В книге Г.М. Ивановой «История ГУЛАГа, 1918-1958: социально-экономический и политико-правовой аспекты» ГУЛАГ исследуется как социально-экономический и политико-правовой феномен советского государства. На основе ранее не публиковавшихся архивных материалов изучен процесс становления и функционирования советского лагерно-промышленного комплекса.
Двадцать лет назад сюжеты, связанные со Сталиным, вдруг стали так популярны, как будто от того, правильно ли мы понимаем отношения Иосифа Виссарионовича с Бухариным или Троцким всерьез зависело настоящее и будущее каждой семьи. А может, и впрямь зависело. Потом хит-парады общественных интересов изменились. У историков было время спокойно разобраться в проблеме. «История ГУЛАГа, 1918-1958» Галины Ивановой — академическое исследование, вышедшее в серьезном издательстве «Наука». Резонен вопрос: открывает ли эта книга принципиально новое понимание проблемы, которое нельзя было вынести из романа Анатолия Рыбакова «Детей Арбата» и из перестроечного журнала «Огонек»?
Поскольку некоторые читатели не застали исторического бума конца 1980-х годов (опоздали родиться), начну с маленькой справки. ГУЛАГ — Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения, в 1934-56 годах — подразделение НКВД (МВД). Галина Михайловна Иванова рассматривает деятельность этого мрачного учреждения с разных сторон: социальной, экономической, правовой — отмечая, что оно «фактически находилось вне юрисдикции закона», который подменялся «внутриведомственными нормативными актами» (422). Отдельный интересный сюжет — комплектование кадров лагерной охраны, оплата, условия. Например, после войны значительную часть охраны («в отдельных лагерях до 80%») составляли бывшие репатрианты и военнопленные, переведенные в кадры МВД прямо из проверочно-фильтрационных лагерей (285). Из-под охраны — в охранники. Исследуя ГУЛАГ как систему массовой эксплуатации принудительного труда, автор употребляет формулировку «лагерно-промышленный комплекс» (222).
Сразу оговариваю: антисталинская позиция книги мне близка, я не считаю, что она противоречит научной объективности. Наука о людях, как говорил мой учитель Владимир Борисович Кобрин, невозможна вне человеческой этики. Не случайно недавние попытки оправдать «большой террор» исходили от вполне определенных личностей, вроде Д. Галковского, Резуна — «Суворова» и прочих. И сегодня в правящем классе наблюдается определенное потепление именно к Сталину, заметим: при сохранении патологической неприязни ко всему, что связано с революцией, коммунизмом, Марксом. Такой тенденции, действительно, надо противостоять. Здесь не должно быть расхождения между честным либералом и честным марксистом, который не может не помнить, что Сталин истребил больше красных, чем все белые генералы вместе взятые. А если отвечать на Ваш, Марина, вопрос: что нового по сравнению с литературой конца 80-х, — пожалуйста: статистика репрессий поставлена на научную основу. Ведь раньше происходила игра в «кто больше», называли совершенно несообразные числа. Вроде бы, с целью обличения режима, а получается обратный эффект. Он так сильно пугает, что мне не страшно. Конечно, от исследователей нельзя требовать аптечной точности: даже с современной криминальной статистикой возникают проблемы. Но общий порядок цифр, по книге Ивановой, таков: «единовременное число заключенных» составляло не 10-12, тем более не 15-17 миллионов, а «никогда не превышало 3 миллионов человек» (53), «максимальный уровень… отмечался летом 1950 года, когда в лагерях, колониях и тюрьмах содержалось более 2,8 миллиона человек», из общего количества прошедших ГУЛАГ за «контрреволюционные преступления» осужден каждый пятый (423). Можно при желании и при наличии Интернета сопоставить с современными данными о количестве заключенных в разных странах.
Теперь — что касается понимания. С этим сложнее. Прямо на обложку книги вынесена фактическая ошибка: «История ГУЛАГа» почему-то с 18-го года, а не с 34-го. Похвально стремление рассматривать явления, начиная с предпосылок. Например, предпосылки тирании Ивана Грозного легко обнаруживаются в правление его отца и деда, но странно будет выглядеть книга «Опричники: 1482-1572». И как можно не различать репрессии во время войны (Гражданской) — и убийства заведомо невиновных людей в мирное время? Можно. Такова агитпроповская установка. Ответственность за преступления Ежова и Берии нужно любой ценой распространить на весь советский период.
Тезис: «коммунистическая идеология и пропаганда растлевали души и умы…» Обоснование: ссылка на Шаламова. Но у Шаламова-то написано: «растление, которое Сталин внес в души людей» (170). Почувствуйте разницу.
Именно идеология не позволяет вписать феномен ГУЛАГа в настоящий исторический контекст. Принудительный труд каким-то образом выводится автором книги из наследия Великой Французской революции (ссылка на «французского философа Фуко» прилагается (223). Можно подумать, на египетских фараонов, на античную демократию и на французских феодалов работали исключительно по вольному найму. Теория «тоталитаризма» в действии. А другие взгляды на сталинский режим — например, концепция «политархии», выведенная профессором Юрием Ивановичем Семеновым из опыта дискуссий о так называемом «азиатском способе производства» — они вообще не рассматриваются. Для понимания эпохи важнее «Порядки дискурса» от вышеупомянутого Фуко, плюс доморощенный фрейдизм каких-то современных социологов.
Или возьмем конкретные сюжеты. Дело Лосева. Выдающийся философ, университетский профессор А.Ф. Лосев был объявлен Л. М. Кагановичем на ХVI съезде ВКП(б) «реакционером и черносотенцем». В качестве доказательства своей правоты Каганович привел ряд вырванных из контекста цитат из якобы «контрреволюционного и мракобесовского произведения» Лосева «Диалектика мифа» (168). Я уважаю заслуги Алексея Федоровича Лосева там, где он являлся специалистом, в изучении античной литературы и философии: 30 монографий, Государственная премия СССР. Но общественные взгляды этого «университетского профессора» — они… как бы это выразить помягче? В общем, были так же далеки от идеалов свободы, демократии и гуманизма, как взгляды его гонителя Кагановича.
Подмена живой истории пропагандистской схемой, в которой с одной стороны, порхали «религиозно нравственные» ангелы, а с другой — «коммунистическая идеология и пропаганда растлевали души и умы» — не лучший способ борьбы со сталинизмом. Вспомним у Толкиена: доброго волшебника Сарумана, который в процессе борьбы со злом стал очень похож на то, с чем боролся.
Г.М. Иванова «История ГУЛАГа, 1918-1958: социально-экономический и политико-правовой аспекты», «Наука», М. 2006
