Марина Тимашева: В петербургском Музее политической истории открылось сразу две выставки, главная цель которых – по мнению Татьяны Вольтской - художественное осмысление российского прошлого.
Татьяна Вольтская: Первая выставка - известного швейцарского фотографа, мастера психологического фотопортрета Даниэля Жандра. Четыре месяца - с июня по сентябрь 70-го года - он пробыл в СССР, и создал свои маленькие русские истории. Фотографий - десятка три, но они с удивительной полнотой дают ощущение единства времени и места. Говорит заместитель директора музея Ольга Кох.
Ольга Кох: Он очень известный в Европе фотограф и график. В 1970 году он возвращается в Европу через Сибирь, поэтому он начинает знакомиться с нашей страной с Порта Находки, а заканчивает Москвой и Петербургом. Здесь представлены фотографии, которые рассказывают о жизни советских людей, причем на географически длинном срезе - от Дальнего Востока. У него были остановки в Сибири, На Урале, он снимал в Екатеринбурге, в Новосибирске, на мелких станциях… Но даже в Петербурге и Москве этот взгляд несколько необычен для нас, людей того времени. Сегодня мы так именно смотрим на жизнь, пытаемся понять человека простого, с его заботами, проблемами, интересами. А в те времена снимали больше официоз. Здесь же - обычная жизнь: очередь, дети отдыхают, играют, хулиганят иногда. Устали какие-то рабочие и под мостом легли отдохнуть. Но он смотрит на нашу страну глазами человека доброжелательного, такой вот лирической фотографии у нас было в те времена не очень много.
Татьяна Вольтская: Эти фотографии были хоть немного известны в Советском Союзе?
Ольга Кох: В Советском Союзе они неизвестны. Он их сделал, а затем они пролежали 35 лет, представлялись очень скромно. В 2007 году 70 фотографий экспонировались в центре Цюриха. Выставка называлась «Маленькие русские истории».
Татьяна Вольтская: Я смотрю, что тут повторяется один такой прием: половину фотографии занимает плакат, скульптура или агитационная единица, а под ними протекает совсем другая жизнь, своей сутью как будто зачеркивающая эту агитацию: например, рабочий что-то кует, а под ним идет обычная женщина или девочка.
Ольга Кох: Фотография сделана в Третьяковской галерее. Скульптора «Перекуем мечи на оралы», а рядом – посетители, которые имеют совершенно не героический вид, а просто идет обычная жизнь. Очень любопытные фотографии, сделанные в магазинах, в ГУМе, где идет продажа, и уставшие тетки сидят с покупками. Для нас было это обычным, мы не обращали внимания.
Татьяна Вольтская: А теперь прямо слезы наворачиваются, глядя на эти чулки…
Ольга Кох: Да. Очень интересная фотография, она сделана в Москве, по-моему, на Арбате. Там был такой кусочек, где часть дома прикрывали большие афиши, а внизу был, как я его называла, «водопой». Там безумное количество автоматов было установлено. Вот наверху афиша фильма, на которой представлены мужественные разведчики с застывшими лицами, а внизу обычая жизнь: у автоматов с газированной водой люди разменивают деньги, берут стаканчики с водой, с кошелками куда-то спешат. Очень много контрастов чисто архитектурных, когда на фоне современных зданий и промышленных сооружений - милые церкви. Интересные снимки сделаны на станциях, когда он ехал по Сибири. Строений там было не очень много качественных, а в советское время часто амбары, перестроенные церкви, вокзальные здания использовались под клубы, советские учреждения. Естественно, на них устанавливалась эта символика. Вот этот контраст между лабазными рядами и помпезным советским стилем, он, конечно, замечателен. Подсмотрены такие бытовые сценки, женщины. У женщин была жизнь довольно сложная в нашей стране, они были необычны, по контрасту с Европой, с ухоженными швейцарскими дамами, это были такие грузные тетки.
Татьяна Вольтская: А вот эта потрясающая фотография, где церковь на фоне труб и лозунга, потом церковь, а потом стоит милиционер еще на фоне церкви. Такая многослойная. У вас есть любимая фотография?
Ольга Кох: Очень многие фотографии напоминают фотографии из нашего семейного альбома. Очень многие фотографии мы сами делали. Например, Дворцовая площадь и изображение фигуры Ленина, которая закрывает целое здание. Нам все это памятно, мы все снимали, мы все пытались это сделать. Интересно, что Жандр сам печатал свои фотографии. Он их печатает черно-белыми, дома, поэтому они отражают его вкус как графика. Они и имеют иногда подчеркнуто графическое выражение.
Татьяна Вольтская: Прямо вслед за этой выставкой, в том же музее, открывалась другая – «К 90-летию Гражданской войны». Страшные фотографии обнаженных мертвых тел там есть, но их мало. В основном, это воззвания - красных и белых, плакаты - красных и белых, документы - красных и белых, хотя большинство из того, что касается белых, в 50-е годы было уничтожено по идеологическим соображениям. Так случилось, что совсем недавно я перечитала «Белую гвардию» Булгакова, и она ожила здесь, в этих залах, и я поймала себя на том, что смотрю на большевистские плакаты глазами Николки, едва не выданного казакам страшным рыжим дворником. За что они так ненавидят? А потом я увидела насколько талантливее белых - красные плакаты. Почему? Говорит один из авторов выставки, старший научный сотрудник музея Сергей Спиридонов.
Сергей Спиридонов: На стороне и красных, и белых работали очень хорошие художники. На стороне красных, так точно. Все белые Серебряного века и многие художники, поэты, они же восприняли революцию еще и с поэтической точки зрения: рождается новая жизнь, ломка старого… Многие талантливые люди с радостью пошли работать для красной агитации. Получился очень мощный эффект.
Татьяна Вольтская: Открытие выставки было театрализованным Ансамбль «Первый снег» представил две стороны агитации: песню, которую, изменяя слова, пели для поднятия духа и белые, и красные.
(Звучит песня «Слушай, рабочий, война началася…»)
А у дверей выставки каждому входящему предлагали на выбор приколоть к одежде три банта: белый, красный и синий. Как выяснилось – знак вопроса. А потом оглянулась на ту, первую выставку – Россию 70-х, и посмотрела на усталых теток в ГУМе сквозь эту песню, сквозь плакаты, исполненные ненавистью и страстью. И две последние фотографии – лица стариков в окне провинциального дома, и лицо девочки между белой занавеской и комнатным цветком - тоже посмотрели на меня сквозь кровь и дым.
