19 октября в Петербурге начнется фестиваль «Балтийский дом». И он будет совсем необычным. Прежде приходилось видеть фестивальные афиши, составленные спектаклями по одной и той же пьесе – скажем, чеховской «Чайке» в разных интерпретациях. Бывало и такое, что неделями на одной сцене разные театры представляли сочинения одного драматурга – так был устроен фестиваль пьес Николая Коляды. Но такого, чтобы в течение десяти дней на самой большой сцене города показывали все сохранившиеся в репертуаре спектакли одного режиссера, припомнить не удается.
А если сказать, что это спектакли вильнюсского театра «Мено Фортас» в постановке Эймунтаса Някрошюса (многофигурные, многочасовые композиции), то сама затея покажется утопической. Однако программа фестиваля сверстана, и в ней: «Гамлет», «Макбет» и «Отелло» (весь шекспировский цикл Някрошюса), а также дилогия «Времена года» по классику литовской литературы Донелайтису, библейская «Песнь Песней» и «Фауст» Гете, никогда прежде не ставившийся ни в России, ни в Литве. Мало того, из архивов удалось поднять чудом сохранившиеся видеозаписи старых спектаклей, в том числе, прославленных на весь мир «Квадрата» и «Пиросмани». Одним словом, люди получат возможность увидеть – один за другим, один лучше другого – почти все спектакли великого мастера.
Эймунтас Някрошюс – едва ли не самая мощная фигура современного мирового театра. Из его спектаклей легко красть, растаскивать их по фразам, и только ленивый так не поступал, но, как верно заметила Лариса Солнцева, Някрошюс создал свою собственную грамматику. И она неповторима.
Нет человека, любящего театр, который забудет танец Отелло и Дездемоны, или то, как тщательно перед дуэлью Тузенбах подбирает крошки с тарелки, пытаясь в последний раз насладиться малостями жизни. Как Офелия дает подуть на обожженный палец брату Лаэрту, и потом, сходя с ума, протягивает палец Клавдию и Гертруде, а они – чужие – не понимают ее жеста.
Кажется, что Някрошюс мог бы стать великим режиссером кукольного театра – таким, как Резо Габриадзе или Филипп Жанти. Он обладает уникальным умением одушевить любой предмет, появляющийся в спектакле. Фантазия режиссера грандиозна, но не своевольна, – его образы всегда рождаются из текста.
Непонятно, отчего Эймунтас Някрошюс не пишет стихов, почему столь мощный поэтический гений вынужден оперировать такой грубой фактурой, как театр. Некрошюс строит свои спектакли из простейших материалов – дерева, камня, железа, огня, воды, земли, но по мере развития действия все они приобретают символическое значение. Отрываясь от быта, они преобразуются волей художника в ассоциативные образные ряды. Някрошюс превращает самые известные сюжеты мировой литературы в личное высказывание. К христианской молитве идет от языческого обряда. Ставит спектакли о разлагающемся бытии. О разрушенных основах человеческой жизни. О логике относительности всего и вся, которая навязывается современному миру и легко принимается им за реальность. Собственным, ни на чей непохожим, театральным языком Някрошюс из спектакля в спектакль рассказывает об отношениях смертных с богами и о смысле всего сущего. Он задает – в первую очередь, самому себе – вечные и проклятые вопросы. Он нагружает свои сценические поэмы философскими и теологическими проблемами. Он уважает зрителей и, пробуждая в них способность к размышлению, заставляет их уважать самих себя.
