Виктор Шендерович: Мой гость сегодня в эфире джазовый музыкант, композитор Игорь Бриль. Здравствуйте, Игорь Михайлович.
Игорь Бриль: Добрый день.
Виктор Шендерович: Ну вот, в этот раз Дэйв Брубек, который звучит у нас в заставке, очень кстати, потому что у нас в очередной раз замечательный джазовый музыкант. Вот, начнем… С джаза, собственно, и начнем. Вопрос, который так мучает меня, такая интрига – джазовая импровизация называется это. До какой степени это импровизация, говорю я, дилетант? Потому что скорость, на которой это происходит, как мне, дилетанту, кажется, на такой скорости это уже не импровизация на уровне пальцев, это импровизация, какие-то куски, какие-то блоки переставляются, какие-то меняются стили, но внутри этого до какой степени это импровизация?
Игорь Бриль: Чтобы не вдаваться глубоко в профессию, я могу сказать, что такой спонтанной импровизации, может быть кроме как у афроамериканцев, я думаю, что, наверное, мы не найдем. И конечно, речь идет о каких-то либо задуманных фрагментах соло, либо, скорее всего, уже апробированных соло. Конечно, речь идет о какой-то компиляции, может быть перестановки в зависимости от момента вдохновения или отключения сознания. Знаете, отключение сознания, когда ты не думаешь во время игры си-бемоль или си-бекар, например, а какой-то идет поток подсознания, что ли, я бы так это мог сказать. То есть такой спонтанности можно добиться – это определенная свобода музицирования. Но, скорее всего, импровизация – это продукт и подготовленный, но подготовленный самим исполнителем, не кем-нибудь еще, самим исполнителем, может быть уже с точки зрения оттачивания тех импровизаций, которые были на протяжении какого-то определенного времени.
Виктор Шендерович: То есть это отбор в большей степени?
Игорь Бриль: Ну конечно, и отбор в том числе.
Виктор Шендерович: Вы профессор российской академии музыки имени Гнесиных. Много лет, как я понимаю, вы учите этому. Вот я хотел спросить, как этому учиться?
Игорь Бриль: Вот это слово «учить»...
Виктор Шендерович: Да, вот это самое интересное.
Игорь Бриль: Понимаете, дело в том, что научить импровизировать можно. Научить читать, например, можно сначала по слогам, потом бегло. Но понимаете, читать – это значит текст уже заготовленный, известный текст и вы читаете в силу своих возможностей. Что касается музыкальной задачи, то не каждый пишет стихи, не каждый занимается живописью, не каждый может отобразить предмет, например. Учить можно…
Виктор Шендерович: Научить нельзя. Вам легче с человеком, который прошел, то есть легче взять просто музыкально одаренного, условно говорю два крайних варианта, музыкально одаренного человека, просто музыкально одаренного человека и учить с самого начала, тянуть его в сторону вот такого вот дыхания импровизации джазовой или хорошее правильное классическое образование, помогает оно или мешает?
Игорь Бриль: Понимаете, хорошее классическое образование не всегда помогает. Я скажу почему – потому что там существует исполнительский комплекс, а импровизация – это все-таки связано с композицией, с сочинением музыки. Поэтому не все исполнители, которые прошли такую добротную школу, могут сесть и свободно музицировать, я не говорю об импровизации, просто подбирать мелодии даже.
Виктор Шендерович: Да?
Игорь Бриль: Да, это сплошь и рядом. Но в этот же момент они как исполнители могут занимать определенные высокие позиции.
Виктор Шендерович: А как вы относитесь, может быть я перехожу на какие-то вопросы личные, но если это возможно, как вы относитесь к классическим музыкантам, как Мацуев, например, которые заходят на вашу территорию? Есть ли момент ревности или это интересно?
Игорь Бриль: Вы понимаете, это слово «ревность», какая-то ревность присутствует, безусловно. Я Мацуева знаю, слава богу, еще с детства, когда меня пригласили в «Новые имена», в эту компанию и там показывали пианистов. Мацуев сел за фортепиано, он был совсем маленький. И после обязательной программы он сыграл типа регтайма что-то, мне очень понравилось в то время. Но прошло время, и сейчас, когда я слышу выступления Мацуева, я не могу сказать, что я полностью согласен с тем, что он, конечно, делает в джазе, если это можно назвать джазом.
Виктор Шендерович: А слово «не согласен» расшифруйте. Есть, когда мы говорим об идеологии в области литературы, политики, то понятно, когда я говорю, что не согласен с позицией того или другого оппонента, понятно, что я имею в виду. В джазе что значит не согласен?
Игорь Бриль: Я немножко мягче сказал, чем, может быть, хотел бы. Но дело в том, что он блестяще владеет инструментом и, конечно, ас с точки зрения исполнительства академической музыки. Но что я могу сказать? Джаз – это не его среда обитания, я бы так сказал.
Виктор Шендерович: Тогда спрошу так: чья это среда обитания? Несколько имен людей, которые может быть были вашими учителями или вашими ориентирами.
Игорь Бриль: Сейчас трудно об этом говорить, потому что ориентиров было достаточно, между прочим. Сначала, когда я услышал Питерсона, он меня поразил, его звук, его техника блестящая. Потом был такой интересный пианист, он, кстати, между прочим, психиатр по профессии – это Дэнни Зейдлин, который поразил меня своим гармоническим языком и своим мышлением гармоническим. Были разные.
Виктор Шендерович: Это те же 60-е годы?
Игорь Бриль: Да, это все в то же время. Потом, конечно, Билл Эванс, который меня совершенно, дал возможность почувствовать лирику, настоящую лирику в джазе через его мелодию, через его звук. Кстати о звуке, я считаю, что звук – это одно из важнейших, необходимых вещей для музыканта. Как известно, художник – это цвет, музыкант – это звук. Так вот Билл Эванс, Питерсон, Билл Эванс и вообще вся эта линия – Билл Эванс, Петручани, многие другие, которые сегодня существуют в мире джаза – это, конечно, люди, которые пришли со звуком. Не формально, как это было раньше, формально, относительно формально, но речь идет о традиционности исполнения, где звук был не самым главным элементом, а самое основное – свобода и технология в импровизации, техническая сторона очень поощрялась, конечно. В общем, это было другое направление. Но последнее время пианисты стремятся передать свое слышание, свое видение, свое ощущение через звук, не исключая технологии.
Виктор Шендерович: Ваши дети уже наследственные музыканты, Дмитрий и Александр Бриль – имена довольно известные. Вы тоже наследственный или вы первый?
Игорь Бриль: Нет, я не получил наследство. Если говорить о музыке, то мама, конечно, занималась музыкой, помимо иностранного языка она занималась музыкой, играла на фортепиано, но непрофессионально, потому что и война помешала, и прочие всякие там были проблемы. И в конечном итоге у меня брат старший есть, между прочим, который на семь лет старше, он играет на виолончели до сих пор в оркестре Федосеева.
Виктор Шендерович: То есть это все-таки семейное уже.
Игорь Бриль: В этом смысле, да, конечно, семейное. Ну и дети пошли в эту сторону.
Виктор Шендерович: Перед тем, как, уже есть звонок, перед тем, как мы дадим слово звонящему, когда вы поняли, что это ваше, что джаз – это не увлечение, не развлечение, не хобби, а это то, что может стать содержанием жизни?
Игорь Бриль: Так глубоко с точки содержания жизни – это, конечно, гораздо позже, но в самом начале была очень смешная история. Это, знаете, вы, наверное, помните, около ГУМа собиралась такая подозрительная публика, которая продавала свертки из рентгеновских снимков.
Виктор Шендерович: «На ребрах» это называлось. Музыка на ребрах.
Игорь Бриль: Да. Старшее поколение помнит об этом. Я как-то пришел туда, заплатив рубль.
Виктор Шендерович: Год какой?
Игорь Бриль: 59-й, наверное, 58-й.
Виктор Шендерович: Нет, 58-й я не застал, я родился в это время.
Игорь Бриль: 57-й даже, 58-й скорее всего.
Виктор Шендерович: После фестиваля.
Игорь Бриль: Но вы понимаете, после фестиваля, конечно, ворота открылись. И эти «ребра». Я купил. Помните, тогда был рыжий рубль большой, был такой рубль. Я заплатил этот рубль. Пришел домой, поставил на проигрыватель и шип три минуты, если переводить с русского на русский, то это звучало так: «Слушаешь? Ну, слушай, слушай, дурак».
Виктор Шендерович: Замечательно. Приобщились к джазу хорошо.
Игорь Бриль: Я решил, что я пойду еще раз. Второй раз мне повезло, я опять за тот же рубль, но купил наконец то, что я, придя домой, услышал. Это был блюз. Понимаете, блюз и буги-вуги. Кстати, до сих пор я играю эту композицию, которая может быть совершенствуется от раза к разу, но последние 25-30 лет я играю «Путешествие в блюз», свою композицию, которая, кстати, с энтузиазмом встречается любой аудиторией абсолютно.
Виктор Шендерович: Это с тех ребер?
Игорь Бриль: С тех ребер, да.
Виктор Шендерович: Звонок из Москвы. Иван, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Добрый вечер. У меня такой вопрос: в классической музыке, я чувствую по вашей семье, что вы в этом тоже разбираетесь, очень модно, если можно применить это слово, в последние даже не годы, а десятилетия стала аутентичная музыка. А в джазе тоже, ведь очень большая история джаза. Когда вы, например, играете музыку того же блюза, музыку 30-40 годов, возможно ли в наше время воспроизвести точное звучание в то время или невольно вмешивается наше мировосприятие нашего времени?
Игорь Бриль: Спасибо за вопрос. Дело в том, что воспроизвести до конца… Что значит воспроизвести до конца? С тем ощущением, с которым те музыканты вершили это все, творили, конечно, нет. Но отдать должное тому времени, а в связи с этим приблизиться, конечно, к звучанию, но, скорее всего, приблизиться к тому времени, внутреннее приближение к тому времени, ощущение того времени – вот это самое важное было бы для интерпретации той музыки, старой музыки на сегодняшний день. Поэтому в своих концертах я играю и в последнее время особенно часто играю старую музыку, ту, с которой я начинал когда-то. И мне она доставляет удовольствие. Не знаю, как другим, но ничего.
Виктор Шендерович: Это вопрос интерпретации, то есть когда музыкант, стилизация, скажем так, более понятное мне как литератору слово – стилизация, то есть я пишу под кого-то, пытаюсь написать стилем кого-то. В литературе понятно, как это делается, в музыке тоже, в общем, понятно. Вам это интересно попробовать стилизоваться под или для вас это такой капустник?
Игорь Бриль: Вы знаете, никогда не делал этого, нет. Понимаете, смысл того, что я делаю, смысл в том, чтобы не столько добиться стилизации, сколько добиться исполнения своих ощущений. Будь регтайм, будь то страйт-пиано, будь то блюз. Я как бы иллюстрирую тот материал, который мне попадался в течение моей жизни, но не конкретный какой-то, а, скорее всего, иллюстрирую свое отношение к этому материалу.
Виктор Шендерович: Проводя аналогию с театром – это брехтовский театр, когда играется отношение к персонажу. Очень интересная аналогия. Александр из Саратова, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Здравствуйте, Виктор Анатольевич. У меня вопрос небольшой к вашему уважаемому гостю сегодняшней передачи. Как вы сейчас существуете в плане ваших гастролей и распространения ваших традиций, ваших дисков или других носителей в России и за рубежом? Сложно? Если сложно, то в чем сложность основная?
Игорь Бриль: Спасибо. Дело в том, что гастроли, я не могу похвастать, не так-то много, но, кстати, и стремления к количеству у меня никогда не было. Я гастролирую и здесь, в России, естественно, бывают и выезды в разные места, начиная, я не знаю, от Саулкраст в Латвии, кончая Индонезией, скажем так. Это тоже нечасто. Дело в том, что я человек прошлого, прошлого века. Я шучу каждый раз, но так оно и получается – прошлого века. И поэтому раньше как-то это было очень просто: мне звонили – я ехал. Теперь все перевернулось, теперь надо звонить и если тебя примут, то ты поедешь. Но, слава богу, у меня помощники и один из них – мой сын Александр, которого я назвал директором нашего коллектива.
Виктор Шендерович: Просто в развитие звонка: не так часто зовут, как раньше?
Игорь Бриль: Нет, дело в том, что сейчас ситуация немножко изменилась и несколько человек так же, как в шоу-бизнесе, занимаются предложениями. И я сейчас не буду называть фамилии, но, тем не менее, эти музыканты, они же продюсеры, не продюсеры, они собирают команду на тот или иной фестиваль. Фестивалей стало достаточно много в России и больших, и маленьких, и в связи с этим концерты как-то увеличились. Они набирают свою компанию. Дело в том, что не могу похвастать, но в отличие от шоу-бизнеса, здесь денежек не так много, поэтому собирается та компания та, которая…
Виктор Шендерович: Странно, джаз, помните, музыка богатых же называлась.
Игорь Бриль: И толстых.
Виктор Шендерович: Богатых и толстых. Как раз про это у меня был вопрос: насколько за время свободы, с которой ассоциируется джаз, насколько он продвинулся? Потому что что-то незаметно, чтобы стало меньше попсы и больше джаза от наступления свободы.
Игорь Бриль: Вы понимаете, не все попадает в поле зрения. Конечно, больше попадает в поле зрения то, что рекламируется больше и продуцируется больше – это попса. Что касается джаза, ну смотрите: одна передача после часа ночи на телевидении. Это значит либо не спать, либо что?
Виктор Шендерович: Один Гаранян на «Маяке».
Игорь Бриль: Один Гаранян на «Маяке», и все.
Виктор Шендерович: И Сева Новгородцев.
Игорь Бриль: И Сева Новгородцев по-прежнему. Но это не близко.
Виктор Шендерович: Не близко. Александр из Петербурга, здравствуйте.
Слушатель: Добрый вечер. Во-первых, «лица не общее выражение» Баратынский. Бриля я всегда узнаю, человек действительно классный, потому у него есть лицо. То есть тот саунд, который он создал, недоступен никому, кроме как Брилю. А вопроса у меня будет два, может быть они бестактные, но все-таки хотелось эту тему поднять. Меня давно интересовала тема еврейского джаза. Это во-первых. Почему не появился сугубо еврейский джаз? И вторая, Виктор, может быть это не очень корректно по отношению к вам, но все же такой вопрос: у Игоря Бриля тоже большинство друзей евреи или он более интернациональный человек?
Виктор Шендерович: Чем я, видимо. Во-первых, откуда вы знаете, что у меня все друзья евреи? Поскольку мы с вами, Александр, близко не дружим, я думаю, что у вас нет оснований судить об этом. Очень интересный вопрос. Давайте по порядку, сначала с еврейского джаза.
Игорь Бриль: Я могу сказать, что и русского джаза нет, и индийского джаза нет.
Виктор Шендерович: В общем да.
Игорь Бриль: Был когда-то польский джаз.
Виктор Шендерович: Вы помните, в порядке шутки, у Утесова был номер «Где родился джаз», где он доказывал, что джаз родился в Одессе. Но это была все-таки шутка. Хотя то, что играли, если джаз понимать широко, если понимать это так вот некоторое дыхание импровизации, то, разумеется, те музыканты, которые играли на еврейских свадьбах – это был, разумеется, еврейский джаз. Разумеется, в этом смысле есть и индийский, и русский. Но джаз, он американский. Это мне напоминает, Александр, разговоры про западную демократию. Демократия она западная. Порох китайский, харакири японская, джаз, в общем, американский, Нью-Орлеана, что тут поделаешь. А что касается друзей-евреев, давайте, отвечайте, у вас тоже все друзья евреи?
Игорь Бриль: Что значит все?
Виктор Шендерович: Я вас предупреждал, у нас звонят, самые удивительные вопросы задают.
Игорь Бриль: Да нет, у меня есть все абсолютно, боюсь сказать, наверное, всех национальностей, скорее всего так, даже есть казахи.
Виктор Шендерович: Вы знаете, Александр, я не буду говорить за Игоря Михайловича Бриля, отвечу за себя: последнее, что меня интересует в моих друзьях - это их национальность. Среди них, разумеется, встречаются евреи. Как, разумеется, встречаются евреи, которых я на дух не переношу. Просто мне как-то это совершенно неинтересно. Еще Иван из Москвы, уже другой Иван. Здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Добрый день, Виктор Анатольевич. Земной вам поклон за то, что вы меня в прямом эфире с Софико Чиаурели тогда соединили. Светлая ей память. А к вашему гостю-музыканту у меня будет очень интересный вопрос.
Виктор Шендерович: Давайте только кратко совсем.
Слушатель: Совсем кратко. Как человек с полным музыкальным слухом, как вы слышите и чувствуете нашу страну? Она вообще как, это полифония, это что?
Виктор Шендерович: Как звучит. Хороший вопрос.
Игорь Бриль: Это действительно хороший вопрос. Но это полная полифония, время от времени какофония, ей-богу, когда полный бывает разлад в этом звучании. Хотя желание, конечно, все это привести в соответствие с музыкальной формой, с музыкальным содержанием и чтобы все играли ритмично, в одном ритме.
Виктор Шендерович: Продолжая джазовую аналогию, чтобы все-таки слушали друг друга, чтобы музыканты не пытались друг друга передудеть.
Игорь Бриль: О, боже мой, как это важно, если бы кто знал, уметь слышать и слушать.
НОВОСТИ
Виктор Шендерович: Игорь Михайлович, как раз когда заканчивался предыдущий отрезок эфира, как всегда на Дэйве Брубеке, на «Неквадратном танце», вы как-то вскользь сказали: «Ну, я же с ним играл». И я вдруг вспомнил, что я слышал, как вы с ним играли – это было в американском посольстве несколько лет назад. Совершенно замечательная массовая импровизация, там было, наверное, с Брубеком несколько музыкантов и с нашей стороны несколько.
Игорь Бриль: Да, совершенно верно. Там два ансамбля: мой ансамбль, где ребята, мои дети играли, и ансамбль, с которым приехал Дэйв Брубек. Но это было незабываемо совершенно. И конечно, для меня кульминация была, когда мы уже отыграли свои программы и время «джем сейшена». И в этот момент, когда Дэйв сидел за роялем, я сидел поодаль, и он говорит: «Ну, давай сыграем теперь». И мы музицировали достаточно много под общие аплодисменты публики.
Виктор Шендерович: Это было совершенно замечательно.
Игорь Бриль: Я могу гордиться, между прочим.
Виктор Шендерович: Вы договаривались как-то?
Игорь Бриль: Да нет, конечно.
Виктор Шендерович: Про что-нибудь?
Игорь Бриль: Нет, мы ни о чем не договаривались, он начал, я продолжил. И мы как-то слились в экстазе. Еще мне повезло в жизни, когда-то, когда приезжал и жив был Дюк Эллингтон, он приезжал сюда, надо сказать, что Дюк Эллингтон был для меня каким-то идолом, что ли, в хорошем смысле этого слова. И тоже был прием в посольстве, когда весь оркестр присутствовал. Конечно, для разогрева публики мы играли какую-то композицию из его репертуара. И вдруг я чувствую, а там длинный такой стул был, банкетка, и вдруг я чувствую – кто-то двигается в мою сторону, и я не могу сказать, что сдвигает меня, нет, но когда я увидел, что рядом со мной сидит мэтр и порывается сыграть тоже, я, конечно, уступил место, но это было тоже незабываемо совершенно. А еще один случай, это вообще фантастически, это было в 75 году, «Соло Ньюпорта», который проходил в Белграде, в Югославии, и там за кулисами сидел Телониус Монк, уже совсем старый и больной, кстати. Маленькая комнатенка, три на три метра, пианино задрипанное какое-то, и я протиснулся в эту комнатенку, когда узнал, что он там, и когда я сказал: « I am from Russia », он спросил: «А где это?»
Виктор Шендерович: Ужас.
Игорь Бриль: Разговор закончился.
Виктор Шендерович: Недлинный разговор получился.
Игорь Бриль: Тогда я набрался наглости и спросил его, попросил его: «Спешиал фо ми «Раут мит найт». И он сыграл «Раут мит найт». Тему, вы понимаете, в чем дело. А для меня это было, я был под потолком в этот момент, потому что я очень много понял, он играл корявыми пальцами, но это была музыка удивительная.
Виктор Шендерович: Вот соотношение техники и вот этого состояния, о котором вы говорили в начале, такого эйфорического состояния, так же как классическому музыканту нужно долбить хроматические гаммы те же пять часов в день или какая-то другая все-таки, другая?
Игорь Бриль: Здесь нужно долбить свою голову.
Виктор Шендерович: Хороший ответ. Это полезно не только джазовому музыканту, надо сказать. Иван Иванович из Москвы, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Добрый вечер. Знаете, ваша дежурная попросила назваться Иваном Ивановичем. Мне неудобно, меня тоже Иваном зовут. Я даже как-то извиняюсь.
Виктор Шендерович: У нас просто третий Иван в эфире. Это бывает, ничего. Давайте.
Слушатель: Добрый вечер, Виктор, добрый вечер, Игорь Михайлович. У меня такой вопрос уважаемый, Игорь Михайлович, к вам. Вы, как известно, преподаете в Гнесинской академии джазовое фортепиано. Мне не очень понятно, как можно преподавать джаз. Я понимаю, работа над звуком, она может производиться на классическом фортепиано. А что вы можете преподавать? Ведь джаз – это слишком свободное искусство.
Виктор Шендерович: Понятно. Вопрос понятен. Спасибо.
Игорь Бриль: Спасибо большое за вопрос. Вы понимаете, дело в том, что я тоже не знаю, что я там делаю. Это шутка. С другой стороны, понимаете, для меня самое основное – это выявить то, чем владеет музыкант, но он еще об этом не знает до конца. Вот моя работа. Помимо этого, конечно, у нас есть работа над академическим репертуаром, безусловно, потому что я всегда считаю, что душу свою нужно строить всю жизнь, а академический репертуар дает возможности очень большие. Ну что еще? Дело в том, что я поощряю в своих занятиях еще и работу над композициями, которые приносят мне мои ученики, работа над формой. То есть вы понимаете, здесь как бы очень много затронуто. Конечно, я не учу, я не урокодатель прежде всего, но те, кто рядом со мной, те получают определенную поддержку, а так как все те, кто рядом со мной, во всяком случае по сегодняшний день – это удивительно способные, талантливые музыканты, молодые талантливые музыканты, у которых большое будущее, если никто не помешает.
Виктор Шендерович: Не хотите назвать несколько фамилий?
Игорь Бриль: Да боже мой, хоть десяток. Хотя бы взять Владимира Нестеренко, пианист, у которого сейчас свой ансамбль и свои композиции чудесные, которые он играет. Это Евгений Лебедев, который уехал сейчас в Штаты и занимается в Беркли, в колледже. Из прошлых это Ольга Конькова, которая в Швеции, это Пташка, который в Израиле.
Виктор Шендерович: Леон Пташка.
Игорь Бриль: Да. Это Газаров, который в Германии. В общем, я называю всех, которых нет. Но на сегодняшний день один из тех, которые особенно требуют внимания – это Алексей Черноков, удивительно глубокий музыкант.
Виктор Шендерович: Сколько ему лет?
Игорь Бриль: Ему 19 исполнилось. Но у него очень интересные композиции и очень серьезный человек действительно в этой жизни музыкальной. Это Николай Сидоренко из Сочи, это кто еще… Арташез Сослонян из Ростова. В общем, из всех городов достаточно, то есть большая коллекция талантливых людей.
Виктор Шендерович: То есть с талантами все нормально?
Игорь Бриль: Абсолютно.
Виктор Шендерович: Только, судя по вашему перечислению, через какое-то время они оказываются в Швеции, в Беркли, в Германии, где угодно.
Игорь Бриль: Ну что ж делать. Дело в том, что молодым музыкантам здесь не так свободно. Почему? Потому что те менеджеры, которые пропагандируют джаз, которые хотят, чтобы он звучал, приглашают, если так можно сказать, звезд.
Виктор Шендерович: Ну да, раскрученных. Но ведь даже в бизнесе элементарная вещь – вложение в будущее.
Игорь Бриль: Абсолютно.
Виктор Шендерович: То же самое люди, которых вы называли, всего и лишь надо, чтобы они пять-шесть раз появились в компании с вами, с Гараняном, с Голощекиным, с Пташкой. На шестой раз будут знать, что они звезды.
Игорь Бриль: Некоторым повезло, потому что я помню Бориса Козлова контрабасиста, который вместе с Александром Сипягиным в Нью-Йорке в этой компании чудесной совершенно – «Династия Мингуса». Они к нам приезжали. Мы с ними сделали запись здесь даже, успели и сыграли несколько концертов на Соловках. Соловки, Архангельск.
Виктор Шендерович: Джаз на Соловках – в этом есть что-то такое.
Игорь Бриль: Это звучит.
Виктор Шендерович: Так, вот у нас не с Соловков, а из Новочеркасска Борис Павлович. Здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Здравствуйте. Я был на вашем концерте 5 января совместно с Даниилом Крамером в ростовской филармонии.
Игорь Бриль: Ничего, нормально?
Слушатель: В полном восторге. Вопрос такой: я вообще люблю виброфон, мой кумир Лайонел Хэмптон. Есть ли у нас в России виброфонисты, с которыми бы вы могли сделать нечто подобное NGQ ?
Игорь Бриль: Где же их найдешь? Бог ты мой. Есть Чернышов, я забыл, как его зовут, здесь ли он? По-моему, здесь. Он играл на виброфоне, вернее, он играл на каком-то другом инструменте, где гораздо шире не клавиши, а пластины. Я забыл, как он называется. Единственный виброфонист на 150 миллионов.
Виктор Шендерович: У нас Петр из Москвы. Здравствуйте. Петр, здравствуйте, говорите. Нет Петра, соскочил звонок от Петра. Вы упомянули вскользь слово Саулкрасты под Ригой – это место, где я провел свое детство. Как я понимаю, я с вашими детьми на одном и том же пляже бегал, где-то по соседству в этих самых Саулкрастах. Может быть, в связи с этим вопрос: для вас распад страны, превращение Саулкраст любимых в заграницу, куда надо получать визы. Вот видите, уже из Европы, мы слышали в новостях, можно без виз. То есть из Европы в Латвию можно без виз, а от нас как-то нет. Что для вас все, что произошло, есть ли ностальгия какая-то имперская?
Игорь Бриль: Да нет, какая имперская, вы же понимаете прекрасно, что не до этого. Но ностальгия, безусловно, есть. Потому что если раньше можно было, не думая ни о чем, сесть в поезд и укатить в Латвию и потом в Саулкрасты тоже в Латвии, то сейчас, как вы сказали, надо думать о, о боже, визе.
Виктор Шендерович: У меня был смешной случай, я думаю, похожий был и у вас, когда я получал когда-то визу в латвийском посольстве в новейшие времена и есть графа: когда были, опишите все года, когда были в Латвии. Я начал писать: 1961, 1962, начал писать я. Где-то в районе 70 года меня попросили прекратить. А зовут оттуда, помнят там, есть ли публика там, остались контакты, музыканты тамошние?
Игорь Бриль: Да, безусловно. Более того, мы на двух фестивалях, которые проводят именно в Саулкрастах…
Виктор Шендерович: Там фестиваль джазовый?
Игорь Бриль: Джазовый фестиваль каждый год. В позапрошлом году, два года назад мы как раз приняли участие. Причем один концерт у нас был с Оганесян, с которой я очень много проработал, она сейчас в Нью-Йорке живет, и второй концерт мы уже с ребятами, с детьми играли там. Помнят, конечно, безусловно, помнят, мы встречаемся как старые друзья. К сожалению, кратковременно.
Виктор Шендерович: Заграница все-таки. Сергей, здравствуйте, вы в эфире. Говорите.
Слушатель: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к тому, что некоторые музыканты играют в переходах метро и играли ли вы когда-нибудь так?
Виктор Шендерович: Отличный вопрос.
Игорь Бриль: Вы понимаете, мне повезло, потому что в то время переходов почти не было. Они были поверху. Но, безусловно, если серьезно, то конечно, это грустная история, очень грустная история. Не так много джазовых музыкантов играет в переходах. Там академических музыкантов, пожалуй, тоже не меньше. Потом ребята поют, много певчих. Понимаете, одним из, кстати, из ушедших музыкантов – это ударник Борис Матвеев, у него даже идея была такая – играть на улице. И они очень часто, у него был диксиленд, и они очень часто играли около «Праги», ресторана «Прага», на улице.
Виктор Шендерович: Точно.
Игорь Бриль: В летнее теплое время. У него была такая идея. Понимаете, конечно, это грустно, когда я вижу как кто-то из старых музыкантов, которых я знал лет сорок назад, к сожалению что-то исполняют в переходе, в холодном переходе.
Виктор Шендерович: Да. Чуть боле веселая тема. «Трава зимою ваша», – пишет наш не подписавшийся корреспондент, – Это было чудо». Это, видимо, пьеса, название пьесы?
Игорь Бриль: «Не растет трава зимою». Это была пьеса, по-моему, 66 год, что ли.
Виктор Шендерович: Сколько композиций вы помните, сколько у вас в руках?
Игорь Бриль: Понимаете, даже не в этом дело, сколько я помню, а что я люблю. Их немного, этих композиций немного. Из своих композиций я отдаю предпочтение композиции, которая называется «Утро земли», «Танец чаек».
Виктор Шендерович: Композиция, которая называется «Молитва», она меня совершенно поразила.
Игорь Бриль: «Молитва», которую я последнее время играю.
Виктор Шендерович: Меня совершенно она поразила, поразила даже сначала сама композиция, а потом даже у вас просил: а почему ее не крутят круглые сутки по радио? Это удивительная вещь. Потому что, я понимаю, есть сложный джаз есть индивидуальный, что называется, для своих. Есть сложные вещи. Но есть вещи абсолютно прозрачные, мелодичные, в которых мелодия – начало всего. Это так редко, когда натыкаешься на мелодию, среди сложных математических конструкций вдруг появляется простая мелодия и удивительно, что мы этого не слышим каждый день по радио. В этом какая-то загадка для меня есть.
Игорь Бриль: Надо что-то делать.
Виктор Шендерович: Надо делать не вам, вы сделали – написали. Те люди, которые… Ладно, к кому обращаюсь? Василий из Вологодской области, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Добрый вечер. У меня собственно не вопрос, а предложение к вам, Виктор. Собеседники у вас достаточно интересные, но давно не было политиков. Может быть, пригласите к себе Латынину и Радзиховского, на одну передачу – одну, а на другую – другого. Радио Свобода аудитория все-таки шире, чем «Эхо Москвы».
Виктор Шендерович: Понятно, спасибо. Во-первых, черт его знает, шире или не шире. Во-вторых, тоже вы мне нашли политиков. Я такой же политик как Латынина и Радзиховский. Мы коллеги. Это журналисты. Но они пишут про политику, так же как и я. Вы знаете, правда, совершенно искренне говорю, я пользуюсь любым случаем, чтобы поговорить не о политике. Я так давно и часто это делаю, что с таким наслаждением говорю не о политике. Давайте все-таки о музыке. Ваши детишки были обречены, как я понимаю, на то, чтобы начать музицировать. Вы сами им придумали, на чем их учить или вы как-то присматривались, или их никто не спрашивал?
Игорь Бриль: Понимаете, это, во-первых, начнем издалека, потому что моя теща хотела видеть их врачами, я настаивал на том, чтобы они были музыкантами просто в целом, когда они были маленькими несмышленышами. Споры наши были, как правило, под новый год.
Виктор Шендерович: Что дарить?
Игорь Бриль: Но, тем не менее, так получилось, так сложилось, что они пошли в музыкальную школу. Начали они с трубы. Был брат Докшицера, которую вел трубу в музыкальной школе Дунаевского. Через месяц он понял и сказал нам, что трубачи из них не получатся абсолютно.
Виктор Шендерович: Почему?
Игорь Бриль: У них что-то с губами, с зубами, черта лысого, короче говоря, много чего. Тогда мы начали думать: а что, какой такой репертуарный инструмент, но не саксофон, потому что рано еще, они маленькие были. Решили - кларнет. Техничный инструмент и как бы предвкушает саксофон в конечном итоге, подспудно мы думали об этом, конечно. Они с удовольствием ходили в музыкальную школу хотя бы потому, что в общеобразовательной – это спецшкола английского языка, там не получали абсолютно никакого удовольствия, более того, без всякого энтузиазма ходили, потому что им доставалось крепко там. В школе они ходили и в оркестр, это тоже им очень нравилось, в конечном итоге они поступили в училище, уже в класс Осейчука Александра на саксофон. На втором курсе я их услышал.
Виктор Шендерович: Только на втором?
Игорь Бриль: Да.
Виктор Шендерович: А вы специально береглись.
Игорь Бриль: Я вообще не занимался, у меня не было возможности и времени. Наверное, где-то к стыду своему, дай бог, чтобы они меня сегодня не слышали.
Виктор Шендерович: Я им передам, заложу папу.
Игорь Бриль: И надо сказать, что на втором курсе, когда я их услышал, я понял, что с ними можно иметь дело, они хорошо играли в отличие от первого курса, когда я фрагментарно их где-то слышал. Кстати говоря, появление ансамбля «Игорь Бриль и новое поколение» вместе с ними и со студентами из этого же училища эстрадно-джазового искусства, как раз я и придумал этот ансамбль «Игорь Бриль и новое поколение». А все остальное – это пластинки дома, которые они запиливали совершенно. Я приходил и не знал, что мне делать с ними. Потому что запиленные пластинки, ведь дорогие были пластинки, они привозились откуда-то. Теперь я понимаю, что это хорошо, что они их часто слушали, слава богу. Концерты, на которых они были, на которые я их приводил, на которые они сами ходили, в конечном итоге. В общем, все это вместе, как я уже говорил, среда обитания для них дала возможности сделать выбор, они уже сделали выбор сами.
Виктор Шендерович: Да, уже второй курс – это то время, когда выясняются не только фамилии, но и возможности.
Игорь Бриль: Либо налево, либо направо.
Виктор Шендерович: Вот смешной вопрос, все-таки близнецы, вы их как музыкантов различаете?
Игорь Бриль: Они совершенно разные, они абсолютно разные. Более того, один из них лирик в большей степени – это Дима, и такой настырный.
Виктор Шендерович: Настырный лирик – это хорошо звучит.
Игорь Бриль: Нет, другой настырный, которого я и назначил директором, это Александр, тенорист.
Виктор Шендерович: Вы их в звучании, когда вместе играете, вообще сложная шутка – играющий тренер, как в спорте и режиссер, как известно, лучше режиссеру не играть, не находиться в кадре и на сцене, потому что глаз другой. Вы в тот момент, когда вы втроем, вы всегда существуете в статусе партнера или все-таки у вас педагогический старший глаз присутствует?
Игорь Бриль: Самое ценное, что я в них вижу партнеров, никаких родственных отношений – это партнеры, которые дают, либо не дают возможности всем, кто в этот момент в ансамбле присутствует. То есть имеется в виду, создают эту ауру какую-то звуковую, в которой можно передвигаться, чувствовать свободно. Нет, я никогда не преподаю в этот момент, я не педагог.
Виктор Шендерович: Геннадий Николаевич из Нижнего Новгорода, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Добрый вечер. У меня вот такой вопрос по поводу джаза. Джаз – это импровизация? Я к музыке не имею отношения, это постоянная импровизация? И почему в советское время власть именно джаз, можно сказать, не любила?
Виктор Шендерович: Ясно, спасибо.
Игорь Бриль: Импровизация, понимаете, мы уже говорили в начале передачи, что, в общем, это импровизация в целом. Это может быть несколько спонтанная импровизация, а может быть не спонтанная импровизация, но импровизация в целом. Вы понимаете, ощущение, что ты один и свободен. Не совсем точно сказал, не один, а вместе со своими партнерами по ансамблю, где существует связь, удивительная совершенно связь, когда ты слушаешь друг друга, когда ты помогаешь друг другу, то есть какая-то жизненная ситуация, короче говоря. А в советское время, я вам скажу, что поддержка была только с одной стороны – это молодежные организации, в том числе и комсомол, которые как бы помогали, открывая клубы в свое время, я помню это.
Виктор Шендерович: Какие годы?
Игорь Бриль: Это 60 годы, 61-62-й. Это «Молодежное» кафе, «Синяя птица», это «Аэлита».
Виктор Шендерович: Несколько было.
Игорь Бриль: Четыре-пять мест было между прочим, почему волна такая была волна среди музыкантов, которые пришли в джаз в то время.
Виктор Шендерович: В предыдущем вопросе была тема идеологичности джаза. Мы уже упоминали – музыка толстых, музыка богатых.
Игорь Бриль: Это смешная история. Знаете, когда говорили, что это можно играть, это нельзя играть, это желательно играть, это нежелательно играть.
Виктор Шендерович: А почему?
Игорь Бриль: Не знаю, я до сих пор не могу понять, что это такое. По репертуару. Были вопросы репертуара, репертуарные комиссии были специальные.
Виктор Шендерович: То есть то, что было в фильме «Мы из джаза», комиссия – это реальность?
Игорь Бриль: Реальность абсолютная. Между прочим, со спазмом в горле я смотрел этот фильм, давно это было, и вспоминал как раз все эти истории. И потом, понимаете, отношение было другое, у чиновничьего мира совершенно другое было отношение. Смысл сводился к одному: джаз? Лучше не надо. А если давали играть, например, если ты аккомпанировал, например, кому-нибудь из певцов, тогда это было прибежище для джазовых музыкантов, кстати, сидеть в аккомпанементе, но тогда давали тебе играть одну вещь соло. То есть, например, в трио или в квартете одну вещь перед этим. Но это было очень забавно.
Виктор Шендерович: У вас нет никакого объяснения этому, кроме такого иррационального, что нот нет. Для меня есть объяснение почти комическое, иррациональное: вот текста нет, человек играет, что хочет. С точки зрения советской идеологии в этом самом.
Игорь Бриль: Но откуда пришло, откуда пришло это? Вот в чем дело. Если бы это пришло из Саратова или Новосибирска, тогда ура, да здравствует. Но это пришло в то время, когда со Штатами не все гладко было.
Виктор Шендерович: Когда у нас все гладко было со Штатами?..
Игорь Бриль: Я надеюсь.
Виктор Шендерович: После фестиваля стало уже можно немножечко.
Игорь Бриль: Конечно.
Виктор Шендерович: Ах, черт возьми, подходит к концу наше время нашей программы. Совсем напоследок, на полминуты, вот если бы вам можно было платиновый диск оставить, чтобы записать одну-две вещи, что бы это были за вещи?
Игорь Бриль: «Путешествие в блюз» – это точно совершенно и может быть " Body and Soul ".
Виктор Шендерович: Игорь Михайлович Бриль, музыкант, композитор джазовый был в эфире Радио Свобода в программе «Все свободны!».
