Ефим Фиштейн: С непродолжительным визитом в Ираке только что побывал президент Соединенных Штатов Джордж Буш. Этим жестом он, несомненно, хотел подчеркнуть тот факт, что в этой стране, пораженной террором, продолжается постепенная нормализация. В эту картину хорошо укладывается информация о том, что в этой стране была издана первая книга на арабском языке «Птицы Ирака» и что правительства Канады и Италии финансирую программу по восстановлению болот между реками Тигр и Евфрат. Об истории и современности края с директором этой экологической программы беседует моя коллега Ирина Лагунина.
Ирина Лагунина: «Оглядываясь на прошлый год, я горжусь той работой, которую смогла проделать наша маленькая организация». Организация – это Природа Ирака, а слова эти принадлежат ее директору Аззаму Олвошу. Занимается она в основном восстановлением болот. Насколько это возможно – и по причинам объективным, и из-за соображений безопасности. Впрочем, обстановку описывает сам Олвош:
Аззам Олвош: Конечно, по понятным причинам работать вокруг Багдада практически не представляется возможным. Мы хотели собрать образы воды из реки Диала, в том месте, где она впадает в реку Тигр, чтобы измерить степень загрязнения. Мы не смогли там работать – и из-за присутствия террористических элементов, и из-за паранойи нашей службы безопасности. Так что мы решили отложить этот проект и подождать, пока ситуация в Багдаде улучшится, если она вообще когда-нибудь улучшится. Но мы можем относительно свободно и безопасно работать на Юге Ирака и на севере – в Курдистане. У нас есть группа исследователей – около 20 человек, которые каждый месяц собирают образцы воды с основных шестидесяти точек по всем болотам. И, повторяю, они могут работать относительно свободно, то есть я имею в виду, что они могут, как любые ученые, двигаться с экспедицией от одного места к другому, собрать образцы воды, опрашивать людей. Конечно, им приходится все рано ходить с охраной или с представителями местных племен, чтобы на них не напали или не похитили с целью выкупа. Еще приходится снабжать их огромным количеством бумаг – документов, доказывающих, они работают над настоящим научным проектом, а не собирают там какую-то разведывательную информацию. Конечно, это весьма необычный способ вести научную работу. Мне раньше ничего подобного делать не приходилось. Но должен сказать, что за последние два с половиной года никаких инцидентов с нашими людьми не было, никто не пострадал, в первую очередь, на Юге страны. А прошлой зимой мы проводили исследование на севере – в иракском Курдистане – проехали по 33 объектам. И тоже никаких неприятностей не было. Но, правда, нас сопровождали люди из министерства водных ресурсов и министерства экологии, которые подтверждали местному населению, что никакой иной работы, кроме той, которая связана с проектом «Природа Ирака», мы не ведем. Любопытный способ вести научные исследования, понимаю. Но мы все равно их ведем, работа продолжается, мы собираем базу данных, анализируем, собираемся опубликовать доклад на эту тему. У нас сейчас в разработке сразу несколько проектов. Так что, могу сказать, - это одна из немногих положительных историй, которые можно услышать из Ирака. Все привыкли слышать о крови, насилии, похищениях…
Ирина Лагунина: Болота Ирака - огромное пространство топей общей площадью в 30 тысяч километров, простиравшееся между реками Тигр и Евфрат в Ираке. Именно там, по преданию, находился рай. Там, в этих болотах, люди жили на протяжении последних пяти тысячелетий. До тех пор, пока в 1992 году правительство Саддама Хусейна не развернуло кампанию по осушению этих влажных почв. Причин сделать это было несколько. Под болотами, как предполагают, самое большое в мире месторождение нефти. Но его так и не освоили. А вот вторую задачу Саддам Хусейн выполнил. Болотные люди, или как их еще называют, болотные арабы – шииты. После шиитского восстания начала 90-х годов в болотах укрылись среди местного населения противники прежнего иракского режима. Подавить восстание на суше с помощью танков было несложно. А вот в топи бронетехника не прошла. Там пригодилось химическое оружие. Один из докладов ООН так описывает ситуацию в декабре 1991-го – январе 1992 годов: "болотные арабы подвергались военным нападениям, в результате которых сотни человек погибли. Производилось массовое уничтожение животных и птиц, а в болотной воде в большом количестве присутствовали токсичные химикаты" (говорится в докладе ООН). Теперь организация «Природа Ирака» подготовила генеральный план, как вернуть болота к жизни. И признаюсь нашим новым слушателям, что мы уже не первый раз говорим с Аззамом Олвошем в эфире, я наблюдаю развитие этой программы последние 4 года. Аззам, вы говорили мне в прошлом году, что восстановление болот - это история успеха. Как обстоят дела сейчас?
Аззам Олвош: Мы выпустили доклад, в котором фактически представлена вся та объемная база данных, которую нам удалось собрать. Теперь все это выставлено на интернете. Это объемная работа – 4 тома. Но если суммировать вкратце, то наш вывод – в Ираке можно восстановить до 75 процентов болот, если учесть, что объемы воды сейчас весьма ограничены. Иными словами, чтобы восстановить три четверти этой экосферы, никакого дополнительного соглашения с Турцией, например, не надо. Это можно сделать на основе исключительно внутренних ресурсов, перенаправив воду внутри Ирака. Это – потрясающее заключение ученых. Но, конечно, надо сразу сделать оговорку: чтобы восстановить болота, надо наладить эффективное и научное управление ограниченными водными ресурсами, сбалансировать различные интересы. Вода нужна сельскому хозяйству, промышленности, большим городам и, конечно, природе.
Ирина Лагунина: А с чего, в принципе, начинается восстановление болот?
Аззам Олвош: Одна из самых сложных проблем, которую нам предстояло решить и которую мы решили, это создание, вернее, восстановление водного пульса. Я понимаю, что должен пояснить этот момент, чтобы слушатели могли представить себе, о чем мы говорим. Сама жизнь болот заждется на водном пульсе, на циклических наводнениях, которые происходят благодаря таянию снегов в горах Курдистана. В это время года, весной, приток воды в болота максимален. 60 процентов всех водных ресурсов Ирака – это снег, растаявший с февраля по май. Цикл сезонных наводнений сыграл основную роль в формировании и эволюции болот. Он происходит как раз в то время, когда после зимы начинает вновь расти тростник, когда приходит на нерест рыба, когда прилетают перелетные птицы. Новая вода выталкивает тот солоноватый застоявшийся в болотах слой, который образовался после испарения за летние и зимние месяцы, она приносит ил и глину, восстанавливающие сельскохозяйственные земли по периметру болот. И конечно, она повышает уровень воды. Вот эта пульсация и необходима, если мы на самом деле хотим вернуть болотам их изначальное биологическое разнообразие. Наш план в основе своей учитывает тот факт, что, как в Ираке, так и за его пределами, в последнее время были построены плотины, которые испепелили, уничтожили тот гидропульс, который когда-то существовал в этих районах.
Ирина Лагунина: Когда это произошло? После кампании Саддама Хусейна против болотных арабов в 1992 году или раньше?
Аззам Олвош: Циклические наводнения в болотах происходили до 1975 года. И поэтому приходится искать обходные пути. Эти плотины будут существовать еще лет 100-150 – это максимальный срок эксплуатации дамбы. Так что мы от них никуда не денемся. И чтобы сохранить болота для будущих поколений, мы придумали, как направлять в них воду в конце зимы – в начале весны, и как ее потом удерживать, чтобы воссоздать хотя бы частично этот водный пульс. Именно поэтому я и говорю, что мы можем восстановить только три четверти болот – мы вынуждены полагаться только на воду, которая есть внутри Ирака. Конечно, если нам удастся договориться с Турцией о выделении определенной квоты воды для поддержания экологии болот (квоты, которую они могли бы, например, выпускать весной и которую мы могли бы направлять в болота), тогда удалось бы восстановить всю систему на 100 процентов. Но этот план, как я уже сказал, предусматривает современное управление водными ресурсами, то есть для этого надо создать инфраструктуру перераспределения воды, создать технические механизмы, чтобы направить воду в болота и удержать ее там. Надо также создать сеть станций в горах, чтобы фиксировать, сколько там накопилось снега и куда будет стекать вода после его таяния. И все это требует денег. В прошлом году мы разработали весь механизм управления водой и купили 25 станций для исследований в горах. 25 из 140, которые нам нужны. Сейчас 25 станций обещало предоставить правительство Италии, а остальные – США. Так что надеюсь, что года через два в Ираке будет все необходимое оборудование, чтобы управлять водными ресурсами эффективно и на уровне современной науки. Остается только обучить кадры в министерстве и выработать политику использования водных ресурсов, которая в равной мере учитывала бы интересы всех заинтересованных сторон в Ираке.
Ирина Лагунина: В 1973 году Сирия завершила строительство плотины на Евфрате, именно поэтому Аззам Олвош заметил, что сезонные наводнения в болотах происходили до 1975 года. Сейчас плотина на сирийской территории создает водный резервуар под названием «озеро Асада». В Ираке даже высказываются опасения, что Турция и Сирия когда-нибудь заберут из Евфрата всю воду и Евфрат так обмельчает, что уже не будет соединяться с Тигром в реку Шатт аль-Араб. Но вернусь к прерванному разговору. Итак, в прошлом году вы начали эту программу наполнения болот водой. Но экологи говорят о том, что из-за развалившейся инфраструктуры промышленности и из-за отсутствия сферы государственных услуг – уборки мусора, прочистки канализационных систем – качество воды в реках сейчас просто в плачевном состоянии.
Аззам Олвош: Да-да, Ирак использует Тигр и Евфрат практически как открытый канализационный сток. На самом деле в большинстве иракских городов вообще отсутствует система отбора отработанной канализационной воды, так что большая часть вод канализации и промышленные отходы просто сбрасываются в реки. Помните, я говорил о реке Диала. Багдадская канализационная система напрямую выходит в эту реку. Так что, из-за отсутствия водоочистительных сооружений и из-за отсутствия средств на их создание и поддержание, все спускается в Тигр и, соответственно, в Евфрат. А в западном Ираке отработанная вода после ирригации тоже по каналам спускается обратно в Евфрат. Качество воды с севера к югу Ирака ухудшается в геометрической прогрессии. А в районе Басры вода становится по-настоящему грязной. И я лично боюсь, что после того, как будет восстановлена государственная промышленность, ситуация ухудшится просто драматическим образом. До падения режима Саддама Хусейна в Ираке было 192 государственных предприятия. Все они спускали отработанную воду по каналам в Тигр и Евфрат. Если эти заводы вновь начнут работать без какого бы то ни было экологического контроля за их отходами, то я просто не представляю себе, что произойдет с водой. Кстати, болота – до того, как их в 80-х годах, после столкновений между иракскими военными и населением болот, стали осушать – служили своеобразным биологическим фильтром, защищали Персидский залив от 90 процентов промышленных отходов. Это был самый большой природный фильтр, который только можно себе представить. Корни тростника на 90-95 процентов очищают воду от гидрокарбонатов и биологических нечистот. Они впитывают даже некоторые тяжелые металлы. И некоторые странные болезни, которые были замечены в Басре в 90-х годах, по моему ощущению, связаны с загрязнением воды, а не с тем фактом, что в войне 1991 года применялся обедненный уран, как это всегда утверждалось. У нас нет пока средств, чтобы проверить эту теорию и выдвинуть настоящие научные гипотезы на этот счет, но для иракцев, живущих к югу от Багдада, загрязнение воды представляет серьезную проблему. Потому что Багдад производит огромное количество отходов.
Ирина Лагунина: Аззам Олвош, директор программы «Природа Ирака».
