Марина Тимашева: 14 апреля, на торжественной церемонии в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, были названы имена лауреатов премии «Золотая Маска» сезона 2005-2006 годов. Мужчин просили прийти в смокингах, это было смешно заранее. Смокинги нашлись в гардеробе у трех-четырех гостей. Для вручения наград были вызваны мировые знаменитости: хореограф Джон Ноймаейр, режиссеры Кристиан Люпа и Деклан Доннеллан, человек всех театральных профессий одновременно Резо Габриадзе. Только ему удалось соблюсти регламент, все остальные разразились долгими речами о себе и своих отношениях с русским театром. Так что, не стоит более считать страсть к задушевным беседам отличительной чертой российских церемоний. Дмитрий Черняков – режиссер вечера – предложил необычный и строгий ход. На сцене выстроили полукружие амфитеатра, а места в нем заняли музыканты Мариинского театра. Дирижировал оркестром лично Валерий Гергиев, мало того, памяти Михаила Ульянова и Олега Шейнциса он посвятил «Грезы» Шумана и сам сел за рояль. Кроме музыки, вечер сопровождали заранее записанные интервью с номинантами. Им предлагались однотипные вопросы. Например, что они предпочитают: красоту или гениальность. Женщины были за гениальность, а мужчины – за красоту. Молодые актеры оказались большими фаталистами, чем их старшие коллеги. На вопрос, что лучше, жизнь короткая и бурная или длинная и спокойная, некоторые молодые отвечали, что в этом выборе они не вольны. На теме выбора, конечно, не столь серьезного, мы и остановимся.
Сезон на сезон не приходится: иногда экспертам почти не из чего собрать афишу фестиваля, зато потом легко жюри. В этот раз работа экспертов была приятной, хороших спектаклей было много, зато жюри пришлось попотеть, сравнивая несравнимое. Есть, положим, номинация: драматические спектакли на большой сцене. А в ней представлены: нежный и грустный спектакль Генриетты Яновской «Трамвай «Желание»», жесткая интеллектуальная «Нелепая поэмка» Камы Гинкаса, живописный «Дом Бернарды Альбы» Якутского театра и черно-белый, беспросветный «Король Лир» Льва Додина. На малой сцене ситуация проще, зато как решить, кто лучше Сергей Женовач с «Захудалым родом» или Миндаугас Карбаускис с «Рассказом о семи повешенных»? Тут сам с собой не договоришься, не то, что с товарищами по несчастью, то есть по работе в жюри. Окончательное решение таково: лучший спектакль на большой сцене – «Мнимый больной» Мольера в Малом театре, на малой сцене – «Захудалый род» Студии театрального искусства. Оба поставлены Сергеем Женовачем, и он назван лучшим режиссером. Специальные призы жюри достались молодой актрисе, сыгравшей в «Захудалом роде» Варвару Протазанову, Марии Шашловой и Петру Семаку – королю Лиру в спектакле петербургского Малого драматического театра. Основных наград в актерской номинации удостоились Евгений Миронов Иудушка Головлев в «Господах Головлевых» МХТ и Мария Миронова – Федра в одноименном спектакле московского Театра наций. Приз зрительских симпатий – у «Затмения» театра Ленком, приз критики – у «Рассказа о семи повешенных» «Табакерки». «Золотую Маску» Давида Боровского за два спектакля «Король Лир» и «Затмение» получал его сын, Александр Боровский. «Маска» есть, а отца нет» – сказал он и заплакал. Плакали и в зале. Сам Александр Боровский – художник, постоянно работающий с Сергеем Женовачем, так что успех режиссера это и его успех.
Решение жюри принимается тайно, большинством голосов, понять, что там и как складывается, невозможно. Все же замечу, что «Мнимый больной» - не лучший спектакль Сергея Женовача, по-моему, он проигрывает и «Королю Лиру», и «Нелепой поэмке», и «Трамваю Желание», впрочем, и он хорош. Если бы я одна была всем жюри, то, не имея очевидного лидера в актерских номинациях, голосовала бы за самых старших, то есть за Игоря Ясуловича в «Поэмке» и Аллу Покровскую в «Господах Головлевых». Впрочем, лично я считаю все решения жюри драматических театров приемлемыми. Удивление вызывают не они, а реакция прессы. Те же самые люди, которые сами в этом году работали в жюри, закрывшись псевдонимами, известными всей театральной среде, критикуют свое же решение. Унтер-офицерская вдова сама себя высекла. Защищая, в частности, интересы режиссера Кирилла Серебренникова, они пишут, что он вызывает слепую ненависть у большей части театрального истеблишмента и мещанской критики. Вот те раз! Кирилл Серебренников – один из организаторов фестиваля, патронируемого заместителем главы администрации Президента господином Сурковым, ведущий кинопрограммы на телевидении, номинант и лауреат почти всех кинопремий за прошлый год, режиссер, активно работающий в МХТ имени Чехова и театре «Современник», поставивший спектакль в Мариинской опере, работавший с Владимиром Спиваковым, лауреат спецприза жюри прошлогодней «Золотой Маски», оказывается, отвергнут истеблишментом. Всем бы так! А что такое мещанство теперь – это разве не глянцевые журналы, постоянным героем которых является именно он, а вовсе не Сергей Женовач, обвиненный в «традиционализме»? Себе на помощь призову Деклана Доннеллана – замечательного английского режиссера, много работающего в России. На торжественной церемонии он высказал опасения, что русский театр, подражая западным образцам, может потерять собственное лицо, и призвал его сохранить традицию.
Я не стану подробно останавливаться на афише драматических спектаклей «Золотой Маски», поскольку обо всех номинантах Москвы и Петербурга уже говорила и все материалы есть на нашем сайте. Позволю себе немного рассказать о спектакле театра имени Ойунского из Якутии. «Дом Бернарды Альбы» это дипломная работа Сюзанны Ооржак. С одной стороны, пьеса Лорки выгодна театру – в ней аж 10 женских ролей. С другой, когда на сцене нет мужчин, по ним можно соскучиться. Удержать внимание зала – задача не из простых. Якутские актрисы с ней справляются. Им помогает художник Михаил Егоров. На сцене – белая выгородка, покрытая черными ломаными линиями. Она воспринимается поначалу, как увитая растениями ограда, потом понимаешь – это стена, по которой ползут трещины. Точная метафора, ведь в пьесе речь идет о доме, в котором властная и самодурная старуха заперла красавиц-дочерей. Заперла от соблазнов, от соседей, от сплетен и от жизни. Одна из девушек обещана в жены Пепе, а любит Пепе ее сестру. История заканчивается трагически. Стена только растрескалась, а человек - погиб. Сюзанна Ооржак поставила поэтический спектакль, весь построенный на геометрически-чистых мизансценах, на изумительно выверенной пластике и жесте, на музыкальности звучания самого языка. «Дом Бернарды Альбы» стал похож на древнегреческую трагедию, в которой действует героиня и хор. Главную роль играет выдающаяся актриса Степанида Борисова, как водится, она ищет оправдания своей героине. Сказать, чтоб ее стало жаль, невозможно, но получается, что ее Бернарда Альба хотела только добра своим девочкам.
(Звучит песня из спектакля)
Марина Тимашева: Послушав песню-плач в исполнении Степаниды Борисовой, перейдем к разговору о кукольных театрах. Они - чудо как хороши. Жюри отметило как лучших – петербургский спектакль «Робин-Бобин», его художника Анну Викторову и актрису петрозаводского театра Любовь Бирюкову. Поговорим о кукольных спектаклях «Маски» с заведующей отделом Союза Театральных Деятелей и экспертом премии Ольгой Глазуновой.
Ольга Леонидовна, Всего три кукольных спектакля отобраны на «Маску», в то время как оперных и драматических спектаклей намного больше. Означает ли это, что ситуация нехороша в кукольном театре, или что эксперты строже отбирают кукольные спектакли?
Ольга Глазунова: Ситуация не слишком хороша. Мы достаточно строго стараемся отбирать. Я много лет связана с театром кукол, я сама когда-то работала и актрисой, и завлитом. Мне кажется, что особенно к своим друзьям и к себе самому надо быть очень придирчивым. Театров ведь не так много по России. Хотя их больше ста, но все равно это немного. Вернее, сейчас уже больше чем сто, потому что появилась масса новых маленьких театриков. Но стабильных, профессиональных театров – сто, сто десять, сто пятнадцать. Но и ситуация не самая хорошая. Такие режиссеры как Игнатьев, Лохов совсем недавно были молодыми, а теперь это уже старшее поколение, и долгое время вслед за ними никто не шел. Сейчас уже появляются молодые кукольники, и я этому очень рада. И на этот фестиваль приехали спектакли молодых режиссеров и молодых художников. Почему так немного спектаклей? Да, мал золотник, но дорог.
Марина Тимашева: Ольга Леонидовна, везде я читаю, что трудно собирать спектакли по провинции, что «Маска» формируется преимущественно из московских спектаклей. Такое впечатление что люди, которые дают эти интервью, говорят только о драматических театрах, совершенно не имея в виду ни балетных театров, ни оперных театров (там много из провинции), ни театров кукол. Но кукольные театры - не московские.
Ольга Глазунова: Я считаю, что в Москве одна из самых печальных картин в кукольном театре. Не считая театра «Тень», который уже давно не идет в номинации театра кукол, а идет в номинации «Новация», мы не могли отобрать практически ни одного спектакля.
Марина Тимашева: Спектакли, которые приехали в этом году - спектакль «Вий» Петербургского театра кукол, спектакль «Золоченые лбы» Петрозаводского театра кукол и спектакль «Робин-Бобин» петербургского театра «Кукольный формат». Все ли их режиссеры и художники - выученики петербургской Академии, или большинство из них?
Ольга Глазунова: Большинство из них. Алексей Смирнов учился и в Ярославле, но касательство к питерской школе имеет самое прямое. Анна Викторова - тоже питерская школа. Руслан Кудашов – тоже. Его имя в Москве уже многим известно, он приезжал в Москву со спектаклем «Потудань» по Платонову, привозил «Невский проспект» по Гоголю и на сей раз тоже Гоголь - «Вий». В этом спектакле есть какие-то любопытные вещи (то, что придумали художники Алевтина Торик и Андрей Запорожский), но мне кажется очень невнятной сама инсценировка. Непонятна вся история: куда идет Хома Брут, зачем он идет, с кем он идет? Кругом только черти, нет нормальных людей. Мне кажется, что это поперек Гоголя сделано.
(Фрагмент спектакля)
У Гоголя безумно интересны все характеры. Хома - не горький пьяница, он пьет с безумной тоски, от страха безумного, потому что он понимает, что с ним происходит что-то невероятное. А мне кажется, что в спектакле это непонятно. «Вий» Гоголя без ощущения ужаса не может быть. А здесь, мне кажется, этого не получилось, хотя художники придумали довольно интересное решение летающего гроба и Панночки, встающей из него. Но это быстро понятно и не страшно. Сейчас в кино такие чудеса мы видим! А театр кукол без чудес, особенно в таких вещах, невозможен.
Марина Тимашева: Мне еще показалось, что вначале Руслан Кудашов хотел показать два спектакля в одном. Один - для детей, не самых маленьких, а второй - для взрослых, про страхи славянского человека, когда человек боится всего подряд, в том числе, красивых женщин, они в его фантазиях превращаются в Панночек. Во втором акте это все было упущено. Но в этом спектакле есть интересный финал...
Ольга Глазунова: Да, мне финал тоже показался интересным. Вместо материального Вия, мы видим непонятную картинку, на заднике появляются какие-то видения, глаза, и, в итоге, мы понимаем, что это глаза самого Хомы, что он-то и есть Вий, что Вий - в каждом из нас. Может быть, что-то есть божественное в каждом из нас, но и сатанинское тоже. Потому он и не выстоял, что слишком много в нем было небожеского.
Марина Тимашева: Второй спектакль – «Золоченые лбы» по пьесе Бориса Шергина из Петрозаводска - поставил совсем молодой режиссер Алексей Смирнов, в главных ролях Любовь Бирюкова и Александр Довбня. Актеры играют открытым приемом, то есть мы видим и их самих, и то, как они общаются с марионетками. Стоящие на сцене предметы тоже играют разные роли. Допустим, вот колодец, потом его створки раскрываются, и колодец, полный водой, оказывается рекой. А повешенное ведро запросто оборачивается дирижаблем. История, вообще-то, про смекалистого мужичонку, обхитрившего царя-батюшку, но представляют ее нам будто бы бродячие артисты, вынужденные спасаться от гнева того самого царя, которому не по душе люди, разносящие про него всякие небылицы.
(Сцена из спектакля)
Ольга Глазунова: Петрозаводский театр - не молодой. Он существует много лет, в нем когда-то работали замечательные режиссеры и художники, потом был период такого скучного времени, а сейчас новый директор все время приглашает молодых режиссеров. Мне кажется, это очень хорошая и правильная мысль. «Золоченые лбы» интересно придуман режиссером, он удачно вписал в текст пьесы массу смешных прибауток, приговорок, хорошие песни звучат, с музыкальной стороны спектакль интересно выстроен. Вдобавок ко всему, он очень удачно нашел актеров. Они - настоящие кукольники, потому что с огромной бережностью и любовью относятся к кукле. С другой стороны, режиссер и художник, мне кажется, не совсем точно предложили систему куклы. Они предлагают марионетку, а мне кажется, что в этом спектакле больше пригодилась бы совсем простая, примитивная кукла, потому что марионетка требует очень сложной и тонкой работы. А здесь, в этом спектакле, который решен, скорее, как такой наивный и примитивный театр, она не очень к месту, как мне кажется. Но, тем не менее, с такой тонкостью и точностью это сделано - то кукла в руках у актрисы, то у актера, то он говорит за какого-то персонажа, то она - настолько легко, настолько это не тормозит действие, что поражаешься их мастерству и профессионализму.
Марина Тимашева: Последний спектакль кукольной афиши «Золотой Маски» называется «Робин-Бобин» и представлен петербургским театром «Кукольный формат». Поставлен он по стихам английских и русских поэтов для детей с нормальным аппетитом. И в нем есть даже некое назидание, которое таковым не воспринимается. Спектакль учит не обжираться, как Робин-Бобин Барабек, который, как известно, скушал 40 человек
(Фрагмент из спектакля)
Марина Тимашева: Режиссер и художник спектакля Анна Викторова напридумывала уйму всяких замечательных вещей. Взять хотя бы куклу, которая должна из прекрасной принцессы превратиться в ужасную. Взмах руки актера, юбка накрывает прежнее лицо, опускается, и вы видите новое – воистину устрашающее.
Ольга Глазунова: Это маленький театр, у которого нет ни своего помещения, ни своей постоянной труппы. Я просто по-хорошему завидую Петербургу, где маленькие театрики существуют в полную силу, и так интересно.
Марина Тимашева: В этом спектакле использованы самые разные типы кукол. Там есть и марионетки, там есть и такая кукла, которая надевается на руку. Но это не перчаточная кукла в строгом смысле этого слова, потому что перчаточная это когда голова держится на одном или двух пальчиках. А здесь перчатка надевается аж по локоть и голова куклы занимает половину руки до этого самого локтя. И здесь есть еще кукла Робин-Бобин-Барабек. Это толстяк, который, действительно, пожирает все на своем пути. И маленьких феечек, которые «сидели на скамеечке», и калитку, и телегу, и корову… Все по тексту. И у этой куклы в голове такая палка, которой манипулируют артисты. И кукла открывает огромный рот, засовывает в себя эти предметы, а дальше эти предметы куда-то исчезают. У меня было ощущение, что это какой-то иллюзион. Расскажите про это.
Ольга Глазунова: Палка называется «гапит» и, благодаря ей, актер может управлять кукольной головой, в первую очередь. Что касается огромного рта, то есть всем известные куклы-маппеты, у которых рот открывается широко, а туловище Робина-Бобина, мне кажется, устроено наподобие воздушного шарика или мяча, который может раздуваться, и когда открывает Робин рот и туда проваливаются куклы, то постепенно этот шарик или мячик наполняется воздухом и, таким образом, туловище расширяется. Но это секрет театра кукол, потому что театр кукол без секрета, без трюка, без каких-то метаморфоз, он и не театр кукол. Театр кукол всегда славился какими-то своими трюками. Даже о таких примитивных вещах, как когда-то были в старых спектаклях, где были тростевые куклы, кукла садилась, закладывала ногу на ногу, начинала курить… Это ведь тоже некий фокус. Сейчас они, может быть, устарели, но, тем не менее, кукольники способны придумывать все новые и новые фантастические вещи. За счет этого, мне кажется, театр кукол продолжает жить.
Марина Тимашева: Об итогах фестиваля «Золотая Маска» в номинациях опера и балет мы поговорим в следующий раз.
Марина Тимашева: Наш исторический рецензент Илья Смирнов еле дотащил до студии громадный том, иллюстрированный картинами великосветской жизни так богато, что можно использовать при организации семейных торжеств новых русских. Как они любят: арендовать музей и притвориться великими князьями. Энциклопедический словарь «Символ власти» Владимира Бутромеева с соавторами, издательство «Белый город».
Илья Смирнов: Раньше у нас была идеология, а сейчас её не стало. Директор знаменитого московского музея говорит: «мы не высказываем свой взгляд на то или иное событие, а просто документируем исторический процесс», и в том же интервью через два абзаца – выставка, посвященная Русской православной церкви, называется «Возвращение к истине». Неувязочка, однако.
На самом деле идеология, конечно, есть. И внедряется в головы неукоснительно, начиная прямо со справочной литературы.
Итак, «Символ власти». В начале 90-х, когда пошла суета с новой символикой, переименованием улиц и рассуждениями, что пятиконечная звезда – это, дескать, сатанинский знак, одна газета заказала мне справку: у каких стран в государственной символике порылся дьявол. И задача оказалась очень непростой. Вот как пригодился бы тогда справочник издательства «Белый город»! Там представлены гербы, флаги, гимны, органы власти и валюта всех стран, плюс списки глав государства. Нет, не очень пригодился бы. Потому что неувязочки начинаются прямо с оглавления. Как найти нужную страну? Первая Россия, это понятно. А дальше, по какому принципу? По алфавиту? По частям света? Нет. За Россией идут 42 страны вообще безо всякого принципа: «Бельгия, Арабский халифат (давно не существующий), Монголия, Египет…» и так далее. Потом, после Мексики, вдруг включается алфавит, который до этого в компьютере заело, и остальные 155 стран перечисляются уже от А до Я, от Азербайджана до Ямайки. Интересно, правда? А дальше листаешь и узнаешь, что императрица Екатерина Первая, оказывается, была язычницей. Так написано: «до принятия христианства – Марта Скавронская» (61). Как же она в пасторском доме работала? По поводу «Шапки Мономаха»: дважды приведена пропагандистская версия её появления и ни слова – откуда она взялась на самом деле (34, 100). Уж в энциклопедический словарь-то можно было заглянут. Да что там шапка. В перечне русских царей загадочно отсутствуют не только оба Лжедмитрия и Владислав, но и Василий Шуйский (49 – 51); Николай Второй, оказывается, канонизирован Зарубежной и Русской православной церковью одновременно, в 2000 году (93) http://www.ng.ru/ideas/2000-08-12///1_nikolai.html . За Николаем опять провал до Сталина, в который угодило всё временное правительство (93 – 97), автор текста «Интернационала» перепутан с переводчиком (19). А дальше, за границами России, как сказала бы Алиса, «всё страньше и страньше». Макбет угодил в английские короли (214), правителями Вавилона оказались не только Саргон Аккадский (это как если Владимира Мономаха назвать московским царём), но и многочисленные представители шумерских городов – государств, причем составителей не остановило даже то, что приводимые ими даты якобы правления этих людей в Вавилоне всё время пересекаются (392), можно предположить, что, перегоняя себе в компьютер царские списки с какого-то сайта по Древнему Востоку, их вообще не читали. Воспетый Бертолуччи китайский император Пу И раздвоился таким образом, что его тронное имя стало отдельным человеком, отрекшимся от престола (332), последним председателем КНР был, оказывается, Лю Шаоци в 1959 году, а потом Китай возглавляли уже президенты, начиная с Цзян Цзэминя. Ярузельского исключили из президентов Польши (398), но ему ещё повезло, потому что про нынешнего президента Зимбабве написано, что он «страдает манией преследования и раком простаты» (484). Это всё – результат самого беглого перелистывания справочника. Претензии на скрупулезную документальность - приведен полный перечень римских консулов (забавно, что перед ним нет списка царей, намного более короткого (270) – они соседствуют с лирическими отступлениями типа: «одаренный физической силой и красотой, имел возвышенные ум и душу» (127) и с перлами культурологической учёности: «власть как действие – всегда результат слова, этого сложнейшего символа, в своей сути, в своем принципе недоступного даже самому человеку» (5). Если «слово в своем принципе недоступно», тогда, конечно, всё равно, где кто царствовал, исторический он или сказочный персонаж (тоже с годами правления через чёрточку) и как правильно пишется его имя, тем паче, сколько там кантонов в Швейцарии и какие слова у польского гимна. Зато роскошно оформлено. Четыре парадных портрета императора Павла, не считая двух групповых в кругу семьи. Но заметьте: роскошь распространяется только на императоров. Советские руководители (Брежнев, Хрущев, Горбачев) удостоены только малюсеньких протокольных фотографий, а Андропов и того не заслужил (97). И, теперь - самое интересное: вот такой замечательный справочник, выдержанный в традициях постмодернизма, отмечен в Российской государственной библиотеке как «Лучшая книга года». http://www.all-news.net/culture/?id=378&s=140 За что? А вот за что. Открываем статью «Чили» - ну очень лаконичную. Никто из чилийских президентов не удостоен личной характеристики. Кроме одного. Того, который, я цитирую, «осуществил военный переворот, спас страну от власти коммунистов».
Догадайтесь, кто такой, наш спаситель и герой.
А вообще – никакой идеологии. Строгая документальность.
Марина Тимашева: Этой весной Эрмитаж начал новый проект, культурно-просветительскую программу «Эрмитажная среда». Раз в месяц, в одну из сред, в новое здание Эрмитажа - Главный штаб - будут приходить гости. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: «Эрмитажная среда» это, конечно, не только день недели, на который назначается мероприятие. Это та культурная среда, которую составляют петербургские, московские, европейские, американские интеллектуалы, тот питательный бульон, без которого невозможна творческая жизнь Эрмитажа. Так, по крайней мере, объясняет смысл нового проекта ведущий научный сотрудник музея, советник директора Эрмитажа Юлия Кантор.
Юлия Кантор: Это могут быть люди самых разных специальностей, в основном, не работающие в Эрмитаже. Когда придумывали эту программу, я, главным образом, считала, что нужно не вариться в собственном соку, а предложить и эрмитажному коллективу, и тем, кто находится за стенами Зимнего дворца некую форму публичного общения. Не пресс-конференцию и не научную конференцию, а такой жанр, который почему-то в последние годы совершенно ушел из обихода, как творческий вечер, вечер вопросов и ответов. И аудитория, таким образом, будет самая разная и возникнет интеллектуальный субстрат. Эти встречи всегда будут проходить в Главном штабе, очень интересном, развивающимся отделе Эрмитажа, в розовом зале, который, до 17-го года, был собственной канцелярией министра иностранных дел. А до того, в первой половине 19-го века, частью квартиры Нессельроде - министра иностранных дел. На первую встречу мы не случайно пригласили Якова Аркадьевича Гордина - редактора журнала «Звезда» - для того, чтобы он рассказал об истории взаимоотношений Гвардии и власти, о кавказской войне в 19-м веке, и в веке 20-м и 21-м. Это человек публичный, с одной стороны, и человек, занимающийся серьезной наукой и литературой, с другой стороны. Он завсегдатай наших эрмитажных выставок и, потому, именно в Главном штабе, рядом с постоянной экспозицией Музея гвардии, показалось вдвойне интересным пригласить именно его, и эти эрмитажные встречи начать именно с него.
Татьяна Вольтская: Сам Яков Гордин тоже считает, что он представлял сюжет, с которого логически и должны были начаться эрмитажные среды – не боевую, но политическую историю русской гвардии.
Яков Гордин: Русская гвардия это совершенно уникальное явление, на мой взгляд, в мировой истории аналога не имеющее, это политический феномен и по той роли, которую она сыграла в становлении государства за 100 лет - с Петра до декабристов - и по своим функциям, и по стилю поведения, и по своему составу. Потому что не будь гвардии, русская политическая история пошла бы совсем по-другому. Елизавета, Екатерина, Екатерина Первая, Петр Второй… И Анна Иоанновна тоже милостью гвардии стала самодержавной императрицей.
Татьяна Вольтская: То есть, вы хотите сказать, что на протяжении трехсот последних лет, гвардия, в какой-то степени, вершила судьбы России?
Яков Гордин: Не совсем трехсот, потому что в 25-м году, 14 декабря, кончилась политическая история русской гвардии, все, политической роли она больше не играла. Дело в том, что русская гвардия, так, как она была Петром задумана, она была таким многофункциональным явлением. Построить отлаженное государство у него не получилось, поэтому нужна была какая-то сила, которая бы компенсировала эту неудачу. И вот этой силой стала гвардия, которая сначала, естественно, была задумана как боевая сила.
Татьяна Вольтская: И, наверное, эта опора должна была, после стрельцов, быть у Петра?
Яков Гордин: Естественно, она была в некотором роде противопоставлена и стрельцам, хотя в это время были и полки солдатского строя, и стрелецкий мятеж 1698-го года был подавлен только частью гвардии, а в основном, полками генерала Гордона, полками солдатского строя, так называемыми. Но то, как он настроил, как инструмент, гвардию это была вещь уникальная. Гвардейцы занимались всем: от боевых задач во время войны (прекрасные в военном отношении полки), но, конечно, главная их функция это был контроль, руководство. Гвардейские сержанты контролировали фельдмаршалов, гвардейские майоры стояли во главе параллельной системы сыска и контроля майорских розыскных канцелярий, и так далее. В общем, где нужна была точная, направленная воля, на которую мог положиться император, туда направляли гвардейцев. То есть гвардия взяла на себя функции фактически параллельного государственного аппарата. Но главное произошло после Петра. Потому что император ушел, а гвардия-то осталась. И сознание вот этой ответственности осталось. Поэтому русская гвардия иногда полуосознанно, иногда осознанно корректировала действия власти, потому что другого противовеса самодержавию не было, и гвардия стала этим противовесом. Иногда, на первых этапах, это были, надо сказать, не лучшие варианты - возвращение самодержавия Анне Иоановне - и гвардия за это жестоко поплатилась. Это был очень суровый урок, после чего начался период, когда гвардию некоторые историки называли «гвардейским парламентом», когда в гвардейской среде обсуждалась ситуация, когда в гвардейской среде зарождались такие низовые движения, которые затем приводили к взрывам и к смене особ на престоле. Дело было не в том, что кто-то нравился, а кто-то не нравился. Это тоже было. Но гвардия ни в коем случае не сопоставима, как это часто и ошибочно делают, с преторианцами, с янычарами, то есть со своекорыстными корпорациями. Гвардия не была замкнутой корпорацией. Русская гвардия была связана с обществом и очень чутко ощущала интересы общества и государства. Поэтому, скажем, смена Брауншвейгского семейства на Елизавету это был очень серьезный шаг вперед. Потому что при Елизавете были подготовлены многие важные преобразования, которые потом произошли при Екатерине. Смена Петра Третьего на Екатерину это тоже был очень важный политический рывок. Другое дело, что самодержавие, к сожалению, плохо сумело воспользоваться этой силой и, в конце концов, выступление частей гвардейских офицеров 14 декабря это был, в некотором роде, акт отчаяния. Армию отстранили от принятия и реализации важных для государства решений.
Татьяна Вольтская: Можно ли это понять так, что, как стихи в советское время, которые были паллиативом отсутствующей политической жизни, так же и гвардия была таким вот усеченным вариантом отсутствующего парламента, но, конечно, это не могло продолжаться и развиваться в полной мере?
Яков Гордин: Да, это была сила, корректирующая действия власти и несколько раз направлявшая власть в нужную сторону. Другое дело, что потом это не использовалось, как при Екатерине. Когда власть довела дело до гражданской войны, а восстание Пугачева это, собственно, была полномасштабная гражданская война, которая в значительной степени определила сознание дворянства… Вот этот ужас пугачевщины висел над страной, это не прошло бесследно, и в 1905, а потом в 17-м году это вернулось. И ведь одной из ведущих идей лидеров декабризма, они об этом неоднократно говорили, было недопущение вновь пугачевщины. Не какие-то общегуманистические идеи, а очень конкретные – «чтобы не пришел Пугачев и не зарезал наших детей», - как говорил Пьер Безухов, вернувшись с заседания тайного общества.
Татьяна Вольтская: С такого обзора истории русской гвардии сделанного соредактором журнала «Звезда» историком Яковом Гординым в Петербурге началась новая культурно-просветительская программа «Эрмитажная среда».
Марина Тимашева: Вообразите себе, спектаклю Михаила Левитина «Хармс! Чармс! Шардам» - уже 25 лет. И театр отметил сие событие юбилейным вечером. Передаю слово Александру Плетневу.
Александр Плетнев: В театре «Эрмитаж» прошел праздничный вечер, посвященный юбилею легендарного спектакля в постановке Михаила Левитина «Хармс! Чармс! Шардам и школа клоунов». 25 лет назад Михаил Левитин поставил, в тогда еще московском Театре миниатюр, необычное синтетическое представление – смесь буффонады, музыкальной эксцентрики, эстрадной миниатюры с элементами театра абсурда. Спектакль вернул публике имя Даниила Хармса. Это целиком заслуга художественного руководителя театра Михаила Левитина, отмечающего в эти дни 30-летие работы в «Эрмитаже». На праздничный вечер пришли артисты, участники премьеры 82-го года – Роман Карцев, Евгений Герчаков, Юрий Чернов, Александр Пожаров. Вечер посвящен памяти актрисы Любови Полищук - первой исполнительницы единственной женской роли в спектакле. Лучше всего о программе праздника расскажет главный режиссер театра, народный артист России Михаил Захарович Левитин.
Михаил Левитин: Чудо было в 82-м году, а сейчас публика дождется воспоминаний о собственной молодости и попытки воскресить те самые великие тени этого спектакля.
Александр Плетнев: Для меня удивительно, что, помимо непременной литературной элиты, приглашены и обычные зрители, которые смотрели спектакль в 82-83 годах и приглашены совершенно бесплатно.
Михаил Левитин: Я ценю тех, кто помнит спектакль, помнит толпу у Садового кольца, помнит счастье какого-то периода своей жизни. Я хочу видеть эти лица больше, чем элиту.
Александр Плетнев: «Театр – способ жить, который мы предлагаем людям». Это ваши слова. Как, в вашем понимании, жить по Хармсу и, вообще, можно ли сделать это в наше время?
Михаил Левитин: Я не собираюсь предлагать людям жить по Хармсу, я хочу предложить людям жить по нашему театру, по своему мировоззрению, в котором активной, огромной частью, огромным слагаемым является Хармс. Обериутский театр это придумки театроведов, которым нужно что-либо определить. А мне нужно, чтобы человек был свободен и независим, чтобы он сразу попадал в новую, потрясающую, веселую творческую жизнь.
Александр Плетнев: Вы ничего не ставили по сатирикам-одесситам Ильфу и Петрову, а это явно ваша тема. В вашем понимании, они не театральные?
Михаил Левитин: Я репетирую сейчас «Золотого теленка». Театральные, когда пьесу делает такой чудесный драматург как Валерий Семеновский. Тоже одессит, кстати. Спектакль будет называться «Золотой теленок или возвращение в Одессу».
Александр Плетнев: Если молодой человек заинтересуется произведениями Хармса, что вы ему посоветуете – ходить в театр или читать книги?
Михаил Левитин: Как литератор, скажу вам, что я за то, чтобы книги читали. Но какую-то разгадку хармсовского театра, какие-то мотивации внутренние, думаю, мы нашли, и удобнее от театра пойти к Хармсу.
Александр Плетнев: Перед началом праздничного представления, народный артист России Роман Карцев рассказал, как надо правильно смеяться.
Роман Карчев: Дело все в том, что Хармс это особый юмор, иногда больше смеются дети, потому что дети понимают этот юмор Хармса моментально. Взрослые все задумываются, а ты уже пошел вперед.
Александр Плетнев: В творчестве Хармса очень сильно игровое начало. Оно подталкивает к спонтанному выражению своих чувств. На спектаклях Левитина вы когда-нибудь позволяли себе отклониться от текста сценария, сыграть по-своему?
Роман Карцев: Нет. Хармс абсолютно точен, и здесь импровизация не уместна. Иногда, если я какое-то слово заменял, был страшный крик со стороны режиссера. Здесь абсолютно нельзя импровизировать.
Александр Плетнев: За 25 лет, которые идет спектакль, возникали ли во время представления какие-нибудь внештатные ситуации?
Роман Карцев: Много было всяких ситуаций. Иногда я падал зрителям на колени. В темноте бабка какая-то подняла крик. Это было очень смешно и, в то же время, трагично. Потому что это падение в темноте, я не знал, куда вообще падаю, и хорошо, что там близко были кресла. Я играл всю жизнь со своим другом Витей Ильченко, мы настолько друг друга понимали и чувствовали. Он, кстати, ушел с премьеры. К сожалению, заболел. А здесь - разные актеры, разные школы. В этом трудность, потому что Хармс требует абсолютной точности со стороны всех.
(Сцена из спектакля).
Марина Тимашева: Липецкая филармония провела джазовый фестиваль в ознаменование своего 50-летия. Слово – Андрею Юдину.
Андрей Юдин: Липецкая филармония решила продолжать традиции джазовых фестивалей и на свой юбилейный 50-й концертный сезон пригласила известных музыкантов. Джазовое трио под управлением заслуженного артиста России пианиста Даниила Крамера позволило любителям джаза услышать контрабас американского музыканта и ритмичные звуки ударной установки Олега Бутмана. Даниил Крамер рассказал о том, каким образом должна развиваться музыкальная культура в провинции, и чем отличаются любители джаза в Европе от любителей джаза в России.
Даниил Крамер: Российская публика - более открытая, но европейская публика, по сравнению с некоторыми российскими городами, выглядит гораздо более джазово-образованной. Эта образованность – следствие перенасыщенности Европы концертами. Должна быть инфрастуктура, которая есть во всех городах Европы, джазовые клубы, джазовые концерты, сформировавшееся джазовое сообщество, джазовые музыканты собственные, которые имеют собственную среду обитания - зрительские концерты, зрительские клубы, публику свою. Этот процесс должен быть естественным.
(Звучит музыка)
Андрей Юдин: Американский контрабасист Ричи Гутс начинал свою творческую карьеру в Питсбурге. Он - впервые в Липецке, и его творческий тандем с пианистом Даниилом Крамером и виртуозом ударных инструментов Олегом Бутманом состоялся именно в Липецке, на сцене Музыкального училища искусств имени Игумнова. Ричи не только аккомпанирует, но и играет соло. Это делает не каждый контрабасист.
(Звучит музыка)
Андрей Юдин: Ричи добавил в звуковую палитру своего контрабаса ритм, отстукивая на нем, словно это не струнный инструмент, а ударная установка
(Звучит музыка)
Андрей Юдин: Ричи Гутс сказал о том, что ему нравится рок и поп, Джимми Хендрикс и, вообще, он любит хорошую музыку, а не только джаз. Джаз - его первая музыка. Джаз более близок ему по звучанию. Это родное звучание. В то же время, он предпочитает сочетание джаза с панком и роком.
Музыкальный юмор, чувство ритма, перестук палочек барабанов и даже микрофонных стоек у Олега Бутмана, колоритное звучание рояля Даниила Крамера и оживший контрабас в руках Ричи Гутса очаровали липецких джазменов и любителей музыки.
Зритель: Я ждал этого концерта с февраля прошлого года, когда Крамер приезжал с Голощекиным. Мои ожидания были превзойдены. Я несколько лет уже увлекаюсь джазом, а сегодня впервые слышу соло на контрабасе. Великолепный музыкант! С нетерпением ждем следующих приездов этих артистов.
Зрительница: Замечательная манера, так заводить своих партнеров и зал! Чувства юмора, мне кажется, никому не занимать. Мне очень понравилось!
Зритель: Это прекрасная музыка Бутмана. А сегодняшний концерт - просто на высоте. Я бы заплатил любые деньги, чтобы еще раз попасть.
Андрей Юдин: Даниил Крамер сообщил, что хотя импровизация и рождается на сцене, но многое зависит от профессионализма музыкантов.
Даниил Крамер: Что-то такое у меня есть, что я уже пробовал и есть какие-то наработки, а что-то такое сходу пошло. Вот и хорошо.
