бумаги. Это все-таки проходило на виду большого числа людей, достаточно открыто, причем телефонные звонки продолжались, и я комментировал каждое действие.
Продолжалось все это безобразие час. Самолет в итоге задержали на 40 минут. Можете себе представить, вообще кто мог взять на себя ответственность. Нам ничего не объяснили. Каринна Москаленко, которая присоединились к нам где-то на этой стадии, написала гневную жалобу и сразу же послала ее в Генеральную прокуратуру. Получила такую чистую отписку. Ну, это вот был самый такой яркий пример давления. Давайте на этом и ограничимся. Мы не такие слабонервные люди, чтобы реагировать на такие вещи слишком болезненно.
Юрий Шмидт: Хорошо, Юрий Маркович. Сергей из Санкт-Петербурга, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер, господа. Я хотел бы немножко по другой теме узнать ваше мнение. Что вы думаете о возрождении так называемых народных дружин. Я помню очень много из их деятельности, сам участвовал. Вот эти вот стрижки вначале стиляг, потом "битлов". Для чего они делают это все?
Виктор Резунков: Да, в Госдуме сейчас рассматривается законопроект о введении даже уголовной ответственности за сопротивление народным дружинам и наделение народных дружин функцией силовых структур.
Юрий Шмидт: У меня есть совершенно твердое ощущение, что сегодня наша власть пребывает в паническом страхе перед своим собственным народом и ищет разные способы своего усиления и какой-то опоры. Вот все эти самые молодежные движения, которые создаются сверху, которые автобусами, тысячами, иногда десятками тысяч свозятся в Москву для проведения каких-то специальных маршей, шествий, каких-то акций типа "Связной президента" и так далее, вероятно, власть запланировала на базе вот таких как бы "энтузиастов" создать определенные полусиловые структуры, предоставив им некоторые полномочия. Пока объем этих полномочий мне неясен, но это в значительной мере – по крайней мере, законопроект об уголовной ответственности за сопротивление народным дружинникам – советские зады далекого прошлого, такая норма в Уголовном кодексе существовала. Ну, и власть, поскольку она как раз находится в совершенно таком явном движении в сторону авторитаризации, если не становления тоталитарной власти, и она пытается использовать все "лучшее" из советского прошлого, для того чтобы защитить себя.
Виктор Резунков: Юрий Маркович, сегодня Мосгордума тоже приняла закон, который запрещает при проведении митингов собирать боле 2 человек на квадратный метр, к тому же уведомлять власти требуется при проведении собрания о количестве посадочных мест и так далее. Как вы расцениваете принятие такого закона?
Юрий Шмидт: Расцениваю в том же абсолютно ключе, как и закон, который комментировал перед этим. Власть боится стихийного движения народа, она всеми силами стремится его ограничить. Причем используются любые поводы и причины. Вы знаете, когда запрещали "Марш несогласных", видите ли, это было продиктовано большой заботой о гражданах, для которых будут созданы помехи движения, об уличном движении заботились и так далее. Но когда устраиваются мероприятия такого рода по инициативе власти, никто не думает ни о количестве участвующих, ни о соблюдении необходимой процедуры подачи и рассмотрения заявки. Естественно, никто не высчитывает, сколько метров приходится на одного человека, и так далее, и тому подобное. Но мы – страна избирательного применения законов, что поделаешь. Эти законы направлены, разумеется, не против тех, кто демонстрирует и митингует "за", а против тех, кто хочет выразить свое несогласие.
Виктор Резунков: Олег из Санкт-Петербурга, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Уважаемый Юрий Маркович, вот вы сейчас демонстрируете не процессуальный способ защиты своего клиента. Когда вы выступаете в суде, то все участники процесса знакомы с материалами дела, а сейчас аудитория самого свободного радио в мире не знакома с материалами дела Ходорковского и поэтому вынуждена либо принимать на веру все ваши доводы в защиту Ходорковского, либо не соглашаться с вами.
Юрий Шмидт: Олег, я понял ваш вопрос. Давайте остановимся. Я давно не слышал вашего голоса, хотя ни одной, по-моему, передачи без того, чтобы вы задали мне вопрос, не обходилось. Отвечаю вам. Я не сказал ни одного слова о том, какое обвинение предъявлено Ходорковскому, я ничего не сказал ни вам, ни радиослушателям, считаю ли я его частично или полностью невиновным. Я не произносил защитительных речей. Я говорил только о фактах, которые легко проверить. Вы можете выйти в Интернет и все сведения, которые я сегодня сообщил, вы найдете им документальное подтверждение. Я очень хорошо понимаю разницу между адвокатом и экспертом. Адвокат – это человек, который так или иначе связан волей своего клиента и не вправе расходиться с ним в позициях по существу дела. Эксперт – это человек вполне независимый и объективный. Я не претендую на звание независимого и объективного в своей профессиональной деятельности, поэтому я никогда не говорю о таких вещах, которые можно назвать адвокатской позицией по делу. Я сообщаю только о фактах. Ничего, кроме фактов, я сегодня не приводил.
Виктор Резунков: Давайте вернемся к "Маршу несогласных", мне хотелось бы уточнить вашу позицию как адвоката и как юриста, как профессионального юриста я имею в виду. Может ли власть запрещать проведение маршей? Буквально сегодня Валентина Матвиенко, губернатор Петербурга, запретила проведение марша и разрешила только проведение митинга возле Театра юных зрителей. Это законно или это нарушение закона?
Юрий Шмидт: Это нарушение не только закона, но и Конституции Российской Федерации. Вы знаете, существует тоже очень хорошая шутка: когда чего-то нельзя, но очень хочется, то можно. Власть прекрасно понимает, и Матвиенко безусловно понимает, как и другие представители, что Конституция гарантирует гражданам право на мирные митинги, шествия, демонстрации и не позволяет их ограничивать иначе, чем условиями соблюдения общественной безопасности, короче говоря, в законе есть специальные условия. Но у нас на протяжении длительного времени вот этот закон пытаются все время подправить, причем подправить во вполне определенном направлении. Вот, собственно, когда мы говорили о законе, который приняла для Москвы Московская городская Дума, вот это движение в сторону уменьшения наших прав, оно совершенно очевидно, причем оно идет с большим ускорением. Там, где законодательство не успевает за желанием власти, наши права ограничиваются волевым решением. Там, где законодательство успевает, власть ссылается на закон. Хотя законы сами по себе бывают – и последнее время все чаще бывают – неконституционными и не соответствующими международно-правовым стандартам прав человека, которые, кстати говоря, Россия обязана соблюдать.
Виктор Резунков: Геннадий из Кисловодска, пожалуйста.
Слушатель: Мне приходилось несколько раз в прокуратуру обращаться, и они могут принять любое решение. Даже один и тот же помощник прокурора, у него есть документы, и он может принять решение об отказе в возбуждении дела, а потом может это свое решение назвать незаконным и отменить его. То есть закон избирательный, они как хотят, так его и трактуют. Я вот прокуратуре совсем не доверяю, никак. Вот у них документов много, три раза приходилось обращаться, и на одно и то же заявление разные дают ответы. Я считаю, и Ходорковского незаконно осудили.
Юрий Шмидт: Геннадий, вопроса вы не задали, но с вашим комментарием я вполне согласен. Ваше счастье, что вы не юрист и не работаете столько лет, сколько я. Потому что, я не знаю, пока моя нервная система тоже выдерживала это с большим трудом, и я бы мог приводить столько примеров и такие примеры, от которых у нормальных людей волосы встали дыбом.
Виктор Резунков: Юрий Маркович, я поставлю иначе немножко тот же вопрос. Хорошо, а как с точки зрения адвоката, имеет ли юридическое право народ на свержение той власти, скажем так, отказ от услуг той власти (я не имею в виду обязательно насильственные действия, революцию и так далее), предавшей интересы этого народа или постоянно нарушающей Конституцию и законы, или по каким-то другим причинам?
Юрий Шмидт: Ну, в отличие от США, где в Конституции прямо записано право народа на свержение власти, если она предает интересы народа, наша Конституция такого положения не содержит. Тем не менее, Конституция во всех своих наиболее важных частях подчеркивает, что народовластие является в Российской Федерации высшей формой проявления власти (очень корявая фраза у меня получилась (смеется)), что народ, человек, его права являются высшей ценностью и так далее. Власть обязана служить народу, народ вправе управлять государством через своих представителей и путем прямого волеизъявления на референдумах. Но вы же знаете сами, что избирательное законодательство в последние годы скукоживается как шагреневая кожа. Сначала нас лишили права выбирать губернаторов, потом нас лишили права выбирать персональных депутатов, ограничиваясь голосованием только по партийным спискам, потом уже не по закону, но волевым решением в Петербурге, скажем, снимается одна из самых популярных в Петербурге и всегда имевшая очень хорошие результаты на выборах региональных партия "Яблоко". То есть участие народа в управлении государством постоянно уменьшается, и все новые и новые препятствия для этого участия власть создает.
То же самое касается и законов о референдуме. Вы знаете, что в течение долгого времени та же партия "Яблоко" пыталась, используя совершенно законные, основанные на Конституции, на федеральных и местных законах способы добиться проведения референдума по нескольким очень важным для нашего города вопросам. Где он, этот референдум? Под разными предлогами им в этом отказывали. Да я, честно говоря, за последние годы о референдумах не слышал ничего, кроме вот двух случаев: когда Пермский край объединялся с Коми-Пермяцким, если не ошибаюсь, округом, а Читинская область объединялась с Бурятским Агинским округом. Но тогда эти референдумы были назначены сверху, естественно, потому как инициатива в объединении принадлежала не народу, а власти, и вот тогда их проводили. А все попытки многочисленные, известные мне попытки провести референдум по животрепещущим, действительно жизненно важным вопросам, они все так или иначе подавлялись властью. И никакой надежды на то, что в ближайшем будущем положение изменится, нет.
Надежда может быть только на то, моя лично надежда, что когда-нибудь у народа действительно лопнет терпение, и он сумеет сказать этой власти все, что он о ней думаете, и показать ей на ее место. Хотя при этой мысли становится немножко зябко. Потому что я хочу сейчас процитировать слова своего друга Виктора Шендеровича, который в одной из своих блестящих передач, говоря о том, что в сказке "По щучьему велению" Емеля на печи часто проявлял недовольство тем, что печь не туда едет и не так едет, и закончил такими словами: "Но вообще неплохо бы помнить, что когда русский Емеля встает с печи, выясняется, что фамилия этого Емели – Пугачев".
Виктор Резунков: Константин из Петербурга, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Я очень благодарен за вашу деятельность, я уважаю и вас, и Ходорковского. И хочу сказать спасибо за те слова, которые на митинге осенью, по-моему, на Малой Конюшенной. Замечательно говорили! Я хочу сказать по поводу последней темы. Действительно, здесь нужно говорить о том, что преступники не те, кто нарушает вот эти смешные поправки, которые сужают поле деятельности свободных как бы людей, а власть становится преступницей тогда, когда она это делает сама. И советую всем прочитать любую книгу буквально Карла Поппера и хочу сказать, что он, этот уже немолодой человек, когда писал эти свои работы, он говорил без запинки, что путь либерала и демократа, конечно, эволюция, но когда на смену более-менее демократическому строю приходит тиран, то здесь надо, безусловно, прибегать к революции. Конечно, он говорит, что нужно по возможности это делать пассивно, без каких-то насильственных действий. Но если на следующие марши будет приходить на порядок большее количество людей, то это и будет совершенно спокойно, как на Украине, когда преступные действия по подтасовке выборов были пресечены. Я не буду углубляться, просто советую почитать.
Виктор Резунков: Спасибо, Константин. Понятно.
Юрий Шмидт: Я просто хочу сказать, что я совершенно согласен, и ничто в моих словах, естественно, тоже нельзя расценивать как призыв к вооруженному сопротивлению и свержению власти. Но безусловно, можно расценивать как призыв к мирному волеизъявлению народа. И если действительно, как вы сказали, придет на порядок, а потом на два порядка больше, то эта власть в какой-то момент поймет, что ей нужно забирать свои кредитные карточки, вещички и быстро переселяться на Мальдивы, где у них наверняка уже есть собственность. Иначе действительно будет плохо.
Виктор Резунков: Юрий Маркович, я хотел бы вас попросить сказать, что ожидается, что собираются предпринимать адвокаты, входящие в группу? Что можно, разумеется, сказать, как обстоит ситуация на ближайшее время, какие даты будут судьбоносными, скажем так?
Юрий Шмидт: Ну, по делу Ходорковского, как я уже сказал, 16 апреля для меня да и в первую очередь для моего подзащитного очень важный день, потому что в этот день решится, где будет проходить следствие и, скорее всего, судебный процесс. Ну, а пока срок следствия установлен до 2 июля, мы занимаемся изучением материалов дела, там 127 томов. Вот, кстати, они так якобы заботились о соблюдении процессуальных сроков. Если бы мы работали в Москве, мы бы эти 127 томов изучили значительно быстрее, потому что сейчас мы вынуждены работать вахтовым методом, у нас есть работа и в Москве по сбору доказательств, и приезжать по очереди в Читу. Но до июля нам доработать не дадут, судя по всему, нам ограничат время ознакомления с материалами дела. Ну, а потом будет видно. Пока еще есть несколько неизвестных, и уравнение в полной мере не решается.
Виктор Резунков: Вы надеетесь на лучший исход? Что может быть лучше всего?
Юрий Шмидт: Исход самого уголовного дела при этой власти, при той администрации, которая сидит сегодня в Кремле, к сожалению, предрешен. В первом деле я до последней минуты был оптимистом, но сегодня я, конечно, понимаю, что нас ждет.
Виктор Резунков: Спасибо большое, Юрий Маркович.
