Карэн Агамиров: "Человек под прессом правоохранительных, судебных и силовых структур" - такова наша сегодняшняя тема. Участники передачи: адвокат Владимир Волков, бывший сотрудник "Росвооружения" Николай Морозов, кандидат юридических наук Илья Рассолов, эксперт общероссийского движения "За права человека" Владимир Степанов и преподаватель истории и обществознания в московском колледже № 27 Алексей Шуралев.
В начале программы лидеры российского правозащитного движения представляют актуальные темы. Сегодня в эфире Людмила Алексеева, тема - ситуация с правами человека в Дагестане. А потом мы начнем обсуждение заявленной темы "Человек под прессом правоохранительных, судебных и силовых структур".
Людмила Алексеева: Мой собеседник - Лев Александрович Пономарев, руководитель всероссийского движения "За права человека". Он много ездит по стране. Я спросила его об одной из этих поездок, в Дагестан.
Лев Пономарев: Я ездил туда в связи с годовщиной митинга в Докуспаринском районе, который был расстрелян. На этом митинге выступали женщины, которые говорили о том, что у них похитили детей, и они обратились ко мне и просили помочь. Выяснилось, что в течение апреля-мая в Дагестане было похищено не менее 20 человек. Исчезли. Исчезли молодые люди, они ходят в мечети, которые не принадлежат духовному управлению мусульман. До этого они получали определенные предупреждения, некоторые из них уже попадали в лапы местной милиции, так сказать, их уже называли ваххабитами, избивали уже, пугали. Многим говорили: "Мы знаем, что вы общаетесь с террористами, что вы террористы, что вы ваххабиты и вообще рекомендуем вам в эту мечеть не ходить". У одного из них дядю до этого в связи с террористами подозревали, но при этом он был полностью оправдан, я должен сказать. Тем не менее, его избивали, он прошел через определенные круги ада. В конце-концов, он был оправдан судом, но все равно на заметку уже он попал и его семья тоже. Вопрос стоит о том, что надо спасти жизни, потому что с каждым днем вероятность того, что они останутся живыми, остается все меньше и меньше. В результате такого рода расследования вскрывалась довольно чудовищная машина, переламывающая людей там.
Машина работает следующим образом. Милиция похищает молодых людей, избивает, пытает их и заставляет брать на себя определенные преступления. После этого они уже получают кличку "ваххабит", "террорист" и дальше уже милиция может распоряжаться этими людьми: либо их за выкуп определенный отдают. Например, называли такие суммы: живого молодого человека могут вернуть семье за 150 тысяч долларов, труп могут вернуть за 20-30 тысяч долларов, показать место, где он похоронен, могут за несколько тысяч долларов. Даже фотография убитого тоже оценена, она стоит там 300-400 долларов. Если у них какие-то дополнительные есть соображения, что этого человека надо передать дальше, то этого человека передают в органы федеральной власти и тогда федералы уже, так сказать, используют, я бы назвал это страшными словами, человеческий расходный материал фактически появляется у них в руках. Происходи штурм якобы какого-нибудь дачного домика, вот такой случай я конкретно знаю. Штурмовали дачный домик, там подогнали танк, все это расстреляли. Соседи говорили, что они даже не слышали ни одного выстрела с той стороны. Потом там обнаруживают двух убитых. Как мне в Дагестане рассказывали, их там подложили просто. Вот такие трупы подкладывают. Так как количество похищений сейчас увеличилось, то сейчас нужно сделать все, чтобы это прекратить, потому что, в конце концов, это может привести к таким событиям, как в Кабардино-Балкарии. Там буквально происходило по такому же сценарию перед октябрем 2005 года. Мы получали сообщения о том, что похищают, избивают, пытают молодых людей, а потом, как мы знаем, что был штурм в городе Нальчике, фактически город был на осадном положении, погибло около 50 человек, в том числе и милиционеры погибли, и так называемые боевики. Но на самом деле, как потом выяснилось, среди этих боевиков настоящих боевиков, которые пришли из гор, практически не было, это все были молодые люди, которых до этого преследовала милиция. Фактически это была месть.
То, что мы имели в Нальчике, это были элементы гражданской войны, которая сейчас, по-видимому, проходит в Дагестане.
С одной стороны, были большие ожидания, что пришел новый президент Муху Алиев. Огромные были ожидания. Но как только он пришел, произошел расстрел мирного митинга в Докуспаринске. Село Месканжин, это лезгины там живут, я должен сказать, что это один из самых мирных районов Дагестана. Была мирная демонстрация с требованием отставки главы администрации Абасова. Абасов абсолютно криминальный человек. Проводились прокурорские проверки, а после этого покупал, например, новый "Лендровер" за 100 тысяч долларов. Расстрел мирного митинга в России, наверное, произошел впервые после расстрела в Новочеркасске еще в хрущевские времена. Расследование до сих пор не закончилось и Абасов до сих пор является главой администрации. Надо Дагестану самое пристальное внимание уделять высшему руководству России. Если там будет новый военный конфликт, на Северном Кавказе, то это будет конфликт, который будет значительно более масштабный, чем конфликт в Чечне. Таким образом, в общем, Россия имеет все шансы окончательно потерять Северный Кавказ.
Людмила Алексеева: Однако государственные чиновники, даже самого высокого уровня, это, как правило, не осознают.
Карэн Агамиров: Это был материал Людмилы Алексеевой.
Судя по всему, государство не собирается выпускать человека из-под пресса. Адвокат Волков...
Владимир Волков Владимир Волков: Это и не удивительно при тех генеральных прокурорах, которые прошли чередой, один за одним, на протяжении последних 15 лет. Я обладают такими фактами. Как-то мой товарищ Николай Алексеевич Емельянов в декабре 2003 года представил генеральному прокурору, заместителям свой труд по обвинению бывшего исполняющего обязанности генерального прокурора Илюшенко. Ильюшенко два с половиной года находился в Лефортово под стражей, то есть два с половиной года велось предварительное следствие, затем он два с половиной года знакомился с материалами уголовного дела, а обвинительное заключение было отодвинуто в сторону и предложено Николаю Алексеевичу Емельянову прекратить уголовное дело по реабилитирующим основаниям. Николай Алексеевич заявил, что он не собирается при следующем генеральном прокуроре оказаться в положении обвиняемого и, так сказать, отказался тем самым исполнить незаконный юридический документ о прекращении уголовного преследования и предании суду Илюшенко. Тут же ему было заявлено: "Будьте любезны заявление об увольнении на стол". Это было где-то 29-30 декабря 2003 года. Естественно, Емельянов вынужден был написать такое заявление и его этим же днем и проводили на пенсию. А ведь Емельянов это не простой человек, он был при генеральских погонах, он был в положении помощника генерального прокурора и заместителя начальника управления.
Карэн Агамиров: И попал под пресс своего собственного ведомства.
Владимир Волков: Совершенно верно, попал под пресс своего собственного ведомства. Могу еще привести примеры.
Карэн Агамиров: За отказ исполнять несправедливые...
Владимир Волков: Незаконные указания.
Карэн Агамиров: А с Илюшенко?
Владимир Волков: А Илюшенко что? Илюшенко на свободе, незаконно освободили от уголовного преследования. У меня есть еще факты, когда серьезных прокурорских работников выдворяли из прокуратуры только за то, что они не были согласны.
У меня есть тоже мой товарищ в городе Железногорске Красноярского края, он там занимал должность заместителя прокурора войсковой части 9390. Это прокуратуры войсковых частей, они находятся в равном положении с прокуратурами краев и областей, то есть достаточно серьезная должность. Так вот передо мной лежит копия его рапорта, я хотел бы его зачитать. Рапорт адресован был генеральному прокурору Устинову Владимиру Васильевичу. "Прошу освободить меня от должности заместителя прокурора войсковой части 9390 и уволить в отставку 12 октября 2000 года согласно подпунктам "б" пункта 3 статьи 43 федерального закона о прокуратуре Российской Федерации в связи с моим несогласием с решением и действиями работников второго управления и управления кадров Генеральной прокуратуры. В органах прокуратуры я работаю с 1973 года, за время работы до 1997 года не имел ни одного дисциплинарного взыскания, а лишь поощрения от генерального прокурора СССР. Однако моя принципиальная позиция по ряду уголовных дел в вопросах прокурорского надзора и сообщения о противоправной деятельности бывших прокуроров войсковых частей 9390, 9343 Колигова-Резонова и исполняющего обязанности прокурора ВЧ 9390 Кучина привели к тому, что бывшие руководители второго управления Генеральной прокуратуры Крючков и Иванов вместо того, чтобы объективно разобраться в сложившейся ситуации, решили избавиться от меня, как неугодного работника. Моя честность и принципиальность в вопросах прокурорского надзора оказались совершенно не нужны руководству второго управления. Крючков и Иванов проигнорировали два представления, внесенные прокурором о моем поощрении, вместо этого я получил два незаслуженных дисциплинарных взыскания".
Карэн Агамиров: И закончилось чем все, Владимир Михайлович? Изгнанием его, да?
Владимир Волков: Изгнанием из прокуратуры. С моим участием в Тверском районном суде города Москвы человек был восстановлен в должности, но работать ему не дали. Ему три месяца не поручали никаких дел, его не приглашали в ранге заместителя прокурора ни на какие совещания.
Карэн Агамиров: А все-таки суд восстановил.
Владимир Волков: Суд его восстановил, да, на работе, с моим участием, как адвоката, но они ему не дали работать, он уже по собственному желанию уволился. Вот заключение, что он написал: "Уважаемый генеральный прокурор, я не желаю больше работать в такой системе органов прокуратуры, где творится произвол и беззаконие, где не ценится честность, порядочность и профессионализм, где почитается угодничество, где преследуют за служебную деятельность и проявленную принципиальность в вопросах прокурорского надзора. Именно поэтому я подаю в отставку и прошу ее принять". Анатолий Иванович Спирин 22 сентября 2000 года.
Карэн Агамиров: 2000 года, то есть это уже 7 лет прошло. Людмила Алексеева разговаривала со Львом Пономаревым, это известная история, страшная история, это действительно первый расстрел мирного митинга после Новочеркасска, Докуспаринский район Дагестана.
Но какой результат? Абасов, глава администрации, против которого был митинг, он так и находится в своей должности, покупает "Лендроверы" за 100 тысяч долларов. Новый президент Дагестана не принимает по отношению к нему никаких мер. Вот почему прокурорские проверки заканчиваются покупкой этим Абасовым очередного "Лендровера"?
Владимир Волков: Карэн Владимирович, дело в том, что ведь в Дагестане заместителем прокурора республики Дагестан работает молодой человек по фамилии Кихлеров, а его папа в должности заместителя генерального прокурора работает в городе Москве и уж ему-то, я думаю, вполне было бы по силам прекратить этот произвол. А почему этот молодой человек, он, кстати, надзирает, видимо, там за следствием, поскольку в Москве он тоже в районной прокуратуре был заместителем прокурора по надзору за следствием, дознанием и так далее.
Карэн Агамиров: Кихлеров?
Владимир Волков: Кихлеров, да.
Карэн Агамиров: А отец тоже Кихлеров?
Владимир Волков: Отец тоже Кихлеров.
Карэн Агамиров: Замгенерального прокурора...
Владимир Волков: Замгенерального прокурора.
Карэн Агамиров: Какие связи-то, смотрите, зампрокурора Дагестана, а папа замгенерального прокурора.
Владимир Волков: Кстати, это очень порядочный молодой человек, очень грамотный, я с ним встречался, я знаю.
Карэн Агамиров: Если он порядочный и грамотный, почему не принимает меры к проверке Абасова?
Владимир Волков: Я думаю, что не в этом дело. Дело в том, что отсюда уши-то растут и ноги растут, из Москвы, здесь не дают. Ведь вот недавно была телепередача с участием трех депутатов - Жириновского, Райкова и Гудкова, они прямо обвинили Генеральную прокуратуру и прокуроров на местах в небывалой коррупции. Они прямо заявили, что рейдерские захваты идут с участием или, так скажем, при молчаливом согласии прокуроров на местах. Но, извините, где рейдерские захваты, там большие деньги. Значит, эти прокуроры что-то имеют с этого. Следовательно, почему молчит генеральный прокурор, почему не изгоняет этих прокуроров с этих мест теплых? Значит, они делятся.
Карэн Агамиров: А почему генерального прокурора никто не изгоняет?
Владимир Волков: Не знаю, почему генерального прокурора никто не изгоняет. Генеральный прокурор уже пять месяцев на своем месте, уже должен был бы принять какие-то меры и освободить хоть пол-аппарата, освободить от занимаемых должностей.
Карэн Агамиров: Наша передача 28 августа выходит, а 27-го, в понедельник, президент принимал генерального прокурора и бодро тот докладывал о раскрытии 13 уголовных дел. Вы видели по телевидению сюжет этот? Какое впечатление, Илья Михайлович?
Илья Рассолов Илья Рассолов: Для начала я должен сказать о том, что эта система, безусловно, келейная, закрытая система, корпоративная, ей, в общем-то, свойственно то, что она медлительная, эта система. Впечатления такие, что генеральному прокурору придется отвечать за свои слова. Он много чего сказал, мне так кажется, как юристу, лишнего. Поэтому ему придется свою версию, которую он выдвинул, теперь на практике доказывать, а мы посмотрим, насколько эта версия, в общем, будет правильной, адекватной и, в общем, насколько доказательно это будет. Он много что сказал и много что взял на себя, так скажем.
Карэн Агамиров: Но ведь президент в курсе всех этих безобразий, которые происходят. Вот у меня пачка писем, каждый день приходит по 20-30 писем, я их отдам, наверное, Льву Пономареву, потому что они все-таки занимаются этим предметно, через Степанова. Я обращаюсь к нашим радиослушателям, тем, кто пишет нам на Радио Свобода, пишите, это все остается на заметке, мы передаем адвокатам и правозащитникам, с вами связываются, вы, наверное, уже знаете, и занимаются вами.
Вы знаете, люди же пишут не только сюда, но и в администрацию президента пишут, в прокуратуру. Но реакции практически никакой нет. Из администрации все письма, как правило, возвращаются тем, на кого жалуются, как иногда бывало так в старые советские времена, но так все-таки не продолжается, потому что тогда все-таки меры какие-то принимались. Сейчас просто не рассматриваются. Что, гарант Конституции об этом не знает? Это же его в его администрацию жалуются люди. Пожалуйста, Илья Рассолов.
Илья Рассолов: Мне кажется, что дело даже не в гаранте. Дело в том, что с 90-го года, а может быть и раньше, нарушен основной закон управления обществом - обратной связи нет. Поэтому мы видим сегодня, что люди не идут на выборы, люди не платят налоги, нет отдачи, то есть, нет обратной связи. Это искусственно сделано либо это сделано намеренно. Но сегодня власти, видимо, это не нужно. Это не нужно так же, видимо, правоохранительной и судебной системе. Почему? Потому что то, что называется внутренним и внешним аудитом коммерческих организаций, и этот аудит сегодня необходим правоохранительной системе, как воздух ей необходим, этого нет. Основным аудитом может быть сегодня лишь общественная проверка, общественная организация, правозащитники. Чем больше будут пускать, в том числе в тюрьмы и так далее общественных, так скажем, посредников, тем больше мы будем понимать, что происходит с этой системой, куда она двигается. Вот я все-таки за внутренний и за внешний аудит и за открытость этих систем. А сегодня пока репрессивность.
Карэн Агамиров: И тогда будет шанс все-таки вырваться из-под пресса человеку.
Илья Рассолов: Да, "пресс" очень хорошее слово, "пресс" точно подмечено.
Карэн Агамиров: Бороться надо продолжать. Дело братьев Мининых, вы в курсе, все-таки победили правозащитники, ученых отпустили, правда, их не сажали, но дело прекратили. Все-таки видите, борьба общественности, ученые, правозащитники выступали в поддержку братьев Мининых, дело прекратили, ФСБ прекратило дело. Значит все-таки, еще раз говорим, у нас в передаче не плач Ярославны, мы показываем своим примером, у нас тут и участники передачи, потерпевшие всегда бывают, что надо бороться, продолжать бороться и не сникать духом.
Вот один из борцов за свои слова Алексей Шуралев.
Алексей Шуралев Алексей Шуралев: Я еще раз хочу заявить на Радио Свобода, на каком основании до сих пор спецслужбы Российской Федерации продолжают самое беспардонное вмешательство в мою частную жизнь? Мало того, что опорочили, распространили клеветнические сведения, нанесли настоящий моральный вред моей чести, личному достоинству и деловой репутации, когда хотели насильно поместить в психушку с помощью врачей ПНД, чтобы выселить из квартиры, а также лишили меня моей семьи, прав и обязанностей на своего сына и не позволяют органам государственной и судебной власти осуществлять справедливое правосудие, занимаясь самым настоящим беспределом. Осуществляют защиту своего бывшего сотрудника Михтеневу тем, что выписывают ему документы прикрытия на другую фамилию, представляют подставные квартиры, не допускают ответчицу вызвать в суд.
Карэн Агамиров: Алексей, отвлекитесь от вашей бумажки и скажите в двух словах, что с вами произошло?
Алексей Шуралев: Произошло то, что я до сих пор сужусь уже третий год и не могу ничего сделать, ничего совершенно. ФСБ отписывается полностью так, что ничего не случилось, обращайтесь в собственную безопасность и МВД, как говорит Кустриков, руководитель подразделения в кадровой службе. И определенно говорит: "Мы ни в чем не виноваты". Я прошу, вызовите тогда мою конкретно жену бывшую и скажите, почему вы ее прячете.
Карэн Агамиров: Когда у человека 10 томов переписки, я понимаю, то, что вы так сбивчиво говорите. Вы объясните радиослушателям, что с вами произошло.
Алексей Шуралев: Я боюсь, мало времени. Я двенадцать раз обращался к Путину, одиннадцать в Генеральную прокуратуру.
Карэн Агамиров: По поводу?
Алексей Шуралев: По поводу того, наказать конкретных людей, кто нарушил мои права...
Карэн Агамиров: Какие права?
Алексей Шуралев: Права, что оклеветали меня, чуть не поместили в психушку, лишить хотели единственного жилья.
Карэн Агамиров: Вот это другое дело. Какого жилья?
Алексей Шуралев: В котором я сейчас проживаю, это является семейным общежитием ФСБ, у меня другого нет. То есть они хотели меня выселить на улицу.
Карэн Агамиров: Все дело из-за жилья.
Алексей Шуралев: Из-за жилья. Подключили жену, использовали ее как шпиона. Это вообще позор, я даже не знаю, как можно в личном плане использовать такие варианты, чтобы играть на личном варианте. А сейчас все мои действия и поползновения через суд они так отрегулировали, что хотят лишить меня работы. Позвонили директору и просят уволить меня с работы.
Карэн Агамиров: Доконала Алексея Шуралева эта борьба, видимо, потому что так эмоционально он начал рассказывать о том, как его пытаются выкинуть из семейного общежития, используя жену причем. Расскажите так, на данном этапе, в какой стадии борьба ваша?
Алексей Шуралев: Суды ничего не делают, суды просто волокитят любое дело, там много моих исков. В качестве ответчика никто не приходит.
Карэн Агамиров: Какие суды?
Алексей Шуралев: Суды... сделать меня квартиросъемщиком. Суд Московский городской. Они так и заявили, что это дело не будет решено.
По поводу моего сына. Они меня полностью его лишили, то есть ни один иск я не выиграл. По поводу вопроса ПНД, когда они поместили, на каком основании нанесли такой вред моральный мне, они полностью не отреагировали, а все эти действия только ведут к тому, что заставляют директора, где я работаю, уволить меня с работы. Вот и все.
Карэн Агамиров: В колледже, да?
Алексей Шуралев: Да. Татарус спокойно это осуществляет.
Карэн Агамиров: А кто там, в ФСБ, заправляет вот этими расправами над вами?
Алексей Шуралев: Те же люди: Власов, кадровая служба ФСБ.
Карэн Агамиров: Кто такой Власов?
Алексей Шуралев: Это руководитель Академии ФСБ.
Карэн Агамиров: В Академии ФСБ ваша жена работает?
Алексей Шуралев: Она работала. Но коль сейчас ее нельзя никаким образом привести в суд, это говорит о том, что она по-прежнему у них находится на работе, ее никаким образом нельзя привести в суд.
Владимир Волков: А это общежитие ФСБ?
Алексей Шуралев: Считается семейным общежитием.
Карэн Агамиров: Вы хотели что-то, Владимир Михайлович, прокомментировать.
Владимир Волков: Я хотел в связи с этим сообщить о том, что в свое время Мирошник Георгий Михайлович, который был на программе Радио Свободы, также ФСБ лишило его трехкомнатной квартиры. Он ее, конечно, заполучил потом, но Мирошник все-таки доктор наук, человек грамотный, умный, серьезные адвокаты помогали ему в этом.
Карэн Агамиров: А у Шуралева что-нибудь получится?
Владимир Волков: Не знаю, обстоятельств дела не знаю.
Карэн Агамиров: С ним работает Степанов, эксперт общественного движения "За права человека" Пономарева. Господин Степанов, что-нибудь получится?
Владимир Степанов: Я думаю, бесспорно, ситуация...
Карэн Агамиров: Потому что я вижу его, на нем лица нет, он начал так эмоционально, что даже никто ничего сначала и не понял: к Путину обращение, жена...
Алексей Шуралев: Квартиру продают. Объявление пишут на подъезде.
Карэн Агамиров: У человека просто хотят отобрать жилье, принадлежащее ФСБ.
Владимир Степанов Владимир Степанов: Конечно, вот здесь мы являемся все свидетелями, бесспорно, этого прессинга. Прессинга со стороны и спецслужб, бесспорно, и со стороны судов и, бесспорно, со стороны правоохранительных органов, которые действительно должны как-то содействовать выполнению прав и обязанностей или функций самой государственной власти. При этом я хочу привести пример немножко другого характера.
Я участвовал в суде по Счетной палате, Сергей Степашин, когда по Наталье Кузнецовой, руководителя проверки Минфина, Внешэкономбанка и Росбанка. И там спор шел всего лишь по дисциплинарным взысканиям и убытку государству более 50 миллиардов рублей. При этом никто из московского суда не защитил вот эти 50 миллиардов. После мы подали в суд и судились с Владимиром Васильевичем Устиновым. Два года у нас шел суд, все суды выиграны. Спор шел всего лишь о 100 миллиардах. Ни один в государстве, ни Путин, ни Устинов, никто не соизволил соблюсти морали и нравственность государства. Ведь когда Путин пришел, он себе установил зарплату в 100 тысяч рублей, а дитю платили 70 рублей. Вы понимаете, какая безнравственность, когда у нас вообще ничего нет в государстве, мы всего лишены, никто не может, так сказать, иметь свои права и обязанности. И государство фактически не выполняет ту свою функцию, которую она должна выполнять. Поэтому вот эти факты, изложенные сегодня, они абсолютно показывают, что приход силовых структур в органы власти, он фактически привел к кризису, у нас нет государства, у нас нет функций в органах власти, которые бы соблюдали права и свободы граждан. Просто соблюдали, которые бы выполняли свои обязанности, фактически свои функции выполняли. Понимаете, у нас нет надлежащей кадровой политики. Вот любой вопрос любого из руководителей рассмотри, Устинова, рассмотри хоть нашего Чайку, ведь там нигде нет выполнения закона о прокуратуре. Нигде нет. У него есть только использование своих функций и противоречий действующего законодательства. В результате этого мы получаем мораль в обществе, которая фактически не отвечает ни Конституции, ни федеральному закону.
Карэн Агамиров: Ваше предложение?
Владимир Степанов: Я считаю, что, бесспорно, у нас ситуация связана с тем, что в государстве, бесспорно, отсутствует кадровая политика. Отсутствует кадровая, нравственная политика. Ни один работник из спецслужб... Вот я судился фактически по православию с Николаем Патрушевым, пять лет у меня суд шел. Я вывод сделал один: просто ни один, ни один работник, бывший работник спецслужб не имеет права работать, он не подготовлен к этой работе в гражданском обществе. Он не готов просто понимать функции и задачи государственной власти, он не готов понимать фактически смысл и содержание прав граждан в гражданском обществе. Поскольку приход фактически работников спецслужб привел к тому, что гражданское общество в действительности просто выброшено.
Карэн Агамиров: Вы предлагаете запретить им работать в государственных структурах.
Владимир Степанов: Я считаю, что то, что введено в Германии, то, что введено во Франции, то, что введено в Польше по запрету использования работников спецслужб в органах государственной власти, у нас это должно быть введено в действующее законодательство и у нас действительно это имеет самое принципиальное значение.
Карэн Агамиров: Еще один пострадавший, который находится под прессом, но борется, активно борется, это бывший сотрудник серьезной организации "Росвооружение" Николай Иванович Морозов.
Николай Морозов Николай Морозов: К сожалению, я хотел бы продолжить выступление Степанова Владимира Викторовича и на этой волне рассказать немножко свою судьбу. Я, Морозов Николай Иванович, подполковник в отставке, последнее место службы компания "Росвооружение". Прослужил в вооруженных силах около 30 лет, не имею ни одного взыскания, характеризуюсь только положительно (смотри приложение один, у меня здесь они все имеются), в том числе и по последнему месту службы. Однако с нарушением всех норм и порядков в 1993 году я был уволен приказом министра обороны. Причина указана в приложении № 3, связана, чтобы попроще было и было представление, была связана с получением взятки за должность. Таким образом, дальнейшее развитие событий, которые продолжаются более 14 лет, показало, что по отношению ко мне были нарушены основные положения моих прав и свобод. Первое - право на труд. Не разрешали. Мне просто не разрешали под разными предлогами. У меня было очень много знакомых моих, товарищей, я приходил к ним, просился, но они меня хорошо знали, я был отличником во всех оконченных вузах, в том числе в Академии Жуковского, МГУ, мат. факультет, но решения я никакое не получал положительного. Мне просто звонили и требовали, что я назавтра забирал свое заявление и отправлялся...
Карэн Агамиров: Николай Иванович, за что вас выкинули из "Росвооружения"?
Николай Морозов: За то, что не дал взятку.
Карэн Агамиров: Кому?
Николай Морозов: Начальнику отдела кадров.
Карэн Агамиров: А как его фамилия?
Николай Морозов: Он, к сожалению, умер уже в 2002 году. Сладков Юрий Антонович.
Карэн Агамиров: А за что взятку должны были дать?
Николай Морозов: За должность. Я должен был дать взятку за должность, на которой я стоял, но официально не был утвержден, потому что не рассчитался, как мне сказали. Если бы я рассчитался, то я был бы утвержден.
Карэн Агамиров: Это какой год был?
Николай Морозов: Это был 93-й год.
Карэн Агамиров: Так давно уже, да.
Николай Морозов: Да, уже давно.
Карэн Агамиров: Откат нужен был.
Николай Морозов: Да. 14 лет прошло, но меня не это даже удивило требование этой взятки, меня удивило то, что меня не только просили или я должен был догадаться, мне просто даже рекомендовали, что я должен квартиру продать, чтобы получить деньги за полученное имущество, и с ними рассчитаться. Как мне было откровенно сказано, рассчитаться с нами, тогда все будет хорошо.
Дальше. Право на справедливое судебное разбирательство. Вот я с этой проблемой в Москве прошел все суды, от районного суда до верховного, в верховный и в президиум, в том числе три раза обращался, пытался, нашлись люди, которые меня поняли в этой инстанции. Но, к сожалению, как оказалось, потом я сделал из этого вывод, люди, которые осознали мое положение и подтвердили мою правоту, буквально через недели две, оказалось, были уволены, и я остался один на один. Были назначены другие исполнители, женщины, которые написали мне такое примирительное решение, что я мог бы быть уволен, но в связи с тем, что сокращалась армия и все прочее, поэтому такое случилось. Смиритесь с этим и живите дальше.
Карэн Агамиров: Сегодня, в какой стадии судебное дело?
Николай Морозов: Дело в том, что решая эти проблемы, нарушения моих прав и свобод, я, не находя решения, как и господин Шуралев, в разных судебных инстанциях, я вынужден был обращаться в административные органы, в том числе и в администрацию президента. Обратился в июне 2004 года. Принес пакет документов, они у меня есть, я могу вам, кстати, оставить комплект, чтобы было ясное представление обо всем. Мне сказали, там такое, оказывается, есть указание, через неделю мне должны были дать письменный ответ. Я жду, оказалось, месяца мало, не дождался. Повез еще один комплект. Женщина, которая принимала в приемной эти мои документы, сделала большой, испуганный взгляд, через неделю мне позвонили из администрации президента и сказали: "Раз вы, Николай Иванович, не понимаете, что вы хотите, то мы с вами будем разговаривать по-другому". И состоялся разговор по-другому.
Буквально через две недели, у меня, так уж получилось, не знаю, как, случайно, но этот генерал, как он назвал себя, я не знаю, на самом деле он генерал, не генерал, но думаю, что генерал, он в Генеральном штабе, в военной контрразведке исполнитель какой-то. Он записался в мои друзья, мы с ним довольно дружески обсуждали сложившуюся ситуацию. Организуется спецпредприятие, как я потом... 7 сентября, как сейчас помню, мне организует вроде знакомый, друг сказал, что с женой он поссорился, меня приглашает в гости, мы сидим в гостях очень хорошо. Потом оказалось, почему так получилось. Да, посидели. В четыре часа ночи, там четыре человека было, я выхожу из дома... Конечно, мы сидели, ясно, сидели хорошо, еще раз повторю. Перехожу дорогу, и хотел уйти в район, там до моей квартиры, там, где я находился, метров 300-400. Одну дорогу нужно перейти. Смотрю, машина милицейская в четыре часа ночи, все сверкает, свистит, кричит. Я думаю, ничего себе, кого-то нашли, преступника.
Карэн Агамиров: Нашли вас, в общем.
Николай Морозов: Да.
Карэн Агамиров: В чем обвинили?
Николай Морозов: Дальше развитие событий. Эта машина заруливает на меня, меня ослепили, выскакивают три человека со спецсредствами и начинают меня очень хорошо молотить. Причем били не по голове, не по рукам, не по чему, чтобы синяков не было, а били по сердцу. Замысел какой? Выпили прилично, я потерял сознание, мне вывернули левую руку, меня бросают в милицейскую машину, отвозят ближе к дому и выбрасывают в кусты. Они думали, что убили, добились своей цели. Но, к сожалению, так как я спортсмен, тренировался, отошел в этих кустах и пришел домой...
Владимир Степанов: К счастью, а не к сожалению.
Николай Морозов: Да, к счастью. К сожалению для них, а к счастью для себя. Проходит время. Тот же генерал, который меня как будто сопровождал, подходит ко мне и говорит: "Николай Иванович, вам нужно обратиться в госпиталь Бурденко для того, чтобы привести себя в порядок". Я поехал в поликлинику, получил направление в Бурденко, но мне так сказали, что, к сожалению, места заняты все, подождите определенное время. Буквально, это было 7 сентября, 7 ноября повторно в отношении меня опять проводят приблизительно такую же операцию, но уже с правой рукой. А правую руку, если левую выкрутили и сломали ее...
Карэн Агамиров: А вы опять пошли выпивать с этими людьми?
Николай Морозов: Нет, я просто в другом месте был, с другими товарищами, но этот генерал присутствовал. Почему я говорю, что он, оказывается, позвонил кому надо, и теперь уже были другие люди... Кстати, первый раз они думали, что я их не узнал, это были люди, которые просидели в тюрьме, три человек: один условно освобожден, а два по семь, по восемь лет просидели, бандиты, короче.
Карэн Агамиров: В общем, так вам дали понять, что лучше хватит.
Николай Морозов: Да и на второй раз я принял решение, что необходимо обязательно лечь в госпиталь, иначе убьют.
Карэн Агамиров: И не выпивать с малознакомыми товарищами.
Николай Морозов: Да нет, они знакомые были.
Карэн Агамиров: Как знакомые, если подстроено это все было?
Николай Морозов: Хорошо. Я пролежал в Бурденко пять месяцев...
Карэн Агамиров: Николай Иванович, времени мало. Что вы сегодня готовы совершить, какой акт защиты?
Николай Морозов: В общем-то, я уже в Страсбургский суд обращался и у меня есть решение Страсбургского суда, где по первой проблеме... Так как тогда, вы помните, был случай, когда наша делегация российская, присутствуя на заседании Страсбургского суда, ушла вместе с Рогозиным.
Карэн Агамиров: Будем ждать решения Страсбургского суда.
Николай Морозов: Теперь я повторил это, но уже с этой проблемой. Второй пункт этого решения, где мне разрешают без прохождения первичных, вторичных всяких судебных инстанций напрямую обратиться в Страсбургский суд за получением достойного решения, что я и сделал.
Карэн Агамиров: Николай Морозов, бывший сотрудник "Росвооружения", продолжает борьбу в Страсбургском суде.
А у нас гость из Белоруссии. Сергей Николаевич Скребец, бывший политзаключенный. Вот где, как ни в Белоруссии, хорошо известно, что такое пресс. Да?
Сергей Скребец: Да. Добрый день. Спасибо.
Карэн Агамиров: Руководитель минской организации Социал-демократической партии Белоруссии. Все испытали на себе, пресс этот?
Сергей Скребец: Я полностью испытал этот пресс, поскольку до того, как на меня завел уголовное дело генеральный прокурор, когда я был депутатом парламента белорусского, только из-за того, что я выдвинул свою кандидатуру в президенты в 2001 году. Мне пришлось девять месяцев провести под следствием, меня обвиняли в приготовлении к даче взятки, у нас есть такое обвинение, в злоупотреблении служебным положением, в выманивании кредитов и так далее. Многие обвинения развалились. Суд проходил, когда была избирательная кампания 2006 года, я тоже был одним из кандидатов, мне удалось заявить свою инициативную группу, сидя в тюрьме, так же, как и мой единомышленник и друг, который сейчас находится в тюрьме, Александр Козулин. На сегодняшний день я, в общем-то, хочу обратить внимание, что в нашей стране отсутствует частная адвокатура, все адвокаты государственные. В чем подлость нашей советской судебной системы, это в отсутствии состязательности между обвинением и защитой. Суды заранее ориентированы на обвинительные приговоры и, к сожалению, адвокаты, которые получают государственную лицензию, они вынуждены поддерживать обвинение в судах. Поэтому в такой системе, в которой мы сейчас находимся, невозможно защитить свои честь и достоинство.
Карэн Агамиров: Отсидели вы полтора года. Как вас прессовали в белорусской тюрьме? С Козулиным вместе сидели три месяца, по-моему.
Сергей Скребец: Да, последние три месяца сидел вместе с Козулиным. Хочу сказать, что до сих пор в тюрьмах Белоруссии продолжаются пытки, издевательства над заключенными, совсем недавно Козулина избил офицер, работник МВД. Причем Козулину не дают вообще… полная информационная блокада, заказные письма к нему не доходят ни мои, ни родственников, не допускают к нему независимого врача. Козулин провел 53-дневную голодовку, человек чуть не умер. Он добивался постановки вопроса о нарушении прав человека в Белоруссии в ООН и добился, правда, этого. Считаю, что это самоотверженный борец за демократию и права человека. И сейчас он просидел уже более 500 дней в тюрьме, и, вы знаете, пресс такой на него проводят именно власти, поскольку работники тюрьмы, скажу так, по заданию спецслужб организовывают ему вакуум и, в общем-то, ссорят его с заключенными. Те заключенные, которые на сегодняшний день осмеливаются к нему даже подойти, поговорить, они тоже подвергаются репрессиям.
Карэн Агамиров: Вас отпустили, но вы по-прежнему и на свободе под прессом.
Сергей Скребец: Да, по-прежнему прослушиваются все мои телефоны, за мной организована слежка, в общем-то, я не могу устроиться на работу. Мне запрещен выезд из Белоруссии в другие страны.
Карэн Агамиров: А как вы попали к нам сюда?
Сергей Скребец: С Россией у нас, в общем-то, нет границы. Я в свое время, когда завели уголовное дело, просил убежища у Путина, мне, правда, отказано было в России тоже по причине, что нет у нас границы. Поэтому сюда я могу приезжать.
Карэн Агамиров: В Россию можно, да?
Сергей Скребец: Да, можно.
Карэн Агамиров: С жильем что, с имуществом?
Сергей Скребец: На сегодняшний день имущество конфисковано у меня, у моего брата, почему-то конфисковано у моих родителей, сейчас мы оспариваем это в Верховном суде. Потому что по нашим законам, если я подвергнут был уголовному преследованию, то в этом виноваты все мои родственники, окружению. Девять человек, к сожалению, тоже село, я явился этому причиной: это работники банка, это работники фирм, которые, в общем-то, работали с банком. В общем-то, у нас, если идет пресс, то вы знаете, наше общество настолько запугано, что люди думают, что у нас по стране до сих пор ездят эскадроны смерти, которые отслеживают оппозиционных политиков, журналистов и их убивают.
Карэн Агамиров: Если сравнить с Россией, то параллель есть или все-таки в России помягче режим?
Сергей Скребец: Я считаю, что гораздо мягче, поскольку у вас не сажают за мешок картошки, у нас сажают, у вас есть условные приговоры, у нас приговоров нет таких, у нас сроки идут 5 лет за булочку или 8 лет могут дать за то, что человек лекарство купил в аптеке не то.
Карэн Агамиров: Адвокат Волков качает головой.
Владимир Волков: Дело в том, что я в колонии во Владимирской области «Вязники» от офицеров этой колонии сам слышал, что у них, к сожалению, сидят мужики, которые получили по 4 года и по 5 лет лишения свободы за то, что в условиях безденежья, ну, не выплачивают зарплату на птицефабрике, так мужик в мешок 5-6 курей кинул, выкинул их через забор, за это получил такой срок. А второго на Гусь-Хрустальный фабрике, там стекло алмазами как-то гранят, он пошел в душ, перед душем стоит ваза, вышел из душа, стоит ваза, взял ее, попытался ее пронести. Цена 105 рублей, а приговор 5 лет.
Карэн Агамиров: Осталось у нас 4 минуты, даже меньше, уважаемые товарищи и господа.
Сергей Борисович из Москвы, давайте подводить итоги. Гражданином под прессом, как из него вырваться?
Слушатель: Карэн Владимирович, я уже к вам обращался и письменно передал в пятницу.
Карэн Агамиров: Рассмотрим, вот отдаем адвокатам, правозащитникам все документы, с вами свяжутся обязательно.
Слушатель: Дело в том, что я, в общем-то, оказываюсь без нормальной защиты и идет огромное злоупотребление буквально на всех уровнях.
Карэн Агамиров: Скажите, как выжить из этого, уже итоги подводим, вырваться из-под пресса. Ваше предложение?
Слушатель: Что можно сказать? Здесь речь идет о системе власти, собственно, которая и создает такие условия, когда решение совершенно неправосудное, антиправосудное, преступное решение районного суда поддерживается всеми инстанциями без всякого объяснения, просто идут отписки.
Карэн Агамиров: «Дело в системе власти», - говорит Сергей Борисович.
Александр из Москвы что думает, как вырваться из-под пресса гражданину. Как вырваться из-под пресса, Александр?
Слушатель: Здравствуйте. Я думаю, что нужно, прежде всего, людям держаться друг за друга.
Карэн Агамиров: Алексей Шуралев, ваше предложение?
Алексей Шуралев: Я согласен с этим.
Карэн Агамиров: Держаться и бороться.
Алексей Шуралев: Да.
Карэн Агамиров: Николай Морозов…
Николай Морозов: Я должен поддержать это решение. Более того, хотелось бы все-таки… В свое время начиналась перестройка и спрашивали, каким путем идти, где взять примеры. Но они, эти примеры в других демократических странах давно используются, там механизмы эти известны.
Карэн Агамиров: Какой механизм?
Николай Морозов: Во-первых, надо назначать людей, которые далеки от взяточничества.
Карэн Агамиров: Избирать и назначать.
Николай Морозов: Да, честных.
Карэн Агамиров: Владимир Степанов…
Владимир Степанов: Я думаю, что все-таки ситуация в стране намного серьезнее и бесспорно она чисто криминальная, бесспорно она чисто коррупционная, ничего не имеющая с государственной властью. Государственной власти в России нет и нет ее по психологическим и физическим состояниям, поскольку все-таки, как бы мы ни исследовали те факты, которые сегодня здесь озвучены моими коллегами, Шуралевым, Волковым, я думаю, что все эти ситуации абсолютно свидетельствуют, что гражданского общества нет и, бесспорно, свидетельствуют о том, что нельзя допускать спецорганы, спецслужбы…
Карэн Агамиров: В системы органов государственной власти. Владимир Волков…
Владимир Волков: Я вышел в августе месяце с предложением в Общественную палату Российской Федерации о разработке закона о люстрации для чиновников судебной власти, прокуратуры и правоохранительных органов и последняя моя была там фраза: закон о люстрации должен стать 1953 годом после 37-го года.
Карэн Агамиров: Закон о люстрации. Илья Рассолов…
Илья Рассолов: Нужно идти по пути уменьшения количества санкций и судей на низу избирать, а не назначать.
Карэн Агамиров: «В России любой человек может попасть под пресс спецслужб, МВД, прокуратуры, - это пишет Андрей из Одинцова. - Одна цепочка, честному сотруднику и человеку в этой цепочке не выжить». Но я все-таки надеюсь, что выживем и будем бороться. Спасибо.
