Дмитрий Волчек: Начнем с воспоминаний о мае 88-го года. Я не оговорился – не мая 68-го, который вспоминают ветераны уличных боев в Париже, а изрядно забытых ныне московских событий 88-го года, в каком-то смысле полной противоположности бунта французской левой молодежи: та стремилась разрушить буржуазное общество, а радикалы в Москве 88-го мечтали построить капитализм. Впрочем, тогда на транспарантах писали не о капитализме, а о демократии, гуманизме, гласности, правах человека. «Демократия и гуманизм» - так назывался подпольный семинар, благодаря которому и появилась первая в СССР оппозиционная партия – Демократический Союз. Учредительный съезд ДС, страшно напугавший и без того одуревшее от горбачевской неразберихи начальство, продолжался три дня – 7, 8 и 9 мая 1988 года.

Вспоминая события тех лет, я думаю, что именно в мае 88-го произошел перелом, после которого стало ясно, что брешь в советском корабле залатать невозможно. На днях я перечитывал мемуары Валерии Новодворской «Над пропастью во лжи» - книгу яростную, бескомпромиссную, полную интереснейших исторических фактов и весьма актуальную: нынешнее оппозиционеры во многом похожи на неформалов 80-х, но еще заметнее сходство их оппонентов: сегодняшние власти реагируют на оппозицию с такой же чрезмерной яростью.

Валерия Новодворская: Почему год действовал семинар «Демократия и гуманизм»? Потому что даже в это время люди еще не готовы были к созданию политической партии, морально не готовы. Во-первых, очень боялись, а во-вторых, не понимали, зачем это нужно. Вплоть до того, что предлагали опрос общественного мнения провести: а нужна ли народу еще одна партия или хватит той, что есть. И только в 1988 году удалось создать Оргкомитет, сели писать программу. Мы ездили в Петербург представлять эту программу. А там, среди неформалов, тоже началась паника. Один неформал встал и сказал, что если мы создадим другую партию, то не факт, что какой-нибудь летчик не поднимется над АЭС и не бросит туда бомбу. Весьма странное предположение, что создание другой партии могло бы вызвать такой эффект. Это просто доказывает, что люди не мыслили этими категориями. Им это казалось чем-то абсолютно невероятным. И мы тогда разослали эту программу во все регионы с указанием, чтобы люди, которые готовы вступить в такую партию, приезжали на съезд. Естественно, на съезд приехали не только те, кто хотел вступить в партию, а приехали и те, кто хотел еще потусоваться. Из ста участников съезда в партию, в конечном итоге, вступили только 50 человек. Партия начиналась с 50 человек. Конечно, нам чинили всякие препятствия, препятствия на сегодняшнем уровне. Если бы на советском, то, как они обещали вначале, обнося членов Оргкомитета бумагами от Прокуратуры, 64-я статья за проведение съезда, то есть государственная измена, и все, и 15 лет, и никого съезда бы не было. Но это был уже Горби, наш добрый Горби. Он действовал примерно так же, как сейчас Путин: разогнать, не дать помещение, но все остаются живы. Даже, пожалуй, было помягче, потому что можно было и сутки дать, но тогда не давали. Просто на другой день часть провинциальных делегатов выслали из Москвы с формулировкой, что они приехали заниматься в Москву проституцией. Самое интересное, что это были не девочки, а мальчики. Как проходил съезд, описано в моей книжке «Над пропастью во лжи». Да, это действительно было что-то неслыханное и невиданное, и корреспонденты не влезали в квартиру, и по шести этажам, по всем лестницам этого дома стояли агенты КГБ, а внизу - автобусы с войсками. Войсками был дом окружен! Видимо, они исходили из того же, что и неформалы: что Москва может сгореть, что происходит что-то сверхъестественное, может, и жизнь на планете Земля не уцелеет. Они относились совершенно неадекватно к этому феномену - как народ, так и власть.

Дмитрий Волчек: О бурных событиях, которые предшествовали первому съезду Демократического Союза, Валерия Новодворская пишет в книге «Над пропастью во лжи».

Диктор: «Маленький безоружный семинар вызывал у властей не менее сильное раздражение, чем христианские мученики у римских императоров. 23 февраля мы собрались на демонстрацию антиармейского характера, распространили соответствующие листовки и собрали для митинга все пацифистские силы Москвы. Разгон 23 февраля был самым впечатляющим. Забрали даже какого-то шутника с плакатом "Пейте соки и воды". Женю Дебрянскую при задержании ударили кулаком в лицо. Меня били головой об машину, а в машине бросили на железный пол и били об него. Впрочем, при шубе и шапке я вышла из этой переделки слегка ощипанная, но вполне живая. Мы ухитрились остановить движение; милиционеры и ГБ задержали около 70 человек, и многие прохожие пытались защитить избиваемых демонстрантов, особенно девушек, После этой акции в ЦК КПСС состоялось особое совещание по поводу семинара. Было решено судить сначала по 166-й статье административного кодекса (неразрешенное мероприятие, штраф

до 30 рублей). Так что в конце февраля нас уже потащили в суд. Поскольку это был первый политический суд перестройки, нас почтили своим присутствием диссиденты. Сзади сидели гэбисты и следили за порядком в судопроизводстве. Судья Митюшин настолько испугался наших дерзких ответов и хулы на советскую власть, которую мы ухитрялись вставлять даже в анкетные данные, что заявил: "Не буду я судить этих антисоветчиков" - и ушел в свою комнату на два часа. Еле-еле его оттуда извлекли гэбисты и заставили отработать жалованье. 5 марта разогнали наш комплексный митинг на Октябрьской площади, митинг антисталинский, но с идеологической агрессией в адрес всей системы. Я дала пощечину гэбисту, руководившему разгоном, и еще ухитрилась бросить листовки из окна автобуса. Во многих отношениях семинар, а потом ДС ломали биологический стереотип поведения зайца и волка. Заяц должен убегать, а волк догонять. Мы же отказывались убегать, мы просто бросались на волка, чего зайцу по штату не положено. Часто волк от неожиданности пускался сам наутек. Или у него пропадал аппетит. До решения вопроса с уголовным делом я успела швырнуть с Женей Дебрянской невероятное количество листовок с балкона кинотеатра "Россия". Гэбисты очень рассвирепели. Моей головой пересчитали все ступеньки лестницы, ведущей в фойе. Мы с Женей

так дружно и весело сопротивлялись наряду из 108-го о/м, что им пришлось прислать еще пять человек. Сеанс мы сорвали на час, потому что зрители выскочили из зала с пригоршнями листовок и стали нас защищать. Меня потом администрация "России" просила почаще приходить с листовками, потому что их кинотеатр приобрел после нашей акции невиданную популярность. Назавтра от судьи Одиноковой из Фрунзенского суда я получила свои первые пятнадцать суток, а Женя Дебрянская - первую тысячу рублей

штрафа из многих и многих, которые суждено ей было заработать в ближайшее время».

Дмитрий Волчек: Евгения Дебрянская больше не занимается политикой. Она выпустила две книги прозы, увлеклась клубным бизнесом, а на вопрос «Чем ты сейчас занимаешься?», отвечает, точно героиня Трумена Капоте – «Путешествую».

Евгения Дебрянская: Май 88-го года, особенно съезд «Демократического союза», для меня означали приближение к мечте. Потому что мы постоянно говорили о том, что Россия должна акцептировать европейский путь развития, должна приблизиться к Европе и стать Европой. А заграница для нас всегда была если уж не раем небесным, то уж раем земным, это точно. Съезд, сам по себе, был таким прорывом в мечту.

Дмитрий Волчек: Как этот съезд выглядел?

Евгения Дебрянская: Нище, хотя очень пассионарно. Все были нищие. Никакого съезда в таком смысле, как принято говорить, не было. Съезд состоялся в маленьких квартирах, все это ужасно убого и нище, но все мы были безумно радостные.

Дмитрий Волчек: Было еще ощущение клетки, вокруг которой скачут звери. Ведь перерезали провода, кругом подслушивающие устройства, стояли стукачи….

Евгения Дебрянская: Машины КГБ стояли просто по улице Рычагова, и для моих соседей, которые ничего никогда не видели, такое наличие машин и такого внимания было равносильно, может быть, ковровой дорожке в Каннах. То есть они просто все высыпали смотреть на этот эскорт, который сопровождал нас.

Дмитрий Волчек: Мне кажется, было очень много смешного тогда, много смешных и нелепых историй.

Евгения Дебрянская: Вообще жили-то мы очень весело, потому что совок для нас - это ведь как во сне. Ты мог повернуть за угол, а вместо дома там яма могла оказаться, или вообще ничего не оказаться. В совке надо было быть всегда готовым бог весть к чему. Поэтому для меня та жизнь это, на самом деле, какой-то очень яркий сон. Ужасный, может быть, но очень яркий. Конечно, было много всего: и пьянство беспробудное, и веселье, и, в то же время, мы создавали партию.

Дмитрий Волчек: Женя, твоя первая книга вышла через 10 лет после этих событий. Для тебя, как для писателя, эта эпоха имеет какое-то значение?

Евгения Дебрянская: Да, конечно, безусловно, я еще раз повторяю,

что в совке не было ничего – не было духовности, не было обычных, очень удобных радостей, которые сейчас дарит нам западная цивилизация. То есть не было ничего. Вы были один на один с самим собою. И тут уже зависело, в принципе, от вас, от ваших внутренних ресурсов: способны вы на прорыв, на подвиг, на радость, на безумие? Это было сопряжено с молодостью, с юностью, с мечтой, с любовью. Ведь было очень много любви.

Дмитрий Волчек: Женя, а вот сейчас история каким-то образом повторяется. Точно такие же диссиденты собираются в квартирах, точно так же милиция их атакует, разгоняет «Марши несогласных». Как ты смотришь на это с сегодняшней своей позиции удовлетворенного человека?

Евгения Дебрянская: Наверное, у каждого свой путь. То, что Россия потихонечку приближается… Особенно Москва. Конечно, это совершенно европейский город уже, и вот то, о чем мы мечтали, я могу это потрогать: я езжу в хорошей машине, я езжу за границу, я отдыхаю на разных морях. То есть, есть много пространства, куда можно ехать, двигаться, и так далее. А дальше уже встают твои личные проблемы: насколько ты можешь себя реализовать? И для меня это намного важнее сейчас всевозможных политических движений.

Дмитрий Волчек: Когда ты смотришь на этих людей, которые как бы осуществляют вот этот ремейк конца 80-х, тебе жалко их, тебе кажется странным, что они занимаются этим в обществе, которое, в общем, отвечает тем представлениям нашим о мечте?

Евгения Дебрянская: Мне их не жалко, я на них вообще никак не смотрю, в поле моих интересов их нет. Да, вот они выходят на улицы, они протестуют… Но я уже не выхожу на улицу, я еду куда-то на Индийский океан.

Дмитрий Волчек: Партийная программа, принятая на первом съезде Демократического союза, выполнена почти полностью, выполнена с опережением, но со странными перекосами: проще оказалось распустить весь Советский Союз (об этом в 88-м году и не помышляли), а вот создать профессиональную армию не получилось и через 20 лет. Власти СССР, а затем и России не отдавали должное авторам программы Демсоюза и не признавали их статуса политиков, и, тем не менее, выполняли их требования, шаг за шагом демонтируя систему. В своих мемуарах «Над пропастью во лжи» Валерия Новодворская вспоминает, как рождалась первая программа ДС

Диктор: «О том, что нашей целью является изменение общественного строя, было написано несколько раз (для слабоумных) открытым текстом. В области политической мы с Лукашевым закрепили парламентаризм, многопартийность, закопали все Советские Конституции, я попыталась еще повыкидывать все Советы, но их, увы, тогда еще оставили. В военной сфере мы декларировали профессиональную армию и на время перехода - альтернативную службу. В области внешней политики мы расформировали Варшавский блок, сократили односторонне вооружения, порвали с Кубой, Китаем и Кореей. С СССР мы расправились, как повар с картошкой. Мне и Жене Дебрянской, как главным западникам, этого было мало, но пока пришлось этим довольствоваться. Мы отменили смертную казнь, распустили КГБ, отменили сексотство и кучу статей УК. Все на нас смотрели с плохо скрытым испугом, словно говоря: "Эх, забубенные ваши головушки! Сгинете, и никто косточек ваших не сыщет". Программа была целым подарочным набором для страны, а власти просто обязаны были нас вязать. Мы же готовы были не дожить до съезда, но не уступить ни одной буквы».

Валерия Новодворская: Из тех, кто начинал Демократический союз, из тех, кто входил в Оргкомитет, в строю пока осталась только я.

Дмитрий Волчек: Сколько было человек первоначально?

Валерия Новодворская: Вначале было 15 человек. Но активно писали программу Саша Лукашов, Юрий Скубко, Виктор Кузин, Игорь Царьков, Дмитрий Стариков, и они или бросили дело или изменили свои взгляды. И в первоначальном составе партии очень мало кто остался. Дай бог, чтобы десятка два или три человек.

Дмитрий Волчек: Первые расколы в ДС начались уже в конце 88-го года, но тогда, в мае было не до внутренних разногласий. Не окажутся ли все участники съезда за решеткой? Такой вариант был вполне возможен. Валерия Новодворская воспоминает:

Диктор: «За два дня до съезда прокуратура развила бешеную деятельность и попыталась вызвать всех членов Оргкомитета. К ним никто не пошел. Мы их не видели в упор. Тогда они попытались посетить нас на дому. Их не пустили. Ко мне они явились прямо на работу, выгнали из отдела моих коллег, заперли двери и потребовали подписать некий бланк загадочного предупреждения о том, что "съезд антигосударственной партии будет иметь для организаторов непредсказуемые последствия". Устно мне объяснили, что они даже не знают, по какой статье нас будут судить; скорее всего, по 64-й (государственная измена). Я расхохоталась им в лицо и послала их додумывать этот вопрос, который, впрочем, имел интерес только для них. На отдельном листе я им написала, что несу всю ответственность и за создание партии, и за ее

программу, а на государство и его мнение, а также на весь набор карательных мер мне наплевать. "Расстреливать вас надо!" - бросил прокурор, и они удалились».

Дмитрий Волчек: Третий день съезда первой советской оппозиционной партии должен был проходить в доме, где я тогда жил – даче диссидента Сергея Григорьянца в подмосковном поселке Кратово – редакции подпольного журнала «Гласность». В начале мая я уехал в Ленинград, а, вернувшись, обнаружил, что дача разгромлена – после того, как Сергей Григорьянц пригласил членов партии, бросившей вызов КПСС, дом в Кратово взяли штурмом милиция и КГБ – все было перевернуто вверх дном, редакционные материалы конфискованы, а часть наших личных вещей просто украли.

Андрей Бабицкий, который тоже работал в редакции «Гласности» и жил на даче в Кратово, вспоминает:

Андрей Бабицкий: Помню, что, во-первых, было солнышко. И после всего этого кавардака, который устроили менты, проводившие этот обыск очень грубо, сбрасывавшие на пол всю бумагу (после их ухода на даче был настоящий погром), начались какие-то забавные приключения. В частности, когда кто-то был арестован, мы поехали в Раменскую прокуратуру и у нас с собой был щенок сенбернара – огромная собака, за которой я как раз в этот момент присматривал. И мы сидели в Раменской прокуратуре, по-моему, Григорьянца как раз задержали, мы поехали выяснять, сколько его будут держать, где держат. И несчастный щенок, во-первых, после этого стресса, когда на даче хозяйничали какие-то незнакомые хамы, а, во-вторых, после долгих часов, проведенных в прокуратуре, не выдержал и нагадил прямо там, в прокуратуре. И, в общем, мне как-то было неудобно, и я помню, что ничего лучшего я не придумал, кроме как взять половик и просто накрыть аккуратно собачьи экскременты. Потом по этому половику ходили люди, и под половиком некоторая каша образовалась, которая, по ходу дела, час мы сидим, два, это потихонечку начинает по коридору расползаться, расходиться в разные стоны, запах стоит чудовищный. Но вот у меня тогда появилось ощущение, что хоть какая-то частичная компенсация за погром имеет место быть. Вот мы со щенком обосрали Прокуратуру.

Дмитрий Волчек: Казавшиеся в 88-м году фантастикой предложения, сформулированные в первой программе ДС, очень быстро становились реальностью: открыли границы, распустили КПСС, рухнули СССР и Варшавский блок… Партия Валерии Новодворской, которая впервые заявила о возможности и необходимости всех этих перемен, ничего не выиграла от этих перемен

Валерия Новодворская: Почему Демократический союз, который был достаточно большой, после 91-го года стал такой маленький, а после 93-го - еще меньше? Потому что люди отчаялись, у них опустились руки, они увидели, что народу не нужна свобода, и что народ наш капитализм в упор не видит, и что это можно делать только силой, чего даже Ельцин не смог. Силой нельзя заставить жить при демократии. Вот этого мы, конечно, не ожидали. Мы не ожидали, что в КПРФ вообще кто-нибудь вступит после того, как людей перестанут заставлять, и что КПРФ будет гораздо многочисленней демократических партий. Мы не ожидали, что народ будет требовать социалку в такой форме, как он потребовал в 93-м году. Многого мы не ожидали. Демократический союз победил, но, как всякая победа, эта победа оказалась пирровой. Если горстка людей, опередивших свою эпоху, пытается тащить эпоху за собой, а у нас, наверное, в России, идет не 21-й век, а все еще то ли 17-й, то ли 18-й, судя по отношению к Путину. Мы вообще не ожидали, что люди способны на такие вещи добровольно. Мы-то думали, что КПСС - это насилие, это принуждение. КГБ и КПСС людей принуждают. Как только их перестанут принуждать, они немедленно бросят все эти коммунистические цацки, немедленно встанут с колен счастливые и свободные, будут строить здесь свою Америку, свою Голландию, свою Великобританию. Им просто не дают, а они хотят. А потом выяснилось, что они этого не хотят, и что власть - производная от народа, и что этот народ совершенно свободно после Ельцина способен избрать Путина.

Дмитрий Волчек: В день юбилея Демократического Союза на партийном сайте появилось воззвание «20 лет Свободы», подписанное Валерией Новодворской