«Здравствуйте, Анатолий Иванович! Вчера у нас в Екатеринбурге был митинг памяти Анны Политковской. Вернее, два митинга, на расстоянии 500 метров, с интервалом в час. Один - "гламурный", в шикарном зале человек на 300, правда, заполненном процентов на 10. Организовали его местный Мемориал и Союз журналистов. Журналистов, правда, почти не было. Другой митинг - "маргинальный", на площади 1905 г., возле памятника Ленину. Было там человек 70, много молодежи. Организаторы - Объединенный гражданский фронт и Движение против насилия. Участвовали также местные анархисты. Выступавшие говорили не только об Анне, но и о наступлении власти на свободу слова, на гражданское общество. Глеб Эделев рассказывал, как накануне обзванивал журналистов, приглашая на митинг, а те отвечали, что им некогда, надо работать, не до Политковской. Все же некоторые журналисты пришли. Один сказал, что статью о митинге напишет, но ее, конечно, не опубликуют. Сейчас ситуация в местной прессе хуже, чем при коммунистах. Раньше хоть были известны правила игры, а сейчас - полный беспредел. Состоялся, например, митинг против ВВП (всеобщей воинской повинности). Местное телевидение его снимало, даже объявило о предстоящей передачи. А самой передачи не было. Вот такая у нас интересная жизнь. Александр Ливчак, Екатеринбург».
Следующее письмо: «Не так давно, нажимая кнопки телевизора, я случайно наткнулся на съезд (или как это теперь называется?) руководящей и направляющей партии России. Вижу: на трибуне то ли ткачиха, то ли доярка, то ли свинарка. От своего и народного имени она слёзно просит президента России опять взойти на бугор и продолжать чутко пасти овец. А он за её спиной сидит и усердно конспектирует её слова. Делегаты выступали ещё и ещё, а он скромненько так всё строчит и строчит у себя на бумажке, изредка бросая взгляды в зал, как тот герой из "12 стульев", который смущался от пропажи вещей в его богадельне, которые сам же и воровал. После всех речей президент вышел на трибуну и, подавляя своё смущение (во какова силушка воли!), коротко дал согласие порулить и тут же исчез, не дослушав бурных и продолжительных аплодисментов. Что вам сказать, Анатолий Иванович? Испытал я чувство глубокого удовлетворения, что Россию при таком положении дел ожидает советский конец. Либо у человека есть совесть, и она его грызёт, когда на его глазах откровенно врут про него же, любимого, и поэтому он прячет глаза. Либо же, напротив, совести нет, иначе трудно объяснить его согласие участвовать в этом спектакле и сыграть заготовленную роль. А в общем, можно прийти к выводу, что со стыдом и у него, и у того съезда, и у всей необъятной страны не всё по-человечески. Николай Романович».
Как раз по-человечески, Николай Романович, как раз по-человечески – по-каковски же ещё? Вот это мне захотелось сказать после вашего письма, хотя понятно и то, что хотели сказать вы. Конечно, Россию ожидает советский конец, если понимать под советским концом падение общественного порядка, сложившегося в последнее десятилетие. Приближение конца интересно замечать по мелочам. Никому не известный человек становится главой правительства, чуть ли не в тот же день отправляется куда-то в народную гущу (в пензенскую, кажется, гущу), посещает, естественно, детский сад и там, у крохи лет четырёх, спрашивает, знает ли она, кто теперь в России руководит правительством…
«Занятый своими делами, - читаю в следующем письме, - я всё-таки давно и пристально наблюдаю за жизнью страны. Сперва был страх, потом - сдержанный оптимизм, после - даже что-то похожее на гордость, а потом все это сменилось болью и чувством безнадежности и позора. Даже стало стыдно, что я - русский. Сейчас строфа Игоря Губермана стала почти девизом:
Тот, кто на жизнь в моей стране
Взглянул со стороны,
Живут отныне в стороне
От жизни их страны.
Я бросил считать "плюсы" и вижу одни "минусы". Это, вероятно, психологическое - тошнит от этих гэбистских харь».
Из следующего письма прочитаю три строки: «МногоНЕуважаемый Анатолий Иванович! Я верю в Бога, верю в судьбу, поэтому предрекаю вам печальную судьбу, но вы её заслужили своей верной службой сами знаете кому – американскому золотому тельцу».
Это что, дорогой, - некоторые верят одновременно не только в Бога и судьбу, но и в домовых, и в коммунизм, и в заговоренную воду, и… во что они только не верят! Мне почему-то кажется, что вы больше всего верите, как настоящий язычник, в силу своего заклинания, в то, что вы таки накличете на меня кару. Хорошо, что обращаетесь по этому делу только к Богу. Некоторые, бывало, обращались и в более близкие к ним инстанции.
В прошлой передаче я прочитал письмо слушателя, который прислал на «Свободу» сделанный из космоса снимок Корейского полуострова. На этом снимке он, по его словам, увидел наглядный результат исторического выбора, сделанного 60 лет назад двумя Кореями. Северная взяла за образец Советский Союз, Южная – Соединённые Штаты Америки. На меня этот снимок тоже произвёл сильное впечатление. Нижняя половина (Южная) залита светом, а верхняя (Северная) – погружена в темноту. Я дал задание слушателям «Свободы»: найти и прислать мне космические снимки Белоруссии, Прибалтики, Польши и Украины. «Задание» - это не моё слово. У меня была просьба, педагогическая просьба, но первый же откликнувшийся слушатель отрапортовал:
«Ваше задание, Анатолий Иванович, выполнил. Прилагаю космический портрет не только Белоруссии, Прибалтики, Польши и Украины, а и европейской части России. Как видите, по критерию освещённости дела и в Белоруссии, и в России, и в Украине совсем неплохи. Другое дело, что электрификация территории сильно опережает электрификацию мозгов. В этом есть суть и трагедия российского сознания. Михаил Кашлев».
Другой слушатель - Георгий Лазарович из Черновиц, прислал ночной снимок всего мира: «Весь мир у меня получился методом монтажа, - пишет он. Как когда на одной стороне земного шара день, то на другой – ночь. И сколько я баллов заработал по вашему педагогическому соображению?», - спрашивает он. С удовольствием ставлю вам «пятёрку», Георгий, то есть, высший балл.
А вот некоторые слушатели, как и следовало ожидать, вместо того, чтобы выполнить моё задание, решили нагрузить меня своим. «Пришлите мне, пожалуйста, - пишет один из них, - тот снимок Корейского полуострова, о котором вы сказали в своей передаче, - интересно посмотреть. Сам найти пока не могу – не получается, а глянуть не терпится». Я выполнил просьбу этого слушателя, но, со свойственной мне вежливостью, написал ему, что он нахал, из чего, мол, заключаю, что он молодой человек. Он ответил так: «Я не молодой – просто хорошо сохранился». Понравился мне этот ответ… Я сам человек не обидчивый (во всяком случае, стараюсь быть необидчивым, воспитываю себя в этом духе), и люблю необидчивых. А кто их не любит? И кого вообще любить, если не таких людей?!
Читаю письмо из Соединённых Штатов Америки:
«Здравствуйте, Анатолий. Понимаю, что вы работаете на дядю Сэма и не можете ничего сказать вопреки политике радиостанции, поэтому эта информация лично для вас, для расширения кругозора, так сказать.
Вот уже шесть лет, как я живу в США. Демократией здесь и не пахнет.
Есть в нашем городе рельсовый завод. Я хотел туда устроиться, но передумал. Работа там тяжёлая. Воздух пропитан пылью, так как рельсы шлифуют на точильном камне, а вентиляции я что-то не заметил. Я уже не говорю о жаре. Условия хуже, чем на советских заводах. Американец не стал бы там и за двадцать долларов в час работать. Там работают приезжие из Украины и Польши, платят им восемь долларов в час. Один украинец и один поляк оказались слишком умными и попытались создать профсоюз. Но нанятые капиталистом адвокаты хорошо поработали, и вопрос был закрыт, а зачинщиков уволили. Мне вспоминается Лех Валенса - как Америка во
всю глотку орала в его защиту. Около пятидесяти миллионов американцев не имеют медицинских страховок. В основном, это рабочие и представители так называемого среднего класса, который исчезает прямо на глазах.
Только за кровать в больнице нужно платить в среднем тысячу долларов в сутки. А самая простенькая операция стоит минимум десять тысяч. Для тех, кто не знает, скажу, что мало кто из рабочих имеет наличными 10 тысяч. Трудовая Америка тоже живёт от зарплаты до зарплаты. Если человек заболел и не имеет страховки - это трагедия. Его лечат, но при этом забирают все, что у него есть, включая дом. Тысячи рабочих, на чьих плечах держится
экономика, теряют дома, теряют всё, потому что попали в больницу. И только после того, как заберут у них всё, государство начинает платить за лечение обездоленного, если он к этому времени ещё не умер. Кроме выплаты порой астрономических зарплат врачам, больницы тратят десятки миллионов на всякую ерунду. Вот бы написать художественно-документальный роман, в котором создать реалистический образ среднего американца, на плечах которого всё ещё держится загнивающая страна. Американцы, которым уже за сорок, обсуждали сегодня на работе внешний вид Бритни Спирс. Очень важная тема, важнее которой может быть разве что выступление местной команды по регби. Спорт и поп культура - вот две темы, которые любят обсуждать американцы, будто бы и других тем нет, будто бы не лохотронит их правительство, работодатели, страховые компании. Куда важнее то, что Бритни растолстела... Пётр Иванов», - так подписано это письмо.
Следующее письмо тоже из Америки: «Приехал я в США на деньги Сороса поработать научным сотрудником в университете. Привез с собой жену и шестилетнего ребенка - полностью глухого от рождения. Через шесть лет нашел работу завлаба, каковым и являюсь уже десять лет. В моей лаборатории, в основном, работают русские, есть полька, француженка и американские студенты, проходящие у меня стажировку. Сыну здесь сделали операцию по восстановлению слуха. В этом году он закончил колледж по специальности "Компьютерная наука и инженерия". Стоимость операции – пятьдесят тысяч долларов, всё покрыла страховка жены. Микрокомпьютер и его наладка (заушный компьютер ловит и анализирует звуки и посылает их в мозг, минуя мертвый слуховой нерв) обошлись нам в копейки. Реальная цена – несколько тысяч долларов. Два-три моих последних посещений врача стоили мне примерно 50 долларов. Лекарства тоже полностью покрывались страховкой. Замечу, однако, что выбор правильной страховки (выбор велик) и соответствующая переписка занимали уйму времени. Стоимость обучения сына – 45 тысяч долларов в год. У него были отличные отметки, и колледж сразу дал ему 23 тысячи в год стипендии. Операция по восстановлению слуха не перевела его в разряд слышащих - он по-прежнему инвалид. По этой причине колледж бесплатно предоставил спецприбор и наладчика. На лекциях и семинарах его сопровождал человек, который стенографировал всё, происходящее в аудитории и передавал это в режиме реального времени на компьютер моего сына. Стоимость этой услуги – около 20 тысяч в год. Осталось добавить, что этот колледж – частный, то есть, зарабатывающий деньги. Однако у меня в голове как-то не складывается простая схема "деньги-товар". Вообще, высокая стоимость медицинских услуг в Америке – проблема номер один».
Чем можно объяснить разницу между этими двумя письмами? Во-первых, тем, что жизнь даже в Америке есть жизнь – она полосатая, в ней сколько угодно контрастов. В советское время писали в газетах: «Нью-Йорк – город контрастов», «Париж – город контрастов», «Лондон – город контрастов». Из мировых столиц только Москва не была городом контрастов. Во-вторых, обратим внимание на цели, которые ставят перед собою автор первого письма и автор – второго. Первый ставит своей целью расширить мой кругозор, то есть, уязвить меня, прищучить, второй решил просто рассказать кое-что о своей жизни в Америке. Хочу обратиться к тем слушателям, которые захотят откликнуться на эти письма. Не будем придираться к словам Петра Иванова, что в Америке и не пахнет демократией. Не надо. Не надо говорить ему, что даже в России, даже в Белоруссии (!) есть кое-какой запашок демократии. Не пахнет – для него в Америке – так не пахнет.
Вот ещё письмо о Корейском полуострове и не только о нём. «Я моряк с большим стажем. Вы рассказали про Северную Корею - что ночью из космоса видно только одну звездочку: Пхеньян. Это истиная правда. Мне довелось в середине 90-х трижды побывать в северо-корейском порту Хыннам. Когда подходишь к любому крупному порту, зарево видно за много часов. И вот подходим мы к Хыннаму. Темень – даже маяков не видать. Когда нас поставили к причалу, мы увидали, что это довольно большой город, но освещения даже в порту не было. Только палубное освещение на судах. В порядке исключения нас повезли в город – показали огромный памятник великому вождю. Детки дошкольного возраста ладошками сгребали снег с мраморных плит. В окнах домов (похожих на наши хрущевки) не было занавесок. Нам сказали: у нас все на виду, прятаться нам не от кого. Лампочки в квартирах были очень маленькие – 20-25 ватт. После заката все должны сидеть по домам, смотреть единственную телепрограмму про любимого вождя. Я думаю, - продолжает автор, - что за эти годы там мало что изменилось, о чем и свидетельствуют снимки из космоса. В те же годы бывал я и в Южной Корее. Небо и земля. Как они собираются объединяться, уму непостижимо. Бывал я, само собою, и на Аляске. Сейчас всё толкуют, что-де неправильно она была продана дяде Сэму. Что вот-де русские принесли веру Христову аборигенам. Так вот, в те времена плавали наши предки еще под парусами. Чтобы пройти из Кронштадта до Аляски, требовалось около полугода, а то и более. Не было Владивостока, а Петропавловск-Камчатский был деревней с малым гарнизоном. Флота, способного доставить туда экспедиционный корпус русской армии, не имелось. Как и телеграфа. Так что если бы американцы водрузили на Аляске свой звёздно-полосатый, мы узнали бы о случившемся не скоро. Так что вся эта сегодняшняя патриотическая болтовня, она и есть болтовня. А если бы Аляска и осталась в наших владениях, то там была бы еще одна Магаданская губерния - Тьмутаракань беспросветная. С приветом и лучшими пожеланиями В.А.Болотенко». Спасибо за письмо, моряк! Без патриотической болтовни не живёт ни одна страна. Но болтовня в свободной стране – это одно, а болтовня в России или в той же Северной Корее – другое. Этим я объясняю ваше письмо. Из свободных стран такие письма не приходят.
«Досточтимый Анатолий Иванович! В одной из своих передач вы прочитали письмо пожилой женщины, которая расстраивается из-за того, что молодёжь в России ничего не знает и не хочет знать даже о недавнем о прошлом своей страны. Увы, для меня это не новость. Я живу в Риге. Не Россия, но всё же… Русской молодёжи здесь много. Уже в XXI веке на сцене Рижского театра русской драмы шел «Евгений Онегин». Юная секретарша театра отправилась в зал на свободное местечко. После первого действия влетела на свое рабочее место совершенно потрясенная, с криком: «Только не говорите, что будет дальше!» История подлинная. С уважением
Алексей Скаредов».
Ещё одно письмо на ту же тему: «Доброго вам здравия, Анатолий Иванович! Я что-то вроде христианского консерватора и политического национал-либерала, уважаю людей, которые не стыдятся чётко идентифицировать себя как представителя определённой нации. Мой родной язык русский, но учусь, говорю и хотел бы думать по-украински. Живу в Украине, средненький такой городок с перебоями воды, загаженными уличками и хамоватенькими жителями – в общем, всё нормально, а мне в демократическом интернете так и вовсе хорошо. Имея первую группу инвалидности по зрению, учусь на филфаке университета имени Шевченко. Многие из тех, кто старше, не стесняются восхищаться такими, как я: мол, "нифига-се". Меня уже просто достало то, что "совковые" знакомые считают даже само поступление в университет подвигом. Выгодно отличаются мои сверстники: нет той подчёркнутой предупредительности, неприличного выражения сочувствия – относятся, как к обычному человеку. А прошлым таки не интересуются. Мне повезло – есть у меня дед-коммунист и есть радио "Свобода". Дед так классно рассказывал о советской жизни, что лет в десять я ему поверил, пока на свою беду он не купил мне приёмник... Но я хотел бы спросить старых людей: а насколько вам было интересно прошлое ваших родителей? Думается мне, что если бы сильно интересовались, то не было бы среди вас столько партийных карьеристов, всё-таки "Софья Власьевна" не из всего предшествовавшего вам поколения совесть вытравила. Правда, часто говорят о господствовавшей в советское время морали, культуре, но зачем нам сегодня мораль из-под палки?».
Не называю молодого человека, написавшего это письмо. Знаете, почему? Из-за его деда-коммуниста. Вдруг старик услышал бы – для него это был бы удар. Так старался вырастить коммуниста, а получился «христианский консерватор и политический национал-либерал», да к тому же, украинский национал-либерал…
«Добрый день, господин Стреляный! Обижаюсь на вас. Ни на одно своё письмо ответа я от вас не получил, ни одного вы не огласили хотя бы частично. Я бывший северный шахтёр, золотоискатель, морской рыбодобытчик Лившиц Евгений Иванович, фамилия от деда-перехреста. Меня возмутила повальная реабилитация злостного врага российского народа Ельцина Бориса Абрамовича (имею основания подозревать такое его отчество). В его окружении русских людей – пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать. И сейчас в правительстве одни Борисовичи и Абрамовичи». В таком духе исписано несколько страниц. В конце: «Прошу вас, пан Анатолий, передать это письмо и мою оду господину Лимонову, истинному патриоту Родины». Да, к письму приложена длиннющая «ода». В ней говорится: «Раздел, разул, но дал свободу, я вдохновлён и сочиняю оду». Чёрт вас, антисемитов, поймёт, господин Лившиц, поэтому я и выбрасываю такие письма, как ваше, не всегда и дочитав. Насколько я понимаю, к своему деду-еврею вы претензий не имеете, потому что он, по вашему слову, перехрест. Но откуда вам знать: может быть, те мужики во власти, чьи отчества бросают вас в дрожь, тоже перехресты или выкресты, как чаще говорят, или дети, внуки выкрестов, как вы?.. И просите своё письмо переслать господину Лимонову, которого называете «истинным патриотом нашей Родины» и «господином»… Но Лимонов не господин, а «товарищ», он большевик, а большевики – убеждённейшие интернационалисты, в своё время они таких, как вы, расстреливали. Вот я и спрашиваю: как вы себя понимаете? Кто вы в конце концов такой? Если считаете себя христианином, то это самозванство, потому что Христос был интернационалистом. Если считаете себя большевиком, то и это самозванство. В общем-то, мне безразлично, кем вы себя считаете. Больше мне не пишите. Как только увижу вашу фамилию на конверте, выброшу, не открывая.
Раз в несколько месяцев в почте радио «Свобода» оказывается письмо о духоте и чаде в храмах по всей России. Читаю очередное такое письмо: «Хочу рассказать вам о творчестве одного подмосковного художника. Он продаёт свои работы на базаре. На одной довольно большой картине изображена церковь, в которую идут прихожане в противогазах. Художник рассказывает, что сам посещает храм и после этого сваливается с головной болью и даже судорогами от угарного газа. Храмы не проветриваются, а горящих свечей он как-то насчитал более восьмисот штук. При горении даже самых чистых природных веществ образуется угарный газ, и в замкнутых пространствах без вытяжки и вентиляции это опасно для здоровья, объясняет художник. Его картина называется: «Грех попов против Церкви Христовой». Есть у него и другие картины на церковные темы. Один портрет называется: «Курилл Спиртов». Многие догадываются, кто имеется в виду». Догадался и я, но Бог с ним, с этим Куриллом. Удивления достойны батюшки по всей России. Ведь они же первые и больше всех страдают от угара в своих храмах – и ничего не предпринимают.
И под конец – письмо от ещё одного знатока разных народов. Он подробно объясняет, за что не любит немцев, поляков и, конечно, евреев, а в конце – коротко – кого любит. «Очень люблю итальянцев, испанцев, латиноамериканцев. Чудесные народы! Добрые, красивые, говорят на красивых языках. Они всегда готовы к дружбе. С такими народами я бы с удовольствием общался». Я хотел для красного словца спросить этого слушателя, почему он уверен, что они захотели бы с ним общаться, но потом передумал. Нашёл бы он и среди них себе подобных.
Следующее письмо: «Не так давно, нажимая кнопки телевизора, я случайно наткнулся на съезд (или как это теперь называется?) руководящей и направляющей партии России. Вижу: на трибуне то ли ткачиха, то ли доярка, то ли свинарка. От своего и народного имени она слёзно просит президента России опять взойти на бугор и продолжать чутко пасти овец. А он за её спиной сидит и усердно конспектирует её слова. Делегаты выступали ещё и ещё, а он скромненько так всё строчит и строчит у себя на бумажке, изредка бросая взгляды в зал, как тот герой из "12 стульев", который смущался от пропажи вещей в его богадельне, которые сам же и воровал. После всех речей президент вышел на трибуну и, подавляя своё смущение (во какова силушка воли!), коротко дал согласие порулить и тут же исчез, не дослушав бурных и продолжительных аплодисментов. Что вам сказать, Анатолий Иванович? Испытал я чувство глубокого удовлетворения, что Россию при таком положении дел ожидает советский конец. Либо у человека есть совесть, и она его грызёт, когда на его глазах откровенно врут про него же, любимого, и поэтому он прячет глаза. Либо же, напротив, совести нет, иначе трудно объяснить его согласие участвовать в этом спектакле и сыграть заготовленную роль. А в общем, можно прийти к выводу, что со стыдом и у него, и у того съезда, и у всей необъятной страны не всё по-человечески. Николай Романович».
Как раз по-человечески, Николай Романович, как раз по-человечески – по-каковски же ещё? Вот это мне захотелось сказать после вашего письма, хотя понятно и то, что хотели сказать вы. Конечно, Россию ожидает советский конец, если понимать под советским концом падение общественного порядка, сложившегося в последнее десятилетие. Приближение конца интересно замечать по мелочам. Никому не известный человек становится главой правительства, чуть ли не в тот же день отправляется куда-то в народную гущу (в пензенскую, кажется, гущу), посещает, естественно, детский сад и там, у крохи лет четырёх, спрашивает, знает ли она, кто теперь в России руководит правительством…
«Занятый своими делами, - читаю в следующем письме, - я всё-таки давно и пристально наблюдаю за жизнью страны. Сперва был страх, потом - сдержанный оптимизм, после - даже что-то похожее на гордость, а потом все это сменилось болью и чувством безнадежности и позора. Даже стало стыдно, что я - русский. Сейчас строфа Игоря Губермана стала почти девизом:
Тот, кто на жизнь в моей стране
Взглянул со стороны,
Живут отныне в стороне
От жизни их страны.
Я бросил считать "плюсы" и вижу одни "минусы". Это, вероятно, психологическое - тошнит от этих гэбистских харь».
Из следующего письма прочитаю три строки: «МногоНЕуважаемый Анатолий Иванович! Я верю в Бога, верю в судьбу, поэтому предрекаю вам печальную судьбу, но вы её заслужили своей верной службой сами знаете кому – американскому золотому тельцу».
Это что, дорогой, - некоторые верят одновременно не только в Бога и судьбу, но и в домовых, и в коммунизм, и в заговоренную воду, и… во что они только не верят! Мне почему-то кажется, что вы больше всего верите, как настоящий язычник, в силу своего заклинания, в то, что вы таки накличете на меня кару. Хорошо, что обращаетесь по этому делу только к Богу. Некоторые, бывало, обращались и в более близкие к ним инстанции.
В прошлой передаче я прочитал письмо слушателя, который прислал на «Свободу» сделанный из космоса снимок Корейского полуострова. На этом снимке он, по его словам, увидел наглядный результат исторического выбора, сделанного 60 лет назад двумя Кореями. Северная взяла за образец Советский Союз, Южная – Соединённые Штаты Америки. На меня этот снимок тоже произвёл сильное впечатление. Нижняя половина (Южная) залита светом, а верхняя (Северная) – погружена в темноту. Я дал задание слушателям «Свободы»: найти и прислать мне космические снимки Белоруссии, Прибалтики, Польши и Украины. «Задание» - это не моё слово. У меня была просьба, педагогическая просьба, но первый же откликнувшийся слушатель отрапортовал:
«Ваше задание, Анатолий Иванович, выполнил. Прилагаю космический портрет не только Белоруссии, Прибалтики, Польши и Украины, а и европейской части России. Как видите, по критерию освещённости дела и в Белоруссии, и в России, и в Украине совсем неплохи. Другое дело, что электрификация территории сильно опережает электрификацию мозгов. В этом есть суть и трагедия российского сознания. Михаил Кашлев».
Другой слушатель - Георгий Лазарович из Черновиц, прислал ночной снимок всего мира: «Весь мир у меня получился методом монтажа, - пишет он. Как когда на одной стороне земного шара день, то на другой – ночь. И сколько я баллов заработал по вашему педагогическому соображению?», - спрашивает он. С удовольствием ставлю вам «пятёрку», Георгий, то есть, высший балл.
А вот некоторые слушатели, как и следовало ожидать, вместо того, чтобы выполнить моё задание, решили нагрузить меня своим. «Пришлите мне, пожалуйста, - пишет один из них, - тот снимок Корейского полуострова, о котором вы сказали в своей передаче, - интересно посмотреть. Сам найти пока не могу – не получается, а глянуть не терпится». Я выполнил просьбу этого слушателя, но, со свойственной мне вежливостью, написал ему, что он нахал, из чего, мол, заключаю, что он молодой человек. Он ответил так: «Я не молодой – просто хорошо сохранился». Понравился мне этот ответ… Я сам человек не обидчивый (во всяком случае, стараюсь быть необидчивым, воспитываю себя в этом духе), и люблю необидчивых. А кто их не любит? И кого вообще любить, если не таких людей?!
Читаю письмо из Соединённых Штатов Америки:
«Здравствуйте, Анатолий. Понимаю, что вы работаете на дядю Сэма и не можете ничего сказать вопреки политике радиостанции, поэтому эта информация лично для вас, для расширения кругозора, так сказать.
Вот уже шесть лет, как я живу в США. Демократией здесь и не пахнет.
Есть в нашем городе рельсовый завод. Я хотел туда устроиться, но передумал. Работа там тяжёлая. Воздух пропитан пылью, так как рельсы шлифуют на точильном камне, а вентиляции я что-то не заметил. Я уже не говорю о жаре. Условия хуже, чем на советских заводах. Американец не стал бы там и за двадцать долларов в час работать. Там работают приезжие из Украины и Польши, платят им восемь долларов в час. Один украинец и один поляк оказались слишком умными и попытались создать профсоюз. Но нанятые капиталистом адвокаты хорошо поработали, и вопрос был закрыт, а зачинщиков уволили. Мне вспоминается Лех Валенса - как Америка во
всю глотку орала в его защиту. Около пятидесяти миллионов американцев не имеют медицинских страховок. В основном, это рабочие и представители так называемого среднего класса, который исчезает прямо на глазах.
Только за кровать в больнице нужно платить в среднем тысячу долларов в сутки. А самая простенькая операция стоит минимум десять тысяч. Для тех, кто не знает, скажу, что мало кто из рабочих имеет наличными 10 тысяч. Трудовая Америка тоже живёт от зарплаты до зарплаты. Если человек заболел и не имеет страховки - это трагедия. Его лечат, но при этом забирают все, что у него есть, включая дом. Тысячи рабочих, на чьих плечах держится
экономика, теряют дома, теряют всё, потому что попали в больницу. И только после того, как заберут у них всё, государство начинает платить за лечение обездоленного, если он к этому времени ещё не умер. Кроме выплаты порой астрономических зарплат врачам, больницы тратят десятки миллионов на всякую ерунду. Вот бы написать художественно-документальный роман, в котором создать реалистический образ среднего американца, на плечах которого всё ещё держится загнивающая страна. Американцы, которым уже за сорок, обсуждали сегодня на работе внешний вид Бритни Спирс. Очень важная тема, важнее которой может быть разве что выступление местной команды по регби. Спорт и поп культура - вот две темы, которые любят обсуждать американцы, будто бы и других тем нет, будто бы не лохотронит их правительство, работодатели, страховые компании. Куда важнее то, что Бритни растолстела... Пётр Иванов», - так подписано это письмо.
Следующее письмо тоже из Америки: «Приехал я в США на деньги Сороса поработать научным сотрудником в университете. Привез с собой жену и шестилетнего ребенка - полностью глухого от рождения. Через шесть лет нашел работу завлаба, каковым и являюсь уже десять лет. В моей лаборатории, в основном, работают русские, есть полька, француженка и американские студенты, проходящие у меня стажировку. Сыну здесь сделали операцию по восстановлению слуха. В этом году он закончил колледж по специальности "Компьютерная наука и инженерия". Стоимость операции – пятьдесят тысяч долларов, всё покрыла страховка жены. Микрокомпьютер и его наладка (заушный компьютер ловит и анализирует звуки и посылает их в мозг, минуя мертвый слуховой нерв) обошлись нам в копейки. Реальная цена – несколько тысяч долларов. Два-три моих последних посещений врача стоили мне примерно 50 долларов. Лекарства тоже полностью покрывались страховкой. Замечу, однако, что выбор правильной страховки (выбор велик) и соответствующая переписка занимали уйму времени. Стоимость обучения сына – 45 тысяч долларов в год. У него были отличные отметки, и колледж сразу дал ему 23 тысячи в год стипендии. Операция по восстановлению слуха не перевела его в разряд слышащих - он по-прежнему инвалид. По этой причине колледж бесплатно предоставил спецприбор и наладчика. На лекциях и семинарах его сопровождал человек, который стенографировал всё, происходящее в аудитории и передавал это в режиме реального времени на компьютер моего сына. Стоимость этой услуги – около 20 тысяч в год. Осталось добавить, что этот колледж – частный, то есть, зарабатывающий деньги. Однако у меня в голове как-то не складывается простая схема "деньги-товар". Вообще, высокая стоимость медицинских услуг в Америке – проблема номер один».
Чем можно объяснить разницу между этими двумя письмами? Во-первых, тем, что жизнь даже в Америке есть жизнь – она полосатая, в ней сколько угодно контрастов. В советское время писали в газетах: «Нью-Йорк – город контрастов», «Париж – город контрастов», «Лондон – город контрастов». Из мировых столиц только Москва не была городом контрастов. Во-вторых, обратим внимание на цели, которые ставят перед собою автор первого письма и автор – второго. Первый ставит своей целью расширить мой кругозор, то есть, уязвить меня, прищучить, второй решил просто рассказать кое-что о своей жизни в Америке. Хочу обратиться к тем слушателям, которые захотят откликнуться на эти письма. Не будем придираться к словам Петра Иванова, что в Америке и не пахнет демократией. Не надо. Не надо говорить ему, что даже в России, даже в Белоруссии (!) есть кое-какой запашок демократии. Не пахнет – для него в Америке – так не пахнет.
Вот ещё письмо о Корейском полуострове и не только о нём. «Я моряк с большим стажем. Вы рассказали про Северную Корею - что ночью из космоса видно только одну звездочку: Пхеньян. Это истиная правда. Мне довелось в середине 90-х трижды побывать в северо-корейском порту Хыннам. Когда подходишь к любому крупному порту, зарево видно за много часов. И вот подходим мы к Хыннаму. Темень – даже маяков не видать. Когда нас поставили к причалу, мы увидали, что это довольно большой город, но освещения даже в порту не было. Только палубное освещение на судах. В порядке исключения нас повезли в город – показали огромный памятник великому вождю. Детки дошкольного возраста ладошками сгребали снег с мраморных плит. В окнах домов (похожих на наши хрущевки) не было занавесок. Нам сказали: у нас все на виду, прятаться нам не от кого. Лампочки в квартирах были очень маленькие – 20-25 ватт. После заката все должны сидеть по домам, смотреть единственную телепрограмму про любимого вождя. Я думаю, - продолжает автор, - что за эти годы там мало что изменилось, о чем и свидетельствуют снимки из космоса. В те же годы бывал я и в Южной Корее. Небо и земля. Как они собираются объединяться, уму непостижимо. Бывал я, само собою, и на Аляске. Сейчас всё толкуют, что-де неправильно она была продана дяде Сэму. Что вот-де русские принесли веру Христову аборигенам. Так вот, в те времена плавали наши предки еще под парусами. Чтобы пройти из Кронштадта до Аляски, требовалось около полугода, а то и более. Не было Владивостока, а Петропавловск-Камчатский был деревней с малым гарнизоном. Флота, способного доставить туда экспедиционный корпус русской армии, не имелось. Как и телеграфа. Так что если бы американцы водрузили на Аляске свой звёздно-полосатый, мы узнали бы о случившемся не скоро. Так что вся эта сегодняшняя патриотическая болтовня, она и есть болтовня. А если бы Аляска и осталась в наших владениях, то там была бы еще одна Магаданская губерния - Тьмутаракань беспросветная. С приветом и лучшими пожеланиями В.А.Болотенко». Спасибо за письмо, моряк! Без патриотической болтовни не живёт ни одна страна. Но болтовня в свободной стране – это одно, а болтовня в России или в той же Северной Корее – другое. Этим я объясняю ваше письмо. Из свободных стран такие письма не приходят.
«Досточтимый Анатолий Иванович! В одной из своих передач вы прочитали письмо пожилой женщины, которая расстраивается из-за того, что молодёжь в России ничего не знает и не хочет знать даже о недавнем о прошлом своей страны. Увы, для меня это не новость. Я живу в Риге. Не Россия, но всё же… Русской молодёжи здесь много. Уже в XXI веке на сцене Рижского театра русской драмы шел «Евгений Онегин». Юная секретарша театра отправилась в зал на свободное местечко. После первого действия влетела на свое рабочее место совершенно потрясенная, с криком: «Только не говорите, что будет дальше!» История подлинная. С уважением
Алексей Скаредов».
Ещё одно письмо на ту же тему: «Доброго вам здравия, Анатолий Иванович! Я что-то вроде христианского консерватора и политического национал-либерала, уважаю людей, которые не стыдятся чётко идентифицировать себя как представителя определённой нации. Мой родной язык русский, но учусь, говорю и хотел бы думать по-украински. Живу в Украине, средненький такой городок с перебоями воды, загаженными уличками и хамоватенькими жителями – в общем, всё нормально, а мне в демократическом интернете так и вовсе хорошо. Имея первую группу инвалидности по зрению, учусь на филфаке университета имени Шевченко. Многие из тех, кто старше, не стесняются восхищаться такими, как я: мол, "нифига-се". Меня уже просто достало то, что "совковые" знакомые считают даже само поступление в университет подвигом. Выгодно отличаются мои сверстники: нет той подчёркнутой предупредительности, неприличного выражения сочувствия – относятся, как к обычному человеку. А прошлым таки не интересуются. Мне повезло – есть у меня дед-коммунист и есть радио "Свобода". Дед так классно рассказывал о советской жизни, что лет в десять я ему поверил, пока на свою беду он не купил мне приёмник... Но я хотел бы спросить старых людей: а насколько вам было интересно прошлое ваших родителей? Думается мне, что если бы сильно интересовались, то не было бы среди вас столько партийных карьеристов, всё-таки "Софья Власьевна" не из всего предшествовавшего вам поколения совесть вытравила. Правда, часто говорят о господствовавшей в советское время морали, культуре, но зачем нам сегодня мораль из-под палки?».
Не называю молодого человека, написавшего это письмо. Знаете, почему? Из-за его деда-коммуниста. Вдруг старик услышал бы – для него это был бы удар. Так старался вырастить коммуниста, а получился «христианский консерватор и политический национал-либерал», да к тому же, украинский национал-либерал…
«Добрый день, господин Стреляный! Обижаюсь на вас. Ни на одно своё письмо ответа я от вас не получил, ни одного вы не огласили хотя бы частично. Я бывший северный шахтёр, золотоискатель, морской рыбодобытчик Лившиц Евгений Иванович, фамилия от деда-перехреста. Меня возмутила повальная реабилитация злостного врага российского народа Ельцина Бориса Абрамовича (имею основания подозревать такое его отчество). В его окружении русских людей – пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать. И сейчас в правительстве одни Борисовичи и Абрамовичи». В таком духе исписано несколько страниц. В конце: «Прошу вас, пан Анатолий, передать это письмо и мою оду господину Лимонову, истинному патриоту Родины». Да, к письму приложена длиннющая «ода». В ней говорится: «Раздел, разул, но дал свободу, я вдохновлён и сочиняю оду». Чёрт вас, антисемитов, поймёт, господин Лившиц, поэтому я и выбрасываю такие письма, как ваше, не всегда и дочитав. Насколько я понимаю, к своему деду-еврею вы претензий не имеете, потому что он, по вашему слову, перехрест. Но откуда вам знать: может быть, те мужики во власти, чьи отчества бросают вас в дрожь, тоже перехресты или выкресты, как чаще говорят, или дети, внуки выкрестов, как вы?.. И просите своё письмо переслать господину Лимонову, которого называете «истинным патриотом нашей Родины» и «господином»… Но Лимонов не господин, а «товарищ», он большевик, а большевики – убеждённейшие интернационалисты, в своё время они таких, как вы, расстреливали. Вот я и спрашиваю: как вы себя понимаете? Кто вы в конце концов такой? Если считаете себя христианином, то это самозванство, потому что Христос был интернационалистом. Если считаете себя большевиком, то и это самозванство. В общем-то, мне безразлично, кем вы себя считаете. Больше мне не пишите. Как только увижу вашу фамилию на конверте, выброшу, не открывая.
Раз в несколько месяцев в почте радио «Свобода» оказывается письмо о духоте и чаде в храмах по всей России. Читаю очередное такое письмо: «Хочу рассказать вам о творчестве одного подмосковного художника. Он продаёт свои работы на базаре. На одной довольно большой картине изображена церковь, в которую идут прихожане в противогазах. Художник рассказывает, что сам посещает храм и после этого сваливается с головной болью и даже судорогами от угарного газа. Храмы не проветриваются, а горящих свечей он как-то насчитал более восьмисот штук. При горении даже самых чистых природных веществ образуется угарный газ, и в замкнутых пространствах без вытяжки и вентиляции это опасно для здоровья, объясняет художник. Его картина называется: «Грех попов против Церкви Христовой». Есть у него и другие картины на церковные темы. Один портрет называется: «Курилл Спиртов». Многие догадываются, кто имеется в виду». Догадался и я, но Бог с ним, с этим Куриллом. Удивления достойны батюшки по всей России. Ведь они же первые и больше всех страдают от угара в своих храмах – и ничего не предпринимают.
И под конец – письмо от ещё одного знатока разных народов. Он подробно объясняет, за что не любит немцев, поляков и, конечно, евреев, а в конце – коротко – кого любит. «Очень люблю итальянцев, испанцев, латиноамериканцев. Чудесные народы! Добрые, красивые, говорят на красивых языках. Они всегда готовы к дружбе. С такими народами я бы с удовольствием общался». Я хотел для красного словца спросить этого слушателя, почему он уверен, что они захотели бы с ним общаться, но потом передумал. Нашёл бы он и среди них себе подобных.
