Как известно, идеалы красоты с течением времени претерпевают существенные изменения. И сегодня могут вызывать недоумение те параметры, на которые ориентировались модники и модницы еще полвека назад. Причем те или иные пристрастия с точки зрения здравого смысла бывает очень трудно объяснить. Например, задержавшуюся на пару лет моду на обнаженный женский живот, независимо от времени года.
Вообще в культуре образ живота занимает весьма важное место. Недаром архаический образ чрева, которое питает будущее и настоящее, до сих пор пользуется популярностью у художников, писателей и кинематографистов.
О том, какие зримые метаморфозы претерпевал этот образ в области искусства, я попросила рассказать искусствоведа Алексея Карпуна: «Прежде чем говорить о физической красоте, нужно вспомнить античность, которая и вырабатывает этот канон красоты. В ментальности древних греков существовало два начала — аполлоническое и дионисийское. Соответствующее богу Дионису — больше чувство, больше эмоций, большей экстаза, то есть все то реально существующее в жизни людей, переносимое, соответственно, на красоту. Эти два типа мировоззренческих древних греков легли в основу двух типов красоты — идеального и реального. Вот если мы обратимся к периодам истории искусства, то увидим, что в античности то, что называется изображение Афродиты, Венеры, богини красоты, то мы увидим те идеальные пропорции, о которых постоянно, независимо от времени, все время говорят. Если перевести это на язык формул, то, наверное, это и будет 90-60-90. То есть, это достаточно упитанные формы, если можно так сказать. И если возможно это перевести на более понятный современный язык, то это будет, наверное, Элизабет Тейлор в момент фильма "Клеопатра".
И в римский период, и до этого, в древнегреческий период, на протяжении всех периодов жизни человечества в обычной, реальной жизни как раз преобладает совершенно иной, не классический тип красоты. Потому что женщина — это животворящее начало, которое дает жизнь детям, это член семьи, на котором работа по дому.
Обнаженного тела в средневековом искусстве нет, а если оно встречается, то изображение только Адама и Евы. И поэтому по фигуре Евы можно судить, что из себя представляет физический тип красоты. Это высокий, большой лоб, это удлиненные, спиритулизированные фигуры. А в обнаженном виде мы видим очень важные моменты, которые становятся почти основополагающими для средневековья, — это большой, отвислый живот. Потому что женщины постоянно рожают, они постоянно работают. И вот многие несведущие люди воспринимают это, когда смотрят, что женщина беременна, но это состояние перманентной беременности. Мужчины носят латы, поэтому они должны быть доблестные, сильные, мужественные, но эта сила выражается в их действиях, а не в фигуре.
Если говорить о следующем периоде, это будет Эпоха Возрождения, XIV, XV, XVI век, — Италия обращается, конечно, к своей истории, и опять ценятся женщины достаточно внушительных размеров. Мужчины тоже становятся не такими субтильными. Идеальный тип человеческого лица, прямой римский нос… То есть пышнотелость, здоровье опять входят в норму.
С XVII века — индивидуальный подход художника к выработке какого-то канона. Конечно, гипертрофированные такие, витальные формы — у Рубенса. Не потому что все это больные женщины с гипертрофированными формами. Нет, это радость жизни.
Мужчины тоже, уже в Возрождении есть такой намек: чем старше мужчина становится, его солидность выражается в определенных формах. Он должен становиться круглым, у него должен появиться живот. И в испанском костюме XVI века такие вещи есть, потому что появляется специально спланированный на мужском костюме животик, брюхо, специально подложенное. И поэтому по сегодняшний день очень многие люди сталкиваются при своей субтильности, когда они достигают определенного возраста… они должны выглядеть упитанно, и их воспринимают адекватно тому месту, которое они занимают в жизни, только по упитанности. Вот это общая тенденция такой пышнотелости».
Обнажение женственности
Если наличие объемного мужского живота свидетельствует о солидности его обладателя, то обнажение женского несет совсем иной смысл. Какой именно — я попросила рассказать Викторию Ларионову, танцовщицу и преподавателя танца живота: «В традиционном танце, конечно же, небольшой миленький животик приветствуется, потому что он более выразителен в танце. Если животик достаточно внушительный, ну, животики, они очень милые и симпатичные, и он так может подпрыгнуть, то есть его подбрасываем для движения бедер вперед — и, соответственно, он потом как бы самостоятельно падает вниз. И, естественно, чем пышнее у женщины формы, тем у нее более выразительные движения. Она может делать и легкое движение бедром, а ощущение будет полноценное, полнокровное, всеобъемлющее».
— В традиции танец живота — это танец-развлечение или танец-соблазнение?
— Смысл, на самом деле, очень глубокий. Если исторически, женщина танцевала этот танец для своего мужчины, и этот танец очень интимный, глубокий, как раскрытие мира глубокого женского, и через себя, через свое тело, через свой танец она давала возможность мужчине почувствовать это восприятие мира, другое. Потому что у мужчины более суженное, линейной восприятие жизни, а у женщины — всеохватывающее, глубокое. Естественно, что этот танец подразумевал собой момент соблазнения, то есть демонстрации своих достоинств. Но вообще, танец очень энергетический. Энергетический центр женщины — это ее матка.
— Почему этот танец сейчас так популярен среди женщин, учитывая, что это танец для одиночек?
— Танец этот можно назвать, в принципе, танцем освобождения, танцем раскрытия женской сути, женской души и вот именно освобождения, быть самой собой. Потому что любое состояние, любое чувство может быть выражено посредством танца. Грудь, живот и, соответственно, вагина — это как глазки, носик и ротик. И когда женщина идет, если она ощущает так свое тело, если она его чувствует от мизинца на своей ноге, заканчивая своей макушкой, если она ощущает свое тело, если она чувствует и грудь, и попочку свою, животик, это говорит о том, что она принимает все свое тело. Она закончена, она ощущает себя в своих границах, ощущает свои границы. И, соответственно, за счет этого у нее правильная система координат.
— Как вы думаете, современная мода на обнаженный живот — это дань ориентальному увлечению танцем или это нечто большее?
— Я думаю, что здесь есть какой-то элемент, который к нам пришел с Востока, этот обнаженный животик. Но если так вот вглубь смотреть, то вполне вероятно, что эта обнаженность — доверие к людям, доверие к миру. Например, кошки, собачки, щеночки — они ложатся на спинку и начинают, соответственно, подставлять свой животик. Когда животное доверяет, оно свой животик подставляет — и можешь щекотать его, целовать, как у ребеночка. То есть здесь есть естественный элемент беззащитности полной, но именно в этой открытости и проявляется доверие к миру. Мне кажется, плюс ко всему здесь момент сексуальности.
В принципе, человек таким образом избавляется от собственных комплексов. Если, например, ты смотришь на человека и видишь внушительный, висящий животик, который колышется, двигается, живет своей жизнью, — о чем это говорит? Мне кажется, это говорит о том, что человек себя полностью принимает, свое тело. Вот в Америке, там совершенно невообразимых объемов женщины ходят в коротких шортиках, коротких маечках. Человек идет — и эта масса сама по себе тоже идет, может догнать, например, человека, перегнать его (смеется). Поэтому мне кажется, что это момент раскрепощения. Человек достиг внутреннего какого-то баланса. Хотя, может быть, он по поводу своей попы комплексует, но, во всяком случае, в смысле живота он своей комплекс преодолел. Потому что я, например, знаю женщин, которые, садясь (естественно, когда человек садится, у него животик слегка выкатывается), принимали какие-то неестественные позы, забрасывали очень высоко свои ноги или прикрывали животы руками, надевали свободные туники, для того чтобы прикрыть свои складочки. Но складочки — это же очень эротично. Вот, например, в Индии «стадия трех бугров» — это очень красиво считается, на Востоке. А сейчас у нас все восточное модно.
— Какой живот, на ваш взгляд, должен иметь мужчина?
— Все-таки плоский и достаточно жесткий. У мужчины на 30% мышцы занимают больше площади. Соответственно, восприятие мужчины как полноценной особи — обычно развитая мускулатура. Животик трепещущий у мужчины как признак какой-то лености, праздности, какой-то определенной слабости.
Как ни странно, в отношении мужчин эстетические предпочтения Виктории соответствуют современному канону. И это связано со смешением культур, пресловутой глобализацией. Потому что в традиционном восточном обществе живот мужчину только украшает. Об этом мне рассказал писатель и кулинар Сталик Ханкешиев: «По традиции считается, что у мужчины живот — это красиво. Наверняка многие мужчины слышат от своих женщин фразу: "И не смей худеть ни в коем случае, не смей портить красоту"».
— Он подчеркивается как-то в одежде?
— Вы видели узбекский национальный костюм летний? Это белая рубашка навыпуск и поясной платок, который живот слегка поддерживает. Все остальное может быть белым, ярким, всех цветов радуги. Нет никаких пастельных тонов, там только очень яркие тона, и именно на живот, вот он этот живот демонстрирует. Я вам хочу сказать, что среднеазиатская кулинария, если она и приводит к тому, что человек полнеет, полнеет он иначе, чем от кулинарии, скажем, «джанк-фудовской». То есть у них, как правило, весь этот жир спускается куда-то в область таза, в область ног, такие от грушеподобные фигуры, живот, которые висит чуть ли не до колен. Это некрасиво.
— А такой округлый, туго набитый живот…
— Тугой — то есть не потерян пресс. Видно, что человек пишет здоровьем. Вот здоровая полнота, она приветствуется. И если женщина имеет округлые формы, это тоже считается красивым. Если у нее кругленькое лицо, пухленькие губки, если у нее на руках где-то такие перевязки, как у трехлетнего младенца, это считается красиво. В узбекской традиции женщины рожают едва ли не каждые пару лет. Хорошая мать — это та, которая окружена детьми, с определенным возрастом и внуками. И, разумеется, женщина, которая постоянно рожает, постоянно кормит грудью, не может обойтись без живота. И это считается вполне органичным. Но национальный женский костюм скроен таким образом, что это свободный покрой, там нет цели, задачи показать свою фигуру. Все-таки это мусульманский костюм. И там, если что и красиво в женщине, это ее стан, то, насколько она прямая, настолько она ровная. Вот это вот гораздо важнее.
Итак, даже в быстротечной моде существуют вещи незыблемые, сохраняющие первоначальный, архаический смысл. И обилие обнаженных женских животов на городских улицах свидетельствует вовсе не о сексуальной распущенности, а о доверии к этому миру, о безопасности проживания в нем.
