Ирина Лагунина: На днях в Праге был торжественно открыт Институт изучения тоталитарных режимов. Сотрудники этого исследовательского центра получат доступ ко всем архивным материалам Министерства внутренних дел и Комитета государственной безопасности, относящимся к периоду нацистской оккупации и коммунистического режима в Чехословакии. Подобные исследовательские институты существуют практически во всех посткоммунистических государствах, но любопытно, что в Чехии, первой в Восточной Европе принявшей закон о люстрации, такой орган был создан в самую последнюю очередь. Над материалом работал мой коллега Ефим Фиштейн.
Ефим Фиштейн: Первоначально он должен был называться Институтом памяти народа – так же, как в Польше или, скажем, в Словакии. И заниматься он должен был изучением архивов исключительно коммунистической госбезопасности. Но такая концепция вызвала сильное сопротивление коммунистической фракции чешского парламента, и чтобы не загубить полезное начинание, его инициаторы согласились на компромисс: предметом исследований будут также архивы гестапо периода нацистской оккупации. И только материалы, относящиеся к краткому периоду после окончания второй мировой войны и до коммунистического переворота 48-го года, выпадают из поля зрения исследователей. Причем все эти годы в стране действовало Управление по документации и расследованию преступлений коммунизма. Чем вообще объясняется необходимость создания нового органа через 18 лет после «бархатной революции» и в чем его отличие от предыдущего? Естественно было задать такой вопрос директору Института доктору Павлу Жачеку.
Павел Жачек: Этого потребовала новая общественная ситуация. Люди хотели знать, что происходило в эти годы в действительности, каким образом функционировал репрессивный аппарат, как использовались силовые структуры, в том числе и органы тайной полиции. Это заставило нас пойти по тому же пути, по которому двигались исследователи в Польше или в Германии, в Румынии или в Словакии – везде рано или поздно были созданы подобные институты. У нас это получилось лишь через 18 лет после падения коммунистического режима, но следует учитывать, что общественно-политические часы везде тикают по-разному, с разной скоростью. У нас это решение созрело лишь в нынешнем году. Но надо помнить, что уже в 1995 году у нас было создано Управление по документированию и расследованию преступлений коммунизма, которое отличалось от нас тем, что это был чисто правоохранительный, следственный орган. Его сотрудники были исключительно компетентными следователями и нередко публиковали разоблачительные материалы, но в целом Управление не могло быть партнером упомянутых исследовательских центров за рубежом. Приоритетом Управления было и есть ведение следствия и уголовно-правовое преодоление прошлого – иными словами, выявление и расследование политически мотивированных преступлений коммунистического режима. В наши компетенции это не входит, поэтому можно сказать, что наши институты будут взаимодополнять, а не дублировать друг друга.
Ефим Фиштейн: Но почему все же новый центр не мог называться Институтом памяти народа, как это имеет место в Словакии или в Польше, и вынужден был изменить свое название?
Павел Жачек: Это название стало результатом политических договоренностей, принятых при обсуждении закона в Парламенте Чешской Республики. После бурного обсуждения самого понятия «память народа» было принято решение в пользу нынешнего названия Институт изучения тоталитарных режимов. Фактически это означает, что Палата представителей чешского парламента, в дополнение к периоду 1948 – 1989 гг., вменила нашему Институту в обязанность также изучение периода немецкой оккупации 1938 – 1945 годов. Тем самым, мы приблизились к польской модели, ибо Институт памяти народа тоже распространяет свою компетенцию на период немецкой оккупации 39-го – 44-го годов. В отличие от нас, однако, поляки объединили исследовательскую функцию со следственной – они расследуют преступления нацистского оккупационного режима, преступления против человечности и военные преступления, наряду с преступлениями коммунистического режима. Мы этим не занимаемся. Как уже было сказано, у нас следственные компетенции строго отделены от исследовательских функций, проводимых в соответствии с законом о доступе к архивным материалам.
Ефим Фиштейн: Давайте все-таки конкретизируем сферы вашей деятельности. Следует ли понимать так, что вы будете вести исследовательские работы о механизме функционирования нацистского и коммунистического тоталитаризма и публиковать их результаты, или же параллельно вы будете готовить доказательные материалы для возможных судебных процессов с лицами, уличенными в преступлениях?
Павел Жачек: Закон четко оговаривает и разделяет полномочия Института и полномочия подчиненного ему Архива органов безопасности. Институт занимается научными исследованиями в сферах, которые в прошлом оставались без должного внимания, несмотря на их важность, проводить воспитательную и просветительскую деятельность, организовывать выставки и экспозиции, убедительно доводить до сведения общественности преступный характер тоталитарных режимов 20-го века. Архив органов безопасности – это учреждение, которое в соответствии с действующими законами даст гражданам и специалистам возможность ознакомиться с архивными и документальными материалами, будет технически обслуживать потребности действующих органов безопасности и следственных органов, подразделений Министерства внутренних дел, отвечать на запросы по люстрационным проверкам, а в случаях, предусмотренных законом, публиковать досье и данные агентуры госбезопасности в Министерствах внутренних дел и обороны. Из этого следует что сотрудничество со следственными органами, в частности с Управлением по документированию и расследованию преступлений коммунизма, будет осуществлять прежде всего Архив. Управление по документированию в своей работе сможет полноценно использовать весь экспертный и документационный потенциал нашего Архива.
Ефим Фиштейн: Можно ли утверждать, что теперь, после объединения всех архивов органов безопасности под одной крышей, практически не осталось хранилищ и собраний дел, недоступных общественности?
Павел Жачек: Архив органов безопасности будет официально открыт 1 февраля будущего года, когда ему будут формально переданы все архивные материалы из разрозненных архивов силовых министерств. Засекреченными останутся только чисто оперативные материалы. Но их общий объем невелик.
С другой стороны, в наше распоряжение будут переданы и материалы, касающиеся деятельности обычной полиции. Это единственное собрание материалов, которые были рассекречены, но так и не попали к нам, так как активно использовались правоохранительными органами и после 89-го года.
Ефим Фиштейн: Значит ли это, что можно ожидать появления в печати новых имен секретных сотрудников коммунистической безопасности, новых связанных с разоблачениями скандалами, как это нередко случалось в прошлом?
Павел Жачек: Нельзя исключить, что такое может произойти. Но следует учитывать, что средства массовой информации интересуются в первую очередь скандальными разоблачениями известных людей, знаменитостей, истории малоизвестных стукачей их не волнуют. У нас же принципиально иные задачи. Для нас неприемлем подход средств массовой информации, которые выковыривают изюминки из сдобной булочки. Мы изучаем деятельность репрессивных органов в их комплексности, сравниваем методы и действия тайной полиции в 50-ые годы со сравнительно недавним временем - 80-ми годами. В тех досье, которые мы сейчас классифицируем и сортируем, встречается, разумеется, множество имен тех, кого Первое, то есть политическое, управление госбезопасности регистрировало как своих сотрудников или агентов. Многие из них активно использовались также и другими управлениями, например внешней разведкой, военной разведкой и контрразведкой, и даже уголовным розыском или полицией. Наши исследователи, скорее всего, время от времени будут делать неожиданные открытия, натыкаться на разные любопытные имена, но нашим приоритетом никогда не будет скандализация. Мы не можем взять на вооружение методы бульварной печати, которая выхватывает имя то одной, то другой знаменитости из исторического контекста, не имея знаний для профессиональной оценки порочащих сведений.
Ефим Фиштейн: И еще один заключительный вопрос, относящийся по-своему к философии трансформации. В Чешской Республике, в отличие от большинства других стран бывшего восточного блока, не было ни одного громкого скандала, связанного с разоблачением коммунистической агентуры на высоких государственных должностях – во всяком случае, такой силы, чтобы это потрясло основы общества или привело к правительственным отставкам. Чем вы это объясняете? Может быть, свою роль некоего фильтра сыграл и люстрационный закон, принятый на рассвете периода трансформации?
Павел Жачек: Хотя в части нашей общественности и бытует мнение, что на разных высоких государственных должностях и в важных сферах жизнедеятельности государства кишмя кишат бывшие агенты госбезопасности, это в действительно не более, чем миф. Думается, важную роль в очищении нашего общества от этой скверны сыграли законы о люстрации, из которых первый был принят в 1991. а второй – в 1992 году. Никоим образом их нельзя считать верхом совершенства. Если бы мы конструировали этот закон сегодня, мы наверняка сумели бы оградить сферу государственного управления от проникновения агентов СТБ лучше и эффективней, чем тогда, в самом начале 90-ых. И тем не менее, эти законы воспрепятствовали тому, чтобы эти тени прошлого могли проскользнуть в органы государственного управления, на руководящие должности. Исключением, разумеется, являются выборные должности, на которые коммунистическая партия может провести своих экспонентов из числа бывших секретных сотрудников СТБ. Но серьезных эксцессов, расшатывающих основы нового общественного порядка, подобных тем, которые имели место в Венгрии, Болгарии или в Польше, нам удалось избежать. Так называемый «люстрационный закон» успешно отфильтровал посягательства коммунистической агентуры на новый госаппарат. Конечно, методика проверок было во многих случаях слишком сложной, неоперативной и внутренне противоречивой, что позволило мелкой рыбешке проскочить через ячейки сети. Именно, чтобы избежать этого, и был создан наш институт, использующий унифицированную методику для изучения прошлого. А хорошо изученное прошлое не может повториться.
Ефим Фиштейн: Доктор Павел Жачек, директор пражского Института изучения тоталитарных режимов, об опыте своей страны в деле преодоления прошлого.
