Марина Тимашева: В Москве продолжается фестиваль «Золотая Маска». И в борьбу за премию в номинации «опера» вступил Новосибирский театр. Он привез два спектакля «Свадьбу Фигаро» Моцарта и «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича.
За пультом стоял Теодор Курентзис, а режиссеры были приглашены из-за рубежа.
(Звучит фрагмент спектакля)
«Свадьбу Фигаро» поставила Татьяна Гюрбача из Германии, «Леди Макбет» - Генрих Барановский из Польши. В обоих случаях у меня возник вопрос: стоит ли отдавать деньги налогоплательщиков иностранным товарищам, если у нас самих полно студентов-недоучек. Даром, что в тексте либретто продолжают фигурировать замки, да графы, немецкий режиссер перенесла действие сочинения Моцарта в наше время и прописала его не то в гостинице, не то в массажном салоне. Фигаро, Сюзанна и хор обряжены в униформы уборщиков – впору писать отдельный трактат о роли полотеров в современном оперном театре, от них уже просто некуда деться.
Режиссура в этом театре – дилетантский капустник. Все эмоции – мимо, дорогу – простейшим физическим действиям. Если Фигаро поет про нелюбовь к графу, то он пинает ногой плевательницу, за мытье которой только что принимался. Если у Сюзанны с кем-то наметится конкуренция, то она толкает соперницу локтем в бок, а то и пинает коленом под зад. Сами актеры вполне довольствуются этой нелепой и грубой клоунадой. Хор « веселых девушек» - стриптизерши, в белых чулочках на кружевных подвязках: мир борделей оперные режиссеры тоже изучают с удивительным прилежанием. Еще их давно и живо волнуют проблемы сексуальной ориентации. А потому Керубино в спектакле не склонен прикидываться юношей. Это высокая женщина в бриджах, не Керубино, а Керубина, и влюблена она как в Сюзанну, так и в других милых дам. Сцена переодевания в женское платье при таких обстоятельствах смысла лишается начисто, но кого нынче волнует смысл? Розина в спектакле взасос целуется с Керубино, и вне зависимости от того, девушка Керубино или все же юнец, как в тексте страстная к нему привязанность Графини заставляет подозревать ее во лжи, когда она – наедине с собой – грустно поет о любви к собственном мужу. Но и это режиссера не смущает.
(Звучит фрагмент спектакля)
Ко всему прочему, на сцене – по воле постановщика – падают предметы, хлопают двери, что-то гремит и грохочет, и все это не дает слушать музыку. После антракта в зал вернулась половина зрителей, остальные спаслись бегством. Не имея возможности к отступлению, я решила больше на сцену не смотреть. Спектакль давали в помещении Театра Станиславского и Немировича-Данченко, здесь можно опустить барьер оркестровой ямы и тогда видно дирижера - почти в полный рост, а также инструменты и музыкантов. О, это было чарующее зрелище! Луч света выхватывал из темноты коричневые, покрытые лаком, тела инструментов – совершенно рембрандтовская гамма. Взмывали в воздух светящиеся смычки, и надо всем этим парила фигура дирижера – молодого Теодора Курентзиса, очень высокого, очень гибкого, с чрезвычайно властными и выразительными руками.
Известно, что Курентзис – сторонник аутентичного исполнения музыки, на сей раз он предложил камерное музицирование, будто представлял спектакль не в большом современном театральном зале, а в зале дворцовой. Видимо, он же просил певцов (особенно хороша была Розина Вероники Джиоевой, но и Софья Фомина-Сюзанна, да и другие вокалисты доставили подлинное удовольствие) чуть нивелировать тембры и не форсировать звук, зато добавить виньеток, фиоритур, а потому голоса звучали негромко, мягко, нежно, звук – сыгранный и пропетый - словно истаивал, удаляясь от нас и растворяясь в воздухе.
(Звучит фрагмент спектакля)
Играл оркестр будто не конкретное произведение Моцарта, по крайней мере, в нашем о нем представлении, а музыку той эпохи, когда была написана «Свадьба Фигаро», он каким-то чудом доносил до нас неведомый и пряный аромат времени, времени, которому шли кринолины в стиле рококо, высокие пудреные парики, шелестящие подолы и мушки на щеках. Мне трудно судить, насколько такая манера соответствует жанру комической оперы, но очень хотелось бы, чтобы именно так звучало райское пение.
А теперь скажите, возможно ли, чтобы дирижеру вообще не было никакого дела до того, что происходит на сцене, а режиссеру – до того, как интерпретирует партитуру дирижер? Какое отношение имеет, с позволения сказать, актуальная режиссура к аутентичному музицированию? Никакого. Точно так же, как в другом спектакле Новосибирского театра, то есть в «Леди Макбет Мценского уезда». Благодаря недюжинным усилиям режиссера Генриха Барановского, опера Шостаковича, написанная на мрачнейший сюжет Лескова, тоже превратилась в комическую. По сцене бродили хористы в шлемах и белых масхалатах: не то войска химзащиты, не то ликвидаторы. Катерина щеголяла в прозрачном пеньюаре и в пресловутых чулках на кружевных подвязках, и щедрой рукой разбрасывала по сцене крысиный яд, а массовка подбирала и нюхала крупицы. Вот кто они такие – не ликвидаторы, догадалась я, а борцы с крысами, так называемые дератизаторы. Только вот отчего, нюхнув порошка, они погружаются в мир сладких наркотических грез, будто заправские кокаинисты? Вместо приставов и следователей туда-сюда болтались военные и новобранцы в семейных, то есть до колена, трусах. Сергей Олега Видемана выполнял движения из набора восточных единоборств и был обряжен в цветистый шелковый халат наподобие каратеистского кимоно. Свекор Катерины (по Лескову – купец) - оказался командующим гарнизоном неведомых войск, и, пользуясь служебным и семейным положением, в первой же сцене силой овладел невесткой, причем, не снимая формы и даже не отстегнув кобуры. Когда же его бесчувственное тело санэпиднадзор поволок на носилках в кулисы, вспомнился финал шекспировской трагедии: «Пусть Гамлета к погосту отнесут, как воина, четыре капитана», и стало окончательно смешно. А в ту минуту, когда Сергея нещадно секли на авансцене, услужливая память подбросила другую цитату – из киноклассики – расправу, учиненную атаманом Бурнашом над неуловимым мстителем Данькой. Тоже весело. Катерина вышла «не виноватая я». Живет в вагоне, почва вокруг заражена, экологическая обстановка – хуже не придумаешь, свекор – насильник – сам напросился на грибочки с ядом, муж – нюня-предприниматель, бороздящий сцену на иномарке, тоже не заслуживал лучшей доли. Ну, чем не комическая опера? И опять – то, что происходит в оркестровой яме, отделено от того, что творится на сцене не четвертой, а Великой китайской стеной, потому что в музыке – сцены из страшного быта возведены в ранг трагедии, в ней – страсть и отчаяние, и любовь, и раешник, и жуткая пляска смерти.
(Звучит фрагмент спектакля)
В отличие от «Свадьбы Фигаро» в «Леди Макбет Мценского уезда» певцы не произвели особого впечатления: голос Катерины - Ольги Орловской - звучал слишком резко, у Олега Видемана что-то случилось с дикцией, текст разобрать не удавалось, темпераментный оркестр глушил голоса, а при этом на экраны, вывешенные по обе стороны сцены, проецировали крупные планы актеров, и тут уж совсем животик надорвешь: на экране певец открывает рот, но что он пел и пел ли вообще – никому не ведомо. Все то время, что длилась пытка театром, я вспоминала спектакль «Леди Макбет Мценского уезда», который поставил Алексей Песегов в драматическом театре Минусинска, и спрашивала себя: зачем хороший театральный директор Борис Мездрич приглашает в Новосибирск заезжих халтурщиков, если можно позвать того же Песегова, и он, куда за меньшие деньги, сделает превосходный спектакль.
