Одному из самых известных чешских писателей Милану Кундере присуждена Государственная премия. Как и ожидалось, Кундера на вручение не приехал, сослался на нездоровье, однако прислал запись ответной речи.
Это первая Государственная премия Милану Кундере после бархатной революции 89-го года. Кундера — единственный чешский писатель-эмигрант, который официально ни разу не появился на родине после смены режима, заставившего его эмигрировать. Вот уже 22 года, как Кундера не дает ни одного интервью журналистам. Исключения он не делает и для своих соотечественников. Более того, знаменитый романист не разрешил переиздавать в Чехии свои ранние сборники стихов и пьесы, за исключением одной — «Якоб и его господин». Запрет этот распространяется и на романы «Книга смеха и забвения» и «Жизнь не здесь», написанные по-чешски, но вышедшие на Западе. И только в прошлом году он разрешил выпустить в Чехии роман «Невыносимая легкость бытия». До сих пор читатели привозили его из-за границы.
Писатель сам перевел с французского некоторые свои эссе и предоставил их своему издателю — чешскому драматургу, бывшему диссиденту Милану Угде. Вероятно, этим и объясняется секрет, почему в Чехии еще не вышли на чешском языке три его последних «французских» романа, переведенных, как минимум, в 30-ти странах.
На торжественном собрании по поводу вручения Кундере Государственной премии, об этом, от имени писателя, говорил директор Чешского агентства по авторским правам Иржи Срстка: «Дело в том, что Милан Кундера сам хочет переводить на чешский свои произведения. Он очень серьезно относится к переводам и говорит, что начал писать по-французски, главным образом, потому, что в мире много хороших переводчиков с французского языка, чего нельзя сказать о переводах с чешского. Он подтвердил мне, что все другие его произведения появятся у нас в авторском переводе. В течение нескольких месяцев выйдет новое эссе «Импровизация в честь Стравинского», потом он отредактирует чешские романы. Редакторская работа над новейшим изданием в Чехии «Невыносимой легкости бытия» заняла у Кундеры полгода. Вопрос выхода всех книг Кундеры в Чехии — это только вопрос времени. Нет у него никакой обиды в душе, никакого негативизма или каких-то сложных, противоречивых чувств по отношению к чехам и к чешскому обществу».
Не так давно на интернете появился пиратский перевод романа «Тождественность». Может быть, это тоже подхлестнуло писателя интенсивно заняться переводом своих романов на чешский язык. Чехи, естественно, обижены на Кундеру за то, что он, тайно приезжая в Чехию, ни разу за эти 18 лет не показался «народу». Какие могут быть причины для такого таинственного поведения? Было много домыслов и попыток разгадать загадку Кундеры. Сначала говорили, что он не хочет встречаться с президентом Вацлавом Гавелом из-за старой размолвки, произошедшей в конце шестидесятых годов. Потом из-за того, что на него посыпались упреки за ранние, юношеские стихи, в которых он восхвалял Юлиуса Фучика, упреки за то, что после войны вступил в компартию. Правда, очень быстро из нее вышел. По этому поводу иронизирует комментатор газеты «Млада Фронта Днес» Карел Штайгервальд: «Кундере прилепили у нас три несмываемые "вины": стихи времени юности коммунистического государства, недостаточное радение за "чешское дело" в эмиграции и нежелание исправить свои "грехи" покаянным возвращением. Как только у нас появляется на повестке дня Кундера, то сразу начинают кричать о какой-нибудь одной его "вине", или обо всех вместе. Очень хорошо делает Кундера, что в Чехию не ездит и с чехами ни в каких компаниях не состоит. Мои соотечественники не понимают, что то, в чем его упрекают — стихотворное творчество пятидесятых годов — он сделал одной из главных тем своих романов. Мало кто из писателей Центральной Европы проделал такую вивисекцию над самим собой. О трагедии духа, об иллюзиях героя, о танцах в хороводе, о соглашательстве со временем — обо все этом знают герои его романов в сто раз больше, чем наивные и поверхностные чешские критики, которых волнует только одно: возможность как-то укусить Кундеру и, тем самым, продемонстрировать собственный нонконформизм, духовность, судейскую строгость».
На вручение Государственной премии Кундера в Прагу не приехал. Но в зале все же прозвучал его голос. Свою ответную речь с благодарностью за премию писатель записал на пленку:
В тот самый день, когда я узнал о присужденной мне премии, я получил по почте от Иржи Менцеля кассеты с фильмами, которые я попросил. Два фильма по романам Ванчуры, несколько по Грабалу. Эти фильмы снова очаровали меня, и я вспомнил прекрасное свободолюбивое время чешских шестидесятых годов — там корни этих фильмов. Мне показалось, что меня озарил потайной смысл этих лет: от Ванчуры двадцатых и тридцатых годов до Грабала — большая парабола чешского модернизма, в котором связь между временами прерывалась, потом она снова ожила в шестидесятые годы. Она продолжалась и продолжается.
Я вспоминаю лица кинематографистов, сверстников Менцеля, моих старых друзей, и среди них лицо Эвальда Шорма. Это была идея самого Эвальда отважно надписать своим именем мою пьесу «Якоб и его господин», которая была поставлена в Чехии в тот год, когда я покинул страну и навсегда уехал во Францию. Пьесу ставили в Чехии до самого конца русской оккупации, и это давало мне иллюзию, что я по-прежнему присутствию в своей родной стране. Может быть, поэтому мне часто кажется, что я люблю эту пьесу больше всего того, что я когда-то написал. Во Франции я понял и то, что хотя я задумал ее как хвалу Дидро, ее юмор не совсем французский. И тогда я начал задавать себе вопрос: а что это вообще такое — юмор?
Во всяком случае, из всех эстетических категорий эта — наиболее неуловимая. В каждом уголке мира люди смеются по-своему и над чем-то иным. У Бертольда Брехта было, безусловно, большое чувство юмора, но его постановка Швейка свидетельствует о том, что он понятия не имел, над чем, собственно, этот Гашек смеялся.
Двадцать лет назад я опубликовал во Франции, в собственном переводе, фельетон Людвига Вацулика «Моя Европа», написанный им в 1987 году. Из двадцатилетней дали нас озаряет провидческий взгляд Вацулика на Европу наших дней. С востока и с запада она окружена двумя огромными территориями, в совершенстве униформированными, влюбленными в самих себя, тогда как богатство Европы в ее разнообразии, множестве форм, и если она однажды от них откажется, то откажется от самой себя.
Но не буду повторять мысли Вацулика, ведь вы этот его фельетон, конечно, хорошо знаете. Я хочу закончить словами благодарности тому человеку, который дал возможность выйти первому чешскому изданию книги, которую вы сейчас награждаете. Я говорю о Здене Шкворецкой. С невероятной самоотверженностью она открыла в Канаде небольшое издательство, где в течение двадцати лет печатались все чешские запрещенные авторы. И она принадлежит к тем, кто хорошо осознал страшнейшее проклятие чешской истории культуры: постоянное уничтожение ее преемственной памяти. Здена стала ангелом-хранителем непрерывности чешской словесности. Без нее все было бы по-другому. Премия, которую вы мне вручаете, пусть будет оценкой и ее труда.
Дорогие друзья, я тронут премией, которую вы мне присудили, и меня очень огорчает, что я не могу быть с вами. Еще раз спасибо.
Милан Кундера, конечно же, не раз был в Чехии после 89-го года. Только встречался он с самыми близкими друзьями молодости. Среди них на первом месте драматург, бывший диссидент Милан Угде, который в 90-е годы был министром культуры Чехии, а потом главой издательства «Атлантис», которое издает в Чехии Милана Кундеру. В связи с нынешней премией Угде написал: «В последний раз я был у Кундеры в Париже десять лет назад. Всякий раз, когда он приезжал в Чехию, мы виделись с ним. В последние годы нам остались только телефонные разговоры. Они бывают длинными. Мое издательство взяло на себя ответственность за издание всех произведений Кундеры. Кундера исключителен в своем упорстве не признавать власть средств массовой информации. Он не желает отдавать в их распоряжение свою частную жизнь, как инструмент рекламы своих произведений. Он не идет по стопам подавляющего большинства мировых авторов, которые волей-неволей становятся для публики интересней, чем то, что они написали. Кундера, в конце концов, защищает старинный принцип: писатель является собственником своего произведения и имеет неприкосновенное право на него и после его публикации. Творчество писателя, считает Кундера, не принадлежит ни обществу, ни народу, оно, прежде всего, принадлежит своему создателю».
