Марина Тимашева: 11 февраля в Большом зале Московской Консерватории состоится концерт, посвященный дню Святого Валентина, а скорее – Дню всех влюбленных. Программу сочинил лауреат многих конкурсов, замечательный виолончелист Денис Шаповалов. В нее вошли: концерт для фортепиано, скрипки и виолончели с оркестром Бетховена, симфония для скрипки, виолончели, гобоя и фагота с оркестром Гайдна и дуэт для скрипки и виолончели с оркестром Сен-Санса. В концерте примут участие: Московский симфонический оркестр под управлением Александра Анисимова, лауреаты конкурса имени Чайковского скрипачи Николай Саченко и Никита Борисоглебский, знаменитый гобоист Алексей Уткин, фаготист Михаил Шиленков и пианист Александр Вершинин. Концерт называется «Страсть».
Что, кроме виолончели, позволяет объединить этих трех разных композиторов и эти три разные сочинения в одном концерте под таким названием как «Страсть»?
Денис Шаповалов: Кроме того, что это были очень страстные парни, их объединяет виолончель. То количество интересных инструментов, которые прозвучат в содружестве с виолончелью - и гобой, и скрипки, и рояль. Мы начнем с Сен-Санса, то есть пойдем по возрастающей, сыграем «Кончертанто» Гайдна, а закончится это все таким любовным треугольником – тройной концерт Бетховена, грандиозное произведение симфонического масштаба.
Марина Тимашева: Денис, а вы можете немного рассказать о каждом из этих сочинений, просто как профессиональный музыкант?
Денис Шаповалов: Произведение Сен-Санса называется «Дуэт для виолончели, скрипки и симфонического оркестра». Но, насколько я знаю, это был первый из пиарходов, эта наука только осваивалась, издатель, который работал с Сен-Сансом, после его смерти назвал это произведение «Поэт и Муза», видимо, прослушав произведение и почувствовав его эксцентрику и взаимосвязь между скрипкой и виолончелью, не просто как дуэт, а как какие-то отношения, может быть, даже человеческие. Там те же самые противоречия, которые возникают между мужем и женой, между поэтом и Музой. Это небольшая, двадцатиминутная история, история жизни мужчины и женщины. Гайдн это история такая, там четыре участника, четыре личности, четыре абсолютно разных инструмента. Можно сказать, что два из них принадлежат к струнной группе, а два – к духовой. Но они абсолютно разные по своей структуре по своим возможностям регистровым и тембровым. «Кончертанто» это понятие, что четыре сольных инструмента исполняют один концерт. Нет ансамбля, нет подчиненных инструментов, нет таких инструментов, которые находятся на обочине, а именно все четыре инструмента выполняют обязанность четырех солистов.
Марина Тимашева: А Бетховен?
Денис Шаповалов: О Бетховене можно говорить бесконечно. Он написал это произведение в 33 года, возраст очень символичный. Не зря мы поставили его во второе отделение. Потому что мы копим их, копим, копим, и они, в конце концов, вырываются в этом до-мажоре, в этом фонтане, в этом фейерверке, в тройном концерте Бетховена. Могу сказать, что это одно из моих самых любимых произведений. Я слушал его с самого детства и, конечно же, я всегда мечтал его сыграть. Взят он еще потому, что, как ни странно, Бетховен, хоть и был пианистом, многие сетуют, что он не написал концерта для виолончели, но я могу сказать, что этот концерт изначально написан именно для виолончели, потому что у виолончели самая высокая партия по регистру и самая сложная. И виолончель начинает все три части.
Марина Тимашева: Денис, день Святого Валентина. Вообще что-то вам говорит это словосочетание - Святой Валентин? Кто это был?
Денис Шаповалов: В этом плане я темный человек. Я помню что, по-моему, это был святой, видимо, он имеет какое-то отношение к любви, видимо, поэтому его назначили именно на этот день работать. Многие говорят, что это даже не православный праздник. Мне кажется, что Валентин уже перешагнул эти рамки и просто стал хорошим поводом, чтобы лишний раз люди обратили друг на друга внимание и, тем более, в нашем унылом королевстве.
Марина Тимашева: Я не знаю, насколько вы в курсе происходящих в день Святого Валентина событий, но принято, особенно у студентов, у молодых людей, посылать всякие «валентинки». Иногда люди их подписывают, иногда нет, но они получают возможность объясниться в любви кому-то, кому они, очевидно, не решились бы объясниться в другой день. Если бы вы объяснялись в любви кому-либо из композиторов, писавших для виолончели, то какие имена у вас бы сразу были в этом списочке?
Денис Шаповалов: Я бы признался в любви не только одному, а поступил бы так, как поступают некоторые женщины и мужчины в этом плане, чего я в жизни себе не позволяю, -признался бы в любви, наверное, Шуману, Дворжаку, Чайковскому, Гайдну и Шуберту.
Марина Тимашева: В пресс-релизе, который подготовлен для концерта, сказано, что вы хотите этим еще и привлечь внимание более молодой аудитории к сложной классической музыке. А почему вы думаете, что Сен-Санс, Бетховен и Гайдн в этом смысле привлекательны?
Денис Шаповалов: Я действую по принципу, по которому действуют все торговые марки, которые сейчас существуют на рынке. Крем от загара не изменил свою формулу на протяжении 50 лет. Тем не менее, нам каждый день твердят, что появилось что-то новое. Они просто меняют упаковку. Поэтому, если кто видел рекламные проспекты и билборды, то все обратили внимание на необычность фотографии, которая, годах в 80-х, наверное, произвела бы шок на людей, которые ходят на классические концерты, своей необычностью. Поставив эту фотографию и так назвав концерт, я хотел привлечь не только своих классических поклонников, но там такой порыв, такой прыжок вперед, стремление в будущее с какой-то надеждой и, при этом, сквозь сопротивление чего-то.
Марина Тимашева: Бедная виолончель, она еще и превратилась во фронтовое оружие.
Денис Шаповалов: В отличие от филармонических афиш, традиционных, когда дядя с серьезным, философским видом сидит, подперев подбородок указательным пальцем, устремив взгляд в прошлое или куда-то в будущее. На самом деле не сложно, потому что и Сен-Санс, и Гайдн, и тройной концерт Бетховена такие, что, на первый взгляд, на первое ухо они сразу будут ложиться моментально. Это такие светлые произведения, которые, раз - и пойдут. А телевидение, к сожалению, сейчас ведет политику, совершенно разрушающую и вызывающую некое беспокойство за поколение молодое, за своего ребенка и за детей, которые в 90-е появились на свет. И понимаешь, что многие из них вообще никогда не слушали классическую музыку, многие из них никогда не слушали даже хорошую поп музыку. Поэтому хочется что-то изменить. Пусть это будет маленький шаг, но он будет, пусть он будет вперед какой-то прорыв, призыв, чтобы люди пошли, посмотрели и увидели, что то, что мы имеем. Сказать клад это ничего не сказать, мы имеем такую планету искусства, которая существует даже вне зависимости от того, любим мы ее или нет, хотим мы ее слушать или мы ее терпеть не можем, либо мы ее отбрасываем на обочину и говорим, что это вам, старикам, и что это все в прошлом осталось. От этого эта планета не становится хуже, потому что этот космос существует. Другой вопрос, будем ли мы к нему прикасаться, захотим ли мы это почувствовать? Тогда он пойдет нам навстречу, откроется и осыплет нас этими бесконечным богатствами. И наша задача, как рыцарей этого космоса, служителей, набирать волонтеров, набирать новых людей.
Марина Тимашева: Денис, а вот скажите честно, как вы относитесь к таким попыткам популяризации классики, которую время от времени предпринимают американские и европейские музыканты, имеющие классическое базовое образование. Наиболее громкие имена - Ванесса Мэй или парень, который Плющенко аккомпанировал на Олимпийских играх. Какова ваша реакция на этот способ подачи, и считаете ли вы, что это может каким-то образом притянуть публику к уже естественному, обычному академическому исполнению классических сочинений?
Денис Шаповалов: Я терпеть не могу никого судить, потому что любой человек, который взял в руки инструмент, даже если он играет ужасно, он уже молодец, он уже с нами. В общем-то, я и сам немножко занимаюсь этим. Я не играю какие-то обработки и переложения, но, так или иначе, я использую виолончель в каких-то современных электронных звуковых обработках. Если человек высокий профессионал, если он действительно настоящий инструменталист и владеет инструментом колоссально, обладает черством вкуса, если он с этим соприкасается, если он импровизирует, если он что-то пытается сделать с классикой, как-то ее подать в более поп упаковке, у него это не получится плохо. Я не буду говорить нравится мне Мэй или не нравится, нравится мне этот скрипач (хотя он мне не нравится), но если это делает профессионал, мне кажется, что это полезно, потому что человек, который больше ничего не слушал и не слышал для него это уже будет прорыв. А потом из ста человек хотя бы один пойдет, и что-то будет дальше слушать. Я обращал внимание на своем опыте, что многие люди, которые вообще не имели отношения ни к какой музыке - ни к классической, ни к поп, ни к року - они просто директора каких-то строительных фирм, когда мы через каких-то третьих друзей знакомились, эти третьи друзья приводили их на концерт, они приходили в первый раз, а потом я видел, что они приходят еще и еще, просто потому, что они вдруг поняли, что, оказывается, foie gras это не просто какая-то непонятная субстанция, которую намазывают на бутерброд и жрут, что я сделал в первый раз, когда ее попробовал, а что ее нужно намазывать тонким слоем и долго цедить, тогда ты поймешь настоящий кайф этой пищи. А Биг-Мак съесть может любой.
Марина Тимашева: А вот современные произведения существуют для виолончели, которые вас бы интересовали или которые вы бы хотели исполнять?
Денис Шаповалов: Очень мало, но обязательно и, слава богу, что они есть. Потому что в основном пишут, конечно, муру полную. Это специфика нашего времени, что пропиарить и продать сейчас можно все, что угодно. А так как люди сейчас стали продажные, деньги их интересуют в первую очередь, и больших музыкантов в том числе. А поимо этот большой музыкант уходит со сцены и говорит, что какая это мура, все-таки. Но есть произведения, которые слушаешь и понимаешь, что это современный язык, необычное звучанье, но они - раз, и на ухо прилегли, и ты сразу это почувствовал. Потому что если этого нет, если ты только понимаешь, что, да, это интересный прием, да он тут извратился, да, вот это невозможно сыграть, это не музыка, это какие-то изобретения, это значит, что человек просто скрывает свою несостоятельность, свое отсутствие понятия композиции и музыки. Сейчас 99 процентов таких людей, к сожалению.
Марина Тимашева: Что-то можно назвать из современного?
Денис Шаповалов: Есть один такой композитор. Слава богу, он востребован в Европе, он пишет очень много произведений для «Камераты Балтика», для Гидона Кремера. Он живет в Риге, у него есть чудесный виолончельный концерт, премьеру которого мы сейчас вместе с ним готовим в Москве.
Марина Тимашева: Я где-то слышала, что у виолончелистов должны быть какие-то специальные руки.
Денис Шаповалов: К сожалению, этот вопрос не часто задают педагогу, когда отдают детей. Руки не должны быть маленькие, должны быть специфические длинные пальцы, специфические подушечки. Это все влияет на владение инструментом. Кожа должна быть социальная в виду того, что мы все время елозим по струнам. У нас появляются мозоли. Есть такая специфика кожи, когда мозоли каменеют и превращаются в такие наросты. Они не очень способствуют восприятию. У всех все разное. Так же, как и ручки. Если ручки маленькие, то очень неудобно играть. Это же такой инструмент большой, мужской. Бывают и женщины, но они отнюдь не маленького размера, они с мужским характером. Обратите внимание на виолончелисток. Обратите внимание, что сейчас заполонили консерваторию вот эти товарищи из Азии. Когда идет такая китаянка ростом метр двадцать, и тащит на себе этот гроб огромный, то жалко на нее смотреть
Марина Тимашева: Пару месяцев назад начал разворачиваться ужасный скандал из-за инструментов госколлекции. Госколлекция была передана из ведения одной организации в ведение другой организации, и эта другая организация решила, что раз это музейная коллекция, музейный фонд, то, в принципе, инструменты надо вернуть и пусть они там хранятся. Что автоматически означало что, например, Квартет Бородина отдает свои инструменты, и вообще непонятно, на чем дальше выступает, и очень многие оркестранты тоже. У очень многих изумительных музыкантов своего инструмента нет, и они его брали в аренду. Вот сейчас эта ситуация каким-то образом приторможена, ждет каких-то заседаний и решений нового состава Государственной Думы. Но я в связи с эти хотела вас спросить: а вы, на каком инструменте вы играете, вас эта история, как я понимаю, прямо не касалась?
Денис Шаповалов: Я могу сказать, что вообще вся эта ситуация с государственной коллекцией это достаточно грустно. Я вспоминаю, что когда я еще в молодости играл на конкурсах и бегал по этим инстанциям дурацким, чтобы мне дали инструмент, вспоминать это страшно, как я бегал и собирал бумажки. Наше королевство, никуда не деться. У нас, видимо, специально создают препоны и неудобства для людей. Да, были разговоры, мои друзья из Квартета Бородина и другие исполнители говорили, что, да, забирают и все. Они писали бумаги, вплоть до главнокомандующих, и так далее. Такая лакмусовая бумажка нашей действительности, что захотим и ради каких-то бюрократических закавычек приостановим работу целого пласта нашей величайшей культуры. Это все ужасно. Людям искусства, я призываю всех, президента, чтобы они знали, что людям искусства надо давать визы, дипломатические паспорта, чтобы они ездили по миру, давать инструменты, платить им деньги, открывать все ходы, потому что они наше русское российское искусство, как семена, разносят по всему миру. Потому что сейчас мы говорим о влиянии России, но мы все чаще говорим о каких-то военных влияниях, политических, рыночных, но мы забываем, что искусство это самое главное наше богатство, дороже всей нефти. Потому что нефть может кончиться, а искусство не кончится никогда. Как сказал один великий человек, что искусство это то богатство, которое определяет нацию. Что касается коллекции, я освобожден от этой ситуации, я играю на своем инструменте, он итальянский, сделан в 1890 году. Скоро будет праздновать 120-летие.
Марина Тимашева: Этот инструмент - старинный. Он же требует постоянного и ухода, и, время от времени, какой-то реставрации.
Денис Шаповалов: По нашим инструментальным временным меркам он считается молодым, потому что если его сравнивать со Страдивари и другими которые 1600-х - 1700-х годов, то он достаточно молодой. Хотя инструменты могут быть современные и уже старенькие. Смотря, какое у них было существование, как с ними обращались. Можно найти идеального Страдивари, а можно найти расколотый Гварнери, который будет весь больной, как человек. Как он жил, какие с ним были ситуации? Это можно сравнить с машиной. Машина требует ежегодного ТО, как говорят. Так же и инструмент, все время нужно носить к мастеру, чтобы он его смотрел, какие-то трещинки расклеиваются, у смычка менять волос, струны, которые бешеных денег стоят… В общем, занятие весьма дорогое.
Марина Тимашева: А вы когда с этим инструментом на сцене, вы к нему как относитесь, как к пожилому любимому существу или как к молодому?
Денис Шаповалов: Как к нему можно относиться как к пожилому существу, раз он уже столько людей пережил? Переживет меня и переживет еще кучу исполнителей. Он - вечно молодой, а мы все уже старики, и давно уже ушли. А он будет всегда.
