Иван Толстой: В детстве я обожал этот фильм. Мне он казался вершиной киноискусства. Я выходил из кинотеатра в ленинградский колодезный двор, огибал здание и покупал билет на следующий сеанс. В конце 60-х годов я посмотрел первую, самую любимую, серию «Фантомаса», кажется, 28 раз.
Сорок лет спустя мой внук смотрит «Фантомаса» дома, на диване. Он давно побил мой рекорд: после 150-го просмотра никто уже не считает.
Что же такого в этом фильме? В чем его магия, ключ к успеху?
Мой коллега Андрей Шарый написал о «Фантомасе» целую книгу – она выходит в начале июня в московском издательстве НЛО и называется «Знак F : образ Фантомаса в книге и на экране». Эволюция знаменитого персонажа массовой культуры прослежена от бульварных романов, написанных Пьером Сувестром и Марселем Алленом и немых фильмов Луи Фейяда до всем нам знакомых лент Андре Юнебеля с Жаном Марэ и Луи де Фюнесом. Я прошу Андрея Шарого начать рассказ с книжного Фантомаса.
Андрей Шарый: Классический цикл романов о Фантомасе - 32 тома, написанные Марселем Алленом и Пьером Сувестром в 1910-1913 годах.
Иван Толстой: А какого они объема, каждый?
Андрей Шарый: Страниц по 400. Дело в том, что они подписывали контракт на объем, поэтому приключения Фантомаса везде разноформатны, а формат романа - одинаковый. Поэтому есть и длинноты, ясно, что писатели "гнали строку", как говорится, надиктовывали довольно пустоватые места, где-то вдруг скачет сюжет. Но писатели были связаны коммерческими обязательствами. Парижский издатель Артем Файяр, который выпускал в 10-е годы прошлого века эти книги, хотел издавать ежемесячный журнал развлекательного чтения. В результате идея трансформировалась в выпуск вот этой серии романов, которые стали невероятно популярными, это народная литература. Потом, когда книги вышли, началась война, ситуация изменилась, и облик Фантомаса изменился. В 20-е годы Марсель Аллен, оставшись один, без соавтора - поскольку Сувестр неожиданно умер от воспаления легких в 1914 году - написал еще за 40 лет, до своей смерти в самом конце 60-х, еще 12 романов о Фантомасе. Там был другой Фантомас, более современный, там были даже какие-то космические приключения, ракеты какие-то. Но классическими являются первые 32 романа. Но и они не все издаются.
Самые известные книги серии - пять-шесть первых романов, и они как раз переводились в России в последние годы. Я не знаю, переводились ли книги о Фантомасе в дореволюционной России. В Москве есть несколько неполных французских изданий книг Сувестра и Аллена в частных коллекциях, например, в музее Сергея Эйзенштейна, который был большим поклонником и Фантомаса, и режиссера Луи Фейяда, который снял знаменитые в мире немого кино пять лент по «Фантомасу». Известно, что эти фильмы переводились. Студия Ханжонкова делала титры на русском языке, и все пять серий выходили с огромным успехом, шли в кинотеатрах Москвы, Петербурга, Риги. Фантомас до революции в Москве был очень известен. Но Фантомас еще и оказался провозвестником новой эпохи, потому что последний фильм о нем вышел за три месяца до начала первой мировой войны. И, собственно говоря, конец жизни того героя, которого рисовали Сувестр и Аллен, наступил неожиданно, наступил резко, потому что изменился мир, нужно было менять каким-то образом и фигуру Фантомаса.
И первый фильм после первой мировой войны, следующая попытка экранизации романов была предпринята уже не во Франции, а в Америке. Там вышел 20-серийный немой фильм о Фантомасе, назывался он, по-моему, «Заокеанские приключения Фантомаса» или «Фантомас в Америке». Это была очень сильно американизированная продукция, обратным путем она приехала во Францию, там показали несколько фильмов, но уже движения наверх, порыва такого не было - Фантомас стал перерождаться, и между двумя мировыми войнами он сохранялся как культурный миф, прежде всего, не столько благодаря усилиям Аллена и фильма Фейяда, а потому, что он стал заметной фигурой в творческой концепции сюрреалистов.
Иван Толстой: Мы дойдем и до сюрреалистов, а пока об образе Фантомаса у Аллена и Сувестра расскажет профессор Сорбонны, многолетний – в прошлом – президент Общества друзей Фантомаса Доминик Калифа.
Доминик Калифа: Фантомас – это криминальный гений, воплощение преступления... В литературе тех времен присутствует множество преступников злодеев, но Фантомас на ступеньку выше их всех. Он более жестокий, порочный... он - просто аллегория зла. И эта аллегоричность персонажа подчеркивается тем, что Фантомас не имеет лица. Он всегда носит маску, и стоит сорвать одну, под ней открываются все новые... Фантомас задуман как воплощение преступности и зла, как персонаж, способный поразить воображение французов тех времен. А страх перед преступлением во времена прекрасной эпохи весьма ощутим. Кинематограф и литература тех времен полны насилия. В те же годы, что и роман о Фантомасе, возникает громкое дело преступника анархиста Боно. И если Боно воплощает реальную преступность, то Фантомас является его воображаемым двойником, в его персонаже кристаллизуются все страхи и тревожные предчувствия его времени.
Иван Толстой: Профессор Сорбонны Доминик Калифа рассказывает о реакции французского общества начала ХХ века на романы Аллена и Сувестра.
Доминик Калифа: Это был феноменальный успех, что-то потрясающее. Романы выходят не в форме газетного фельетона, они продается в отдельных томах, и первый же том раскуплен моментально. Это настоящая бульварная литература, романы изданы на плохой бумаге и продавались очень задешево... Каковы были первые тиражи неизвестно. Согласно легенде, первый том был продан тиражом в 5 миллионов экземпляров. Правда это или нет, никто не знает. Но слава о Фантомасе разошлась по всей стране – кругом висели афиши с Фантомасом, книга продавалась во всех киосках. Аллен и Сувестр заработали кучу денег на Фантомасе. Чем объясняется такой успех? Думаю, что для общества Прекрасной эпохи, буквально одержимого преступлением, Фантомас стал настоящим символом зла.
Иван Толстой: Профессор Калифа, есть ли в Фантомасе что-то от Робин Гуда?
Доминик Калифа: Нет, совсем ничего общего. Фантомас - это абсолютно отрицательный персонаж. В романе роль позитивных персонажей исполняют репортер Фандор и комиссар Жюв. Так что, в отличие от Арсена Люпена или других персонажей тех времен, Фантомас – это абсолютное зло. Конечно, поскольку у него есть жена и дочь, то это несколько нюансирует его образ. Но в целом, Фантомаса нельзя назвать благородным и великодушным разбойником вроде Робина Гуда.
И это совершенно черный образ как раз очень привлекает сюрреалистов, которые видят в нем гротеск, карикатуру. Этот персонаж неправдоподобен, его преступления абсолютно невообразимы – он заставляет кровоточить стены, крадет купол здания Инвалидов, отравляет воду во всем Париже ... Все эти одиозные деяния очень забавляет сюрреалистов, которые видят в Фантомасе сюрреалистического героя… Они развивают настоящий культ Фантомаса. Кроме того, Бретона и его друзей интересует то, что роман о Фантомасе не написан, а надиктован... Фантомас рожден в беспрерывном потоке воображения, и как таковой предвосхищает многие творения сюрреалистов созданные методом автоматического письма.
Иван Толстой: А что привнес в фантомасовскую историю режиссер первых, немых фильмов о злодее Луи Фейяд?
Доминик Калифа: Фейяд очень обогатил образ Фантомаса. Конечно романы Аллена и Сувестра – это первый источник информации о Фантомасе. Но они довольно примитивны. Фильмы Фейяда делают истории о Фантомасе более поэтичными. В них выступает образ Парижа времен прекрасной эпохи. Фейяд был прекрасным режиссером, и он смог сохранив дух романа дать Фантомасу дополнительные измерения, что-то лирическое, фантастическое. В фильмах оживают тени, силуэты, городской пейзаж. Виды Парижа присутствующие в фильмах Фейяда представляют собой большую ценность т.к. сегодня сохранилось не так иного съемок Парижа, его улиц, его метро, его жителей времен Прекрасной эпохи.
Фантомас получил популярность как у широкой публики, так и у французской интеллектуальной элиты. И представители последней вдохновляются даже больше фильмами Фейяда, нежели романами Аллена и Сувестра. Настоящий культ Фантомаса возникший в среде сюррелаистов опирается скорее на образы Фейяда нежели на романы Аллена и Сувестра.
Иван Толстой: Как повлиял Фантомас на русский кинематограф? Такой вопрос я задал историку кино Науму Клейману.
Наум Клейман: До революции, когда импортировали из Франции фильмы Фейяда, а на многих экранах России его видели (может быть, не везде одинаково, во всяком случае, в Прибалтике это показывали, и маленький Эйзенштейн видел Фантомаса на экране в детстве, в Риге), я думаю, что на публику это, безусловно, влияло, а вот на кинематограф - не очень. Наше кино вообще не слишком было искушено в таких жанрах, рассказывающих острый сюжет. Остросюжетность не присуща ни русской литературе того времени, ни кинематографу, тем более. И как ни удивительно, мне кажется, в России не очень на кинематограф повлиял этот фильм.
Иван Толстой: Но, тем не менее, вы сказали, что русский кинозритель все-таки был знаком с приключениями Фантомаса. Где-то это отразилось, кто об этом писал, вошел ли Фантомас как герой в какие-то реалии русского искусства, русской жизни, русского фольклора?
Наум Клейман: Об этом известно по мемуарам наших киноклассиков. Я думаю, что изучавшие историю детективного кино и детективной литературы знают больше мемуарных свидетельств, но что касается Эйзенштейна, он упоминает об этом в своих мемуарах, а потом это подвигло его купить почти полного «Фантомаса» в Париже, что было предметом зависти его коллег, в частности, Григория Михайловича Козинцева и Леонида Захаровича Трауберга, которые тоже читали «Фантомаса» и видели его. Я даже думаю, что в 20-е годы влияние было гораздо больше, чем в 10-е годы, когда это было предметом чтения низового слоя и мальчишек. И только потом это стало предметом такого эстетского смакования. Но как ни удивительно, был еще один аспект. После потрясений первой мировой войны, революции, голода, всех бедствий, обрушившихся и на Европу, и, тем более, на Россию, я думаю, влияние «Фантомаса» возрастало. И это было не только эстетское, но это было уже почти актуальное восприятие сюжета, фигуры и, в частности, фильма Фейяда.
Иван Толстой: Наум Ихильевич, а была ли достаточно в Советском Союзе, между двумя войнами, развита практика показа повторного фильма, всего того, что так привлекало в свое время, в 50-60-70-е годы, уже нового, советского зрителя? То есть, я хочу спросить, смотрели ли старого «Фантомаса» в каких-то кинотеатрах советских до войны?
Наум Клейман: Нет, конечно, нет. И в 20-е годы очень мало, и только в провинции возобновляли старые фильмы. Во-первых, по идеологическим причинам. Поначалу дореволюционные фильмы нашего производства воспринимались как классово чуждые и придавались остракизму еще и как примитивные. А зарубежные фильмы, которые покупались в эпоху НЭПа, а к нам хлынул поток этих фильмов, они, конечно, не допускали старых фильмов, потому что мелькала, как и сегодня, новая продукция, правда, лучшего качества, но, впрочем, была и бульварная кинематография. И для старых фильмов почти не было места и времени, кроме некоторых культовых фильмов, скажем, с Верой Холодной. Известно, что в некоторых московских кинотеатрах на одних сеансах шел «Потемкин», а на других - Вера Холодная, «Жизнь за жизнь». И это создавало довольно любопытное соседство.
Иван Толстой: Наум Ихильевич, а вообще такой сюжет как черно-белое кино и его влияние на другие эстетики, на другие виды искусства. Где остался след?
Наум Клейман: След был, прежде всего, в авангардном искусстве, потому что кинематограф явно оказал влияние, он воспринял очень много идей от авангарда, он был осуществлением тех самых мечтаний, которые питали живописцы и графики о движении на холсте, которое, скажем, футуристы передавали восьмью или шестнадцатью ногами, у Бурлюка или у итальянцев, или такой несколько лихорадочный темп прозы и, особенно, поэзии, который был воспринят кинематографом. Есть очень серьезное исследование, что Маяковский во многом воспроизводил такую члененность на кадры, его знаменитая лесенка отчасти - это еще эстакада кинематографического движения. Безусловно, это сказалось на плакате, и плакат, с его разными ракурсами, с совмещением нескольких пространственных плоскостей - это монтаж, идущий во многом и от кинематографа. Есть и в живописи чрезвычайно любопытные следы черно-белого кинематографа, введения строгой гаммы. Хотя, надо сказать, и кинематограф не был всегда черно-белым, он даже в эпоху до цветной пленки раскрашивался разными способами. Только в 20-е годы была создана особая форма кинографики.
Иван Толстой: Слово сюрреализм уже звучало сегодня в нашей программе. Какое отношение сюрреалисты имели к Фантомасу? Профессор Доминик Калифа.
Доминик Калифа: В 1914 году поэты Аполлинер и Жакоб создают общество друзей Фантомаса. Они начинают публиковать в одном из авангардных журналов коротенькие заметки о Фантомасе. Конечно, это некий розыгрыш, игра. Но к ним присоединяются другие поэты и прочие любители Фантомаса, которые видят в нем нечто большее, чем персонаж из бульварного романа. Образ Фантомаса – источник вдохновения для множества сюрреалистов... Он присутствует в картинах Ренэ Магритта и Хуана Гриса, поэтов Андре Бретона и Робера Десноса.
Их привлекает абсурдность, гротеск Фантомаса. Писатель Раймон Кено создает инвентарь всех самых страшных убийств, придуманных Фантомасом. Сюрреалистов это забавляет, им нравится провоцировать добропорядочную буржуазию, но одновременно за этим восхищением стоит что-то большее... Фантомас – это в определенной степени отражение подсознания Франции той эпохи. Кроме того, сюрреалистов крайне интересует связь между народным творчеством, бульварной литературой и авангардом. По их мнению, время от времени они соприкасаются. И Фантомас – эта одна из точек, где встречаются массовая культура и авангард.
Иван Толстой: А дальше? Как эволюционирует интерес к этому образу?
Доминик Калифа: После такого всплеска интереса в 1910-1920-ые, увлечение Фантомасом постепенно иссякает, хотя кинематограф продолжает создавать в 30-ые годы немало фильмов о Фантомасе. Были, например, сняты фильмы Фейо и другие, не имевшие большого успеха. Собирались посвятить ему ленты такие режиссеры как Жан Виго и Алан Ренэ, но этого так и не произошло. Массовый интерес к Фантомасу возрождается благодаря фильмам Юнебеля в 1950-ые. Эти фильмы сделаны совсем не в духе авангарда, а в духе, верном изначальному роману, популярному и не слишком высокого художественного качества. Но они пользуются огромным успехом у зрителя. Пуристы не терпят фильмов Юнебеля, потому что он позволяет себе вольности при экранизации романа. Но вместе с тем судьба популярного романа, как и народной сказки - быть переписанным, пересказанным на свой лад. Юнебелю удалось вновь возбудить широкий интерес к Фантомасу. Лично я не люблю фильмов Юнебеля, но считаю, что он перенял творческий метода Аллена и Сувестра.
Конечно, в его фильмах появляется то, чего не было в романах. Например, некоторая комичность, которая не предполагается в романах о Фантомасе. Но не думаю, что этот комизм был продуманным, его невольно привносит Луи де Фюнес, играющий Жюва. Вразрез с романом идет и то, что Фандор становится двойником Фантомаса. У Юнебеля их играет один и тот же актер. В романе же они заклятые враги. Хотя в одном из последних томов романа Фантомас оказывается братом Жюва. Так что, может быть, эта идея Юнебеля не так уж абсурдна, как многим кажется.
Иван Толстой: Об истоках злодейского образа размышляет историк кино Наум Клейман.
Наум Клейман: Фантомас не просто фигура гениального преступника, придуманного двумя щелкоперами в Париже. Это закономерное явление, которое было связано с тем, что после средних веков, когда абсолютное зло приписывалось дьяволу, нечистой силе, возник готический роман, который уже сделал шаг в сторону реальности, возникли всякого рода вурдалаки вполне земного происхождения. Но, тем не менее, еще мистифицированные, с большой долей мистики. А вот Фантомас отразил этап абсолютной секуляризации, абсолютного зла, и это было связано с очень важными тенденциями в позитивизме, когда люди увидели за открытиями науки и достижениями техники и опасность. И одна из таких историй, скажем, доктор Джекил и мистер Хайд Стивенсона, когда внутри ученого просыпается абсолютное зло, абсолютный преступник, вот мистер Хайд – во многом предшественник Фантомаса. И тем более это окрепло уже в начале 20-го века, надвигалась Вторая мировая война. Естественно, в сюрреализме сидело, прежде всего, с неосознанными импульсами подсознание со всякого рода инстинктами, голосом крови и голосом пола, и он прямо должен был заинтересоваться сверхпреступником, который был воплощением этого подсознания, выросшего в преступную силу.
Иван Толстой: Движемся дальше. Фантомас новый, тот самый, которого видели все мы. Рассказывает автор книги «Знак F: образ Фантомаса в книгах и на экране» Андрей Шарый.
Андрей Шарый: До начала 60-х годов в России вообще не была известна сколько-нибудь фигура Фантомаса. Взрыв популярности связан с тремя фильмами Анри Юнебеля, которые вышли в середине 60-х годов в советском прокате. Интересна, кстати, реакция советской официальной культуры на эти фильмы. Конечно, поставить, скажем, русское переложение «Фантомаса» или перенести его на советскую почву - это просто выглядело безумно. Но, тем не менее, было все-таки несколько попыток, потому что Фантомас стал персонажем и советской массовой культуры тоже, по причинам, понятным тем нашим слушателям, которым сейчас хотя бы 30 лет. Они помнят еще эти фильмы, которые тогда шли только в кино. Этот фильм стал самым кассовым "капиталистическим" фильмом Советском Союзе. Причем, статистики найти невозможно, потому что его прокатывали во всяких сельских кинотеатрах месяцами, с утра до вечера, на полевых станах и где только не прокатывали еще. Статистику отчасти утаивали, потому что надо было показывать фильмы о социалистическом строительстве, а не это зеленое чудовище. Конечно, он вошел в анекдоты детские, в песенки, которые, может быть, и вы тоже помните:
«Мне нужен труп, я выбрал вас,
До скорой, встречи. Фантомас».
Анекдоты распохабнейшие, связанные с Фантомасом, и несколько косвенных, но очень интересных переложений на советскую действительность. Потому что, скажем, в середине 70-х годов была знаменитая преступная группа "Ростовские Фантомасы" - братья Толстопятовы, Горшков и Самасюк. Они в первой половине 70-х годов терроризировали Ростов-на-Дону и совершили полтора десятка дерзких ограблений, например, ограбили кассу завода химических удобрений. Гибли люди. Это была банда, которую не могли обезвредить в течение нескольких лет. У них были маски из женских чулок, поэтому они получили прозвище "Ростовские Фантомасы". Было знаменитое уголовное дело в середине 70-х годов, о котором писала даже партийная пресса. Фантомаса-Самасюка убили при задержании, а трех остальных приговорили, между прочим, к высшей мере и расстреляли.
В советском кино было, по крайней мере, две попытки трактовки образов Фантомаса, потому что в известной комедии «Семь стариков и одна девушка», в конце 60-х годов, встречается довольно длинная цитата из «Фантомаса». В начале 70-х годов на телеэкраны вышла серия фильмов сельском милиционере Федоре Анискине. Одна из серий называлась «Анискин и Фантомас». Конечно, никакого Фантомаса там не было, там были подростки, которые грабили сельскую кассу и инкассатора. Их научили злые, плохие дяди, которые не хотели по-социалистически жить своим трудом, а хотели тунеядствовать. И они там тоже были в масках из чулок, поэтому они и были «Фантомасы». Ансикин их поймал. Все снималось по повестям Виля Липатова - известного писателя, в то время, лауреата премии Ленинского комсомола. Он написал несколько повестей о милиционере Анискине. Это, по тем временам, неплохая, как называлось, деревенская проза. Такая, знаете, нутряная, о том, как идет жизнь, - закат над Обью, старый колхозник ведет разговоры... Появляется милиционер Анискин, который искренне верит в то, что на своем месте он может изменить мир и построить справедливую жизнь. В этой жизни есть некоторые недостатки - пьянство, измены супружеские, – но, тем не менее, с какими-то из этих пороков Анискин борется, и ему подворачивается Фантомас. Любопытен непрямой ответ официальной советской массовой культуры на «Фантомаса». То есть, Фантомас был таким феноменом, который, видимо, вызывал раздражение у всей этой системы советской культуры. Поэтому косвенным образом появляются банда Фантомасов, «Анискин и Фантомас». Можно считать, что какие-то нервные центры этой культуры были раздражены, и понятно почему. Если трилогию Юнебеля рассматривать как культурологический продукт, то это вредные для социализма фильмы. Несмотря на довольно левый политический контекст, благодаря которым этот фильм отчасти и купили. Там у журналиста Фандора стоит русская матрешка, там журналист критикует французское правительство, там вся система буржуазного государства открыто названа идиотской. Другое дело, что тогда не думали о том, что французский буржуазный художник может себе позволить высказать в адрес своего правительства то, о чем советские художники либо не могут и мечтать, либо фильмы их оказываются на полках. Левый, традиционный для французской культуры, политический контекст в этих комедийных фильмах очевиден. Ведь более яркой по тем временам демонстрацией достоинств и преимуществ буржуазного образа жизни, парижской красоты, римских развалин представить себе было невозможно. В первой серии есть сцена, где на террасе над Елисейскими Полями манекенщицы, одетые в джерси и в обтягивающие костюмчики 60-х годов, демонстрируют драгоценности под звуки джаза. И разносят официанты такой коктейль, и хорошо одетые мужчины дымят сигарами и смотрят на этих соблазнительных женщин... Представьте себе полевой стан 67-го года, как это все воспринималось! Конечно, это такой соблазн, такой буржуазный разврат!!!
Иван Толстой: Андрей, что касается советских изменений, советской цензурной работы над оригиналами, насколько вам удалось, и в каком плане, заметить какие-то изменения?
Андрей Шарый: Я смотрел и три фильма в советском дубляже, и я смотрел оригиналы этих фильмов. Самое главное надругательство - это то, что произошло при дубляже. Потому что Жан Марэ и Фантомас (он же - журналист Фандор), говорит не своим голосом, а голосом одного из лучших театральных французских актеров Раймона Пеллегрина. И без этого голоса, конечно, теряется, теряется магия Фантомаса. Когда ты слушаешь французскую речь - это такой глубокий, ничуть не карикатурный, а страшный голос, который противоречит тому, что мы видим на экране, и он, конечно, свой художественный эффект создает. А на русском языке - голосом актера Дружникова, который воспринимался как персонажи, которых он сам играл, а он играл Данилу-мастера, он играл партизана Константина Заслонова. Вот его голосом говорил советский Фантомас. Титры, конечно, сделаны безобразно, нет упоминания о романах Сувестра и Аллена, по мотивам которых сняты эти фильмы.
Чего еще лишила советских людей их родная советская власть – так это контекста, в котором следует воспринимать это кино. Это примерно то же самое, как читать «Виконта де Бражелона», не зная, что такое «Три мушкетера». Потому что фильмы Юнебеля - это прямой отсыл и многократное цитирование, ирония, почтение по отношению к мэтру Луи Фейяду, который снял серию немых фильмов. Из контекста того, что происходит на экране в фильмах 60-х годов, в комедиях, искушенный зритель, помнящий фильмы Фейяда, а во Франции они были известны, понимал, в чем причины насмешки, в чем причины иронии, почему Фантомас такой, а не этакий. Из того, что советские люди видели на экране, ничего этого было не понять. Мы же не знали, что были еще десятки романов про Фантомаса Аллена и Сувестра. Мы не знали, что было огромное количество комиксов, да и само понятие комикса существовало в СССР только в «Веселых картинках». Мы не знали, что был Фейяд, что были сюрреалисты, которые интерпретировали фигуру Фантомаса самым разным образом. И советский зритель получил все это... вот так отрывочно, вне контекста.
Иван Толстой: «Фантомаса» смотрели действительно разными глазами. Вспоминает Наум Клейман.
Наум Клейман: Самое интересное что ВГИКовцы, которые больше улавливали пародийные моменты, ибо видели фейядовского «Фантомаса». Мне еще повезло, я работал в Госфильмофонде, там посмотрел далеко, правда, не все серии, но тем не менее, то, что мы видели, позволяло чуть-чуть более стереоскопично воспринимать Юнебеля. Мы понимали границы дарования этого режиссера, но отдавали должное какой-то выдумке чисто дизайнерской, смешному перевоплощению Жана Марэ, который, конечно, пародировал самого себя, красавца у Жана Кокто. И это было более веселое и развлекательное зрелище, чем для многих людей.
Иван Толстой: Чем был обусловлен выбор режиссера Анри Юнебеля? Почему он пригласил на съемки именно этих актеров? Андрей Шарый.
Андрей Шарый: Марэ был очень известным французским актером, он регулярно снимался у Андре Юнебеля. Марэ тяжело пережил смерть своего друга и любовника Кокто, который, как я читал в мемуарах, как раз и сподвигнул его на то, чтобы актер сниматься у Юнебеля. В конце 50-х годов Марэ устал от славы, устал от ролей, которые он традиционно играл. Он считался актером и "музой" Кокто, и вот главного режиссера и мэтра его жизни не стало. Собственно говоря, Кокто и приметил Марэ, когда вытащил из массовки в 36-м году, в исполнителя главной роли одной своей пьесы. А в «Завещании Орфея», позднем фильме Кокто, Марэ, уже умудренный, играет слепого Эдипа. Маре почти перестал сниматься, он играл в театре, он ставил по Кокто, режиссировал его пьесы. Занимался гончарным мастерством - у него большая гончарная мастерская. А Юнебель в свое время снял Марэ в нескольких костюмированных исторических фильмах, потом пришел период «Фантомаса». Юнебелю удалось получить разрешение Аллена на использование романов о Фантомасе в качестве литературной основы для сценариев. Аллен остался недоволен сценариями, однако разрешил постановку фильмов, предоставив права на их производство. По мере того, как выяснялось, что фильмы о Фантомасе удались и принесли прибыли, Аллен все большей симпатией проникался к этой идее. Он ведь был великим бульварным писателем, он развлекал публику, себя он называл даже литературным клоуном, так что результаты работы Юнебеля ему был понятен и приемлем. Аллен, например, в рассказах о том, как они с Сувестром придумывали романы, говорил, что литературных партнеров объединяло одно качество: они оба не умели писать. Он реально оценивал свои литературные способности. Это не писатель-писатель, а писатель-общественный феномен. А фильмы о Фантомасе тоже во многом не фильмы-фильмы, а фильмы-общественные феномены.
Что касается де Фюнеса, то он не был звездой первой величины во Франции. Он - актер характерный, жанровый, долго искал свое место в кинематографе, но в начале 60-х годов европейское кино захлестнула волна эксцентричных комедий, и де Фюнес со своим дарованием "попал" ровно в ту роль, для которой был рожден. Примерно в то же время он начал сниматься в роли жандарма в серии известных комедийных фильмов, всего их было шесть. Все эти роли - лучшее, что удалось де Фюнесу сделать в кино, ему ведь тоже было за 50 в то время, когда он начинал сниматься в «Фантомасе».
К тому моменту он уже сыграл 50 или 60 ролей в кино, но в основном оппонировал актерам со значительными лицами типа Жана Габена, Фернанделя. Он не был ни главным французским комиком, ни звездой первой величины. Де Фюнес считал своим звездным часом игру в сериале о Фантомасе, потому что эти фильмы принесли ему и славу, и единственную премию «Сезар», которую, на склоне лет, в 80-м году, он получил по совокупности своих комедийных ролей. Конечно, доля его «Фантомасов» очень значительна в этой награде.
А вот Жан Марэ не любил свои роли в серии фильмов о Фантомасе, в своих мемуарах он вообще ничего не писал об этом, только говорил: «из меня там сделали идиота». В общем, он с неудовольствием снимался. Во французских киноведческих справочниках пишут о том, что одна из причин, по которой Юнебель прекратил съемки сериала, была в том, что Марэ уж очень не хотел играть дальше.
Третья самая значительная роль - роль Эллен. Ее исполнила актриса Милен Демонжо, одна из французских сексапильных красавиц начала 60-х годов. Она ни плохая, ни хорошая актриса, судя по тому, как оценивают ее критики. В руках хорошего режиссера она хорошая актриса, но с режиссерами ей не везло. Она играла во второразрядных комедийных фильмах или в исторических драмах какую-нибудь прекрасную Елену в очередном фильме про Троянскую войну. Ее талант основан на внешности и непосредственном, милом девичьем обаянии. Когда это все со временем ушло и ролей серьезных у нее не стало, она вышла замуж за сына Жоржа Сименона, режиссера Сименона, играла в его фильмах и даже продюсировала фильм по одной из повестей своего тестя. Роль Эллен так и осталась для нее самой заметной, наряду с ролью Миледи в одной из экранизаций «Трех мушкетеров». Демонжо в фильмах о Фантомасе очень хороша, такой тип женской красоты был тогда востребован, а потому и в Советском Союзе, и во Франции пользовался большим успехом.
Иван Толстой: Вот мы говорим о необычайной популярности Фантомаса, о вхождении его образа в фольклор. А не преувеличиваем ли мы его народность? Какие воспоминания у вас связаны с фильмом про Фантомаса? – Такой вопрос задавал петербуржцам наш корреспондент Александр Дядин.
- Артист Жан Марэ произвел яркое впечатление, и потом это первые такие фильмы. Мне было страшновато, даже я не совсем как комедию воспринимала. Сейчас – по другому. Забавно, может, и примитивно, отчасти.
- Фильм очень хороший. Во-первых, хорошие артисты Луи де Фюнес, Жан Марэ. И фильм хороший. Я недавно его смотрел с удовольствием, где-то год назад. Сюжет очень легкий. Никаких там злодеев нет. Нормальная, хорошая кинокомедия.
- В то время меня удивила летающая машина, когда Фантомас выпустил из нее крылья и полетел. Тогда это на грани фантастики было. А так - смешной артист, юморной, интересный сам Луи де Фюнес. А больше французских фильмов я, к сожалению, не смотрела, потому что я их не люблю, кроме этой серии комедий.
- Хорошие впечатления остались, много фантастики. Машинки летают. Просто интересный детский фильм
- Не помню его. Только что там Луи де Фюнес играл.
- Детский фильм, очень хороший и очень добрый. Фильм очень нравился. Техника, конечно, и вот этот злодейский сюжет. Тогда это в новинку было, тогда таких фильмов не было. Сейчас на экранах этот фильм не мелькает абсолютно. Я его не смотрел уже года четыре.
- Это зеленое лицо вспоминается. И все. Там кто-то за ним бегает, по-моему. Не помню ничего.
- Веселый, цветной, рожа зеленая замечательная. Дизайн французский 60-х годов, «Ситроен», музыка шикарнейшая.
- Детство, мама, все хорошо, дома воскресный вечер, когда вся семья собирается. Мы с удовольствием смотрели. Я плохо помню, потому что мне особо интересно не было, но само ощущение очень комфортное при воспоминаниях. Очень забавно и интересно.
- Школьный поход, мы прогуливали какое-то чтение или что-то такое сдавать надо было, и мы все дружно пошли смотреть этот фильм – западный образ жизни, загнивающий капитализм. Все это мы смотрели, впитывали. Очень было весело, была погода майская. Кинотеатр «Балтика». А теперь там, по-моему, дом стоит на Васильевском острове, на Седьмой линии. Но синее лицо Фантомаса, конечно, незабываемое.
- Знаю, что такой лысый, бритый. Ничего не могу сказать. Мне были интересны старые фильмы: «Сказание о земле сибирской», «Трактористы», а «Фантомаса» я не помню.
- У меня вызывает это воспоминания, прежде всего, о том, что у нас было светлое советское время, а там - гниющий капитализм. Но если я сейчас буду смотреть его, то воспоминания той поры будут приходить в голову.
- Вообще никаких. Я помню просто такое нашумевшее название, но про фильм я даже не помню, о чем он.
- Наверняка смотрела, но просто уже не помню. Я думаю, что это было давненько. Не зацепил.
- Нормальный фильм, очень хорошие актеры. Сейчас такого дерьма навыпускали, что тот фильм перед этими - просто шедевр.
- Грустно-веселый. Тогда была фантастика, сейчас она уже не удивляет, а тогда это было странно. Потому что единственный «Фантомас» был, которого можно было смотреть.
Иван Толстой: Фантомас будущих кинопостановок. Каким он будет, если будет? Историк кино Наум Клейман.
Наум Клейман: Я уже упоминал Джеймса Бонда, который является, мне кажется, такой позитивной параллелью, правда, с правом на убийство, Фантомасу. Такой рыцарь без страха и упрека. Но, тем не менее, все технические изобретения, которые сопровождали Фантомаса и его адские преступления, они ведь служат Бонду на его, якобы, благородном пути служения Ее Величеству. Но чистого Фантомаса я пока не вижу. Я думаю, что Голливуд не слишком привержен этой фигуре. У них совершенно другая модель этого мирового зла. Может быть, сейчас линия Люка Бессона и попытка создать европейский Голливуд приведут к появлению нового Фантомаса, более современного. Я думаю, что этот образ еще не исчерпал заложенной в нем потенции. Как ни поразительно, то, что придумано было в начале прошлого века, в новых условиях снова стало актуальным. Например, немцы переделали Фантомаса в страшного доктора Мабузе. Это очень любопытная вариация, но, тем не менее, абсолютное зло, гениальный преступник, фашист, образ доктора Мабузе как прообраз будущего фюрера. И режиссер Фриц Ланг совершенно осознанно создавал этот образ, он очень многое угадал. Сегодня Фантомас может снова обрести, скажем, на почве терроризма в мире, какую-то новый цвет крови.
Иван Толстой: В живучести фантомасовского образа не сомневается профессор Сорбонны, многолетний – в прошлом – президент Общества друзей Фантомаса Доминик Калифа.
Доминик Калифа: Он жив, но конечно его не так часто можно встретить на страницах романов или в кино. Есть несколько Интернет-сайтов, посвященных Фантомасу. Вообще интерес к Фантомасу цикличен, он то угасает, то возвращается, но никогда не исчезает полностью.
Я думаю, что через некоторое время возникнет новая волна «фантомасомании»... Сейчас во Франции готовится очередной крупнобюджетный фильм о Фантомасе, в котором возникнет, я уверен совершенно новый персонаж. Фантомас 2010 или 2011 (который появится ровно сто лет спустя создания Аллена и Сувестра) будет не похож ни на персонаж Юнебеля, ни на образ Фейяда... И этот новый Фантомас наверняка вновь окажется в центре внимания, но пока я не могу вам сказать, каким он будет.
