Ирина Лагунина: В 30-х годах их всех развело время. И возраст. И смерти. И слава. Но «Забытое поколение» не забыло Джеральда и Сэру Мерфи. Они остались и в романе Фитцджеральда «Ночь нежна», и в рассказах Хемингуэя «Короткая счастливая жизнь Фрэнсиса Маккомбера» и «Снега Килиманджаро», и в картине Пикассо «Женщина в белом», и в десятках писем и воспоминаний. О друзьях гениев рассказывает Марина Ефимова.
Марина Ефимова: 7 июля в музее Уильямс Колледжа в Массачусетсе открылась выставка со странным названием «Создавая новизну. Искусство и стиль Сары и Джеральда Мёрфи». Думаю, что даже в самом Уильямс Колледже немногие знают, кто такие были эти Мёрфи. А они были вот кто:
«Они были равнодушны к принятой моде, но чувствительны к ее ритму и пульсу. И вечеринки Дика были организованы так, чтобы каждая минута была заполнена каким-нибудь возбуждением, событием, явлением... В этот раз всё началось с одиссеи по Парижским злачным местам. Люди присоединялись к их кавалькаде, волшебным образом появляясь в точное время в нужном месте, и каждый становился гидом на своей остановке. Затем о них забывали, их сменяли на следующих остановках другие люди, создавая ощущение праздничной новизны в течение всего вечера».
Марина Ефимова: Это - отрывок из романа Скотта Фитцджеральда «Ночь нежна», в котором прототипами главных героев - Дика и Николь Дайвер - стали Джералд и Сэра Мёрфи. И еще одна цитата:
«А вот и миссис МакКомбер», - сказал Уилсон.
У нее было овальное безупречное лицо, такое безупречное, что казалось глупым. «Но она не глупа, - подумал Уилсон, - нет, не глупа».
- «Я выбросила это из головы, - сказала она. – Что за беда, что Фрэнсис МакКомбер не умеет убивать львов. Это – дело мистера Уилсона. Мистер Уилсон не знает себе равных в деле убийства. Вы всех убиваете, мистер Уилсон?»
- «Всех до единого». – сказал Уилсон. И подумал: «Они самые опасные на свете. Самые сильные, самые жестокие, самые хищные и самые привлекательные. И их мужья размягчаются или разваливаются на куски, в то время, как они набирают твёрдость. Или они подбирают себе мужей, которыми могут управлять?» И Уилсон мысленно поблагодарил судьбу за то, что уже прошел курс изучения американок, потому что этот экземпляр был особенно привлекательным».
Марина Ефимова: Это отрывок из одного из лучших рассказов Эрнеста Хемингуэя «Недолгая счастливая жизнь Френсиса Мак Комбера», в чьей героине автор использовал (довольно мстительно) черты Сэры Мёрфи. К двум этим отрывкам можно добавить абзацы из рассказа Хемингуэя «Снега Килиманджаро» и из романа «Фиеста» (в которых можно узнать то Сэру, то Джералда Мёрфи), десяток посвященных им стихотворений американского поэта Эдварда Мак Лиша, главы из «Больших денег» и из «Лучших дней» Дос Пассоса, пьесу Филиппа Барри «Законодатель вкуса», затем проиллюстрировать всё это портретами Сэры и Джералда работы Пикассо и рисунками Леже и озвучить мелодиями Кола Портера.
Весной 1921 года в Париже появилась американская пара – Сэра и Джералд Мёрфи. Оба красивые, элегантные, счастливые, богатые, с тремя маленькими веселыми детьми. Они были так хороши, что на них оборачивались на улицах, их приглашали к столикам в кафе, посетители ресторанов приходили в необъяснимое возбуждение при их появлении... Богемному кругу чету Мёрфи представили композитор Кол Портер и художник Леже, который ценил Джералда как художника и помог ему выставить несколько картин в Независимом Салоне. Сэру и Джералда полюбили сразу, и все. И через полгода их квартира в Париже, а потом и вилла на Антибах стали... не светским салоном, а гостеприимным домом и самозваным культурным центром, в котором 10 лет кипела жизнь всего «Потерянного поколения». Там бывали (и живали) все: от ядовитой Дороти Паркер до нежного и обидчивого Скотта Фитцджеральда. От короля поп-музыки Кола Портера до модерниста Стравинского... От классика Сарджента до экспериментальных Пикасо и Леже. В чем была тайна обаяния Мёрфи? Об этом – участница нашей передачи и автор книги «Все были так молоды!» Аманда Вэйлл.
Аманда Вэйлл: Это очень трудный вопрос. Никто не мог точно объяснить их загадку. Но их многолетний друг поэт Эдвард Мак Лиш был, по-моему, ближе всех к истине. Он писал, что у них был дар так преображать мир вокруг себя, что все в нем выглядело волнующим. Художник Фернан Леже писал, что после прогулки с Джералдом он начинал видеть все предметы по-новому. Сэра умела превратить миску помидор в натюрморт, которым восхищались Пикассо и Леже. Но эстетическая экстравагантность Мёрфи была лишь формой. Главным было их чутье на талант, который они ощущали еще До того, как он был замечен остальными. И еще одно свойство Сэры. У нее были редкие способности к установлению волнующих отношений с людьми. Искусствовед Гарри Кросби говорил о Сэре: «Она – сфинкс. Но в чем бы ни была ее магия, она совершенно разбередила Пикассо. Он изображал ее Венерой, а себя Марсом. Он рисовал ее на пляже с её знаменитой нит-кой жемчуга на спине. Его неоклассическая «Женщина в белом» - это, бесспорно, Сэра Мёрфи». Сэра вдохновляла на любовь. Но загадка остается загадкой. Скотт Фитцджеральд начал роман «Ночь нежна», надеясь понять, почему Мёрфи были Мёрфи, надеясь воспроизвести их магию»...
Марина Ефимова: «Скотт влюблен в Сэру, - писал Джералд Мёрфи в дневнике. – Я думаю, он раньше не встречал в женщинах такой искренности и бесстрашной прямоты». Сэра отмахивалась от Фитцджеральда и за глаза называла размазней. Фитцджеральд изнывал. За обедом, сидя напротив Сэры, он мог громко сказать: «Сэра, взгляните на меня». Он делал глупости, чтобы привлечь ее внимание. Однажды в такси схватил горсть грязных, мятых бумажных денег и начал запихивать в рот. В отношениях с Джералдом у него начались сложности. Читаем в книге «Все были так молоды!»:
«Джералд Мёрфи был для молодых писателей и художников отчасти фигурой отцовской. Мак Лиш писал о Мёрфи. «У него были огромные знания – не от учёности, а от широчайшей начитанности, памяти, интуиции. Он прекрасно знал и живопись, и музыку, и он был восхитительным компаньоном». Однако талантливые протеже Мёрфи (как большинство детей), и восхищались им, и бунтовали против него. Фитцджеральд, влюбленный в Сэру, совсем потерял чувство меры. Однажды в баре, когда Мёрфи собрался уходить, бросился на колени и заплакал: «Не уходите, не бросайте меня здесь!». – «Скотт, вы не в Принстоне», - холодно сказал Мёрфи и ушел.
Марина Ефимова: Ушел от великого автора «Великого Гетсби»!.. Но кругом было столько великих, что легко было забыть масштаб. Однажды Фитцджеральд написал кому-то в письме: «В это лето у Мерфи на вилле никого не было... кроме меня, Зельды, Мориса Шевалье, Дос Пассоса, скрипача Мэннеса, четы Валентино, Мак Лишей, Чарли Брэккета, Дороти Паркер, Рекса Инграма, Натальи Гончаровой – словом, подходящее место для того, чтобы уйти от мирской суеты».
«Вся семья Мёрфи сразу влюбилась в 26-летнего Хемингуэя – недаром его жена говорила, что он относится к тем людям, «которых любят женщины, дети и собаки». Он учил детей чистить рыбу и замечательно объяснял, как убедить себя не испытывать страха. Но главное, Джералд и Сэра стали теми (тогда еще немногими) читателями, которые восхищались его прозой. Это восхищение нужно было Хемингуэю, как воздух: ведь, он даже отца не сумел убедить в том, что его проза чего-то стоит. А к Мёрфи он мог примчаться ночью, и они, в халатах, глотая кофе, слушали его новые вещи».
«Ваши проклятые рассказы не дали мне спать всю ночь, - писал Хемингуэю Джералд. - Боже мой! Как вы твердокаменно держите то обещание в верности себе, которое каждый писатель дает, и потом почти каждый нарушает».
Марина Ефимова: Хемингуэй попытался привить Мёрфи собственные страсти: охоту, рыбную ловлю, горнолыжный спорт... Но, возможно незаметно для себя, он проверял их на верность своим личным критериям человеческой ценности: мужественности, выносливости, сердечной прямоты... Он уговорил их на несколько дорогостоящих путешествий – за которые, естественно, платили они. В Альпах они впятером (пятым был Дос Пассос) поднялись в горы, где Хемингуэй сначала учил их кататься на горных лыжах, а потом они на лыжах спустились вниз. Джералд писал в дневнике:
«Я был хуже всех. Эрнест делал остановки каждые 20 метров, чтобы убедиться, что я в порядке. Внизу он спросил меня, было ли мне страшно. Я признался, что было. И он сказал: “Теперь я знаю, что такое мужество: это изысканность, выстоявшая под сильным напряжением”. Я был по-детски польщён».
Марина Ефимова: На фотографии, сделанной во время этой поездки, они стоят в свитерах на зимнем солнце, загорелые и веселые. Их тела легко и нежно касаются друг друга. «Это было, - писал Дос Пассос в воспоминаниях, - наше последнее неомраченное совместное наслаждение». Что же омрачило их дружбу? Не исключено, что это были особые отношения между Хемингуэем и Сэрой Мёрфи.
Аманда Вэйлл: Трудно сказать. Сэра любила мужественных мужчин – таких, каким был ее отец. Сильных физически и духовно. Она видела и романтизировала эти свойства в Хемингуэе. Он же, как теперь известно, писал в письмах, что «любит Сэру и не выносит Джералда». Роман между ними назревал... Это страшно переживал Фитцджеральд. На одной из вечеринок у Мёрфи он ползал на четвереньках, накрывшись половиком, и выл: «Сэра злая, Сэра меня обижает»... Но, похоже, ничего не произошло между Хемингуэем и Сэрой. Возможно, потому, что Сэра была воспитана в пуританских традициях. Её подруга говорила про нее: «Сэра не поддается коррупции»... Сэра была чувственная, теплая женщина, и очень красивая. Но она так и не обрела ту сексуальную свободу, которой отличалось ее поколение.
Марина Ефимова: Следующим летом в Памплоне Хемингуэй заметно флиртовал с Сэрой. И похоже, именно Сэра подстрекнула Джералда участвовать в традиционных самодеятельных играх с молодыми быками. Джералд принял вызов. В дневнике он записал: «Эрнест все время следил краем глаза, как я буду себя вести». И когда Джералд осмелел до того, что краем своего плаща подразнил бычка, Хемингуэй немедленно бросил новый вызов: он умудрился вскочить быку на спину и за рога пригнуть к земле. Зрители одобрили его криком «Оле!» Джералд на больший риск не пошел, но ничуть этим не смутился. После корриды он признался Хэмингуэю, что красота и ужас Памплоны так их с Сэрой взбудоражили, что они снова влюбились друг в друга. Вечером они танцевали на площади «сардану». Но памплонская толпа, сразу выделившая Сэру и Джералда, окружила их с криками «Танцуй Чарльстон! Танцуй Чарльстон!». И Мёрфи, которые танцевали чарльстон почти профессионально, показали абсолютный класс - к бешеному восторгу испанцев.
А потом был написан роман «Фиеста». Читаем в книге «Все были так молоды!»:
«Пока Хемингуэй писал, Мёрфи тайно поддерживали его жену Хэдли и сына Бамби, оплачивая их счета, в том числе за лечение мальчика, когда он болел коклюшем. Так же тайно они перевели 400 долларов на банковский счет Хемингуэя, а ему писали: «ни о чем не заботьтесь. Пишите»... Когда жена рассказала Хэмингуэю о деньгах , он был страшно раздосадован. Он не хотел быть никому обязанным. И, как он часто это делал, он выразил свои досаду, обиду, презрение не в жизни, а в литературе. Он вставил Джералда в роман в образе богатого дилетанта, безнадежно влюбленного в Брет Эшли, которая над ним издевается. В первом варианте романа его звали именем реального прототипа - Харольда Лоэба, в окончательном варианте он получил имя Роберт Коэн. Но в промежуточный период этот (теперь уже классический) портрет жалкого простофили, чьи деньги герои тратят, да еще и оскорбляют его за привилегию их содержать, носил имя Джералд».
Марина Ефимова: В поздних письмах Хемингуэй писал о Мёрфи почти злобно: «Они хвалили «Фиесту», и я вилял хвостом, - писал он. А надо бы понять, что если этим богатым сволочам вещь понравилась, значит, с ней что-то неладно». Но самой ужасной была его реакция на горе Мёрфи, когда с разницей в два года у них умерли оба сына. Один – от туберкулеза, другой неожиданно – от менингита. Обоим было по 16 лет. «Вот жили в беспечной роскоши, - написал Хемингуэй, - а теперь пришло отмщение».
Что замечательно в самих Мёрфи, что они оставались на удивление верны всем, кого любили и ценили в молодости. Они постоянно переписывались с Фитцджеральдом. В трудные времена оплатили его дочери Скотти семестр учебы в колледже, и (единственные из старых друзей) приехали на его похороны. А когда Хемингуэй уехал в Америку, и вообще – когда жизнь разнесла их, Сэра написала ему чудное прощальное письмо: «Мой дорогой Гросс Патрон, не благодарите нас за дружбу – не вы один от нее выиграли. В конце концов именно Вы всех нас спасёте: своим отказом принимать всё второсортное: вещи, места, идеи и человеческую природу. Благослови Вас Бог, и не отступайте ни на шаг».
Мисс Вэйлл, когда, как и почему распалось их общество в Париже?
Аманда Вэйлл: Этот золотой круг был разорван в 1929 году, когда в него ворвался окружающий мир. Отчасти это было связано с крушением биржи и с Депрессией. Всех разбросало даже просто географически. Каждого унесла его судьба. Хемингуэй уехал в Америку и стал знаменитым писателем – культовой фигурой. Фитцджеральд метался между Голливудом и Швейцарией, где Зельда жила в санатории для нервнобольных. Сэра тоже уехала в Швейцарию лечить младшего сына от туберкулёза. Напряжение времени, возраст, бедность, богатство, болезни, слава... развели всех в разные стороны.
Марина Ефимова: После крушения биржи, когда Мёрфи потеряли большую часть своего состояния, Джералд бросил живопись и вернулся в отцовский бизнес, из которого сбежал в молодости. Он поселился (с Сэрой и дочерью Хонорией) в Нью-Йорке около Музея Метрополитэн. Говорили, что проходя мимо музея, он каждый раз отворачивался. В 1964 году, за несколько дней до смерти Джералда, Мёрфи сожгли на лужайке перед домом огромную кипу писем. И Сэра жалела лишь о том, что забыла срезать марки для внуков. Но несколько писем сохранилось:
«Дорогая Сэра! Я ни разу не поблагодарил Вас за то, чем Вы были: такой верной, и такой красивой, и такой притягательной, с тех самых пор... с самого начала и всегда... Знаете, чего я хочу? Чтобы в это дождливое утро мы бы вместе убивали... Сейчас роскошный шторм... Я люблю вас и буду любить всегда. И вы всегда рассчитывайте на это. Эрнест».
Марина Ефимова: И еще одно письмо:
«Сэра, дорогая! В отличие от Эрнеста, я считаю, что каждый литературный образ создается из дюжины реальных людей. Но в опровержение собственной теории, в «Ночи...» я снова и снова использовал Вас... и тот эффект, который вы производите на мужчин. И я надеюсь, что несмотря на ваш скептицизм, вы отдадите мне во владение тот маленький уголок себя, который я знаю лучше всех, даже лучше Джералда. Вы и Джералд неразделимы в таких вещах, как вдохновляющая сила, которой вы наделяли других. Но я отдаю приз Вам - за ту крошечную, в миллиметр, разницу, которой вы одарили меня, когда, сидя на диване, обсуждали «чемпионов» и «тех, кто просто участвует в состязании». Перечисляя чемпионов, вы глянули на меня и сказали: «И Скотт»... О, как я был вознагражден!.. О чем я хотел написать вам? Наверное, о том, что выразил Кол Портер в своей красноречивой песенке: «Я думаю, это объяснит тебе, какая ты замечательная».
Ваш друг навеки,
Скотт Фитцджеральд».
