Ирина Лагунина: Сейчас в России практически отсутствует государственная политика в отношении научной диаспоры. В российских институтах и университетах трудно даже найти место для энтузиастов, готовых приехать за свой счет, чтобы прочесть лекции или сделать доклад для наших студентов. Во второй передаче, посвященной проблеме эмиграции ученых, доктор физико-математических наук, Президент Санкт-Петербургского математического общества Анатолий Вершик обсуждает с Ольгой Орловой, как должны строиться взаимоотношения с покинувшими Россию математиками и физиками.
Ольга Орлова: Анатолий Моисеевич, мы в предыдущей передаче говорили о том, какой урон нанесла эмиграция нашим российским научным школам. В чем вы видите сейчас выход из ситуации?
Анатолий Вершик: Мы должны понимать, что люди, которые уехали в предыдущие годы и которые хотят и заинтересованы, а большинство заинтересованы в том, чтобы наша молодежь продолжала свое приобщение к науке, чтобы они могли нам в этом помочь. Это вопрос о взаимодействии с научной диаспорой. Во-первых, таких людей много.
Ольга Орлова: То есть вы имеете в виду людей, которые хотели бы сохранять и поддерживать научные и профессиональные связи с российскими и коллегами, и студентами и аспирантами.
Анатолий Вершик: То, что это не делается – это и наша вина тоже. Потому что такие разговоры между собой мы вели и раньше. Я давно об этой идее говорил, просто это вышло на общественный уровень недавно. Но с другой стороны, об этом должна заботиться высокая общественность научная и политическая, чего совершенно не видно. Это, по-моему, никого не интересует. Никакой ясной линии, это удивительно, за 20 лет не создано. Ведь о чем мы говорим, мы могли говорить лет 15 назад, если не больше. И опять же, возвращаясь к эмиграции 70 годов, мы все понимали, какой страшный вред наносит поведение властей в этом смысле. Это как действительно железный занавес. Отъехавший человек может украдкой время от времени общаться со своими научными руководителями, коллегами и так далее. Тут на самом деле должна быть перестройка психологии. Наука прежде всего это явление, которое носит интернациональный характер. И главное, что в науке есть, что делается людьми, должно рассматриваться именно с этой точки зрения. Но с другой стороны, есть научные школы – это понятие, которое характерно именно для России по разным причинам, о которых можно отдельно говорить, именно в России роль научной школы может быть больше, чем в других странах, где много примеров крупных ученых, которые вообще не имели учеников, а у нас в России всегда люди группировались, составляли какой-то научный коллектив. Что мне кажется важным - это сохранение традиции научных школ. А поскольку, как я уже говорил, теперь они делокализованы нужно, чтобы это не стало просто разобщенностью и концом этой школы. Такая опасность есть.
Ольга Орлова: Что для этого нужно сделать? На ваш взгляд, для математиков и для физиков-теоретиков, какие формы взаимодействия профессионального со стороны нашей научной диаспоры, со стороны наших российских ученых, которые здесь находятся, какие формы были бы естественны?
Анатолий Вершик: Во-первых, у нас многого нет. Я говорил, что наша наука влилась в интернациональную, но мы многое из хорошего не переняли. Например, нам нужны так называемые позиции постдоков. Это позиции, которые получают на Западе человек, защитивший диссертацию.
Ольга Орлова: Для нас это кандидатская диссертация, это прежде всего молодой ученый, который защитил кандидатскую диссертацию.
Анатолий Вершик: Он защитил диссертацию, и он должен оглядеться, может быть сменить тематику, а может быть наоборот превратить то, что он сделал, сделать дальше и так далее. Ему нужно два-три свободных года, когда может, кстати, немножко преподавать, так это и принято на Западе. У нас таких позиций просто нет.
Ольга Орлова: При том, что наши ученые хорошо знают, есть такое явление постдиссертационный синдром, когда человек после защиты диссертации вдруг попадает в такой ступор, и он не понимает, чем ему заниматься. Ему кажется, что дальше уже бессмысленно и некуда двигаться. В принципе у нас об этом заходила речь, по крайней мере, из уст вице-президента РАН Валерия Козлова, директора математического института имени Стеклова, он говорил о том, что имело бы смысл создавать у нас такие позиции.
Анатолий Вершик: На самом деле это несложно, это небольшие деньги. Это из тех примеров, которые иллюстрируют наше, мягко выражаясь, легкомыслие, на самом деле полную профессиональную непригодность руководителей, потому что это просится, это ясно, это очевидно. И я еще должен сказать о такой традиции, она чисто американская, там обычно постдок никогда не остается в том университете, в котором он защитил диссертацию. Он не имеет право там сразу получить работу, может быть когда-нибудь.
Ольга Орлова: Чем это объясняется?
Анатолий Вершик: Я не знаю исторически, в чем были причины, но так или иначе это играет важную роль, потому что это и есть обмен между университетами. Что греха таить, у нас есть Москва, которая выделяется, и Петербург дальше. Но разумеется, потом есть такая лесенка. Если бы такие традиции были, я не вижу ничего плохого, если бы человек, защитивший диссертацию в Москве, как когда-то по распределению, но теперь совершенно по-другому, поехал в Нижний Новгород, туда, где действительно есть необходимость по его специальности и так далее. В общем это, во-первых, одна вещь – постдоки. Но есть еще более крупная и важная тема – это так называемые позиции для визитов. Это позиции, которые даются временно для гостей, для профессоров других университетов, других институтов зарубежных или своих. Цель этого состоит в том, чтобы человек, приехавший в другой институт, читал бы лекции, работал бы с коллегами, чтобы его не заботили проблемы квартирные и прочие, как это у нас бывает и мог бы какое-то время существовать в такой обстановке, где этот визит стимулировал бы дальнейшую научную деятельность.
Ольга Орлова: А сейчас проблема в том, что если какой-то ученый захочет приехать даже на свои деньги и пусть он решит потратить собственные средства, чтобы здесь месяц или другой пожить, почитать лекции, поработать, у него нет такой формальной возможности, потому что у нас сейчас везде ставки распределены, такой ставки даже пустой, даже если бесплатно, ее нет. И таким образом у него нет доступа ни к студентам, ни к аспирантам, чтобы вести семинары. То есть сейчас пустить такого преподавателя приезжего на время почти невозможно, потому что это означает автоматически, что он забирает деньги и часы у своих местных коллег, которые живут в России. И таким образом получается, что руководство университета не очень заинтересовано в том, чтобы люди приезжали. Если создаются такие позиции специально только для приезжих ученых, которые занимают это, таким образом это могло бы снять напряжение и дать возможность людям преподавать. Как вы думаете, большие на это нужны средства внутри каждого университета, чтобы, предположим, если каждый факультет создает по одной такой ставке, одна ставка для постдока, для молодого специалиста приезжего и одна ставка для приезжего профессора?
Анатолий Вершик: Да нет.
Ольга Орлова: Университеты наши могут такое себе позволить?
Анатолий Вершик: Конечно, могут. Это абсолютно практический вопрос, который решается, как я думаю, в несколько минут. Если факультет в Москве или Санкт-Петербурге, где работает 50 профессоров, если там будет две или три ставки, много ли это? Да просто смешно говорить. Это должно быть политическое решение, потому что это немножко меняет обстановку в целом. И если люди хотят, чтобы она изменилась, а это совершенно необходимая вещь, то они мгновенно найдут для этого средства и возможности.
Ольга Орлова: А как вы думаете, если речь идет о ставке российского профессора даже московского или петербургского университета, неважно, сопоставимы ли эти деньги с западными коллегами? Скажем, человек, который преподает в мюнхенском университете или берлинском, поедет ли он на такую ставку?
Анатолий Вершик: О сопоставимости лучше не говорить.
Ольга Орлова: Я понимаю, что это деликатный вопрос, но тоже практический.
Анатолий Вершик: Просто ответ на него очевиден – абсолютно несопоставимы. Я должен сказать, что мои многочисленные поездки последние 15 лет на Запад показали, что многие люди хотят поехать и они при этом не ставят перед собой ограничения с финансовой стороны по разным причинам. Во-первых, у них есть гранты, которые помогают им это делать. Проблема совсем не в этом. Но с другой стороны, опять-таки, я уже об этом писал и говорил, что мне, например, я организовывал в свое время много разных конференций, мне уже давно неудобно говорить западному профессору, что: простите, мы не можем никак помочь финансово вашему визиту. Конечно, я слышу в ответ: ну что, вы не нужно, мы все сделаем сами. Пора с этим кончать. Мы уже давно не такая бедная страна и об этом знают. Было время в начале 90 годов, когда это было очевидно, и все это прекрасно понимали. Повторяю, что здесь нужно некоторое решение, которое должно быть принято, но не уверен, что оно будет принято. Возвращаясь к вопросу о визитах, должен сказать, что эти позиции можно сделать или особые позиции или сделать некое преимущество для тех, кто работает там, но является нашим, не в том дело, что соотечественником, является воспитанником наших научных школ. Почему? Во-первых, проблема языка, он может читать лекции на русском языке. Во-вторых, это значит, что он связан со своими коллегами здесь, есть контакт и прочее. И в-третьих, что немаловажно, мне кажется, очень существенно, чтобы был контакт между диаспорой и нашей молодежью. Я получаю всегда много очень писем из разных университетов с просьбой прислать, рекомендовать молодых людей на позицию аспирантов, постдоков. И я считаю, что это должен решать сам молодой человек, поэтому у нас есть сайт в Математическом обществе «Работа», и я письма посылаю туда. Кто хочет, может воспользоваться. Но еще лучше, если профессора оттуда будут лично знакомы с молодыми людьми, могут иметь контакты. И не вижу ничего плохого, что такие контакты приведут к тому, что молодой человек поедет туда, он знает куда, знает - к кому. Это вопрос общения.
