Виктор Шендерович: Воскресный разговор происходит не в воскресенье, программа выходит в записи. Мой гость сегодня – замечательный артист Альберт Филозов. Добрый день, Альберт Леонидович.
Альберт Филозов: Добрый день.
Виктор Шендерович: Вы так, пока играл Дэйв Брубек в заставке, вы так чуть ли ни пританцовывали. Джаз любите давно?
Альберт Филозов: Вообще я его с детства не любил и был таким врагом этого дела. Я был рабочим парнем, работал на заводе токарем на шарикоподшипниковом, и очень стиляг не любил. И приехав в Москву, не могу сказать, что сразу полюбил. Мне просто повезло, что у нас в студии был Валя Никулин, который на третьем курсе когда мы были, дал послушать Эрл Гарнера, и там были его транскрипции классических произведений, что-то Дворжака, что-то Моцарта с таким легким сдвигом.
Виктор Шендерович: Свинг.
Альберт Филозов: Да, свингом. Мне это так понравилось, и я этим заинтересовался.
Виктор Шендерович: Какой это был год?
Альберт Филозов: Это был 58 год.
Виктор Шендерович: Да, давненько.
Альберт Филозов: Да, извините.
Виктор Шендерович: Я тогда родился как раз.
Альберт Филозов: И только через 10 лет я попал к Васильеву во «Взрослую дочь молодого человека».
Виктор Шендерович: Попозже.
Альберт Филозов: Нет через десять, 78 год как раз.
Виктор Шендерович: Это через 20 получается. Вы сказали 58-й.
Альберт Филозов: Нет, 68-й.
Виктор Шендерович: Ну, все тогда, выяснили.
Альберт Филозов: А может, не знаю, много лет прошло.
Виктор Шендерович: Но к этому времени вы уже были подкованы.
Альберт Филозов: Я был подкован, да.
Виктор Шендерович: Откуда вы приехали?
Альберт Филозов: Из Свердловска, ныне Екатеринбург.
Виктор Шендерович: И что же, вот это ощущение, этот слом от рабочего паренька к любителю джаза – это было болезненно или это было легко и незаметно?
Альберт Филозов: Это было совершенно легко, потому что мы репетировали с Васильевым проблему изнутри, чисто психологически. А джаз – это был как производное. И был замечательный совершенно джазист Алексей Козлов.
Виктор Шендерович: Да он и есть, собственно.
Альберт Филозов: Был тогда с нами. И мы ходили на его концерты, на концерты «Арсенала», и он приходил иногда. Он точно пришел один раз, показал мне для левой руки. Я год занимался левой рукой. Серьезно. А потом показал «ходильники» для правой руки, как он говорил. И вот я буги-вуги научился играть.
Виктор Шендерович: За год освоил.
Альберт Филозов: За два года.
Виктор Шендерович: Год на левую руку, год на правую. Замечательно!
Альберт Филозов: И до сих пор я иногда это играю с удовольствием.
Виктор Шендерович: У вас нетиповая внешность для советского артиста и нетиповой репертуар. То есть вполне типовой. Каждый второй иностранец был ваш, шпион обязательно, негодяй какой-нибудь.
Альберт Филозов: Первая роль моя была – это человек, который во время зарубежной поездки остается за рубежом.
Виктор Шендерович: Негодяй.
Альберт Филозов: «Вид на жительство».
Виктор Шендерович: Таким образом, негодяй.
Альберт Филозов: Конечно. А кончилось тем, что все остались, кроме меня. Уехала Вика Федорова, уехал оператор Юра Сокол, уехала вторая героиня, которая вышла замуж за немца. То есть очень много людей.
Виктор Шендерович: Замечательно.
Альберт Филозов: У нас называлось между нами – тогда вышел фильм «Никто не хотел умирать» – между нами назывался «Никто не хотел удирать».
Виктор Шендерович: Да, между прочим, вы напомнили, сразу вспоминается лучшее советское кино. Оно действительно интересное. Вы давно смотрели этот фильм?
Альберт Филозов: Давно.
Виктор Шендерович: Интересно, как бы это было сейчас. У меня есть подозрение, что настоящее кино осталось поверх идеологии, это не имеет никакого отношения к идеологии, я думаю. Я об этом подумал, глядя в очередной раз, 118-й раз на «Белое солнце пустыни», я подумал, что, наверное, для кино это неважно – историчность, как ни странно. Потому что, кто там будет разбирать, что там делал Фрунзе в этих песках и вот эта историческая правда, то есть, условно говоря, Германа сюда не надо пускать с историческими подробностями. Это же совсем другое: хорошие ребята, плохие ребята, вестерн, истерн – вот и все. Хорошие побеждают, а друг гибнет. Есть законы жанра и совершенно неважно, что на самом деле. Вот такое кино переживет, как ни странно, идеологию.
Альберт Филозов: Это еще и намек на то, как надо делать такое кино, что надо делать именно такое.
Виктор Шендерович: Ну, конечно, про людей. Хороший, плохой, злой, как сказано. Вернемся к вашим шпионам и негодяям. Сколько их? Вы как-то пытались подсчитывать процент положительного и отрицательного?
Альберт Филозов: Нет, все-таки отрицательных меньше.
Виктор Шендерович: Да ладно.
Альберт Филозов: Серьезно. Самый большой негодяй был в «Тегеране» Шернер, но были такие мерзавцы, как был Петухов. «И это все о нем» был небольшой сериал давно, когда еще никаких сериалов не было. Там Костолевский играл главного героя положительного.
Виктор Шендерович: Как в «Тегеране» вы должны были.
Альберт Филозов: Я играл Петухова, который был нехороший, хотя ничего нехорошего он не делал. И однажды я еду в метро, напротив меня сидит уголовного вида такой тип, который на меня пристально смотрит, и я почувствовал себя не очень удобно. И когда я выходил из вагона, он так подмигнул мне как своему и сказал: «Петухов». Да, вроде свой.
Виктор Шендерович: Интересно, можно ли сказать, что вы хорошо сыграли отрицательный персонаж, если вы нравитесь в этом образе? Это вопрос для парткома. А положительные, да. Положительные нет, положительные появились, я думаю, со сменой времен, когда выяснилось, что рыжий интеллигентный в очках – это не всегда предатель родины.
Альберт Филозов: Да, собственно второй мой фильм был уже через два года – это был фильм «Тихоня», где я играл такого человека, у которого совпадает фамилия с кем-то, с мужчиной, который бросил женщину с ребенком, у них совпадают фамилия, и приехала эта женщина с ребенком, а он в нее влюбился и, короче, принял и ребенка, и ее.
Виктор Шендерович: То есть вполне хороший.
Альберт Филозов: Такой хороший, что мне на всех детских площадках все тетушки и бабушки говорили: «Вот дядя идет хороший. Хороший дядя», – говорили они детям.
Виктор Шендерович: Вы по Станиславскому ищите в плохом, где он хороший, или это не работает в случае с тяжелыми негодяями?
Альберт Филозов: Вы знаете, не работает. Я хотел даже, просил в «Тегеране» режиссера: ну дайте мне что-нибудь сделать, пострелять. Он говорит: «Ты же все равно не умеешь. Каждый увидит, что ты не умеешь делать. Поэтому лучше не надо».
Виктор Шендерович: Попытки делать это лирическим не было?
Альберт Филозов: Нет.
Виктор Шендерович: То есть просто по законам жанра: плохой, так плохой.
Альберт Филозов: Я думаю, как раз сегодня это пришло и у американцев в кино так.
Виктор Шендерович: Хороший, так хороший, плохой, так плохой.
Альберт Филозов: Да. Мы же делали первую мыльную оперу «Бедная Настя», я там играл ее опекуна, героини. Там был наблюдатель, поскольку сценарий писала американка и посылала сюда по факсу, а тут слова девочки какие-то писали, не всегда хорошо переводя на русский язык. Мы умоляли: давай переделаем. Нет, был человек, который наблюдал, чтобы плохой был плохим, чтобы не усовершенствовали. Потому что мыльная опера это так.
Виктор Шендерович: Наверное, чтобы не отвлекать, чтобы зритель знал, кому сопереживать.
Альберт Филозов: Конечно, да.
Виктор Шендерович: Последние годы, много лет, уже после васильевских лет, – это Театр современной пьесы, это Иосиф Райхельгауз, это Театр на Трубной. И был замечательный совершенно, конечно, спектакль с Любой Полищук.
Альберт Филозов: Вы имеете в виду «Пришел мужчина к женщине»? Был еще один спектакль замечательный «Человек во фраке».
Виктор Шендерович: Он и есть.
Альберт Филозов: Был еще Леша Петренко, и это такое удовольствие.
Виктор Шендерович: Вдруг я увидел вас, совершенно для меня неожиданный водевильный поворот.
Альберт Филозов: Я сам не ожидал. Было смешно, потому что мы делали на полном серьезе. И когда Леша Петренко с его фактурой делал фуэте, а на нашей сцене ему это можно было сделать только два раза.
Виктор Шендерович: Потом сцена проваливалась.
Альберт Филозов: Она кончалась. Мы рядом стояли, это было смешно. Потому что такой славянский шкаф делает фуэте. Причем смешно, потому что мы по-настоящему пытались танцевать и по-настоящему петь. И Леша как-то пригласил Хворостовского на спектакль, тот валялся просто, потому что мы все делали как в опере. Позиция была, все хорошо, только голосов не было оперных, а так все на самом деле.
Виктор Шендерович: А все остальное как в опере.
Альберт Филозов: Ну, конечно.
Виктор Шендерович: А самое главное в опере именно серьез, чудовищный серьез, который делает оперу оперой, а дальше уже неважно.
Альберт Филозов: У нас сцена маленькая, у нас нет балконов, ничего. А Люба, когда кланялась, она посылала поцелуи туда – на несуществующий балкон, и зрители подыхали от этого тоже.
Виктор Шендерович: Вы знаете, я на вас когда любуюсь, как и на ваших лучших партнеров, скажем так, вам явно совершенно не надоело играть, вам явно это весело.
Альберт Филозов: Нет, не надоело. Более того, я думаю, что я спасаюсь от всех жизненных неприятностей на сцене, когда что-то происходит, туда приходишь, там ведь невозможно длить свои жизненные настроения. И как-то проходит после спектакля, смотришь – оно и ничего, жить можно.
Виктор Шендерович: Отвлекает.
Альберт Филозов: Отвлекает очень. Нет, сцена очень лечит.
Виктор Шендерович: Вы человек меланхолический за пределами сцены?
Альберт Филозов: Меланхолический и закрытый.
Виктор Шендерович: Это классика, так и должно быть, наверное.
Альберт Филозов: Мне надо долго, если спектакль тяжелый, долго идти пешком, тогда прихожу в себя, когда приду домой. И причем с самого начала было не потому, что я к старости стал мизантропом. Еще когда был молодым. Наверное, такой характер.
Виктор Шендерович: Я говорю о том, что это совпадает с ощущением. Именно поэтому это было так удивительно и неожиданно, когда вы вдруг затанцевали и запели – это не совпадало с первоначальным ощущением. Вы сейчас преподаете. Это развлекает или это некоторый груз, который вы на себя взяли и понимаете, что обязаны?
Альберт Филозов: Это некоторый груз, потому что меня наш художественный руководитель затащил в это дело. Но к счастью, это заочники, это продолжается два раза в году – осенью и весной. Хотя иногда бывают приятные вещи, когда они показываются, когда уже сессия кончена и ты понимаешь, что они чему-то научились действительно, независимо от тебя. Потому что вообще научить невозможно, можно только научиться.
Виктор Шендерович: У кого вы учились?
Альберт Филозов: Я учился у Виктора Яковлевича Станицына, был руководитель курса. И недавно мне так повезло, что я сыграл у Панфилова ту роль, которую он играл в фильме «Без вины виноватые».
Виктор Шендерович: А кого?
Альберт Филозов: Дудукина.
Виктор Шендерович: Я не смотрел фильм.
Альберт Филозов: Он еще не вышел.
Виктор Шендерович: Нет, старый.
Альберт Филозов: А, старый фильм? Это «Без вины виноватые», где Тарасова играла Отрадину.
Виктор Шендерович: Не застал.
Альберт Филозов: Неужели вы не видели? Его показывали несколько раз.
Виктор Шендерович: Пропустил.
Альберт Филозов: Там такое блестящее созвездие. Там играет Ливанов Мурова, там Дружников играет героя, там Грибов играет Шмагу. Блистательный спектакль. Но это блистательный спектакль в кино. А Панфилов.. Поэтому я, несмотря на то, что никакого совпадения с Виктором Яковлевичем Станицыным, он такой фактуристый, обаятельный, ямочки на щеках, он такой бонвиван типичный, а я жилистый, сухой, маленький. Дело в том, что Панфилов строит не на том совершенно, это не классическая пьеса, ему интересно про актеров, и он делает…
Виктор Шендерович: Чье место в буфете.
Альберт Филозов: Не только. Там, простите, одна фраза у Дудукина, которую всегда вымарывают. Когда Отрадина ему говорит, что я так увлекаюсь фантазиями, что иногда и не хочу в ущерб рассудку. Он говорит: «Это же опасно, вам лечится надо», – говорит. «А я не хочу», – говорит она. И вот этот феномен актера, который уходит от реальности, ему это интересно. Панфилов делает про это, поэтому я могу там присутствовать.
Виктор Шендерович: Когда посмотрим это?
Альберт Филозов: Я думаю, что скоро, потому что в ноябре мы это озвучивали.
Виктор Шендерович: Чурикова играет там?
Альберт Филозов: Чурикова, естественно, играет. Там замечательно, там играет Чурикова, там играет Дима Певцов, там играет Мордвинова Амалия, Сухоруков играет Шмагу.
Виктор Шендерович: Надо смотреть.
Альберт Филозов: Олег Янковский играет Мурова.
Виктор Шендерович: Компания, конечно. Надо смотреть. Замечательно. Вот вы, когда я упомянул «Тегеран», и вдруг раз – и назвали героя по имени. Вы их всех помните по имени-отчеству?
Альберт Филозов: Нет, есть фильмы, которые я вообще я не знаю. И когда написаны в интернете, мне принесли список, я говорю: что за картина? Я такой не знаю. Действительно не помню некоторые.
Виктор Шендерович: Сколько картин?
Альберт Филозов: Около ста.
Виктор Шендерович: Около ста. Мудрено помнить. Есть такие, которые вы не хотели бы?
Альберт Филозов: Есть очень стыдные. Есть одна картина, где меня, «Бродячий певец» такой, где меня пробовали нормально с моими неухоженными волосами, всклокоченная борода была наклеена. А потом почему-то, может редакторы заставили, режиссерша сделала из меня красавца. На меня надели парик белокурый, как потом выяснилось, от Дорониной. Шили на нее, но она забраковала. Можете себе представить. Накрасили мне ресницы.
Виктор Шендерович: Это безотходное производство.
Альберт Филозов: Ужас! И более того, еще меня озвучили Далем. Олег, когда меня встречал, ему было неловко несколько. А он звонко всегда разговаривает, а я такой мрачноватый, глуховатый. То есть смотреть я не могу на это.
Виктор Шендерович: А вы все фильмы, вопрос опасный, вы все фильмы смотрите, в которых снимаетесь?
Альберт Филозов: Нет, особенно последнее время я некоторых не вижу совсем, потому что они идут вечером, а я вечером работаю. Но сейчас хорошо, есть диски, поэтому можно посмотреть.
Виктор Шендерович: Но материал отсматриваете, себя хотя бы отсматриваете?
Альберт Филозов: Когда озвучиваю, смотрю, иногда ничего даже. Вот я снялся у Панфилова в «Круге первом» и мне очень нравится эта работа. Вообще фильм любопытный, совсем необычный сериал, он очень качественный.
Виктор Шендерович: Для вас, раз уж вы заговорили о «Круге первом», соскочило естественным образом это, для вас политическая жизнь, вы за этим следите, вы в этом?
Альберт Филозов: Нет. Сейчас совершенно.
Виктор Шендерович: А раньше?
Альберт Филозов: Раньше когда был помоложе, как все мы, когда мне лет 30, конечно, меня интересовало то, что происходило. Я помню, мы сидели в ресторане ВТО, кто-то прибежал и сказал, что убили Кеннеди – это было такое мрачное событие. Мы поняли, что что-то в мире обрушилось и будет какая-то в мире катастрофа или война, или что-то такое. Ужасно переживали все за это.
Виктор Шендерович: В каких кругах? В театральных кругах?
Альберт Филозов: Конечно. В ВТО, ресторан ВТО сидели.
Виктор Шендерович: Ныне покойный ресторан ВТО. Боялись войны? Была эта мысль?
Альберт Филозов: Ну да, тогда, в те годы, когда был Карибский кризис, конечно. А потом я служил в армии, знаете, служил два года в саперном батальоне, в этом полку связи, так что…
Виктор Шендерович: Представляли себе.
Альберт Филозов: Я представлял себе, как это может быть.
Виктор Шендерович: Я служил естественно в другие года и в других краях, и мой, моя тревога датируется концом 70-х – начала 80-х, когда я очень хорошо помню, как у меня было действительно вплоть до сновидений, у меня было несколько раз сны о начале войны, потому что это висело в воздухе. И сейчас понимаешь, что это не зря висело в воздухе, это было вполне реально.
Альберт Филозов: У меня был сон, я когда демобилизовался, это было в 63 году, мне снился один и тот же сон буквально, что я иду по улице Горького, надо мной проносятся самолеты пикирующие и стреляют. И несколько раз мне снилось, что меня вызывают в военкомат и говорят: так, вы не дослужили два месяца, идите служить.
Виктор Шендерович: Это у нас совпадает. Я думаю, что это типовой сон всех демобилизовавшихся. У меня, правда, не два месяца, у меня было пять дней, что мне надо еще пять дней. И эти пять дней были совершенно невыносимые, надо сказать. Мысль об этом, я просыпался в холодном поту.
Альберт Филозов: Потом я демобилизовался, поскольку я после вуза, сдав экзамены офицера запаса, мне говорили: но служить вы будете рядовым. Как, я уже офицер? Нет, нет, дослуживать рядовым.
Виктор Шендерович: То есть в офицеры вас не это самое, было ясно, что командующий из вас никакой.
Альберт Филозов: Ну, как, одно время меня перевели из саперного батальона, моя жена писала всякие бумаги, чтобы меня по профессии использовали в армии. Меня перевели вдруг в училище связи в Рязань. И назначали, там было шесть служащих срочных, а остальные сверхсрочники, в оркестр училища.
Виктор Шендерович: Это карьера.
Альберт Филозов: Мне приклеили лычки две, и я должен был командовать, когда в столовую. Я говорил: ребята, вы как-то подравняйтесь. Я не мог произнести: «Смирно! Равняйсь! Направо!». Не мог я это.
Виктор Шендерович: А играть приходилось офицеров, военных людей?
Альберт Филозов: Нет. Один раз я только играл в фильме «Осень в Сокольниках», был такой фильм или «Последняя осень», я играл...
Виктор Шендерович: Что-то такое строевое.
Альберт Филозов: Какого-то из милиции, полковника что ли. Это один раз было всего.
Виктор Шендерович: На улицах продолжают узнавать? Скажем так, естественно узнают. По какому, кто – Петухов уже нет? Шерон тоже вряд ли.
Альберт Филозов: Шерон, кстати, очень популярен.
Виктор Шендерович: Из «Тегерана»?
Альберт Филозов: Да. Очень популярен. А вообще нет. Знаешь просто, что это артист, может быть даже не помнить роли. Где-то видел. Иногда часто говорят: «Слушай, мы не знакомы? Ты служил там-то, ты не был там-то?». То есть не могут вспомнить.
Виктор Шендерович: То есть ста фильмов не хватило.
Альберт Филозов: Нет. А их не хватает. Проходит определенное поколение, оно забывает и все, следующему надо доказывать.
Виктор Шендерович: Вам интересно доказывать?
Альберт Филозов: Нет, доказывать совершенно неинтересно ни себе. Вернее, как раз себе интереснее, чем другим. Если я сам доволен своей работой, то мне это вполне достаточно.
Виктор Шендерович: В рейтинге, что называется, вас… Это было вручение какой-то премии, замечательный был даже не розыгрыш, то есть это было очень смешно, как ведущий Игорь Злотовицкий начал зачитывать из интернета, оказывается где-то есть рейтинги актеров. Разумеется, первое место занимал совершенно никому неизвестный для нас, для театральных людей совершенно, в первой двадцатке ни одного известного. Никита Михалков был где-то 378, условно говоря, Костя Райкин 1120, а в первой десятке-двадцатке были только герои мыльных сериалов, «Дом-2» – вот кого знают. И в совершенно обратной пропорции. Вдруг становилось понятно, что чем ты дальше в этом рейтинговом списке из интернета, тем у тебя больше шансов оказаться хорошим артистом.
Альберт Филозов: Так было всегда. Когда мы учились, Виктор Яковлевич Станицын с горечью говорил, что они приехали на гастроли, выходит Леня Харитонов и все бросаются к нему, а народных артистов – Тарасова, Ливанов, Станицын – никто не узнает. Это было всегда.
Виктор Шендерович: Кино в нашем случае.
Альберт Филозов: Тем более мыльные оперы – это не просто кино, это просто уже болезнь. Все приходят и видят одни и те же лица.
Виктор Шендерович: Это часть жизни, это втекает в кровь. И это между прочим, как радиация, от этого совершенно невозможно уберечься. Потому что даже я, в том смысле даже, что я не смотрю телевизор, я не смотрю сериалов. Но что значит – не смотрю сериалов? Оно же все время вокруг тебя. Ты же где-то идешь, оно светится, он все время светится, этот экран вокруг тебя. И вдруг я понимаю, что я их различаю, и вдруг я понимаю, что я их знаю по имени. Вдруг я с ужасом ловлю себя на мысли, что я знаю, кто такой Тимоти. Потому что он был замечен с Ксенией Собчак. И я теперь знаю, кто такой Тимоти. Я не знаю, зачем мне это, но я это знаю. Это такое.
Альберт Филозов: Я даже этого не знаю.
Виктор Шендерович: Вы счастливо отстали от жизни.
НОВОСТИ
Виктор Шендерович: Вот такой простой вопрос: что бы вы взяли из старых времен, а что бы оставили там?
Альберт Филозов: Из литературы, из кино?
Виктор Шендерович: Из всего – из литературы, из жизни.
Альберт Филозов: Не знаю.
Виктор Шендерович: Что потеряли? Россия, которую мы потеряли – не такими глобальными категориями, что-то, что бы взять.
Альберт Филозов: Я недавно был в Шушенском, были на гастролях. Я так не хотел, думал: на фиг мне этот музей? И проскочили быстро этот музей. Но там я купил. А все остальное было интересно, там корчма, потом магазин, все как было раньше, все симпатично и интересно. Но я там купил книгу жены Астафьева. Я прочитал про него сначала, какой он нехороший.
Виктор Шендерович: Почему нехороший?
Альберт Филозов: Она пишет, как он ее бросил.
Виктор Шендерович: А, в этом смысле.
Альберт Филозов: С ребенком. Полтора года не появлялся нигде. А потом я стал читать его, потому что я упустил это в своей жизни. И я получил такое удовольствие. Вот уже год я читаю Астафьева и только его. Я думаю, что это из прошлой жизни самое главное, наверное, это лучший писатель, которого я читал, я бы взял с собой обязательно. Потому что он, во-первых, всегда знает, о чем он пишет. Я столько от него узнал про рыбную ловлю, про охоту, про Сибирь, про людей там живущих, что никогда раньше не думал, что это так интересно. А потом он человек, у которого сердце болит за что-то все время. И когда он кого-то описывает, этих несчастных людей, которые там живут, я без слез это читать не могу.
Виктор Шендерович: А вот это передается, да? Бумага – честное место. Передается. Обмануть нельзя?
Альберт Филозов: Нет. Я не человек интернета, я не понимаю, меня это не заражает. А вот когда это написано, когда я читаю сам его, в частности, это дико заводит. Я в метро читаю, слава богу.
Виктор Шендерович: Кто еще из писателей, неважно, современных, классики?
Альберт Филозов: Из писателей я очень люблю, я открыл, скажем, последние 10-15 лет Ивана Сергеевича Шмелева. Лучшая книга – «Лето Господне», самая прекрасная, самая ужасная про Крым, про 21 год, про умирание в Крыму «Солнце мертвых». Это так страшно, так страшно, что никакие гулаговские лагеря с этим не сравнятся.
Виктор Шендерович: Это, наверное, зависит от силы просто писательского дара. Потому что сравняться, разумеется, еще как сравнятся, вопрос в том, кто об этом пишет.
Альберт Филозов: Нет, там, видите ли… Да, конечно.
Виктор Шендерович: Потому что для кого-то это в очередной раз модная тема ущипнуть за эту слезную точку. Когда об этом пишет Шаламов, то сравнятся, конечно. Кто еще? Что еще? Поэзия?
Альберт Филозов: Как-то, вы знаете, я родился без поэзии, и прошел всю жизнь без нее. Для меня музыка была самым главным. Приехав в Москву, я заинтересовался живописью, я немножко знаю живопись. Я пел, у нас во Дворце пионеров была детская опера, мы пели под симфонический оркестр, нас записывали на радио. У меня был голос. Я слушал итальянцев. Еще когда было лет семь, ставил пластинки Карузо и подражал им, пел вместе с ними. Так что музыка была, она меня задевала всегда и до сих пор.
Виктор Шендерович: А кто папа, мама? Это наследственное что-то?
Альберт Филозов: Не знаю. Отец мой из Польши приехал, он играл на саксофоне, мать говорит. Но она его не пустила в оперный театр, потому что там разврат. Она боялась за его нравственность.
Виктор Шендерович: Бояться за нравственность человека, который играет на саксофоне, уже поздно, она уже повреждена немножко. Он был музыкант?
Альберт Филозов: Нет, не музыкант – это было приватно, у них все, очевидно, в семье играли.
Виктор Шендерович: А мама?
Альберт Филозов: Она нет. Она работала киномехаником в кино. Киномехаником.
Виктор Шендерович: Слушайте, у вас был блат.
Альберт Филозов: Я водил полкласса, из аппаратной мы смотрели. Для меня старые аппараты, когда сводили, там же эти горящие угли сводили туда. И я помню запах разогретой пленки, помню с детства, с шести лет.
Виктор Шендерович: Запахи вообще самая удивительная вещь в смысле возвращения памяти. Совершенно неописуемо. Вдруг тебя вбрасывает в этот случайный букет, выбрасывает в другие времена и останавливаешься, не можешь понять, в чем дело. Что-то совпало. А кино какое детское – это трофейное?
Альберт Филозов: Конечно. Я помню, «Багдадский вор», цветные кадрики – это же была валюта. Я был король, я мог меняться на что угодно. Цветные кадрики.
Виктор Шендерович: Вырезали?
Альберт Филозов: Вырезал, конечно. Рвалась же пленка, она ее склеивала и лишние кадрики вырезали.
Виктор Шендерович: Это была валюта, наверное.
Альберт Филозов: Ну конечно.
Виктор Шендерович: Это какие годы?
Альберт Филозов: Это 45-46-й.
Виктор Шендерович: А трофейные? «Багдадский вор» – это Свердлин, это наше.
Альберт Филозов: Нет. Трофейный фильм. Это Корда фильм.
Виктор Шендерович: Это другой «Хаджа Насреддин», это не тот Юрия Милославский.
Альберт Филозов: Нет, это не «Хаджа Насреддин» – это «Багдадский вор».
Виктор Шендерович: Это английский фильм.
Альберт Филозов: Это английский фильм, Корда. Во время войны еще передали для развлечения.
Виктор Шендерович: Я недавно смотрел наугад фрагментами несколько старых фильмов западных и вот та же самая штука, как когда мы говорили про кино про наше. Если почему-то хороший артист – это совершенно перешибает все, перешибает даже слабую драматургию вдруг.
Альберт Филозов: Я не знаю, я очень люблю Хэмфри Богарта и полюбил его, когда мы первый раз увидели – это «Судьба солдата в Америке».
Виктор Шендерович: Я не смотрел.
Альберт Филозов: Вы ничего не знаете просто. Вы ничего не знаете. Он играл гангстера, отрицательный такой, но мы пацаны очень это полюбили. А потом уже позже я посмотрел действительно настоящие фильмы – это «Касабланка», который у меня есть до сих пор, я дома смотрю. И недавно я увидел, у нас показали цветную, то есть американцы покрасили, и я очень боялся, потому что в черно-белом фильме есть обаяние. Но ничего, не страшно. Он стал…
Виктор Шендерович: Что показали?
Альберт Филозов: «Касабланку» показали по телевидению.
Виктор Шендерович: Покрасили?
Альберт Филозов: Не страшно, да. А его я очень люблю. И «Мальтийский сокол». Даже самые его такие примитивные фильмы, где он играет по неважным сценариям, все равно он, конечно, замечательный, от него исходит…
Виктор Шендерович: Бывают артисты, которые больше любого сценария. Я вспоминаю Евстигнеева, который мог играть сталевара, и это все равно было интересно. Он что-то придумывал.
Альберт Филозов: «Собачье сердце».
Виктор Шендерович: «Собачье сердце», там гениальная драматургия, там понятно.
Альберт Филозов: Но он такого никогда не играл. Он человек, который очень мало читал, насколько я знаю по «Современнику». Но откуда? Это просто потомственная аристократия. Откуда это? Он, конечно, гениальный.
Виктор Шендерович: Это, видимо, пример гениальности. Такой был Гриценко, который тоже не читал, а почему-то чувствовал.
Альберт Филозов: Я смотрел, я помню, меня совершенно убило, хотя я воспитан в мхатовской школе, воспитан в школе МХАТа, как-то осторожно относился к вахтанговцам, и вдруг я увидел «На всякого мудреца».
Виктор Шендерович: С Плотниковым.
Альберт Филозов: Плотников и он играют, да. Я смотрю и не могу поверить, потому что таких людей не бывает. Но я вижу живые глаза и вижу, как он думает. Я вижу, как он на что реагирует, то есть живой человек. Но такого быть не может существа.
Виктор Шендерович: Для вас такой гротеск, такая заостренность – вещь манкая, вам это интересно?
Альберт Филозов: Конечно. Вот когда он и Плотников в этом спектакле…
Виктор Шендерович: Даже я помню это.
Альберт Филозов: Это невероятно. Конечно, заразительно.
Виктор Шендерович: Плотникова сейчас мало кто помнит. «Девять дней одного года», наверное, помнят его, те, кто помнят старого профессора, совершенно замечательную роль. Кто из мирового кино такой, знаете, как тест – Де Ниро или Аль-Пачино? Вот кто номер один сегодня?
Альберт Филозов: Сегодня, я поскольку не знаю совсем молодое кино, но я люблю Шон Пена.
Виктор Шендерович: Ух ты!
Альберт Филозов: Я видел в одном фильме «Сладкий, гадкий и еще какой-то», и думал, что это такая индивидуальность, где он играл гитариста.
Виктор Шендерович: У него отрицательное обаяние, страшно отрицательное.
Альберт Филозов: Вдруг я вижу какой-то фильм по телевизору, он и Де Ниро, и вижу, что играет хорошо, но кто это – я не узнаю. Это он играл с Де Ниро, я его просто не узнал. Полное перевоплощение.
Виктор Шендерович: Знаете, у меня такой чувство было, я забыл имя артиста, который в «Кукушке» играет Билли Биббита, вот этого заику.
Альберт Филозов: Я не видел.
Виктор Шендерович: «Кукушки» не видели? Вы мне будете еще говорить, что я что-то… «Пролетая над гнездом кукушки».
Альберт Филозов: Я думал, что это...
Виктор Шендерович: Нет, не Рогожкин. «Пролетая над гнездом кукушки». Вот Билли Биббит, заика, мальчик, который кончает с собой. Я когда увидел «Кукушку» формановскую и увидел этого парня, у меня было абсолютное ощущение, что это пример немыслимого положительного обаяния природного и что это вообще мало имеет отношения почти что к актерству. Потому что у Формана много не актеров снималось, почти никто, Николсон исключение, почти никто больше ничего не сыграл. Там Де Вито молодой и Николсон. А все остальные, почти все только в этом кино, гениально, но только в этом, почти никого не осталось. Но через какое-то время я увидел фильм – то ли «Миссисипи в огне», не помню, где этот актер покойный, к сожалению, рано умер, 39 лет умер, где этот же Билли Биббит играет такого же негодяя, что у меня сводило скулы от ненависти к этому человеку. И тогда я понял, что это замечательный артист. Потому что до этого у меня было ощущение, ну бывают люди с положительным обаянием. Вот для вас такой Шон Пен? Удивительно.
Альберт Филозов: Да, абсолютно. И потом абсолютно не актерское качество совершенно, я чувствую его, сущность, она прет из него, ничего не надо. Если говорить о наших артистах, кто меня совершенно недавно убил – это Гармаш. Это «Бедные родственники». Вы видели?
Виктор Шендерович: Нет, не видел.
Альберт Филозов: Я думаю, он сейчас разнесет вообще камеру, весь этот павильон. Потому что такой необузданный темперамент, у нас такого кино вообще не было. Может быть, Ливанов такой был, старик Ливанов. Немыслимый какой-то.
Виктор Шендерович: Вас увлекает то, что в вас нет? Вы завидуете кому-то? Не то, что завидуете, вам интересно то, чего вы не можете?
Альберт Филозов: Конечно.
Виктор Шендерович: Вы пробовали, когда последний раз вы пробовали играть на преодоление что-то такое, что бы вам предложили, что требует от вас большого преодоления своей органики?
Альберт Филозов: У меня был один фильм, назывался «Ленин в Париже».
Виктор Шендерович: Жалко, что вас никто не видит. Застеснялся Альберт Леонидович.
Альберт Филозов: И я играл полицейского полковника, который в Париже присматривает за Лениным. И думал, что на этом все кончится. А потом ему нужен был анархист, гошист, он же гошист во Франции, потом левый эсер у нас, такой переходящий образ. Его должен был играть Андрей Миронов, но он то ли заболел, то ли что, Юткевич попросил меня. Совершенно ничего общего. То есть истерика сплошная, все время на крике, на выдохе таком. И вот это совершенно несвойственно. Я попробовал, несмотря на идеологизм весь фильма. Мне было интересно очень.
Виктор Шендерович: Актер вообще замечательно, это когда-то Табаков обратил внимание, это была его любимая присказка, что театр по-чешски «позорище». Актер – профессия бесстыжая по определению. Надо растелешиться хоть внешне, хоть внутренне, быть готовым к этому. И интеллигентность, застенчивость, замкнутость – вещь довольно редко сочетается, редкое сочетание. Для вас это совершенно органично?
Альберт Филозов: Что есть, то и есть. Что я могу с этим поделать? Поэтому для меня всякие репрезентации и всякие тусовки – вещь противоестественная, я себя плохо чувствую.
Виктор Шендерович: Вам не хочется быть?
Альберт Филозов: Нет, не хочется.
Виктор Шендерович: Не хочется быть публичным человеком?
Альберт Филозов: Абсолютно не хочется. Я как приехал из глубокой провинции давно-давно, так я внутренне и остался провинциалом.
Виктор Шендерович: Интересная тема про Москву, которая, как всякая столица, которая с одной стороны всех притягивает, с другой стороны теряется, когда говорят про москвича, когда говорят про жителей Кинешмы, я понимаю, о ком говорят или про жителей Ростова, когда говорят про москвича, то надо очень долго разбираться и уточнять.
Альберт Филозов: Да нет уже москвичей. Когда я приехал в 55 году, извините, то были еще москвичи, которые знали Москву, могли сказать, как пройти там-то и там-то. А сейчас же все приезжие. Я сам приезжий. Нет, москвичей нет. Это стал такой мегаполис, каких, наверное, много. Может быть Нью-Йорк такой же.
Виктор Шендерович: Всякая столица такая.
Альберт Филозов: Наверное. А тем более тусовочный дух очень увлекает, особенно молодежь. Я не могу это смотреть. Иногда по телевизору вижу или какие-нибудь журналы модные и они думают, что так все люди живут. А большинство живут совсем не так.
Виктор Шендерович: Вас раздражают наши времена?
Альберт Филозов: Это раздражает – это. Это все напоказ, все на выдачу – раздражает. Я особенно нигде не бываю, я дома и в театре.
Виктор Шендерович: А что стало лучше?
Альберт Филозов: Лучше?
Виктор Шендерович: Мы говорили, что бы вы взяли оттуда, из тех старых времен, а что бы что стало лучше за последние 10-15 лет?
Альберт Филозов: Я не знаю, сейчас же нет худсоветов, сейчас никто на тебя не давит, можно работать в одном театре, можно в другом, можно сниматься там, можно там, у этого режиссера, у этого. Сейчас артисты свободны в этом смысле. Если они кому-то нужны, то они могут жить достаточно безбедно, если они востребованы. Труднее, что сейчас надо быть востребованным, чтобы жить, а раньше можно было жить, не будучи востребованным.
Виктор Шендерович: Да, в этом есть своеобразное преимущество. Потому что ты можешь заниматься собой, что называется.
Альберт Филозов: Мне только страшно за моих детей, потому что они, к сожалению, так же еще, у меня девочки маленькие еще, 9 и 14 лет, и они в тусовках не участвуют, не привыкли. Я никогда их к этому не приучал. Поэтому страшно, как они будут жить, когда все напоказ, все на выдачу, а они живут в себе.
Виктор Шендерович: Ну, это не вредно. Это дороже стоит, когда что-то есть внутри. Все-таки, в конечном счете это стоит дороже. Чем они, куда их тянет?
Альберт Филозов: Пока что они занимаются всем. То есть маленькая, которой 9 лет, она учится играть на скрипке, она рисует, она делает батики замечательные, которые сейчас я по дому по всему вывешиваю. Она танцует, ходит в хореографический. А старшая поет. Младшая даже берет иногда иголку в руки, начинает что-то сама шить. И потом попросила купить спицы, хотела научиться вязать. То есть она хочет делать все.
Виктор Шендерович: Желаете для них какой-то такой театральной, актерской, музыкальной судьбы?
Альберт Филозов: Я не могу желать, потому что это дело несчастливое, я знаю по себе. Очень долго, лет десять я находился как бы, не было работы. Я сейчас работаю столько, сколько в молодости не работал. Очень много и в кино, и в театре. Поэтому если они будут актрисами, если будут невостребованы – это страшно.
Виктор Шендерович: Зависимая очень профессия, конечно.
Альберт Филозов: Может быть, они выйдут замуж и это образование театральное не вредит. Научатся разговаривать, ходить, улыбаться.
Виктор Шендерович: Есть какая-то роль или несколько ролей, которую вы бы хотели сыграть и вы ожидаете, посматриваете, не ставит ли кто-то что-то в мировом репертуаре?
Альберт Филозов: Я вообще не играл мирового репертуара, к сожалению. С Васильевым мы играли Славкина, а до этого я тоже ничего особенного в театре не сыграл. А теперь я служу в Школе современной пьесы.
Виктор Шендерович: До Островского дослужились.
Альберт Филозов: В кино. Кстати, я в кино хоть что-то сыграл. Мольера я играл недавно, ушла актриса, с которой мы играли, спектакль сняли. Первый раз в жизни я играл.
Виктор Шендерович: Булгаковского «Мольера»?
Альберт Филозов: Нет, Мольера.
Виктор Шендерович: Пьесу.
Альберт Филозов: Мы играли «Брак поневоле». И это было довольно симпатично. Там было много балета и все очень весело. Молодые люди играли, молодые актеры и я один старик с ними. Нет, Шекспира никогда не играл.
Виктор Шендерович: А что из Шекспира? Представим себе, что приходит, пофантазируем, антрепренер приходит и говорит: Альберт Леонидович, что бы вы хотели из Шекспира, сейчас на вас ставим. Какая роль? Шейлок? Наугад говорю.
Альберт Филозов: Не знаю, может король Лир. Потому что я прикоснулся к этому произведению. Дело в том, что Дима Крымов поставил «Короля Лира» – это у него называлось «Три сестры». Он поставил замечательный спектакль, у него играл, у него три сестры было, король Лир и шут. И шута у него играл один его приятель, американский режиссер, который иногда приезжали, тогда они играли спектакль. Поскольку тот приезжал редко, то он ввел меня и я несколько раз поиграл у него в спектакле. И это я впервые, я понял впервые, что это за замечательное произведение. Это благодаря Диме, потому что он так решил. Никаких отвратительных Гонерильи и Реган, прелестной Корделии нет, есть три очаровательные молодые девочки, прелестные. Спектакль начинается с того, что шут носит туда воду, в бассейн наливают воды и за тонкой прозрачной занавесочкой они, эти девочки молодые, они моются там. Это так поэтично и так красиво. А потом девочки они, не злодейки, никто: папа, зачем тебе вообще сто стражников? Вообще тебе не нужно никаких стражников, мы тебя будем охранять. Вообще тебе ничего не надо.
Виктор Шендерович: То есть чудовища вылупляются из чего-то легкого и прекрасного. Это гораздо страшнее.
Альберт Филозов: Это так страшно. Это сегодняшняя наша жизнь.
Виктор Шендерович: Должен сказать, что это и сегодняшний театр, сегодняшняя драматургия. Потому что у Шекспира по определению человек выходит, сразу говорит – я злодей. Выходит, первый монолог Яго, чтобы зритель не перепутал. Вот вы говорили про вестерн. Выходит Яго: я злодей, я ненавижу Мавра, я сейчас буду гадить. Чтобы все сориентировались. Конечно, так гораздо больнее, когда это…
Альберт Филозов: Мне просто, когда видел спектакль, мне просто больно было смотреть на всех и на этих девочек прелестных, какие чудовища, они даже не понимают, что они делают. Бедный король Лир. Там все становится сразу понятно. Я вообще сюжет не очень любил. Я единственный раз понял это, когда увидел «Ран» Куросавы, когда было перенесено на другую почву, я вдруг, понял как это интересно.
Виктор Шендерович: Интересно, вы не первый, кто не любил «Короля Лира», до вас был такой Лев Николаевич Толстой такой, тоже сильно не любил. Но как раз толстовское слово «остранение», вы говорили про Курасову, оно тут и работает. Как только ты перестаешь быть пыльной классикой, как только в Японии, как «Макбет» у того же Куросавы, как вдруг ты видишь, что оказывается, что это абсолютно свежий сюжет. Спадают формальные привязки и совсем... Кстати говоря, русские классики без конца этим пользовались. «Степной король Лир» опять-таки, «Леди Макбет Мценского уезда». Разумеется, остранение. Что еще Шекспира?
Альберт Филозов: Сейчас заговорили про Куросаву. Я всегда думал, что «Семь самураев»… То, что мы видели, американский фильм. Как он назывался?
Виктор Шендерович: «Великолепная семерка».
Альберт Филозов: Что лучше этого не может быть ничего. Мы так думали. Но когда я увидел «Семь самураев», когда вдруг все, и почва другая, и характерные они вроде, не просто могучие красавцы. То есть Мифоно играет так ослепительно. У меня есть несколько любимых картин, которые у меня лежат, которые пересматриваю – это «Семь самураев», это...
Виктор Шендерович: Хэмфри Богарта вы говорили.
Альберт Филозов: Хэмфри Богарт «Касабланка», это «Евангелие от Матфея» Пазолини и это, как ни странно, «Поющие под дождем».
Виктор Шендерович: О, она такая, да.
Альберт Филозов: Ну, так это хорошо, так это весело, в любом настроении, в плохом можно смотреть и сразу излечивает.
Виктор Шендерович: Ах, как замечательно. Ах, как замечательно, что есть это. А новое кино, если у вас свободный вечер, вы, скорее всего, будете пересматривать старое кино?
Альберт Филозов: Конечно.
Виктор Шендерович: То есть вы не будете рисковать, организм тревожить новым?
Альберт Филозов: Нет.
Виктор Шендерович: То есть вы решили, как Иван Васильевич у Булгакова говорил драматургу Максудову: зачем вы написали пьесу, там же есть эти. Вы консерватор? Вы себя ощущаете человеком консервативным?
Альберт Филозов: Наверное. Хотя, поскольку сейчас молодые студенты и когда они делает Чехова, а у Иосифа Райхельгауза, руководителя нашего, у него замечательная есть идея. Мы в прошлом году с прошлым курсом «Чайка» и эпизоды, которые могли бы быть в «Чайке», то есть они сами фантазируют, придумывают между картинами такой-то, такой-то. И вот сейчас «Три сестры» они так же делают. И они приносят такое, что даже в голову придти не может вдруг. И я, несмотря на весь свой консерватизм, я это с удовольствием ем, мне это ужасно нравится.
Виктор Шендерович: Это старая фраза о том, что воспитай ученика, чтобы было у кого учиться. Есть чего-то у них, чему вам научиться?
Альберт Филозов: Конечно.
Виктор Шендерович: Что?
Альберт Филозов: Фантазия, свобода, фантазия раскованная совершенно. Мне в голову не может придти, что придет им. Вообще я думаю, что самое полезное и самое главное качество у художника у любого, у артиста и у композитора – это фантазия. Не темперамент, не интеллект, а именно фантазия. Мне этого часто не хватает.
Виктор Шендерович: Альберт Филозов в студии Радио Свобода в программе «Все свободны!». Время наше закончилось. Спасибо, Альберт Леонидович, что пришли.
